Соната для скрипки и фортепиано

Никто не предупреждал Ваню, что после всего пережитого вернуться к игре на скрипке окажется так сложно. И осуждать её за это было бы чистой глупостью: последний раз, когда она играла на скрипке она уничтожила мир. И сейчас мозоли на пальцах и так привычно ложащийся в руку смычок напоминали только об этом. Как она на год лишила Эллисон голоса. Как она едва не убила их всех. Это было очевидно, и это понимали все. Но только Пятый понимал, чего Ваня лишилась на самом деле. Реджинальд Харгривз дал ей скрипку, чтобы у неё было «своё» занятие. Что-то, что из семьи умела только она. Что-то, что принадлежало бы только ей. И когда в том страшном будущем, в котором он провел сорок пять лет, он думал о Ване, он не думал о её книге, не думал о том, что она была обычной. Он вспоминал, как она играла на скрипке, а он всегда останавливался, проходя мимо её комнаты. От того, как она играла, по коже бежали мурашки. Она сублимировала через скрипку, направляла всю свою тоску и боль в музыку, и каждая нота разбивала ему сердце. Даже тогда. Но сейчас она играть не могла. В их жизни творилось столько всего, она прошла через многое, но не могла это выразить. Всегда замкнутая, всегда сдержанная. Ваня Харгривз потеряла инструмент для выражения истинных эмоций. И это было невозможно терпеть. Поэтому однажды в полдень он припарковался у её дома, и появился в её гостиной, спрятав руки в карманы и с улыбкой от уха до уха. Ваня испугалась — как и всегда, — но не размазала его по стене звуковой волной. Даже не попыталась. Удивительный самоконтроль. — Привет, Ваня. Не возражаешь, если я приглашу тебя провести немного времени с братом? Ваня неловко переступила с ноги на ногу, а потом пожала плечами: — Конечно, почему… почему нет. — Отлично, — Пятый развернулся на пятках, схватил ванину скрипку, а потом пошёл на выход. Ваня могла угнаться за ним и так. — Подожди, — Ваня успела накинуть пальто и теперь спешила за ним по ступенькам. — А скрипка моя тебе зачем? — Всему своё время, Ваня, — Пятый и в машину забрался первым. Положил скрипку на заднее сиденье, дождался, пока Ваня сядет на место, и тронулся с места.

* * *

Каждый из братьев и сестер думал, что знает Академию Амбрелла как свои пять пальцев. Но по отдельности они знали не все её секреты. То, что знал один не знал другой. Как будто бы дом подстраивался под них. Этакая комната с красной дверью, которая может быть чем угодно, только расположена в разных местах и на самом деле никогда не меняется. Пятый нашёл музыкальную комнату Реджинальда Харгривза ещё в своей юности — настоящей юности, но никогда ей не интересовался. Всегда были другие дела: тренировки, языки и куча других дисциплин. И это не говоря уже о патрулях. Не интересовался он её судьбой и в Апокалипсис. Было как-то не до игры на арфе, да и едва ли он был в состоянии что-то сыграть. Зато сейчас эта комната была очень даже кстати. Он так и не отдал Ване скрипку, и повел её по коридорам к музыкальной комнате. — Пятый, мне всё-таки нужны объяснения. Как ты помнишь, мои силы не про чтение мыслей. — Никто из нас не умеет читать мысли, — Пятый даже на неё не обернулся. Открыл дверь, поморщился от запаха пыли, и включил свет. Ваня вошла следом и застыла прямо в проходе. Развела руками: — И зачем я тут? Хочешь, чтобы я оставила скрипку тут, или… — Нет, — Пятый покачал головой. Сейчас ему не хотелось ни давить, ни задевать. — Но я достаточно старый, чтобы понимать, что с тобой происходит, и достаточно отчаянный, чтобы попробовать это решить. Он протянул ей скрипку. — Пятый, я не могу. — Можешь. Потому что будешь играть не одна, — он сунул ей скрипку в руки насильно, а потом указал на фортепиано в углу. — Хочу предложить тебе сыграть дуэтом. Ваня посмотрела на скрипку, на фортепиано, потом на Пятого. Прикрыла глаза, открыла и дернула головой: — Ты… ты же не играл никогда. Ты же не в Апокалипсисе учился… — Нет, конечно. Но однажды мне пришлось освоить игру на фортепиано, когда я работал в комиссии. Нужно было подменить Сальери, потому что он зассал травить своего друга Моцарта. Ну, ты знаешь… — он повел головой, как бы намекая, что всё это не важно. — Так что? Сыграешь со мной? Долорес нравилось, как я играю. А я ещё не всё забыл. — И… И что ты хочешь сыграть? — Ваня отложила скрипку, чтобы снять пальто. — Сонату F-A-E. Подойдет? Ты знаешь ноты? — Знаю. — Тогда решено. Пятый направился к фортепиано, открыл крышку и сел на треногу. Покрутился немного, повернул рычажок и настроил высоту под себя. Он снова даже не смотрел на Ваню. В этот раз чтобы не мешать ей собраться с силами. — Пятый? — Мхм? — Что, если я снова начну уничтожать всё на своем пути? Просто потому что мы… играем. — Мне придётся вырубить тебя ударом папиных гуслей по голове, а потом ты будешь долго и нудно учиться, как управлять своей силой с помощью скрипки. А что? Ваня не ответила. Пятый скосил на неё взгляд и заметил, что она улыбается. Едва заметно, краешками губ. Она всегда так улыбалась. И ему казалось, что это очень трогательно, и немного страшно. Даже радоваться она себе не позволяла в полную силу. — Ну, ты готова? — Почти, — Ваня сделала глубокий вдох и подняла скрипку, устроив её между плечом и подбородком. Пятый поднял руки над клавишами: — Раз, два, три, начинаем…