Осколок Карна

*** Ламмар беззаботно рассмеялся — когти Лира рвали его горло, углубляли раны, и из них тонкими струйками текла алая кровь, пропитывала ворот дорогого красного одеяния. — Как скажешь, — он швырнул Пушка от себя, как надоевшую игрушку, сломанную куклу. И Лир — еще не пришедший в себя Лир — метнулся следом: схватить когтями. Так бросаются звери, бездумно. Еще не понимая, на кого. Бриз рванулся ему наперерез, взмахнул рукой, направляя ветер — страх придал сил. Пушок взвизгнул, тонко и отчаянно, и Бриз прижал его к себе, сжался в комок защищая своим телом. Больше всего он боялся, что не защитит. Не сможет. Лир оказался рядом, с рыком потянулся. И замер, вибрируя от напряжения, глухо зарычал. Рычание сложилось в звуки: — Нет. Ламмар подошел ближе, погладил Лира по волосам, как собаку. — Что нет, мой Король Ужаса? Бриз рискнул посмотреть на Лира. Тот дышал с присвистом, и застыл, вонзив когти в обломки камней вокруг. — Никто, — Лир щелкнул клыками, взгляд метнулся в сторону Бриза, и тут же вернулся к Ламмару. — Никто не отберет мое. Ламмар погладил его по голове снова. И невольно захотелось сбросить его руку, стереть его прикосновения, заменить своими. — Я, мой Король Ужаса, могу отобрать у тебя что угодно. Даже тебя самого. Раны на его горле затянулись, не осталось даже царапин, только кровавые следы. Лир зарычал глухо, стиснул зубы, и вдруг встряхнулся всем телом. Повернул голову к Бризу, долго молчал, сверлил взглядом. Потом спросил хрипло: — Мой сын? Бриз прижал к себе Пушка плотнее, чувствовал ладонями, как дрожит крохотное тельце. — Он… он цел. Лир, мы в п-порядке. Он позволил Пушку выглянуть, тот осторожно потянулся мордочкой в сторону Лира, но тут же отпрянул обратно. Лир протянул к нему руку, осторожно, будто тяжело больной. Потом уронил обратно. И показалось, что что-то ломается. — Он просто переволновался, — поспешно сказал Бриз. — Это с непривычки, он просто не видел тебя… Таким. Лир отвернулся от них, выпрямился, оглядываясь вокруг. — Даже жаль, — ласково, вкрадчиво сказал Ламмар. — Мне нравился твой дом. Такой скромный, крохотный, но что-то в нем было. Не был дом Лира ни скромным, ни крохотным, но должно быть, Ламмар сравнивал со своим дворцом. Или же просто хотел задеть побольнее. — Уходи, — сказал Лир. Бриз вздрогнул, показалось, будто он сказал это ему. Но даже если бы ему, он все равно бы не ушел. Просто не смог бы, потому что не хотел оставлять Лира с Ламмаром наедине. Он не боялся, что Лира убьют, он боялся, что оставит его, и больше не останется никого, кроме монстра. — О, нет, Лир, — Ламмар растянул губы в улыбке, обнажая клыки. — Нет, я не уйду без объяснений. Мне так интересно, что же случилось. Я лично накормил тебя, ты стал сильнее. Я думал, вот-вот займешься людьми. И что же я узнаю сейчас? Ты чуть не умер. Опять. Так что случилось, мой Лир? Тот помолчал, перевел взгляд на Бриза, сказал, коротко и глухо. — Я неудачно переместился. На меня что-то напало, сильно ранило. Я вернулся домой и вытянул страх из фундамента. Все. Ламмар переливчато рассмеялся: — Все? И это все? Мне полагается верить в какое-то непонятное «что-то», которое на тебя напало? И оказалось сильнее? Лир выпрямился во весь рост, как король, посмотрел на него сверху-вниз. И Бриз рядом с ними почувствовал себя совсем крохотным, незначительным. И вдруг неуловимым движением вырвал Ламмару горло, выдернул и сжал в когтях — демонстративно, картинно бросил на камни. — Тот, кто на меня напал, мертв, — ледяным тоном сказал Лир. — Это все. Теперь уходи. Ламмар преувеличенно небрежно вздохнул, будто имел дело с маленьким ребенком — с капризным и глупым. Дыра на месте горла пошла кровавыми пузырями, а потом Владыка наклонился, поднял собственное горло и повел рукой в воздухе. И снова стал таким же, как пришел. Ни капли крови, ни единого выбившегося волоска: Лир зарычал, глухо, с угрозой. Ламмар будто не услышал, оглянулся по сторонам: — Сейчас ты явно не в себе. Придется поговорить позже. Но