Бесишь

Под трек: Planetarium Records — BLIND Мадара внимательно следил исподлобья за действиями омеги и грыз кончик собственной пряди. Как же он бесит. То ли своими точеными чертами лица, то ли выражением вселенской скорби на этом бледном лице, то ли заметными носогубными складками, то ли длинными черными волосами, собранными в низкий хвост, а, может, вообще всем в совокупности. Но особенно раздражало, что этот тихий омега был однофамильцем с Учихой и скрывал ауру, не давая прочувствовать свой наверняка гнилой запашок. Мужчина перестал жевать жесткие волосы и, в психе откинувшись на спинку кресла, вцепился в твердые подлокотники. И чего этот заморыш Итачи Учиха приводит его в такое неистовство? Ничего же особенного, ну вот вообще ничего! Многие убеждены, что имя «Мадара» эквивалентно месту на вершине пищевой цепи. Роскошный пробивной мужчина, который всего добился своим трудом, умом и упорством, ныне возглавляющий редакцию одного из самых продаваемых мужских журналов в Японии — Akatsuki. Он всегда всё и всех контролировал, словно Большой Брат следил за тем, как что/кто работает, даже если сами работники этого не замечали — таким уж начальником он был. За ним неизменно оставалось последнее слово в принятии любого решения — от того, кто достоин стать новым членом Akatsuki, до выбора статей на первую полосу журнала. Пройдя длинный путь от бедного студентика, раздающего рекламные листовки на улице до бизнесмена высокого ранга, занимающегося любимым делом, Учиха знал цену деньгам и качественному труду, за который он эти деньги платил. Поэтому оказаться на полной ставке в Akatsuki означало, что ты — лучший из лучших, который будет получать достойную плату за соизмеримый ей труд. Однако, если выберешь отлынивать, искать лазейки, чтобы поменьше работать или, упаси Ками-сама, попытаешься надуть самого Босса — вылетишь пробкой тут же с волчьим билетом в зубах. Те, кто умудрился зацепиться в редакции, трудились не покладая рук и были абсолютно уверены, что вытянули в жизни счастливый билет, потому сидели на своих местах плотненько, панически боясь их потерять — настолько, что новичку почти не пробиться. Но только если это не Итачи. Он свалился на голову Учихе как редкий японский снег — с огрубевшими от физической работы изящными руками, в одежде из сэконд-хэнда, с неумело подведенными глазами, которые, однако горели мрачным огнем решимости получить место в Akatsuki, тем самым напомнив Мадаре его самого десяток лет назад. Неожиданно однофамилец, он был готов на любую работу с минимальным окладом, лишь бы трудиться именно здесь. На вопрос, почему Akatsuki, парень ответил, что это его мечта — работать в редакции известнейшего журнала Японии, и, чтобы ее исполнить, парень получил блестящее образование, которое оплачивал из своего кармана, подрабатывая то здесь, то там. Такой энтузиазм вкупе с упорством польстили мужчине; он принял омегу на испытательный срок, который тот с блеском прошел, получив рабочее место с окладом больше, чем изначально рассчитывал. Итачи оказался идеальным исполнителем, с полуслова понимающим, что от него хотят, выполняющим свои обязанности безукоризненно. Он словно старался доказать всем, и в первую очередь себе, что не зря жует свой хлеб, что может и достоин большего, чем изначально дала ему жизнь. Парень стал быстро двигаться по карьерной лестнице вверх на зависть коллективу, и чем ближе он подбирался к Боссу, тем сильнее его бесил. Прекрасно контролирующий свои эмоции, неизменно скрывающий ауру, готовый выполнить работу любой сложности, омега отчего-то кошмарно раздражал. Учихе хотелось схватить его за длинный хвост да встряхнуть хорошенько, чтобы заставить на невозмутимо грустном лице проявиться хоть одной яркой эмоции, добиться того, чтобы однофамилец распустил ауру и дал мужчине на нее взглянуть наконец. Мадара прекрасно понимал, что его желание нелогичное, иррациональное, а регулярные саморефлексии в попытках отыскать причину такого сильнейшего раздражения результатов