Золушка

Оркестр играет тихую прекрасную мелодию, отбивающуюся от светлых стен с лепниной и светло-голубых колонн. По залу разносится нежный аромат свежих цветов, составленных в изысканные композиции и гирлянды, привлекающие взгляд своей живостью в этих вычищенных до блеска, до тошноты идеальных интерьерах. В центре кружат изящные пары: мужчины в чёрных классических смокингах подхватывают своих утонченных дам, осторожно ведя их под музыку, сквозь которую едва можно расслышать лёгкий стук каблуков о мраморный пол. Хрустальная люстра под потолком едва покачивается, чуть слышно звеня и поблескивая на свету, льющемся из не скрытых тяжелыми портьерами окон. Кое-где снуют официанты с подносами, осторожно обходя гостей, среди которых затерялась одна юная особа, окончательно вскружившая Александру голову сегодняшним нарядом. Он стоит у столика в углу, держа бокал давно тёплого шампанского в руке и высматривая в толпе воздушную ткань голубого платья, тихо шуршащего при ходьбе. Перед глазами до сих пор стоит вид невинно улыбающейся Агаты — о черт, а она так умеет? — которая смотрит на него из-под опущенных ресниц, заставляя потерять дар речи и желать не отпускать ее ни на шаг. Но она уже сделала его, как сделала и тысячи других, и сейчас кружит в танце с Эллиа, тихо смеясь и искренне улыбаясь ему. Александр замечает это и в недовольстве крепко сжимает губы, готовый поклясться, что вовсе не так он желал наконец-то найти ее глазами. Мужчина с ней рядом осторожно проводит рукой по не скрытому тканью платья предплечью и наклоняется ближе, щекоча ее плечи своими дредами. Глаза Агаты с каждой секундой все больше раскрываются в притворном удивлении, и она щипает его за бок, кокетливо улыбаясь и стукая маленькой ручкой по плечу, явно шепча: «Нахал». Тот лишь небрежно пожимает плечами и заворачивает ее в последний пируэт, на прощание целуя руку, когда музыка сменяется на другую и девушка движется к своей компании. И к Александру. К Александру, который метает глазами молнии и отряхивает руку, облитую приторным алкоголем, быстро впитывающимся в ткань кипельно-белой перчатки. Вокруг него уже кружит официант, собирающий с пола осколки, когда Нильсен лишь настороженно и даже зло оглядывает ее с головы до ног. Он натягивает на лицо привычную маску веселья и усмехается, но его ноздри все равно угрожающе раздуваются, вынуждая Агату сложить руки на груди и задумчиво провести языком по верхней губе, приковывая его взгляд, пока в голове проносится одна-единственная мысль: «Он что, ревнует?». Мысль, которая легко читается в ее светлых глазах, из-за чего Александр нервно сводит брови к переносице и оглядывается по сторонам, замечая, как середина зала внезапно расчищается и на неё выходят всего лишь несколько пар. — О, начинается танго, — воодушевленно восклицает Ева, будто не замечая напряжение, сквозящее между ними. Но зато его отлично видит Сэм, пытающийся разрядить обстановку невинно брошенной фразой. — Жаль, что я не умею это танцевать, — начинает было он, но быстро прерывается твёрдым голосом только ещё больше раззадоренного Нильсена. — Зато я умею. Пойдём-ка, лилла каттен, удивишь меня своими способностями, — хрипло шепчет он и тянет Агату за руку дальше, пока она громко фыркает, в недовольстве кривя пухлые губы, но следуя за ним на танцпол. Звуки музыки резко взрываются над неподвижными парами, начиная возрастать, становиться громче и объемнее, завлекая всех в пучину страсти. Девушка кладёт руку на плечо самодовольного парня, который кидает на неё взгляды хитрющих глаз, и чуть сжимает его, проводя по