не сомневайся, мой Лир. Мы поговорим обязательно, — он задержался взглядом на людях, которых бросил Лиру на убой, на безжизненные тела. — Я пришлю стражей, пусть избавятся от трупов. Если тебе негде жить, ты всегда можешь остановиться во дворце. Лир лязгнул челюстями в его сторону, и Ламмар со смехом отпрянул назад: — Не злись, мой монстр, я просто забочусь о тебе. Я не настаиваю, — потом он перестал улыбаться и сказал небрежно и спокойно. — Если ты не хочешь говорить мне правду, есть и другие. Я могу спросить их у Сферы Истины. И они не соврут. У Бриза перехватило дыхание, тошнота подступила к горлу при мысли — снова. Почувствовать то отвратительное, чудовищное ощущение снова, умереть на Сфере Истины, рассказав все. И еще хуже было от того, что Ламмар мог использовать ее на ком-то еще. На Калеме. Или… или на Пушке. Лир снова бросился к Ламмару, полоснул когтями наотмашь — зацепил улыбающееся лицо по диагонали, оставляя уродливые кровавые борозды. Ламмар отступил на шаг, за его спиной пространство разошлось, как края раны. Раскрылся портал — за ним была чернота, редкие точки звезд. — До встречи, Лир. Найди меня, как придешь в себя. Он шагнул в портал и исчез, но показалось, его голос еще звенел в воздухе, пах отравой. Бриз поймал себя на том, что невесомо гладит Пушка — не знал, кого в тот момент успокаивал. Его или себя. «Бриз… — тихо шепнул Пушок. — Бриз, давай уйдем. Я его боюсь». Лир вздрогнул всем телом — услышал. И Бризу вдруг стало так за него… не обидно. Безнадежно. Что Лир столько лет был один, мечтал о сыне, и вот теперь все рушилось. — Он прав, — глухо сказал Лир. Голос вибрировал от напряжения. — Вам лучше уйти. А Бриз смотрел на него и понимал, что нельзя, ни за что нельзя оставлять Лира одного сейчас. Потому что, если его бросить, в нем навсегда останется больше монстра, чем Лира. — Лир, мы не уйдем, — он не знал, как убедить его, какие слова использовать, чтобы только остаться. Снова погладил Пушка, чтобы успокоить. — Калем… Калем сказал, что нам нельзя разлучаться, что это опасно для меня… и что… Он не знал, что добавить, и отговорка про опасность казалась слабой и дурацкой. Беспомощной. Лир навис над ним, зашипел зло: — Посмотри на меня! А здесь не опасно? Я мог убить тебя, я мог убить сына. — Лир, — тихо позвал Бриз. — Прочь! — рявкнул тот, но отступил сам, и отвернулся, посмотрел на руины своего дома. И повторил глухо. — Прочь. Я не хочу тебя видеть. Он казался таким одиноким в тот момент. Худая фигура в рваной мантии, король на руинах последнего, что ему принадлежало. Бриз осторожно поднялся, баюкая притихшего Пушка в руках, нерешительно подошел к Лиру. Подумал: ты же не хочешь оставаться один. Не хочешь, чтобы мы уходили. Он потянул Лира за рукав. Тот резко обернулся, замахиваясь. И Бриз зажмурился, был готов к удару. И даже думал, что заслуживает — Лир ведь пострадал из-за него. Лир так и не ударил. Он мог рычать, мог злиться, но даже такой, не в себе, все еще переполненный этим звериным голодом, готовностью кинуться и рвать клыками — не тронул. Только выдернул свой рукав из пальцев Бриза, сказал зло: — Я все делаю хуже. Я не предназначен быть с кем-то. Я всегда жил сам по себе, и так лучше. Ни к чему не привязываться, ни за что не цепляться. Стоит только начать дорожить, и оно рассыпается. Он оглядел руины своего дома, презрительно фыркнул: — Я разрушаю все сам. — Это было нужно, — тихо сказал ему Бриз. Не знал, как утешить. Столько раз видел это в фильмах, и теперь все слова поддержки, все правильные фразы казались слабыми и какими-то игрушечными. Могли утешить персонажей, потому что сценаристы сказали, что это сработает. Но в жизни, с ним и Лиром, не сработали бы никакие правильные слова. — Ты… очень сильно пострадал, Лир. Ты чуть не умер. И снова из-за меня. — Так почему ты еще рядом? — ядовито спросил Лир. Он, наверное, хотел казаться угрожающим. Он, должно быть, и был угрожающим. А Бризу казался просто раненым, измученным. — Чтобы помочь, — сказал