не давали. Несмотря на это, в какой-то момент омега стал помощником Учихи, потому что Мадара умел отделять личное от рабочего, а лучше Итачи заместителя себе было не найти. И тем не менее — бесит. — Можно, Мадара-сама? — постучался в дверь, шельма. — Входи. Мужчина принял максимально расслабленную позу, внимательно прослушал доклад своей «правой руки», потирая указательным пальцем место над бровью. — Вот три стопки статей для первой полосы, — Учиха разложил на столе кипы бумаг разной высоты, — слева те, которые потенциально должны быть пущены в печать уже послезавтра, в центре те, которые будут в следующем номере, а справа — те, которые заявлены на публикацию в номерах следующего месяца. Нужно как можно быстрее их все проверить. Мадара постарался и максимально распустил свою мощную ауру, с интересом наблюдая за ровным выражением лица Итачи, которое нисколечки не дрогнуло, тем самым заставляя главу Akatsuki стремительно закипать. — Завтра сюда прибудет интервьюер из местной газеты, — продолжал таращиться в свои записи омега, не обращая внимания на побагровевшего Босса, — его время — двенадцать дня. Вам так удобно, Мадара-сама, или передвинуть? — Удобно, — еле выдохнул тот, изо всех сил борясь с желанием впечатать парня носом в стол. — Отлично, я им сообщу… На сегодня это все. У вас есть какие-то пожелания, замечания, Мадара-сама? Он впервые посмотрел Учихе в глаза, продолжая оставаться таким же бесстрастным, как и обычно, словно вокруг не витала смесь из феромонов и раздражения Мадары, которую можно было уже ножом резать. «Да что с ним не так? У него в носу респираторы* что ли?» — пребывал мужчина в недоумении, глядя на своего заместителя, застывшего в ожидании. Обычно стоило только Учихе раскрыть свою ауру полностью, как омеги, без того не дававшие проходу, так и липли к нему, будто пчелы к медоносному цветку. Уже не раз альфа слышал, что его аромат действует на омег опьяняюще, пленяя собой и временно сводя с ума — у некоторых даже течка наступала раньше после секса с Мадарой. И хотя они вместе с плотскими утехами обычно интересовали Учиху лишь в период гона, сильно уступая желанию работать и саморазвиваться, он не привык, что кто-то может не поддаваться влиянию его ауры. Точнее, впервые в жизни с этим столкнулся и внутренне растерялся. Бесит. — Когда у тебя течка? — быстро взяв себя в руки, спросил мужчина, уловив в глубоких антрацитовых глазах напротив мелькнувшее смущение. — М-м-м, через неделю. А что такое, Мадара-сама? — спросил тот слегка приглушенным голосом. Альфа с видимым удовольствием откинулся на спинку кресла, потирая внушительный перстень на правой руке. Он наконец-то нашел слабое место этого бесëнка. — Да так… Как раз на следующей неделе я планировал съездить на закрытую встречу с потенциальным спонсором, хотел и тебя взять как сопровождающего. Но теперь придется подыскивать замену, печально. На самом деле никакой встречи и в помине не существовало, просто Учихе нужен был повод для того, чтобы задать такой деликатный вопрос. Он с наслаждением понаблюдал, как на долю секунды досадно вытянулось лицо парня — каким бы Итачи не выглядел сдержанным и бесстрастным, амбиций у него хоть отбавляй, и Мадаре это прекрасно известно. — Внести встречу в список дел? — Не стоит. Оформи себе больничный и принеси на днях, чтоб я подписал, — распорядился альфа, чувствуя, как приятно тянет внизу живота от привкуса первой победы над этим тщедушным, — а сейчас иди домой. Поздно уже. Тот попрощался, и, когда дверь закрылась с той стороны, Учиха не сдержал плотоядной ухмылки. Наконец-то… Наконец-то он увидел на лице своего заместителя хоть какое-то подобие эмоций. Это раунд. Это glorious victory. «Не такой уж ты и бесчувственный, как оказалось, — размышлял с улыбкой Мадара, довольно наматывая локон на палец. — Значит, ты просто хорошо скрываешь свои чувства? Ну что ж… Я заставлю тебя раскрыться». Всю оставшуюся неделю руководитель работал как не в себя, неизменно возвращаясь к мыслям о