Джастину Биберу квартира 71
смазанный отправитель легкочитаемому адресату. из квартиры напротив играет какая-то старая песня Блур, и я уже ненавижу человека, которому прислали эту огромную коробку, и мне не по себе от того, что придется стучать, потому что Алекс тоже слушал Блур, и как бы это глупо не звучало, я представляю, что в этой семьдесят первой квартире сейчас сидит Алекс, сжавшись в кресле, и кладет на язык очередную марку. но я стучу, и песня Блур резко затихает, как и биение моего сердца. дверь открывает не Алекс, а я уже обороняюсь, сжав кулаки. — я думаю, доставщик перепутал квартиры, — говорю, смотря на парня примерно своего возраста, и он долго рассматривает меня в ответ. — пропала квитанция, но… — в этой живешь? — он кусает свою щеку изнутри, указывая пальцем на мою семьдесят третью. я осторожно киваю. — не мог бы ты сделать музыку потише? — я вздыхаю. он не похож на Алекса. он кивнул, снова оглядел меня с ног до головы, затащил к себе коробку и захлопнул дверь. — однако добро пожаловать, — сказала я пустоте. а потом — череда дней, когда я пыталась найти работу, унижалась перед кассирами в Макдоналдсе, ела только растворимую лапшу, слушала Блур, играющих всё ещё очень громко. а потом — пелена слез, потому что Алекс нашел мою квартиру, его приезды, непрекращающийся стук в дверь, чуть ли не слетающую с петель, красно-синий мигающий свет от сирен полицейских и скорых, отпечатывающийся на потолке. — чувствовала когда-нибудь, что хочется исчезнуть, но исчезать было некуда? — Джастин заявился через два месяца после того, как доставщик перепутал наши квартиры. — что делаешь сегодня вечером? могли бы исчезнуть вместе. помню, что за день до этого Алекс подкараулил меня у кофейни, в которой я работала, и заставлял уехать с ним. если бы я не увидела мигающий впереди красно-синий и не попросила бы о помощи, я, возможно, была бы исчезнувшей, и Джастину не пришлось бы мне это предлагать. поэтому я расплакалась прямо перед ним в этой нелепой пижаме с улыбающимся Винни-пухом на груди, и он, приподняв брови и опустив нижнюю челюсть, вдруг крепко меня обнял. Джастин появился в моей жизни, когда я нуждалась в нем больше всего. ворвался в неё, вытащил меня из воронки жутких воспоминаний, заботился обо мне, считал мои сны и воспоминания о детстве, целовал меня в лоб, подпускал меня к себе ближе, чем кого-либо и не боялся этого. — на самом деле, если бы не ты, Вэл, меня бы уже здесь не было. задевал кончиком указательного пальца подол моего платья, рисовал на моем бедре карту пути к своему сердцу. — себя я уже перенастроил, поменял заводские настройки. мне не впервой срываться с места, я оставил позади уже девять городов. этот был бы юбилейным. но я не прощу себе, если оставлю тебя одну. я обещала, что буду аккуратна — цеплялись мизинцами, как маленькие дети, подставляли лицо ласковому закату. ещё кто-нибудь, кроме нас, его замечал? — нашла же ты меня. как же у тебя это получилось? дарил мне свои рассказы. говорил о лучшем друге, жизни на берегу океана и о своей любимой группе. улыбался, когда целовал меня. был громким. был нежным. был таким, каким его ещё никто не видел. был со мной. был рядом. был ближе. ещё ближе. а потом случилось то, что случилось. наш общий знакомый, напившись до такого состояния, что не мог держаться на ногах, так что мы с Джил пытались предотвратить его падение, пока ждали такси, сказал, что Джастин переспал со своей однокурсницей. я боялась этого два с половиной года. так всегда: ты думаешь, что это будешь не ты, но это будешь именно ты.осторожно: стекло
