И Солнце больше не взойдет

Я смотрел, как они кидают землю на мой гроб. Бернардо подошёл и выкинул первую горсть — я сидел на ветке и не мог видеть выражение его лица; Иван последовал за ним, и, вау, сегодня он надел на редкость хороший костюм. Затем нанятые рабочие лопатой за лопатой заполняют яму. Это был интересный опыт, поэтому всё утро я с удовольствием сидел на буковой ветке, с которой мне открывался прекрасный вид, и плакал, когда представитель Бернардо выступал с речью. Слёзы скользнули по моей щеке и попали на кончик языка. Горько. Я думаю, что это действительно слёзы, хотя я мертв и не должен плакать. Они дают мне иллюзию того, что я жив. Я быстро опустил голову и смахнул их. От рукава моего пиджака пахнет смертью. Подняв голову, я взглянул на Джулио — он сидел на соседней ветке, с которой мог видеть только тёмные спины в траурной одежде. Он сложил руки и послушно положил их на колени. Когда наши глаза встретились, он улыбнулся мне. Эй, он действительно красивый. Я не очень хорош в комплиментах мужчинам, но когда я только познакомился с Джулио, у меня всегда была иллюзия картины маслом. Он спокойно слушал, как Лукино и Иван ссорились друг с другом, похожий на знаменитую картину «Рождение Венеры» (спасибо маме, что привила мне эти проклятые художественные знания). Я не говорю, что представлял себе Джулио обнажённым и стоящим в раковине, я имею ввиду, что, когда он прикрывает глаза, красота, которая могла родиться только под кистью Боттичелли, окутывает его лицо. Тем не менее, я знаю, что эти изящные руки, которые могли бы заставить бесчисленное количество девушек кричать от восторга, лучше подходят для убийства, чем для игры на музыкальных инструментах. Он был самым острым лезвием CR-5, проливая кровь каждого врага, который угрожал интересам семьи. Я улыбнулся ему и вновь опустил взгляд на свою могилу. Теперь он ничего не мог сделать. В конце концов, даже такой сильный человек, как Джулио, не может противостоять смерти.

***

Бернардо не смог выбрать погожий денёк. Я заметил, как он спешил с зонтиком и понял, что идёт дождь. И тогда меня осенило: я ведь сидел под ним с самого утра. Это заставило меня почувствовать облегчение — я был уже мертв, а значит, могу больше не бояться смерти. Даже если бы я мог воззвать к своей удаче, оживление покойного — это слишком. Было бы ужасно, если бы я действительно воскрес. Я поменял руку, удерживающую подбородок. Похоже, Бернардо не собирался возвращаться — он что-то сказал своим людям, а затем они ушли с зонтиком для Ивана. До того как я... эм... умер, Иван был занят до такой степени, что даже если я захочу встретиться с ним как капо, я должен посмотреть, сможет ли он найти время — линия фронта борьбы с бандами, связь с бывшими кадрами, усмирение людей на территории, поддержание нормального функционирования магазинов — все это было напряженным и тяжелым делом, и то, как ирландский полукровка Иван справлялся с сомнениями старых советников и выдерживал их скептические голоса, — я действительно восхищаюсь им. Если бы я сказал это Ивану, его лицо действительно сильно покраснело бы. Думая о том, что Иван был бы одновременно торжествующим и беспомощным после похвалы, я не мог не рассмеяться. Фигура Ивана, спрятанная под зонтом, поспешно исчезла. Бернардо стоял один под дождем. Я посмотрел на него, и он посмотрел на ”меня”… Того, кто лежит под землей. Может, он и хотел что-то сказать, но в конце концов просто молча стоял перед моей могилой. Тяжелые дождевые капли заливали его роскошный костюм — похоже, этот комплект он заказал у портного Лукино. Я узнал запонки, изготовленные специально под его старомодные манжеты. Казалось, он пропитан траурными слезами. Я наблюдал за Бернардо, медленно покидающим кладбище. Он весь промок и шел под дождем, будто пытаясь бороться с водной стихией. Но я ничего не мог сделать и только смотрел, как он шаг за шагом исчезает из поля моего зрения. Я не думал идти за ним — мертвые