предстоящей течке своего раздражающего зама, что раздражало еще больше. «И чего я постоянно о нем думаю? — бесился Учиха, отшвыривая очередную статью с красными пометками в стопку таких же статей, которые Итачи после отправит на доработку. — И зачем я разгружаю себе дни его течки? Что я собираюсь с этим всем делать? Откуда такая одержимость каким-то омегой?» Он настолько взвинтил себя этими непонятными мыслями и эмоциями вкупе с тем, что у него самого скоро должен был начаться гон, что даже коллектив обратил внимание на перемены в настроении своего Босса. Люди шушукались по углам, придумывая и разнося по всей редакции фантастические теории, якобы объясняющие странности начальника, начиная тем, что Мадара кого-то обрюхатил, заканчивая его предстоящей эфемерной свадьбой, которую тот тщательно скрывал. Больше всего доставалось, конечно, Итачи, как истинному виновнику резко подскочившей агрессивности Учихи — тот заставлял взмыленного омегу носиться с утра до вечера по офису в попытках выполнить все обрушившиеся на него поручения, придирался к словам, жестам, походке, даже одежде. Мадара надеялся, что он проявит еще хоть какие-то эмоции, но заместитель оставался бесстрастным, по-прежнему держа ауру свернутой, поэтому узнать, что парень чувствовал, не представлялось возможным. А подслушать сплетни в коллективе тоже не вариант — Итачи почти ни с кем не общался, поддерживая со всеми лишь деловые отношения. Плюс его недолюбливали по понятным причинам. Когда на стол лег больничный лист для подписи, мужчина возликовал — уже скоро. Только что значит «скоро» — не очень ясно, даже для самого Мадары. Молча подписав бумажку, Учиха пожелал воняющему подавителями запахов Итачи скорейшего возвращения на работу и отослал домой, а сам вызвал главного редактора, сообщил ему, что на ближайшие три дня он остается за главного и следом за замом отправился в свою шикарную квартиру, с ухмылкой отмечая, что впервые за последние несколько лет уходит с работы не последним. Словно какая-то Судьба слепо вела Мадару за руку, не оставляя и шанса на подумать — в первый день течки своего заместителя мужчина, скинув с себя неизменный строгий костюм, облачился в обтягивающую рельефный торс майку, свободные треники, удобные кроссовки, завязал длинные непослушные волосы в высокий хвост и, застегнув до самого горла накинутую поверх плеч олимпийку, скрылся в вечернем прохладном сумраке, двигаясь по направлению к дому Итачи, решив плыть на поводу у своей природы по течению. «Какого хрена я здесь делаю?» — мелькнула мысль, когда глава Akatsuki, словно шкодливый подросток, бесшумно поднимался на десятый этаж многоэтажки, в которой проживал Учиха. Умом он понимал, что если ему сейчас откроет дверь течный омега, то вряд ли сдержится — гон вот-вот начнется, со дня на день, однако это типично человеческое желание «позырить», что будет, все же взяло верх. Какой он, настоящий Итачи? Не эта вот чудовищно раздражающая маска невозмутимого робота, а обычный омега, со своими слабостями и недостатками? Еще более противный, чем есть, или же наоборот, гораздо более привлекательный? Интересно, он будет умолять Мадару трахнуть его? Это было бы весьма приятно, а мужчина бы еще поломался для куража. Однако на стук в дверь ему никто не открыл, и даже букет цветов, заслонивший физиономию Учихи от дверного глазка, не помог. Прислушавшись к едва слышным шорохам и стукам, доносящимся изнутри, он понял, что Итачи находится-таки дома. Но почему не открывает? Когда Мадара, все же устыдившись того, что приперся непонятно зачем к малознакомому человеку домой, как придурок, хотел было уже освободить подъездную площадку от своего присутствия, как щеколда по ту сторону двери сдвинулась, и на пороге материализовался бледный, осунувшийся парень с огромными наушниками, болтающимися на цыплячьей шее. — Вы из доставки? — бесцветно произнес он, пока затуманенный взгляд не сфокусировался на ошарашенном лице Босса, а смоляные глаза резко не распахнулись, выражая