дорогой ткани ноготками. Рука Александра ложится вдоль ее лопаток, проходясь по горячей коже прохладной тканью лайкровых перчаток, когда он делает шаг в сторону, начиная первое па. — У меня не очень подходящее платье... — отчаянно и раздраженно шепчет своему партнеру Агата, путаясь в полах своего наряда. — Интересная отговорка. Хочешь пойти назад к столикам? — в тон ей отвечает парень, заправляя выпавшую из аккуратного пучка прядь волос за ухо, прижимает крепче к себе и делает несколько шагов к ней, перехватывая её свободную руку и поглаживая большим пальцем ладонь. Девушка едва выдыхает сдавленное «нет» и выгибается, ещё сильнее прижимаясь к нему, а потом выскальзывает из его рук, подмигивая, кружась вокруг себя — кружась так, что платье разлетается над полом, будто вокруг него скоро образуется лёгкий флёр волшебных блёсток и синеватого дыма, как у чертовой Золушки, — и почти теряясь среди других танцоров, когда сзади ее перехватывают за талию и вынуждают прогнуться. Она почти достаёт макушкой до пола, и кажется, что горячая рука плавит кожу спины, жаром обжигая ее. Обжигая так же, как и взгляд глаз напротив и выдох в сантиметре от ее шеи. Дыхание Агаты срывается, она приоткрывает губы, пытаясь набрать в грудь больше воздуха, но ничего не выходит, потому что Александр касается ее ключицы под подаренным им колье губами в невесомом поцелуе, похожем на насмешку над ее состоянием, создавая раздражающий и такой желанный контраст его тепла и холода драгоценного металла. Но девушка не собирается так просто сдаваться, поэтому в предвкушении улыбается и летучим движением закидывает ногу на бедро Нильсена, заставая его врасплох и радуясь своей маленькой победе. Его стальные глаза сверкают удивлением, сменяющимся хитрыми огоньками, а на губах расцветает усмешка, когда он просто отпускает ее, заставляя сердце уйти в пятки и громко вскрикнуть, и ловит у самого пола, швыряя ее вверх, к своей груди. К груди, рубашка на которой пропитана запахом древесных ноток и какой-то свежести, заставляющими ноги ее подкоситься. Но Александр не даёт этому случиться, придвигая ее ближе и продолжая свою игру. Он трется бёдрами, и Агата охает, поддаваясь его напору, когда сердце бешено бьется о рёбра. Бежать некуда, хищник начал свою охоту, загнав жертву в угол, но и эта жертва не так проста. Она откидывает его руки, отбегает в сторону, и тогда пара кружит перед друг другом, не спуская взгляда, грациозно двигаясь по залу. Все, как заворожённые, наблюдают за этим танцем страсти, в их тандеме раскрывающейся особенно ярко. Агата манит его ближе, и он в три шага оказывается рядом, подхватывая ее за талию и шепча в самые губы: «Поцелуй меня». И девушка покорно приоткрывает рот, смотря прямо в его глаза, в которых играют блики освещающих помещение свечей. Мир вокруг будто перестаёт существовать, все замолкают, когда мужчина наклоняется ближе, жадно ловя губы, когда ее руки запутываются в его волосах, а их носы соприкасаются. Но вот она двигает головой в сторону, ускользая от него, словно мираж, разрушая всю магию момента, а он нетерпеливо рыкает, шепчет ей в шею что-то неразборчивое, вжимается в ее ягодицы, разозленный и возбужденный до предела, и шипит от гнева: — Ты непослушная маленькая кошечка... — конец его фразы утопает в громких аплодисментах, разносящихся по залу и заглушающих даже музыку. Но им и дела до этого нет, когда Александр снова тянет ее куда-то, проносясь мимо Евы, которая выставляет руку в сторону, качает головой с явным неодобрением и, почти срываясь, шепчет ему: — На балу есть определённые