—
19 августа 2020 г. в 23:32
Я не знаю как объяснить это чувство, что накатывает на меня с новой силой каждый раз, когда я, не желая того, становлюсь свидетелем очередной успешной попытки красавицы Одагири прикоснуться к Аояме. Зависть? Её испытывают все фанаты Аоямы, так что это неудивительно. А что же тогда? Что заставляет меня нервно сжимать руки в кулаки, стискивать зубы и отворачиваться каждый раз, когда этот чёртов мизофоб Аояма позволяет дотронуться до себя такой милой и талантливой девушке? Почему я злюсь?
Что это за чувство такое? Оно мне определённо не нравится.
— Аояма-кун, чего застыл?! — кричу я, когда он пропускает хорошую возможность ударить мяч головой; тот пролетает мимо и попадает точно к ногам соперников.
Ответа я не дожидаюсь, но и сам всё прекрасно понимаю: он ни за что не позволит грязному мячу коснуться его головы. «Уж лучше сдохнуть», — говорит каждый раз Аояма.
— Мастер! Вперёд! — доносится до нас голос Одагири; так она называет только одного человека.
Раздражённо фыркаю и ухожу подальше от него, чтобы не наблюдать за тем, как, обычно неприветливый парень, машет девушке первогодке.
Я не понимаю: почему? Это так… Странно и… Глупо?
Даже сейчас я чувствую, как тело невольно напрягается, а злость заставляет мою кровь закипать. Раньше я так злился, когда Аояма через чур увлекался уборкой и опаздывал на тренировки; теперь я захожу за ним после уроков и веду в клуб, не спуская глаз. Из-за этого я стал проводить с ним время наедине, чего, конечно, раньше не было… Может, поэтому мне почему-то хочется, чтобы Аояма общался со мной, а не с Одагири. Хочется больше бывать в его обществе. Тогда это называется собственничество.
Нет, какое, к чёрту, собствен… Нет. Нет, нет, и ещё раз нет. Аояма — это Аояма. Мизофоб и талантливый футболист. Он никому не принадлежит (кроме нашей старшей школы Фудзима и футбольного клуба). Это глупость. Но… Но, должен признать, мне не нравится, когда он общается с Одагири, потому что он вообще ни с кем не разговаривает и не дружит.
— Мастер, Вы так потрясающе забили тот гол! — восклицает Мио, подбежав к Аояме во время тайм-аута, тем самым перейдя через линию и ступив на священное футбольное поле. Я никогда и не терпел этого и не делал исключений, и сейчас не собираюсь:
— Одагири! Уйди с поля! — кричу я с большей яростью в голосе, чем хочу; слышу раздражающие шепотки за спиной, от чего злюсь ещё больше. — Аояма-кун, не позволяй ей заходить на наше священное поле, она не из нашего клуба!
— Хорошо, я поняла, Зайзен-кун! — как всегда приветливо отвечает Мио и убегает к остальным фанатам Аоямы.
Вот же ж. Идеальная Одагири Мио иначе и не ответит, а меня теперь будут считать помешанным и слишком агрессивным мужланом.
Когда тренировочный матч и, в целом, тренировка заканчивается, и мы уходим в раздевалку — где, как всегда, идеально чисто благодаря нашему менеджеру Гото — я стараюсь игнорировать любые шутки Цукамото, Сакая и Йошиоки.
— Папочка не подарил тебе вчера новые кроссовки, мажорчик? От того ты такой агрессивный? — смеётся Цукамото.
— Мажорчик, мажорчик, — поддакивают Сакай и Йошиока.
И снова моя кровь закипает, но теперь от чрезмерной тупости моих сокомандников. Они ничего не понимают! Да, пусть я и избалованный, и отец у меня богатый, но не буду я злиться из-за такого пустяка!
Я всего лишь ревную Аояму к Одагири.
Что?.. Что я делаю? Ревную?!
Да с какой это стати я ревную! Бред! Бред и ничего другого.
Но когда я заканчиваю переодеваться, и моя голова потихоньку остывает, с дрожью по всему телу понимаю, что это самое логичное объяснение. Самое нежелательное, но имеющее место быть. Это что, получается, я влюбился в Аояму?
О, нет! Он же парень! И, порой, так меня раздражает своими выходками. Особенно эти его наглые фанатки и фанаты, что приходят на каждые матчи с другими школами и даже на обычные тренировки. Но я точно не из их числа. Они буквально боготворят Аояму, а для меня он не более чем выдающийся футболист с замашками. Да, он красавчик, но не более…
— Да не влюбился я в него! — случайно вылетает из моих уст; к моему везению, раздевалка уже пуста — все уже ушли, ведь, погрузившись в свои мысли, я слишком долго переодевался… Как мне сначала показалось.
Аояма всегда уходит последним, потому что он убирается после каждой тренировки несмотря на старания Гото. И он оказывается единственным свидетелем моего недокаминг-аута. Чувствую, как багровеет лицо, и молюсь о том, что Аояма, как всегда, промолчит и сделает вид, что ничего не видел и не слышал. Но боги решают проигнорировать мои молитвы.
— Зайзен-кун, — говорит он; я заметно вздрагиваю от строгого тона, — в последнее время ты очень странный, и это начинает сказываться на твоей игре. Сосредоточься и не отвлекайся. Мне не нравится, когда грязно играют.
Это определённо то, чего я даже не надеялся услышать. Его фраза даже смахивает на совет или на наставление, пусть и весьма своеобразное, но в его манере.
— Угу, — только и отвечаю я.