глубочайшее изумление. — Эм… Мадара-сама? — испуганно пролепетал омега, подозрительно покосившись на букет цветов в руках Учихи. — Чт-то вы здесь… делаете? Если бы Мадара сам знал ответ на этот вопрос, то, наверное, его бы здесь не было. И в тот момент, когда он хотел уже выпалить какую-нибудь правдоподобную ерунду — он журналист по образованию или кто? — как до носа, наконец, докатился восхитительный запах, втянув в себя который Учиха мгновенно впал в транс. Этот аромат так напомнил ему летние каникулы на даче из детства — смесь запаха парного молока, которое папа принес от соседки, и яично-лукового бабушкиного пирога прямо из печки, благоухания разнотравья, растущего прямо под окном теплого деревянного домика, и легкого ветерка, согретого ласковыми солнечными лучами. Этот запах ассоциировался с чем-то до боли родным, дорогим сердцу, уютным, своим. Этот запах ассоциировался с чистой любовью. До мужчины не сразу дошло, что этот аромат из детства принадлежит Итачи, аура которого, наконец, раскрылась в полной мере, окутывая собой все вокруг. Сфокусировав разметавшийся взгляд на часто задышавшем омеге, Мадара заметил, что зрачки того сильно расширились, словно он нюхнул амфетамин. — Мадара-сама… — колени заместителя подогнулись, и Учиха едва успел его подхватить, вздрогнув от последующих после этого слов. — Вы, оказывается, так… вкусно пахнете. Морским бризом, горячим песком и свежеприготовленными данго. Запах прямо из детства… Затащив обмякшее тело омеги в квартиру, Мадара закрыл дверь на всевозможные замки с засовами, после протащив Учиху внутрь жилища и швырнув на кровать. — Ты… — главу Akatsuki трясло от бешенства и желания. — И ты так долго скрывал от меня, что мой Истинный? Или хочешь сказать, что не знал об этом, дурында? Парень, приоткрыв ставшие томными глаза, простонал. — Знал… Я понял это в первый же день встречи с вами, но… Не хотел смешивать работу мечты с отношениями. Я хотел достичь всего сам… Поэтому скрывал ауру, пил подавители и носил респираторы, чтобы не смущаться вашим запахом. Простите. — Как же бесишь… — раздувшись от возмущения, прошипел Мадара, и набросился на омегу, подминая под себя гибкое хрупкое тело. Итачи высоко вскрикнул, когда Учиха прильнул губами к обнаженной белоснежной шее, оставив на ней багровый засос. — Как же ты меня бесишь. Теперь все встало на свои места — подсознательно Мадара чувствовал, что с этим парнем что-то не так, и от того так раздражался. А мелкий засранец все знал и… «Не хотел мешать работу и отношения… — зло думал он, скручивая тонкие руки Учихи за спиной, — я тебе покажу «не хотел», маленький изверг.» Мужчина куснул омегу в районе затылка и плеча, отмечая на коже простую, но эффектную татуировку красного цвета. «Не так-то ты и прост, бесёнок». Услышав в ответ протяжный, будоражащий кровь стон, в этот самый момент Мадара понял, что поплыл. Разум, всегда цепко держащий бразды правления в своих жестких руках, отступил на задний план, уступив место животной природе, которая полностью поглотила главу Akatsuki, заставив сорвать с Итачи тонкий домашний халатик и осыпать грубыми поцелуями крышесносно ароматное тело, такое желанное, такое податливое, такое горячее… Парень с неожиданной силой схватил Учиху за длинный хвост и притянул к себе, впившись жарким французским в губы своего Босса, прижался к его торсу, запуская тонкие пальчики под майку, оглаживая рельефное мускулистое тело, больно выкручивая кожу. Итачи так долго ждал этого знаменательного момента, так много фантазировал о том, что однажды Мадара придет к нему, прижмет к себе, возьмет без права на отказ. Пускай и гнал навязчивые мысли от себя, изо всех сил сосредотачиваясь на непростой работе, пусть и убеждал себя в том, что, возможно, когда-нибудь в будущем, сменив место работы, придет-таки к начальнику и расскажет правду о том, что они — Истинные, однако пока рисковать слишком опасно — омега так стремился работать именно в редакции Akatsuki, а потом так боялся реакции Мадары на