правила, мистер Нильсен. За неподобающее поведение вас могут больше и не пригласить. — А мне больше и не нужно, — раздраженно бросает он, не останавливаясь. Конечно, не нужно. С него хватит. Такого он больше не выдержит. Не выдержит ее в этом платье диснеевской принцессы, так возбуждающе оттеняющем кожу. Не выдержит взглядов — не его взглядов — направленных на неё, не выдержит крутящихся вокруг неё олухов, оставляющих поцелуи на ее руках. Пусть только дамы завистливо вздыхают ей вслед, а все остальное Александр оставит для себя. И он делает это, когда двери зала хлопают за спинами стремительно выбежавшей пары. Парень подхватывает свою спутницу на руки, не желая больше медлить и терпеть. Терпеть ее выходки, откровенные заигрывания и, тем более, официоз окружающих их снобов, что, он уверен, бесят ее так же. Его шаги гулко звучат в лабиринтах длинных галерей и пролетов, украшенных золотыми витиеватыми узорами, зеркалами и резными подсвечниками, эхом отбиваются от стен, когда Александр наконец припечатывает ее к стене в темном маленьком коридоре, до которого они добираются за считанные секунды, и опускает ее ноги на пол, расставляя руки с двух сторон от ее головы. Его глаза горят даже сейчас, а грудь сильно вздымается, касаясь ее. — Эй, что за?... — непонимающе шепчет Агата, а отдышавшийся мужчина прижимается губами к ее губам и, не медля, впускает язык в ее рот. Он проходится им по зубам, когда девушка кладёт руки ему на плечи и чуть отодвигает, вопросительно приподнимая бровь. — Ты доигралась, лилла каттен, — почти неслышно произносит Александр — чертов ревнивец, который вечно ее доводит, — касаясь ее подбородка и ведя пальцами по гладкой коже щеки, но не предпринимая больше никаких действий. Они оба дрожат от напряжения, от раздражающих вопросов, что снова встают между ними, и прожигают друг друга взглядами, сжимая и разжимая руки. В ее зелёных глазах, которые почти полностью закрывает расширившийся чёрный зрачок, он видит своё отражение: развязавшаяся бабочка, растрепанные волосы и помятый воротник рубашки. Александр ждет, когда она решит продолжить, облизывая свои пересохшие губы. И это действие оказывается последней каплей для пытающийся сохранить крохи самообладания Агаты, которая поддаётся соблазну, притягивает его за полы пиджака и целует, прикусывая губу. Бабочка летит на пол, как и две верхние пуговицы, оторванные с его рубашки. Она подаётся вперёд и оставляет на его шее след от яркой помады, касаясь солоноватой кожи, прикусывая кадык и сдавленно выдыхая. Парень на секунду прикрывает глаза, выпуская воздух сквозь крепко стиснутые зубы, сжимает ее талию и ведёт руки выше, дотрагиваясь до груди, вынуждая девушку разочарованно вздохнуть и возмущённо захныкать: под платьем она ничего не чувствует. Чертова вышивка. Он хитро улыбается, выдыхает ей в мягкие припухшие губы: «Не терпится?» — и разворачивает спиной к себе, вжимая в стену, одной рукой пытаясь расстегнуть застежки, покрывает ее шею поцелуями, чуть прикусывая кожу за ухом. Агата громко стонет, откидывая голову ему на плечо, вынуждая его произнести короткое: «Тш-ш-ш», — и потянуть за шелковые ленты, еле держащие верх платья. Вокруг ходят люди, сидят в прохладных коридорчиках, отдыхая от суеты в зале, а он прижимает ее к стене, жмётся к ней сам. У них тут своя суета. У них тут свой бал. И это заводит. Их в любой момент могут заметить, на кону стоит слишком многое, а в голове вертится фраза Евы: «В высшем обществе так нельзя». Но как нельзя тогда, когда Александр запускает руку под ослабленное платье, стоя тут в расстёгнутой