Взгляд на две тысячи ярдов

В библиотеке, которая единственная выдержала напор несущихся на неё осколков Луны, и в которой Пятый когда-то нашел книгу Вани, были и словари разных мастей. Например, словарь современного сленга. Из него Пятый узнал слово «Пидорангст», что означало: «клише в литературе, кинематографе и на телевидении, когда бисексуальный или гомосексуальный персонаж непрерывно страдает». К его удивлению — даже тогда — на этой странице не было фотографии Клауса. Клаус был как Русалочка, которая ходит будто бы по стеклу. Кроме способности видеть мертвых людей, он обладал уникальным даром вляпываться не в неприятности, а в самые настоящие беды, из которых он если и выходил победителем, то заплатив огромную цену. Как с чемоданом. Он мог попасть в Вудсток, мог отправиться в космос с Гагариным, мог оказаться где угодно, где пережил бы счастье и ощущение триумфа. Но он попал в сраный Вьетнам и просидел там десять месяцев. Влюбился, только чтобы его избранник умер у него на руках. Клаус был катастрофой. Он об этом прекрасно знал, глушил внутреннюю боль и призраков вокруг наркотиками и алкоголем, но с посттравматическим стрессовым расстройством вещества справлялись не так хорошо, как с их братом Беном. Об этом Пятый знал не понаслышке. Сначала он спустил всё на тормозах. Было некогда. Свои чувства он спрятал поглубже в ящик и закинул на задворки сознания. От других он ждал того же. Не сюсюкался ни с кем, не пытался докопаться до корня проблемы. Но теперь, когда Апокалипсис им не грозил, и на руинах, оставленных Реджинальдом Харгривзом, нужно было заново построить доверие, у него не было выбора. Он был самым старшим из всех, видел многое и всё прекрасно понимал. Сначала, нужно помочь им справиться со своей бедой, а потом они друг к другу потянутся. Он смог починить линию времени, сможет починить и своих братьев и сестер.

* * *

Клаус переживал накатывающиеся воспоминания о Вьетнаме стоически и в одиночестве. Раньше, наверное, ему мог и Бен помочь. Но сейчас Бена не было, и Клаус остался наедине с собой и своими призраками… Во всех смыслах. В плохие дни он приходил в Академию, но ни с кем не говорил, просто запирался в комнате и… ну, переживал. Но когда это Пятого останавливало, что кто-то где-то заперся. — Ты знаешь, почему люди с ПТСР собираются в группы поддержки? — А ты знаешь, что закрытые двери существуют, чтобы никто в них не входил? — Клаус натянул на голову одеяло, но это, кажется, сделало только хуже. — Прости, я не расслышал. Я уверен, что ты знаешь, — Пятый снова перенесся, теперь появившись прямо возле кровати Клауса, и замер, приложив к уху руку. — Ты же не одну и не две группы поддержки посещал. Клаус откинул одеяло и устало — по-настоящему устало, и Пятый знал эту усталость — на него посмотрел. — Пятый, я правда не в настроении. Ты мне решил сделать одиночную интервенцию, сейчас дашь денег на лечение и сольешься? Я бы не отказался от денег, а слезливое письмо можешь придержать. — Никакой интервенции, — Пятый сощурился. — Хотя тебе бы она не помешала, — дёрнул головой. — Не важно. Я тут, потому что я знаю, что происходит. — Ничего особенного не… — Я знаю, потому что я тоже через это прохожу, Клаус. Если ты думаешь, что тебя одного разносит в клочья и тебе одному мерещатся вспышка слева, вспышка справа, то ты ошибаешься. — Да, давай и ты ещё обесценивай мои переживания. — Твои переживания, — Пятый сделал глубокий вдох, потому что разговор этот давался ему нелегко. — Самые важные, Клаус. Потому что они — твои. Но они никуда не уйдут, пока ты не поймёшь, что ты не один. — Я не пойду в группу поддержки, я сыт ими по горло. — Я об этом и не прошу, — Пятый перехватил край одеяла и потянул на себя. — Я хочу поговорить. — Будешь нотации читать? Ещё лучше. — Нет, не буду, — Пятый раздражённо поморщился. — Срань господня, да услышь ты меня, Клаус. — Я тебя очень внимательно слушаю. Но не мог бы ты вернуть мне одеяло? — Слушаешь, но не слышишь, — Пятый скинул одеяло на пол. — Тебе нужно поговорить с кем-то, кто понимает, что с тобой происходит. И это я. Клаус притих. Он смотрел на Пятого, и глаза у него были красные — то ли от наркотиков, то ли от слёз, то ли от бессонных ночей. Потом он сел, потёр глаза руками и опёрся о колени. — Вы посмотрите, кто тут папочка, — он улыбнулся. — Послушать, значит, хочешь. С какого момента? — Начни с начала. Ты очутился во Вьетнаме с чемоданом в обнимку. А что было потом? — А потом…