Бриз. Лир схватил его, грубо запрокинул его голову назад, скривил губы: — Чем? Чем ты, щенок, мелкий дух воздуха, чем ты, осколок Карна, можешь мне помочь? Его взгляд был как иглы, впивался под кожу. Но кроме него, кроме этого момента и этой грубости, Бриз видел другое. Как Лир заслонил его собой. Видел то, чего Лир и сам, кажется не осознавал. Он не ударил. Даже когда мог, когда был в своем праве. Не ударил. Даже, когда ему было больно. Чем ты можешь помочь? Бриз так часто бывал бесполезным. Но в этот раз ветер из прошлого шепнул голосом Лира. «Ты пахнешь снегом». Такая мелочь, одна единственная фраза. Но Бриз уцепился за нее и за воздух, потянул на себя, потоком с гор — быстрее, быстрее, принеси мне, оберни морозным одеялом. Запах снега. Лир вдруг замер, отпустил Бриза и обессиленно уронил руку, опустился — почти рухнул на камни и посмотрел вперед. Бризу хотелось его обнять. Медленно, осторожно, он так и сделал, отпустив Пушка. Глаза у Лира блестели, он запрокинул голову, быстро заморгал и вдруг сказал: — Я любил этот дом. — Мне жаль, — Бриз обнимал его одной рукой, прижимал к себе, осколки камней впивались в колени, но было наплевать. Он сказал правду. Ему было жаль — зеленую протершуюся софу с витыми ножками, высокие окна, в одно из которых он вылетел. Синюю спальню и купальню под домом. Пушок помялся поодаль, потом нерешительно подошел к ним, запрыгнул к Бризу на колени и свернулся клубком, прижимаясь теплым боком. Напряженный, но готовый довериться снова — осторожно, опасливо. — После Карна, — сказал вдруг Лир, — я думал, что умру. От меня так мало осталось. Я совсем обессилел. Я спрятал под фундаментом дома, в его стенах страх, на случай, если снова попаду к нему. Бриз потянулся и сделал то, что часто делал Лир — то, что успокаивало самого Бриза — коснулся губами лба: — Он умер, Лир. Его больше нет и никогда не будет. Он никогда не причинит тебе вреда. Но голос внутри шептал: Есть ты, осколок Карна. И раз за разом он ранен из-за тебя. Так какая разница? Лир напрягся, отстранился — не грубо, осторожно — и встал. Посмотрел на трупы людей долгим взглядом. — Ты не виноват, — поспешно сказал Бриз. — Ты был не в себе. — Я был не в себе, — спокойно подтвердил тот. — Но убил их я. И виноват я, — он перевел на Бриза холодный взгляд. — Я не жалею. Иначе на их месте мог бы быть ты. Или мой сын. Я не понимал, что делаю, и был голоден. Бриз сглотнул, опустил глаза, признал тихо: — Мне не нравится выживать за счет других. — Да, — глухо отозвался Лир. — Мне тоже. Потом он будто встряхнулся, добавил: — В камнях еще осталось немного силы. Я поглощу ее целиком. Он припал на одно колено, воткнул когти в треснувшую каменную плиту — пальцы погрузились как в масло. Сила — оставшаяся, притаившаяся, потекла к Лиру потоком. Камни вокруг осыпались серым песком, мелким, мертвым. Его сдувал подлетевший поближе ветер. И через минуту не осталось ничего. Будто никогда и не было тут никакого дома. Бриз снова подошел, взял Лира за руку. Крепко сжал его пальцы в своих: — Хочешь, я сделаю тебе воздушный замок. Большой-большой и мягкий-мягкий. Какой захочешь. Я сотку для тебя облака, и ветер, наполню запахом снега, или шоколада. Чем захочешь. Я принесу тебе звуки. Лир повернул к нему голову, посмотрел долгим, нечитаемым взглядом. Сказал: — Ты даешь слишком много. Если не остановишься, ничего не останется. Но всякий раз, как Бриз отдавал что-то Лиру, чем-то мог ему помочь, он не чувствовал, будто теряет. Его словно становилось больше. — Лир, у меня никогда не было дома. Я не очень хорошо понимаю, как это. Но я хотел бы дать его тебе. Лир вдохнул, выдохнул протяжно, и вдруг наклонился, коснулся губами его макушки, сказал: — Не нужно. Его сила заволокла мир, обвила их всех троих, и все вокруг изменилось. Они оказались в ущелье, у входа в вырубленный прямо в скале храм — величественный и зловещий. Свистел пролетавший мимо стремительный ветер, стачивал камни. — Я не был здесь тысячу лет. Это мой прежний дом.