Закрываю свой шкафчик и хочу уже выйти из раздевалки, как Аояма вновь окликает меня:
— Зайзен-кун.
— Чего тебе?
«У тебя сумка расстегнута», — ожидаю услышать я, но то, что спрашивает у меня Аояма, застаёт меня врасплох:
— Тебе нравится парень?
Обычно по его голосу нельзя ничего понять, да и говорит Аояма крайне редко, поэтому я не могу уверенно сказать с издёвкой он это спросил или серьёзно интересуется.
— Тебе послышалось, — отвечаю я и тут же выхожу на улицу; жаркий летний воздух не спасает и голову не остужает.
Одновременно я испытываю и стыд, и облегчение от того, что мою случайно вырвавшуюся фразу услышал только Аояма. Стыд от того, что это вообще кто-то услышал, и, тем более, возможный предмет этой самой влюблённости; а облегчение… Мне повезло, что это услышал только Аояма, а он не из болтливых, и слухов пускать не будет. Если бы на его месте был, например, Цукамото, то уже бы вся школа говорила о моей нетрадиционной сексуальной ориентации, которую я сам и не признал. Если мне в какой-то степени симпатизирует Аояма, то это ещё ничего не значит. Я ни к кому из парней таких странных чувств никогда не испытывал.
Ах, и да, Аояме нравится Одагири Мио, и это точно взаимно. Она ведь единственная, кто может прикасаться к Аояме.
Водитель приезжает за мной точно в назначенное (и привычное) время; уже направляюсь к машине, когда меня вновь окликает знакомый безэмоциональный голос:
— Зайзен-кун, — зовёт Аояма; на нём уже его привычное «обмундирование», которое он надевает во время уборки: маска скрывает половину лица, чёрные волосы убраны за косынку, а белая рубашка надёжно спрятана за длинным фартуком.
Он машет, показывая мне, что я должен к нему подойти — ещё одно непривычное действие для Аоямы. Его голубые глаза пристально следят за мной, пока я возвращаюсь к раздевалке.
— Что ты хотел, Аояма-кун? — стараясь вложить в голос больше безразличия, спрашиваю я.
— Кто тебе нравится? — открыто спрашивает брюнет, и, может мне кажется, но его тон вновь несколько изменился… Точнее, приобрёл какую-то эмоцию, но пока непонятно какую именно.
— Это тебя не касается! — нагло вру я. — Это всё равно безответная и безнадёжная любовь.
Чёрт. Я сказал это: согласился, что это действительно… Что это она и есть. И признался самому Аояме.
— Я так не думаю, — утверждает он.
— Да ты ничего даже не знаешь, — обиженно проговариваю я. — У тебя-то всё хорошо с Одагири, вы встречаетесь, все об этом говорят. Что ты вообще можешь знать о безответной любви?
— Мы с Одагири не встречаемся.
Я закатываю глаза и, сложив руки на груди, бормочу:
— Конечно, конечно. Она, наверное, просто так крутится вокруг тебя?
— Зайзен-кун. Я не понимаю, о чём ты говоришь, но мы с Одагири не встречаемся, потому что мне тоже нравится парень.
— Да ты издеваешься? — кричу я, не сдержав эмоций от его «заявления». Это не может быть правдой, а, значит, он просто смеётся надо мной; это уже слишком даже для Аоямы. — Ты смеёшься, да? Да что ты можешь знать о… Агх!
Не сдержав поток агрессии, я бью кулаком по стоящему неподалёку дереву; неприятное ощущение от удара распространяется по всей руке, а костяшки пылают от боли. Прислоняюсь к шершавой поверхности лбом, и пытаюсь успокоить рваное дыхание. Сердце вновь стучит как бешеное; оно, кажется, пытается сбежать, скрыться и не видеть больше Аояму. Ни-ко-гда.
Но я чувствую, как на моё плечо ложится чья-то рука — та, прикосновение которой я ещё никогда не испытывал. Бросаю короткий взгляд на неё — одета в перчатку; не удивительно, Аояма не может прикасаться к людям… Кроме Одагири Мио.
И снова это чувство — словно все внутренности сжимаются; оно заставляет сердце рухнуть куда-то в помойную яму; жмурю влажные глаза и сжимаю рукой свою рубашку в области груди.
Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум.
— Зайзен-кун, — вновь зовёт Аояма. — Успокойся и давай поговорим у меня дома.
Что? У него… Где? Дома?!
Никто до сих пор не знает, где живёт Аояма, а тут он… Зовёт кого-то домой?!
Не веря своим ушам, я бью себя по щекам руками, пытаясь придать ясности уму.
— Шутишь опять? — с недоверием спрашиваю я; его рука всё ещё лежит на моём плече.
Аояма мотает головой.
— Только, сначала, закончу там, — он указывает на раздевалку.
— Ага, — выдыхаю я, согласившись.
Ладонь с плеча пропадает, и Аояма идёт обратно, а я, почувствовав, как силы уходят из-под ног, не могу устоять и сажусь на землю, спиной облокотившись на то же дерево. Наклонившись, прячу лицо за согнутыми ногами, дабы никто не видел меня в таком состоянии — красного от смущения со сбившимся дыханием; глаза застилает пелена влаги, а сердце отбивает бешеный ритм в груди, и кажется, что сам Аояма, увлечённый уборкой, слышит его.
Он. Позвал. Меня. К себе домой… Мы так и не смогли узнать где живёт Аояма — слежка не помогала. А сейчас он сам пригласил меня! Даже не Одагири.
«…потому что мне тоже нравится парень».
Так, стоп… Неужели?.. Я…