Иван-Царевич и Серый Волк

Долго ли коротко, близко ли далёко скакал я на Коне Златогривом, а Серый Волк со мною вровень, иногда на полкорпуса опережая. Красивым был конь, не налюбуешься, да только выносливость подкачала. Упал несчастный на середине пути да подняться уже и не смог. Посмеялся волк презрительно, закинул коня на спину и побрёл в сторону от дороги: поляну для ночлега подыскивать. Только подумал я горестно, что снова под открытым небом ночевать придётся, как заметил в стороне дым печной. - Волк! – воскликнул я радостно. – Смотри, какая удача! - Да неужели? – откликнулся мрачно зверь. - Нам непременно стоит пойти туда! - Кто бы сомневался... А с тушкой этой, что делать прикажешь? - Поставь его как-нибудь, чтобы плёлся потихонечку, а сам человеком обернись... Последовал Волк просьбе моей, Златогривого под уздцы взял и двинулся в сторону дыма. Улыбнулся я счастливо, молодца со спины наблюдая, постоял на месте немного, а затем за ним вслед кинулся. Источником дыма того харчевня небольшая оказалась с комнатками для ночлега на этаже верхнем. Обрадовавшись удаче такой, поспешил я вслед за спутником, не заметив даже, что остановился тот на пороге, как вкопанный. - Что тако?.. – начал я, на спину широкую налетев, да только словами своими так и подавился. Харчевня-то не простая была, охотничья. На стенах рога оленьи да головы кабаньи, шкуры медвежьи да волчьи… Волчьи! Оформив мысль сию в голове своей, вскинулся я на друга своего посмотреть, да так и застыл. Глаза его цвет свой менять начали и всё более на человеческие походить переставали. Испугался я не на шутку, дёрнул волка за руку, уже в лапу когтистую превращающуюся, на улицу вытаскивая. Застыл волк на месте, взгляд невидящий сквозь меня направив. Клыки растут, когти… да ни на какие слова не реагирует. Размахнулся я несильно, отхлестал по щекам зверя, но и это результата не дало никакого. Зажмурился я крепко, с силами собираясь, встал на носочки да прижался устами своими к его устам, за плечи широкие обняв да пальцами в волосы длинные зарывшись. Расширились глаза его в удивлении, потеряв блеск звериный. Отпрянул я резко, наблюдая, как волчьи черты исчезают, выдохнул облегчённо. Замолчал вдруг люд удивлённый, картину лобызания нашего приметив, а волк как рявкнет на всю харчевню! Чего, мол, уставились, али своих дел нет? Хмыкнули на это охотники, да отвели очи свои в сторону, переговариваясь вполголоса. Не мудрено оно… Где ж это видано, чтоб отношения подобные напоказ выставляли? Смутился я да к Волку обернулся: - Прости… - Спасибо… Произнесли мы одновременно. Улыбнулся мне серый, как никогда не улыбался раньше, за руку взял да к столу самому дальнему двинулся. Сели мы в тень и ждать, пока подойдут к нам, стали. - Хочешь, уйдём отсюда? – проговорил я тихонько, чтоб никто разговора не услышал нашего. - Сиди уж теперь, Иван, - вздохнул Волк обречённо. – Теперь уж уходить поздно будет. Ели мы молча, Волк никогда многословным не был, а я думой занят был тяжёлой… Всё поцелуй спонтанный покоя голове моей не давал. Нравился мне зверь этот невиданный, всё больше и больше, мысли занимал мои чаще и чаще. Да только что он-то обо мне думает? Коли внимание моё столь явное не оскорбило его, могу ли волю дать чувствам своим, али не то это вовсе? Али он просто обидеть меня не хотел? Дума моя только хуже сделала, запутав меня окончательно. Размазал я всю капусту свою по тарелке, а поесть так и не поел толком. - Что же ты не весел, царевич? – молвил вдруг спутник мой да в самое ухо, жаром дыхания своего опалив. Дёрнуло меня тут, подлетела тарелка на столе да на пол шваркнулась, громыхая укоризненно… Не ответил я тогда, лишь в глаза его огромные взглянул да отвернулся. Вздохнул Серый тяжко и в комнаты предложил отправиться. Беспокойно я спал ночью той, долго ворочался. Попривык к Волку поблизости, а тут комнаты разные, да в концах противоположных – через весь коридор пройти надобно, чтоб попасть друг к дружке… Неуютненько. Поутру поднялись мы ранёхонько, только встало солнышко красное, как мы уж завтракали. Не будил никто из нас никого, на лестнице встретились, вниз спускаясь. - Доброго утра тебе, Иван, - произнёс Волк голосом со сна охрипшим. - И тебе доброго, Волк, - ответил я. Да вот только на лицах у нас не то совсем написано было. Не бодрость молодецкая, не весёлость, а ночь бессонная да мысль паршивая. - Поссорились, ребятушки? – спросил у нас вдруг трактирщик, заказ принимая. А ответа не дождавшись промолвил. – Не убивались бы так, дело молодое, милые бранятся – только тешатся. Хмыкнул Волк недоверчиво, да только почувствовал я, как персты мои под столом рука его сжимает… Выехали мы в дорогу сразу, как с трапезой покончили. - Не нужно тебе, царевич, Златогривого отдавать, - буркнул Волк по дороге к конюшням. – Как же домой ты отправишься с Жар-Птицею своей, когда верну я тебя на место, где встретились мы? Посмотрел я на спутника своего в удивлении и понял вдруг, что не шутит он, что мы в том самом лесу, на поляне той, так и расстанемся навсегда. Кольнуло мне вдруг в груди что-то, остановился на месте и спросил тихо: - И что же ты предложить мне хочешь, Серый Волк? Остановился он тоже и посмотрел на меня горестно: - Как подъедем к владениям Долматовым, оставишь коня привязанным, а я обернусь Златогривым. Отведёшь меня к Долмату, сменяешь на Жару, сам вернёшься и поедешь к дому, а я, как ночь настанет, сбегу из конюшен и тебя нагоню. - Быть по сему, - только и ответил я, ничего более выдавить из себя не в состоянии. Долго ли коротко ли, близко ли далёко, доехали мы до владений царя Долмата. Оставил я коня привязанным, а волк Златогривым обернулся. Согнул он ногу правую и склонился предо мной, в седло приглашая, да только не смог я. Покачал головой из стороны в сторону да к палатам царским двинулся. У ворот только самых взял я Волка под уздцы, чтобы стража не заподозрила обмана. - Прощайся с конём, царевич, - молвил Долмат величаво. – Вот она, твоя Жара. Подошёл я к зверю ближе, погладил по холке да, нагнувшись, прошептал в самое ухо: - Не догоняй меня, Волк, как выберешься отсюда, долг твой уплачен. Я теперь и сам доберусь. Взбрыкнул вдруг Златогривый, всемером держали его конюхи. Сверкал глазищами своими волчьими да рвался ко мне. Вздохнул я горестно, птицу забирая да в сторону спутника своего давешнего не смотреть стараясь. Тяжко мне было, да только сейчас лучше, чем в лесу том расставаться. Ушёл я от Долмата, ни разу назад не обернувшись, только спиною взгляд пронзительный чувствуя.