не должны связываться с живыми людьми. У них должна быть своя жизнь. В тот момент, когда пуля поцеловала мою голову, Джанкарло сказал non escludo всем, кто был вокруг. Ну, может быть, не всем. Я ”прыгаю” с буковой ветки. На самом деле это было больше похоже на полет, воздух держал меня, как руки матери, возникшие в памяти. Но у меня не было никакого опыта в смерти, и я не знал, как описать эти ощущения. Я стоял перед своим надгробием. Мне нравится этот камень. Они написали: ”Поклонникам счастливчика Джанкарло Бурбона дель Монте: сигарета в обмен на рукопожатие. Но сначала вы должны помочь вытащить его.” В какой-то момент Джулио появился позади меня. Вместе со мной он молча восхищался этим шедевром неизвестного автора. Я, Джулио и Лукино были похоронены вместе. Кажется, на то была воля этих двоих, но теперь это невозможно узнать. На надгробии Джулио есть только одна фраза. Несколько слов переплетаются с простым узором из каскада каменных роз и скрещенных лезвий. ”Его солнце никогда не взойдет снова.” Я нахмурился — это не похоже на стиль Бернардо, Ивана или любого другого человека, которого я знаю. Джулио заметил мой взгляд, и, казалось, колебался, объясняя это кротким и осторожным тоном, похожим на маленького оленя в лесу: — Это… я написал это сам. Кто вообще пишет последние слова о себе в двадцать лет? Меня охватила странная грусть, прежде чем я смог что-либо ответить. Что я могу сказать? Мы оба мертвы. Все упреки и наставления, которые имели смысл при жизни, теперь просто смешны. В конце концов, я заговорил хриплым голосом, будто мое горло оказалось забито колючим песком. — Джулио, ты… Я закрыл глаза и выдавил из себя смешок. — Я не ожидал, что ты настолько грамотен, даже Бернардо не смог бы написать такое предложение. Джулио снова улыбнулся, и мне стало трудно сопротивляться ему. — Нет… вы мне льстите, синьор Джан. — Но, Джулио, это не то, что нужно писать при жизни. Я имею в виду, посмотри на себя, ты же такой красивый, не лучше ли писать любовные письма или что-то подобное? Сколько малышек было бы очаровано тобой! — Это и есть… любовное послание, синьор Джан. Мое сердце тревожно отозвалось. Улыбка Джулио теперь выглядела немного странно. — Я хочу сказать, нужно быть более позитивным... как бы это объяснить, — почесал я затылок. — Короче говоря, у нас есть только одна жизнь... Не существует магии воскрешения. Мы не в сказочном мире. Лучше встать и наслаждаться жизнью, чем вздыхать понапрасну. По крайней мере, я так думаю. Я попытался подобрать красивые слова, но в конце концов смог выдавить только такое ​​невзрачное поучение. Полный старинный комплект Шекспира, который Лукино купил, чтобы заполнить мою книжную полку, насмехался и презирал меня из глубин моей памяти. Эй, интересно, будет ли следующий человек, который унаследует этот офис, использовать его, чтобы подпирать ножку стола. Но Джулио выглядел так, будто слушал святую проповедь. Он кивнул и мягко сказал: — Я понимаю. — Если вы дадите мне еще один шанс, я уверен, что… То что? Он несколько раз шевельнул губами, и окончание фразы растворилось в шуме дождя. Я поспешил продолжить поднятую тему: — Но я не ожидал, что ты выгравируешь любовное послание на надгробии. Даже у Джулио есть такая романтическая сторона. Он застенчиво улыбнулся:  — Потому что… этот человек был для меня особенным и самым важным существом. Я живу ради этого человека. Я понимаю, что следующий, казалось бы, логичный вопрос прозвучит глупо, но, похоже, смерть может отнять мое тело, но не мое любопытство. — Никогда не слышал, чтобы ты рассказывал об этом! У Джулио действительно есть возлюбленная! — эти слова вырываются прежде, чем я успеваю подумать. Джулио замолчал. Он опустил глаза и сжал губы. Дождь лил между нами. Наконец он заговорил. — Это вы. Тот, кем я восхищаюсь больше всего на свете, самый важный человек — это вы, Джанкарло Бурбон дель Монте. Вы моё солнце. — Я… мертв. Что будет дальше, пока неизвестно, и