из-за пелены слез на моих глазах квартира становится еле различимой. я смотрю на коробки, которые мы только сегодня заклеили скотчем, хочу сорвать его, разбросать эти вещи по всей комнате. пусть они станут руинами моих сожалений, но Джастин не отпускает меня, и у меня нет сил, чтобы ему сопротивляться. Алекс, бывало, настолько измучивал меня истериками, что я отключалась от бессилия и спала около пятнадцати часов. его любимым делом было заставлять меня признавать свою вину в том, чего я не делала. и у него получалась. извинялась всегда я. — прости, — шептал Джастин, целуя мои щеки, макушку, лоб, волосы. — прости меня, я не должен был проводить с ней так много времени. я уже не слышу, что он говорит. мне так больно морально, что эта боль становится физической, и я сжимаю губы, лишь бы не выть. я царапаю спину Джастина, лишь бы он меня отпустил. и я не вижу, что происходит. я никогда не думала, что такое случится со мной. а потом это все равно случилось.супермаркет 24 часа
в тот вечер, когда Джастин предложил исчезнуть, я согласилась. — я так поняла, у тебя билет на сегодня? мы стояли, тяжело дышащие, возле какого-то маленького местного клуба, в который уж точно больше не хотели возвращаться. Джастин держал сигарету дрожащими пальцами, а над его головой светлело небо. я вытащила из копны его волос разноцветные конфетти. ночь была странной, смазанной. в какой-то момент все стало ненастоящим, нереальным, выкрученным на максимум. если бы не Джастин, я бы совсем сошла с ума. — пропала мотивация. знаешь, когда долго находишься в одном месте, когда привыкаешь к людям, деревьям этим, — он кивает на кипарисы, вытянувшиеся вдоль проспекта. — в этот момент обязательно надо срываться с места. потому что иначе остепенишься, привяжешься к той квартирке на девятом этаже, влюбишься, женишься… взглядом Джастин следит за проезжающей полицейской машиной, будящей красно-синей сиреной всю улицу. — немного не понимаю, что плохого в любви, в твоей квартире и кипарисах, — мы отходим, наконец, от клуба, потому что пьяные, уставшие и разъярённые люди то вываливаются, то вваливаются в эти двери, толкая нас и мешая нашим мыслям. — однако согласна, смена обстановки ещё никому не мешала. мы переходим дорогу: светофоры мигают противным желтым, свистит ветер между высотными домами, только просыпающимися после тяжелой веселой субботы. машин почти нет, но Джастин все равно останавливает меня перед пешеходными переходами и не пропускает вперёд. — чувствовала я как-то и любовь, и квартира мне эта стала нравиться, и даже иногда кажется, что я здесь навсегда, кажется, — мы пару раз коснулись руками, и я запинаюсь каждый раз, когда Джастин бросает на меня этот сонный взгляд. — что каждая деталь этого города — теперь моя деталь, и деваться мне никуда не хочется или просто некуда. тебя, вот, нашла, — мы пинаем один камушек, и в какой-то момент этого монолога Джастин отбегает за ним, и мои слова до него не долетают. когда он равняется со мной, мне не хочется их повторять. — на самом деле, каждый раз когда я начинаю думать о месте, в котором окажусь завтра, я все больше начинаю сомневаться. как будто если я оставлю этот город, то оставлю в нем самого себя. мы проходим мимо пьяных краснолицых парней, передающих друг другу сэндвич с вываливающейся ветчиной. от них пахнет потом и тёплым пивом, и Джастин хватает меня за плечи, отводя от них все дальше. как только мы слышим лишь эхо их смеха, он меня отпускает, и мне вдруг хочется вернуться назад, чтобы Джастин снова меня защитил, или броситься к очередному светофору, чтобы оказаться с ним ближе на пару сантиметров. — себя-то ты возьмёшь с собой, от себя ты никуда не денешься. если тебе с собой не комфортно, то нигде не приживешься, потому что дело не в кипарисах, а твоём отношении к ним, — на той стороне дороги виднеется вывеска Макдоналдса, и мы с Джастином понимаем, что хотим по чизбургеру, только взглянув друг на друга. — нашла работу, друзей, любовь, а себя не нашла. хоть убей. может, дело и правда не только в кипарисах. мы спускаемся в подземку, пахнет жженой резиной и мочой, и откуда-то до нас, сгорбившихся под тяжестью ночи, долетает песня Бритни Спирс. мы смеёмся, танцуя, и смех в подземном переходе громкий, чуткий. когда вылезли на поверхность, на улице, кажется, стало намного светлее. — я в детстве просто обожал коллекционировать вещи. собирал папины порно-журналы, складировал их под своей кроватью. жуков домой таскал в спичечных коробках, фантики от сникерсов менял с