известие о пресловутой Истинности… Наверняка у Учихи сотни таких, как Итачи, и последний понимал, что если получит со своим известием от ворот поворот, то просто этого не вынесет — за плечами уже имелся тяжкий опыт использованного и отвергнутого. Однако мечтать не вредно — и он мечтал. Мечтал о тонких губах Босса, порхающих по чувствительной коже, о его сильных и теплых руках, скользящих по бедрам, в красках представлял их первый секс, гадал, какой член у его ставшего в мечтах давно родным альфы. Особенно плохо приходилось во время течки — зверски хотелось схватить телефон и набрать Босса, как на духу вывалить на него всю правду и молить о визите. Однако Итачи Учиха не был бы Итачи Учихой, если б не умел подчинять свои хотелки холодному разуму. И он терпел, мучился, мечтал, порывался звонить и снова терпел. Последняя неделя далась омеге крайне тяжело — его любимый Мадара превратился из хладнокровной акулы бизнеса в злобного тэнгу**, который не давал парню продыху, глядел исподлобья, сердито щуря глаза, и Итачи не мог понять, чем так насолил своему начальнику. Он, конечно, и раньше чувствовал волны раздражения, направленные на себя, но списывал всё на то, что недостаточно хорошо выполнял свою работу, поэтому старался еще усерднее. Но в последние дни Учиха довел его уже до ручки — омега, приходя каждый вечер домой, рыдал в подушку от обиды и непонимания. Перед течкой он принял непростое решение — отгуляет больничный, а после подаст заявление об уходе. Терпеть такое отношение более парень не хотел и не мог. Горы подавителей, тонны салфеток, тяжелый металл на полную катушку в наушниках и доставка килограмма молочного шоколада на дом, который Итачи из-за круговерти последних дней запамятовал купить — вот то, что могло облегчить страдания в течные будни. Рука по привычке потянулась вниз, чтобы снять напряжение, но Учиха остановил ее — он не будет больше фантазировать о человеке, который своим поведением причиняет ему такую душевную боль. Лучше перетерпеть, как бы тяжело не было. Стук в дверь сквозь грохот в наушниках омега услышал не сразу. Закинув в рот еще пару таблеток подавителей на всякий случай, он поплелся в коридор, чувствуя в теле невероятную усталость — а это всего лишь первый день течки! Погруженный в свои тяжелые думы, Итачи даже не допустил мысли, что долбиться к нему может кто-то помимо доставки, а потому не сразу поверил своим глазам, увидев на пороге Босса собственной персоной в каком-то странном спортивном прикиде, придающим ему совсем мальчишеский вид. — Эм… Мадара-сама? — в руках у Учихи болтался какой-то цветочный букет. «Мне что ли? Да быть не может. Что здесь вообще творится? Может, он ошибся квартирой? Да нет, это бред. Фигня какая-то…» — омега только хотел было захлопнуть дверь от греха подальше, как вдруг, вдохнув, почувствовал, наконец, чистый аромат Мадары, не отфильтрованный респираторами. Этот запах… Навеял самое яркое воспоминание из детства — он с родителями прогуливается по побережью Тихого океана, наслаждаясь дуновением свежего морского бриза, который развевал шелковые волосы, словно расчесывая, горячим теплом мелкого песка под голыми ступнями, нежным вкусом только что приготовленных и таких любимых данго. Спокойствие, умиротворение, приятное тепло, защищенность — вот что чувствовал маленький Итачи тогда. И тоже самое почувствовал сейчас, с силой втянув в себя божественный аромат своего начальника. Как же он вкусно пах… И кажется, омега произнес это вслух, оказываясь на руках любимого человека, ибо ноги перестали держать. Мадара, почуяв его запах, сразу понял, что они Истинные, и не на шутку взбесился из-за сокрытия данного факта Учихой. Но как же он мог сказать?.. Как же? Теперь-то не было смысла притворяться — Итачи не сдерживал вскриков, чувствуя на своем теле горячие губы мужчины, ластился к нему, с трепетом и мурашками ощущая, как Мадара крепко прижимает его к себе, позволяя скользить шаловливыми пальчиками по широкой спине, защипывал кожу, желая сожрать