Проиграл

Добро всегда побеждает зло. Это такая аксиома, незыблемый закон Вселенной: как ни пытайся, злодей — увы! — ты будешь побеждён доблестным героем. Сколько бы ты ни захватывал власть, терроризировал народ, кропотливо строил планы и продумывал всё до самых незаметных мелочей, найдётся тот, кто сразит тебя — сквозь боль, слёзы и страдания. Так я и думал тогда, охваченный страхом и ненавистью, разбитый смертью самых близких людей, стоящий среди разрушительного пожара и неустойчивых конструкций, что так и грозили упасть прямо на меня; я чувствовал, что обязан стать тем избранником добра, кто искоренит, изничтожит зло, заставив его почувствовать то же, что чувствовали все невинные люди, ставшие его жертвами. А затем что-то изменилось. Меня начала поглощать жажда мести. Тогда-то роли и поменялись: добро скинуло овечью шкуру и оказалось клыкастым волком; зло вырвало из сердца паразита, освободившись от контроля и оков. Это было похоже на историю инь и ян: тьма несла в себе свет, свет нёс в себе тьму. Противостояние противоположностей — вот что было нам суждено. Несомненно, исход такого столкновения был предрешён; добро победило зло, но только тогда, когда открылись истинные сущности сторон. Я проиграл. Проиграл позорно и, главное, бессмысленно. Месть была бессмысленна. Все мои действия были бессмысленны. Каждая смерть была бессмысленна. Ничего из этого не должно было происходить; зло породило лишь большее зло — я поддался чувствам и позволил им захватить мой разум. Я не стал восстанавливать руины — я стёр их в порошок, растоптал, закопал; я сам отрезал себе все пути назад: уничтожил своё будущее, не замечал настоящее и не дал прошлому меня образумить. Я — только я — виноват в том, что меня больше во мне не было. Я лично задушил мальчишку со светлыми зелёными глазами и яркой улыбкой — обрёк его на неминуемую гибель. Я отнял у него всё: чувства, мысли, даже тело. Он больше не мог знать счастья, дружбы, любви; он никогда бы вновь не спел колыбельную матери, не вспомнил наставления отца, не поддержал бы друзей и не почувствовал бы их поддержки; теперь он никогда не увидит скромный букет цветов на отсыревших досках моста — предназначенный ему, только ему. Никогда он не окажется в шумной компании тех, кого я считал своими врагами, никогда не станет им другом, никогда не окажется счастливым вновь. Я убийца, и моя первая жертва — я сам. Мне жаль, что я осознал всё только тогда. Тогда, когда промокший насквозь костюм всё сильнее тянул меня на дно, когда лёгкие заполняла солёная морская вода, когда я смотрел мутным взглядом, как красиво преломляются лучи солнца… «Просто знай, что мы давно упокоились с миром…» — разве мог я когда-нибудь подумать, что слова способны исцелять? К сожалению, исцелили они только мою искорёженную шрамами душу; моё тело же… В тот момент я узнал, какого это — пропадать. Ты словно бы становишься легче, как пух маленькой птички, кажется, ещё немного — и взлетишь; но я всё ещё шёл ко дну, и мне оставалось только наблюдать, как течение уносит моего врага — врага ли? — всё дальше. Я вдруг поймал себя на мысли, что волнуюсь за него — как он выживет в море? Прибьёт ли его к берегу? Сильно ли он пострадал? Я не понимал, почему я так думаю; разве не мне ли было всё равно на жертвы моих подчинённых и бывших друзей, разве не я добивался мести любой — любой! — ценой? Разве я не мечтал о смерти этого парня, чья жизнь теперь зависела от своенравных волн? Что изменилось?.. Я не успел тогда понять. Глаза сами собой закрылись; я перестал чувствовать своё тело вовсе — не было ни боли, ни холода, ни мыслей. Была пустота. Спокойствие, умиротворение — то, чего я не ощущал столько лет… Мне вдруг показалось, что всё встало на свои места: добро победило зло, как когда-то мечтал тот самый мальчик, смерть которого и стала началом моего пути. И я осознал: он не мёртв. Он жив. Внутри меня. В самые последние секунды, перед тем, как упасть в бесконечную, сладко зовущую к себе тьму, я искупил свою самую первую ошибку. Прости меня, Джеральди. Прости меня, я.