другом на фантики от марсов. банки фанты коллекционировал, жвачки с разными вкусами, мамины пустые коробочки для теней, — я поправляю на «палетки», он бездумно кивает и засматривается на огромную неоновую вывеску кинотеатра. — пропала мотивация потом? я дразнюсь, он смеется. — в этот раз не угадала. коллекционирую теперь города и людей. — не могу представить дом без тебя, — он засовывает руки в карманы толстовки, как будто прячет туда свои чувства. — однако охотно представляю тебя без этого дома. я не показываю свои эмоции, прячу их в пачку сигарет, которую он дал мне на хранение, пока завязывал свои шнурки. — чувствовала ли ты когда-нибудь, как со временем становится тяжелее отпускать людей? в детстве у меня было очень много друзей, все разные, все со своими коллекциями, и я даже не замечал, как они становятся чьими-то другими друзьями. меня это не задевало. а сейчас кажется, что каждого человека отрываешь от себя, кажется, — мы садимся за столик на улице, и голуби, хлопая крыльями, неохотно делят с нами лавочку. — что с возрастом все тяжелее найти друга. такого, который решит с тобой исчезнуть. я улыбаюсь, протягиваю ему мизинец. — на самом деле, спасибо, что согласилась на это маленькое приключение, — мы решаем двигаться к окошку для заказов. — себя одного ещё одну ночь я бы не вынес. мы диктуем: два чизбургера и большая кола безо льда. кассир, молодой парень, со вселенской тяжестью нажимает на экран. мне так стало его жалко, что захотелось все отменить и быстрее забраться в свою кровать вместе со своей саднящей совестью. — нашла, кстати, под матрасом сюрприз от бывшего жильца? он предупредил меня. надеюсь, там миллион долларов, а не использованные презервативы. я удивленно на него смотрю. мы дожидаемся заказ под четвертую песню Бритни Спирс. — я не стану тебя отговаривать, — он смотрит куда-то выше меня, на это голое небо или на кипарисы, издалека машущие нам из последних сил. — пропала мотивация, — мы снова смеёмся. с кухни Макдоналдса слышится «о-оу», и мы зависаем, пытаясь посчитать секунды до следующего звука. — в твоей жизни будет ещё тысяча Вэл, я-то все понимаю, — делаю вид, что обижаюсь. — немного ревную, конечно, но что тут ещё можно поделать? я решаюсь обнять его. это лучшее решение в пять часов утра. — однако теперь мне не хочется уезжать от слова совсем, — по стаканчику колы бегут капли воды, падают на мое цветочное кремовое платье. — чувствовала, как будто тебе чего-то не хватает? приключений, адреналина, за которым гонишься всю жизнь, лишь бы не погаснуть в панельном доме или за компьютером в офисе, — мы идём к порту, и Джастин снова выходит вперёд на светофоре, взяв меня за ладонь. — что делать? билеты на одиннадцать часов утра. — на самом деле, я ненавижу это чувство неопределённости, когда ты не можешь понять, как тебе, твоему внутреннему тебе, будет лучше. оглядываешься, ищешь, понимаешь, все-таки, что никак не будет. приходится привыкать к этому. — себя я уже перенастроил, поменял заводские настройки. мне не впервой срываться с места, я оставил позади уже девять городов. этот был бы юбилейным. но я не прощу себе, если оставлю тебя одну, — в нескольких метрах от нас горят сирены скорой у очередного бара. — нашла же ты меня. как же у тебя это получилось? мы протискиваемся через толпу, и Джастин защищает меня от толкающихся людей, желающих раздать свои советы. на сером бордюре — кровь. — я поражена, как быстро мы начали с тобой флиртовать. Джастин усмехается. город уже совсем очнулся ото сна.05:17 воскресенье