Босса живьем. Все, как в мечтах. Только уже наяву. Мадара, стянув с себя лишнее, опустился между ног омеги, осторожно разводя их в разные стороны, едва ощутимо покрывая поцелуями внутреннюю сторону бедер. Учиха как-то сразу стушевался, смущенно отвел глаза, но тут же удивленно ойкнул, когда острый язык мужчины огладил сочащееся смазкой колечко мышц, плавно проталкиваясь внутрь. Мадара неожиданно ласково обхватил рукой член Итачи, неспеша поводив ею вверх-вниз, усмехнувшись, когда тот почти сразу со стоном кончил. Оторвавшись от влажной дырочки, Учиха, бесстыдно глядя в глаза парню, лизнул испачканную спермой ладонь, заставив щеки того вспыхнуть алым. — Вкусненько, — навалившись на своего заместителя, выдохнул Мадара ему в губы, — ты весь ужасно вкусненький, маленькая бесилка. — Почему это я беси… а-а-ах! — Не успел омега договорить, как два пальца начальника задвигались внутри него, растягивая, заставляя выгибать спину им навстречу, телом просить еще. Мужчина с усмешкой наблюдал за ёрзаньем и хныканьем своего Истинного, пока не израсходовал все запасы собственного терпения, и лишь после с наслаждением погрузил член в омегу, протяжно выдыхая от того, как растянутые горячие стеночки ануса сладостно обхватили его. Мадара, едва контролируя себя, чтобы не порвать Итачи к чертям, медленно подвигался, дав привыкнуть к размеру, лишь когда тот заскулил, умоляя трахнуть его, позволил себе более не сдерживаться. Какой этот скромняжка, оказывается, страстный — извивался под Учихой, кричал, прося еще, царапал короткими коготками спину, кусал, оставляя идеально круглые красные отметины, жадно впивался в губы, и кончал, кончал, кончал… Ненасытный, неистовый, дурманящий, крышесносный, вкусный, родной — и весь, сверху донизу, только его, Мадары. Лишь сейчас, вколачивая Итачи в матрас, мужчина понял, чего же ему не хватало все эти годы — его. Бесит. Сколько прошло уже? Несколько часов или несколько дней? Они потеряли счет времени, отгородившись от всего мира этими четырьмя тонкими стенами, уставшие, мокрые от их общего пота и спермы, покусанные, облизанные, но невероятно счастливые. Казалось порой, что они так и помрут в многострадальной постели, не желая отрываться друг от друга, но Мадара все же нашел силы перенести омегу в маленькую ванную, которая, как оказалось, вмещала в себя полностью лишь одного из них. Заткнув слив заглушкой, альфа посадил Итачи на себя, обхватив худенькое тело, чтобы парень не замерз, с наслаждением вдыхая его будоражащий аромат. — Мне кажется, это не самая лучшая идея, — хихикнул Учиха, поерзав на мужчине и тут же инициировав у него мощный стояк. — Раз ты такой умный, то поработай ротиком, бесёнок, — шутливо спихнул тот зама, откинув голову на бортик ванной. Однако омега воспринял его слова всерьез и, согнувшись, обхватил член губами, хитро сверкая антрацитовыми глазами. Мадара охнул, непроизвольно дернув бедрами; Итачи, не боясь рвотного рефлекса, в отличие от многих омег, спокойно вбирал стояк до самого основания, доставляя Боссу невероятное наслаждение. Альфа зарылся рукой в волосы парня, задав нужный темп и прикрыл глаза, растворяясь в приятных ощущениях, мельком понимая, что это лучший минет в его жизни, потому что его делает он. Омега будто на ментальном уровне чувствовал своего Истинного, ускоряясь именно тогда, когда это было необходимо, заглатывая член или лаская юрким язычком лишь головку, словно читая мысли Учихи, угадывая его желания. Достигнув пика за считанные минуты, тот едва успел дернуть Итачи за волосы вверх, чтобы не излиться ему в самую глотку. — Боже, бесёнок… — осоловело пробормотал мужчина, притягивая заместителя к себе, — ты просто прекрасен. Тот уютно устроился на груди Мадары и, чертя замысловатые линии на его влажной коже, спросил: — Почему ты называешь меня бесёнком? Учиха приоткрыл один глаз, лукаво скосившись на омегу. — Потому что ты меня бесишь. Но, — внезапно смачно чмокнул в соблазнительно распухшие губы, — нравишься однозначно сильнее.