говорить с синьором Джаном так, как сейчас, — это просто чудо. — Я должен сказать вам об этом… мой смысл жизни — это… синьор Джан. Пожалуйста, не бойтесь… даже если вы возненавидите меня... мне уже нечего терять. Кажется, он плачет. Я впервые видел, чтобы Джулио говорил такие длинные фразы. Он произносил слова, как будто его вот-вот вырвет и он истечет кровью, и слова скатывались с его идеально очерченных губ в грязную землю кладбища, пропитанную дождем. На мгновение я не знал, как реагировать. Джулио все еще стоял, опустив глаза, а взлохмаченные волосы на лбу скрывали выражение его лица. Хотя это не первый раз, когда он открывает мне свое сердце, это все тот же Джулио — Бешеный пес, безумный боец, хороший подчиненный и... надежный друг. Да, я думаю, что могу назвать Джулио своим другом. Мы подружились, когда вместе ехали на красной Alfa Romeo по дороге к свободе. — Но мы оба мертвы, Джулио, — жёстко сказал я. Он замер. Очевидно, моя реакция была неожиданной для него. — Всё в порядке… я буду продолжать любить вас. Это не имеет большого значения. В его глазах не было слёз, но безмолвное горе и огромная решительность отпечатались на его красивом лице. Я почти хотел сделать шаг назад — как будто сильные, неописуемые чувства сожгли бы меня дотла. — Это всего лишь смерть. На мгновение бушующие эмоции, казалось, погасли из-за проливного дождя. Джулио улыбался, похожий на несчастную бродячую собаку. — Всё хорошо… вам не нужно принимать мои чувства. Если это вас беспокоит… я просто исчезну. Дождь прошёл сквозь его тело и просочился в землю. Я открыл рот, но не отступил. Да, мы оба мертвы. Сколько же лет Джулио хранил в тайне такие горячие чувства, прежде чем встретил свою смерть? Я вспомнил его взгляд, вызывавший у меня мурашки по коже — сначала я думал, что это пренебрежение, потом — презрение, уважение, признание, но я никогда не думал, что это была любовь. Осторожная, но настойчивая одинокая любовь. Я принял решение. Джулио, похоже, собирается убежать. Он дрожал, его пальцы неосознанно дёргались, и я узнал это движение — так он играл с ножом-бабочкой, который больше не мог держать. — Я Джанкарло Бурбон дель Монте, сын папы Алессандро, ребёнок из аббатства Святой Риты, гангстер и Счастливая собака CR-5. Я развёл руки и спокойно посмотрел на растерянного Джулио. — Особых предпочтений нет. Ах, но если выбирать, то мое хобби, наверное, побег из тюрьмы..? Любимая еда — сладости! Я улыбнулся Джулио: — Твоя очередь. — Я… Я Джулио ди Бондоне… Мне нравится мороженое, моя специализация… скрипка и убийства… — Джулио запинается и плетёт слова, его голос дрожит, как пальцы, перебирающие струны, — Тот, кого я люблю — это синьор Джан, он нравится мне больше всех на свете. Синьор Джан — моё солнце. — Хорошо, я принимаю твои чувства, Джулио. — мягко отвечаю я. — Пусть я и знаю тебя только как капитана CR-5, как Бешеного пса… не знаю, сколько времени у нас осталось, но ты можешь поговорить со мной. Я выслушаю всё, что касается Джулио ди Бондоне, будь то хорошее или плохое, пока ты готов рассказывать об этом. — Теперь у тебя есть я, Джулио. Так что не плачь в одиночку, — я протянул ему руку. Он ошеломлённо посмотрел на меня, и я впервые увидел такого беспомощного Джулио, как будто он вдруг не понял английского. Я громко рассмеялся и сказал ему по-итальянски: — Ну же, поцелуй меня. Джулио, кажется, наконец-то вспомнил, как разговаривать — он задохнулся и едва смог произнести полное предложение: — Я… я действительно… могу..? Такие люди, как я… действительно могут быть рядом с синьором Джаном… Я подошёл и обнял его. Я смог прикоснуться к его ещё сухому костюму. Теперь он единственный человек в мире, до которого я могу дотронуться. У нас обоих нет никого, кроме друг друга. И этого достаточно. Мы обнимались и целовались перед могилами. Дождь падает на землю, где похоронены наши трупы. Солнце никогда не поднимется снова, но, по крайней мере, нам не нужно бродить в темноте.