до середины рубашке, с порочной улыбкой, и сжимает грудь, покручивая соски? Как нельзя тогда, когда он чертовски возбуждающе трется о неё сзади, проводит языком по плечу, кусает выпирающий позвонок, когда Агата вскидывает руки вверх и обхватывает его шею, тянясь к его губам? Им нет до этого дела, им все можно, и Нильсен доказывает это, когда собственнически разворачивает ее лицо к себе, мягко проводит губами по ее губам, завлекая в сумасшедший жадный поцелуй, сбивающий с ног, ускоряющий пульс до предела. Пульс, который бьется под ее пальцами, когда она прикасается к вздутой венке на его шее. Она стонет отчаянно, будто молит, а мужчина чертыхается, закатывает глаза — закатывает даже в такой момент, вот недоумок, — и шепчет: «Черт, Агата». Он любит ее стоны. Любит, но не сейчас, когда они толкают его за край, заводят до болезненных ощущений в паху, а рядом проходят люди, которые направляются сюда и останавливаются, осторожно прислушиваясь. Но благо, они поворачивают чуть раньше, заставляя его выдохнуть и шлепнуть по бедру хулиганку, что их чуть не спалила. Александр снова вжимает ее грудью в свою грудь, снимая с руки перчатку и уверенно смотря в затянутые пеленой похоти глаза напротив. Он оглаживает нежную кожу на ее подбородке и произносит: — Помолчишь для меня немного? — дожидается неуверенного кивка спутницы, что едва фокусирует на нем взгляд, и проводит большим пальцем по ее губе, чуть оттягивая, молча прося открыть рот. И Агата послушно это делает, зажимая зубами своеобразный кляп, заламывая дрожащие пальцы, когда ткань платья неприятно трется о ее чувствительные соски, а на языке появляется лёгкий вкус не очень любимого ей шампанского. Ткань полностью пропитана им, пролитым всего-то пятнадцать минут назад, заставляя ее поморщиться, но все это уходит на второй план, когда мужчина в своей привычной манере улыбается ей и опускается ниже, оставляет яркий засос на ключице, усыпанной блестками с платья, дует на влажную кожу и тянет вышитый цветами лиф вниз, сразу же обхватывая губами сосок, чуть прикусывая и обводя языком. Прохладный воздух холодит разгоряченную кожу, посылая толпы мурашек по ее спине, пока она запускает руку в короткие волосы Александра, пропуская их сквозь пальцы. Ее глаза широко распахнуты, и она едва слышно мычит, мычит сквозь зажатую ткань, неприятно касающуюся зубов, пока мужчина последний раз сжимает ее грудь, движется дальше, поднимая легкую вуаль ее платья, опускающуюся к ногам лёгким облаком, проводя руками вверх по ее бёдрам и касаясь ее трусиков. — Хлопковые, — едва не мурчит он, тихо посмеиваясь, — Молодец, кошечка, — и нежно проводит по кромке белья, едва касаясь и дразня ее, вцепляющуюся в ткань его штанов и пытающуюся расстегнуть ремень. — Александр... — угрожающе глухо рычит она, но некоторые звуки теряются, так что он едва разбирает сказанное, усмехаясь, и клацает зубами около ее носа, а потом разрывает на ней белье и наконец помогает расстегнуть ремень на его брюках. — Не торопись, лилла каттен, от нас уже ничего не убежит, — он запускает руку ей в волосы, расплетает туго затянутый пучок пепельных и мягко массирует ноющую кожу головы, другой снимая боксеры и вынимая из кармана упавших брюк презерватив. Невыносимо долго шуршит упаковкой, пока Агата утыкается носом в его плечо, подхватывает ее на руки, заставляя снова обвить бёдра ногами, спрашивает: «Готова?» — и, добившись ответного кивка, за которым следует лёгкий пинок, осторожно входит. Входит и шипит сквозь зубы, прижимается лбом к ее горячей груди, тогда как девушка ногтями вцепляется