— тебе нравятся слабые и беспомощные, да? — не говори бред. — я была такой. и Фелис такая. он больше не держит меня. — что же мне сделать? меня тошнит от тебя, и мне мерзко от того, что я постоянно прокручиваю тот момент… — не было момента, Вэл! — он хватается за голову. — мы с тобой только вещи собрали, видишь? — он пинает ту коробку с надписью «осторожно». там наши фотографии. самое ценное для Джастина, коллекционирующего альбомы. — собрались переезжать, я остался в этом городе ради тебя. ты не помнишь разве? после того, как поступал со мной Алекс, я никому не доверяла. как только в моей жизни случился Джастин, фраза «я тебе доверяю» стала звучать громче, чем «я тебя люблю». два с половиной года и Блур на повторе, как гимн любви, которая так и не сбылась. — как мне доказать, что ничего между мной и Фелис не было? — принеси, блять, справку от врача! — я взмахиваю руками, снова бью эту чертову лампу. — ты пьяная, Вэл. Дэнни тоже был пьяным. я не хочу больше ничего слышать, пожалуйста. мы снова в красно-синем. два с половиной года любви, которую мы заключили в эти стены. так нельзя было поступать. у меня не было причин не доверять Дэнни, даже пьяному, потому что он был вторым человеком после Джастина, который убил Алекса в моих воспоминаниях. и у меня не было причин верить Джастину. он перестал приходить в эту квартиру, отвечать на звонки и все скорее хотел перебраться в другую часть города. я смотрю на него, стоящего ко мне спиной, прислонившемуся лбом к оконному стеклу. год назад в этой квартире мы плакали от счастья.причал 7
вода размывает рассвет. за нашими спинами горят вывески закрытых ресторанов, мы комкаем обертки от чизбургеров, сидя на высоком парапете, и говорим о качающихся старых лодках и отполированных яхтах. если подойти ближе, увидим в них отражение наших сонных лиц. — я боюсь, что это всё закончится, — мы касаемся плечами. — пропала та смелость, то ощущение бесконечной ночи, как в шестнадцать, помнишь? — в том возрасте всё казалось бесконечным. особенно деньги родителей. — не могу вспомнить, когда перестала чувствовать себя подростком. наверное, в тот момент, когда Алекс впервые ударил меня, — я запинаюсь, а чайки над морем забирают мои слова. — однако это должно было случиться. взросление, я имею в виду, — он указывает пальцем на единственного рыбака, сидящего на соседнем причале. на его куртке — синие пятна краски, на его голове — красная кепка. — чувствовала бы я такое же умиротворение. — что мешает? — на самом деле, ничего. — себя мы всегда сами останавливаем. ищем отговорки, причины, верим в приметы, стены строим. а ты возьми удочку и сядь на рассвете на восьмом причале. — нашла на свою голову психолога. он смеется. чайки забирают и его смех.люблю тебя я: забудь не
срываю стикер со стены. вспоминаю о привычке путать слова в предложениях, когда очень счастливы. — ты перестал бриться, — об этом тоже вспоминаю. — раньше ты постоянно брился ради меня. он закуривает последнюю из пачки. тоже ритуал: когда пачка пустая, он разрывает её на части. кидает бумажки на пол. я снова начинаю плакать. каждая секунда, проведенная с ним в одной комнате, становится удушьем. — хватит кричать на меня, боже, ты видишь, как выглядит твое лицо? — оборачивается, стряхивает пепел на старый линолеум. — ты можешь на себя в зеркало-то взглянуть? вся красная…слёзы эти…хватит, боже мой, ну когда ты такой стала? я его разозлила. — ну и что ты мне можешь сказать? у тебя вообще остались слова? мне больше не хочется оставаться в этой квартире, здесь пахнет этими идиотскими ароматическими свечками из икеи, и мне уже тошно от того, что вся моя одежда ими пахнет. может, наконец, перестанешь плакать? мы не могли прекратить ругаться с того момента, как я зашла в комнату. каждое слово оставляло трещины на стенах. наша любовь через эти трещины выскальзывала. — да, я помню, как мы ездили к тем водопадам и помню безлюдные пляжи, море, первый секс…ну и что…зачем ты сейчас это вспоминаешь? тебе разве легче от этого? прекрати пузыри из соплей надувать! это должно было случиться. — говоришь, я убиваю тебя? а может это твой бывший, с которым ты недавно виделась? ты можешь больше не оправдываться, тебе больше нечего скрывать. я все твои секреты проглотил уже, выплевывать не собираюсь. — разве я упрекала тебя каждый раз, когда ты не отвечал на звонки и напивался до такого состояния, что не мог ходить и звонил мне, чтобы я забрала тебя с вечеринки? весь в этом алкогольном бреду и щеки у тебя были розовые. так смешно это вспоминать и так одновременно грустно. отвечала тебе идиоту и думала, что больше никогда не смогу тебя простить. и знаешь что, — я слежу за тем, как розовеет за окном город. — правда не смогу. — я не думаю, что нам стоит это обсуждать. ради всего святого, вытри слёзы, чего ты хочешь добиться? — ты можешь забрать все эти коробки, что хочешь, даже зубную щетку, только дай мне уйти, пожалуйста, — перегородил собой входную дверь. — думаешь, что мое сердце — это погремушка? ну, давай, тряси. слышишь, пустота? ну да, мне же больше ничего не остается. можешь и сердце забрать, раз тебе так легче. только, блять, дай мне уйти! хватает меня, прижимает к себе. я ненавижу его, но ещё больше ненавижу, когда он пытается вывести меня на улыбку.автобус 17 конечная спасибо, что выбрали нас
— я не поеду никуда, — мы только наступаем на протоптанный асфальт. — пропала сотня долларов, будешь мне должна. — в таком случае, всё-таки езжай, куда хотел, — мы смеемся, идем в обнимку. — не мечтай, не отвяжешься от меня больше, — открывает подъездную своим ключом с брелком-эмблемой Челси. — однако я запомню. я злопамятный. — чувствовала я, что с тобой нельзя связываться, — на лифте до девятого. кнопка горит красным. — что ж, уже поздно. мы в одном лифте. — на самом деле, уже на одной лестничной клетке, — из огромного окна подъезда на нас льется синий свет. — себя от меня уже никуда не спрячешь. я знаю, где ты живешь. — нашла недавно, видимо, ещё один сюрприз от бывшего жильца. книжка называется «сто идиотских шуток». подпирала ножку стола. мы прощаемся в шесть утра. по приходе домой все ещё чувствовала резкую смесь запаха духов на своих волосах, пузырьки ледяной колы на языке, комок смеха, застрявший между рёбер. по возвращении домой все ещё ощущала желание остаться в том моменте если не навсегда, то хотя бы на подольше — игра с ветром в догонялки нравилась мне все больше. и если мне нужно что-то потерять, чтобы приобрести новое, пусть мне будет не больно прощаться. вспоминала наши счастливые лица в отражении темных окон — сцепляли ладони, чтобы не упасть. пусть битые колени, пусть режущие воспоминания, пусть это будет мне уроком. я — есть. он — здесь и сейчас. улыбки на красных от солнца лицах. мы — если не навсегда, то хотя бы ещё на немного. я усну только в одиннадцать.караван затерялся в солнце и пыли, никто не любит тебя, когда ты потерян, здесь я — клоун, сбрасывающий свой мир c плеч долой, я был уверен, что я сильный, но ты оказалась единственной.*
он написал это маркером на стене в тот же день, как заехал в мою квартиру. подарок для следующих жильцов. — я не изменял тебе, — твердит это третий час. — чего ты пытаешься добиться? хочешь уйти? иди. — не могу. солнце, наконец, распускает свои лучи. — Дэнни влюблен в тебя, — он лежит на полу в обрезках оберточной бумаги. — делает всё, чтобы нас поссорить. — Фелис, видимо, тоже. Джастин смеется. и я, почему-то, тоже. — ты выйдешь за меня? — нет, мы расстаемся. — когда? — прямо сейчас, — я лежу на кровати рядом с постером человека-паука. мы выдохлись. мне до его сердца теперь тысяча километров. — вернешься к Алексу? — нет, стану встречаться с Дэнни. — я… — пропала мотивация, Джастин! — в этом дело, да? — не могу я больше ждать от тебя чего-то настоящего. ты играешь. — однако, играю по правилам. — чувствовала себя полной идиоткой, когда мне Дэнни всё это говорил. — что, не понравилось? вот и я себя так чувствовал, когда видел тебя с Алексом. — на самом деле… — себя только не обманывай… — нашла я тогда сюрприз от бывшего жильца. твою фотографию и десять долларов "на удачу". ты тут раньше жил? — да. — почему переехал? — красно-синий этот постоянно мешал мне уснуть. а с тобой здесь засыпать стало легче. спокойнее. я тебе не изменял. я смотрю на него, тонущего в лучах рассвета. я пропала в нем, однако чувствовала, что, на самом деле, себя нашла. — зачем это всё сейчас было? — он всё ещё надеется услышать ответ, который я сама не знаю. — мне очень страшно. — тогда двигайся, — выдыхает он, поднимаясь с пола. — говорю же, ужасный свет. нашел нас с тобой.