ему в плечи, тихо мыча, а перед глазами мелькают цветные пятна. Он даёт ей привыкнуть и начинает двигаться осторожно, но, не в силах терпеть — они оба не в силах терпеть, — подгоняемый Агатой, ускоряется, а по коридору разносятся шлепки кожи о кожу и их заглушаемые стоны. Это невероятно возбуждающе брать ее тут, такую раздражающую и сексуальную, боевую и покорную, хитрую и наивную. Эти противоречия в Агате сводят его с ума. И он не может противостоять своему влечению, проводя носом по ключицам, вдыхая лёгкий аромат сандала, зализывая укусы, упираясь ей макушкой в подбородок, заставляя приподнять голову, чтобы пройтись по шее, прикусить кожу на ней, когда девушка вздрагивает, и очертить языком нижнюю челюсть. Александр быстро вбивается в неё, вырывая из груди хриплые рваные выдохи, приглушённые белой перчаткой, сжимая рукой ее бедро, после чего точно останутся синяки. Но сейчас ее это мало волнует. Она давит ему на поясницу пятками, больно впиваясь даже в скрытую хлопковой тканью кожу стразами на туфлях. Маленькие капельки спускающихся с колье камней звонко звучат при каждом его движении, голая спина девушки трется о шероховатую стену, а волосы спутываются под его пальцами. Он опускает руку ниже, сжимает ее шею, заставляя задрать голову, чувствует, как она сглатывает, и будоражаще выстанывает по слогам ее имя. Они на пике, они так долго терпели — кажется, целую вечность, — терпели сквозь шутки, раздражение, едва сдерживаемую злость, и сейчас смотрят друг другу в глаза, вылавливая каждую эмоцию, каждый оттенок и полутон их взаимной неприязни, борьбы характеров, переходящих в сумасшедшее влечение, сбивающее с ног. Они не могут объяснить себе свои чувства, но сейчас это и не важно. Не важно, когда из зала даже сюда доносится легкая музыка, когда по ее спине струится пот, когда сетка на платье до зуда трёт его кожу, но Александр не может отпустить ее — эту сладкоголосую занозу в заднице, — потому что без неё никак. Потому что Агата так смотрит на него, кончая, прикрывает глаза, хмуря свои идеальные брови. И он улетает следом, совершая последние толчки и ослабляя хватку на ее шее. Они ещё ближе жмутся друг к другу, пытаются отдышаться, но через пару секунд Нильсен аккуратно опускает ее, придерживая и давая прийти в себя. Лишь когда ее колени хотя бы чуть-чуть перестают дрожать, она открывает глаза и, не отрывая взгляд от него, вынимает перчатку изо рта, в который раз проводя языком по губам и стирая ей, вконец испорченной, растекшуюся по лицу помаду. Александр жадно следит за ней и стягивает вторую с руки, помогая убрать остатки, одновременно оправляя рукава и лацканы своего пиджака, ища глазами упавшие запонки. Агата расчесывает пальцами растрёпанный волосы, туго завязывает ему бабочку, пытаясь скрыть отсутствие двух пуговиц и натягивает платье вверх, поворачиваясь к нему спиной. Поворачиваясь к нему спиной, ожидая, когда Нильсен осторожно завяжет атласные ленты. И он ведет пальцами вверх по спине, огибая каждый позвонок и туго затягивая, в очередной раз выбивая из ее груди воздух. Агата смотрит на то, как он заправляет свою рубашку и застегивает ремень, наклоняется вниз и поправляет ботинки, когда вдруг понимает, что чего-то не хватает. По ногам под юбками поправляемого платья пробегает лёгкий ветерок, а ее глаза раскрываются в испуге. Она наблюдает за медленно распрямляющимся Александром, в удивлении раскрывая рот и шепча: «О нет». — Ну что, Золушка, кажется, сегодня вы потеряли не туфельку, — он поднимает ее безнадежно испорченное белье и игриво улыбается, получая удар в плечо.