Подлог

Шаттл сбросил скорость. За окнами показались искорёженные куски металла — всё, что осталось после тарана от «Господства», самого мощного дредноута галактики. Уцелел только отсек, в котором располагалась резиденция Верховного Лидера Сноука. Десять часов как мёртвого. — Стыковочный модуль готов? — Да, сэр. Стыковка займёт пятнадцать минут. Рен кивнул и вернулся в салон, сел напротив генерала Хакса. — Зачем мы сюда прилетели? Хакс подал голос впервые с того момента, как они покинули Крэйт. Рен ответил не сразу, сначала подумал, а стоит ли вообще отвечать? Он был зол на Хакса. Ещё бы — тот чуть не убил его. Рена спасло только обострённое Силой чутьё, он пришёл в себя за миг до выстрела. — Собираюсь принять дела после Сноука. Что делать с Хаксом, Рен не знал. Он был цепным псом Сноука, а Рена ненавидел. Но Хакс был полезен Первому Ордену, который теперь принадлежал Рену. Нужно попробовать подчинить Хакса, обезвредить. Дать понять, что теперь они не на равных, и вести себя по-старому — хамить и пакостить — больше нельзя. Если хочет остаться в Первом Ордене, пусть засунет свою ненависть куда подальше. Если же не получится — найти ему замену и выдавить из командования, лишить власти, сделав легко заменяемым исполнителем, и пусть мучается от бессилия. Приступить к подчинению Хакса Рен решил немедленно, делать всё равно было нечего. Например, можно узнать, не замышляет ли он какую-нибудь гнусность, а заодно познакомить поближе с пыткой разума. С хваткой Силы он уже познакомился, и Рен остался доволен эффектом. Хакс сидел с отрешённым видом, после удара об стену у него ныли рёбра, а ещё он был ментально подавлен. Рен замер и направил в разум Хакса поток Силы. Хакс скривился, крылья носа заметно задрожали, как и пальцы. Он схватился за подлокотники кресла, вжался в спинку. В Силе появились помехи: какие-то лица, чертежи, голоса, документы — Хакс сопротивлялся вторжению и подбрасывал Рену случайные воспоминания. Рен усилил воздействие, помехи исчезли, вместо них появились аморфные пятна. Несмотря на возрастающую боль, Хакс упорствовал. Другой на его месте давно бы орал от боли, а Хакс молчал, только лицо его исказилось от мучения. Рен мог поднажать ещё, и уж тогда Хакс точно открыл бы разум, но вдруг стало интересно — сколько времени он сможет продержаться? Рен засёк время. Через тридцать одну секунду из носа Хакса тонкой струйкой побежала кровь. Он был близок к обмороку, однако смог зажать нос и успел до того, как первая капля упала на шинель. Рен не ожидал столь упрямого противодействия от тщедушного, хрупкого человека и был готов признать, что в этом небольшом поединке Хакс выиграл. Когда он немного оклемался, Рен сказал: — У вас высокий болевой порог, генерал. — Я знаю, — чуть шевеля губами ответил Хакс. — В следующий раз не сопротивляйтесь. Будет не так больно. В этот момент из кабины пилота сообщили о завершении стыковки. Рен и Хакс прошли через тесный, тускло освещённый коридор модуля, соединившего шаттл с уцелевшим отсеком «Господства», и оказались в тронном зале. Тела Сноука и его преторианцев всё ещё лежали на полу, мимо них, со страхом поглядывая под ноги, шарахались техники, которых вызвал Рен. Они устанавливали аппаратуру, необходимую для взлома и перекодировки замков. Позади трона было две двери, ещё по одной — слева и справа. Рен не знал, что за ними, это были личные комнаты Сноука. Он догадывался, что система его не пропустит, но на всякий случай подошёл к двери и приставил ладонь к сенсору. Как и предполагал, безрезультатно. Оставалось ждать. Рен бродил по залу, нагоняя на техников страху и тем самым стимулируя их работать быстрее, Хакс таскался за ним, но держался на расстоянии. В какой-то момент Рен заметил, что Хакс включил датапад и уставился в экран. Рен подошёл к нему, посмотрел. Ничего интересного не увидел: какие-то формулы, таблицы и графики. Похоже, возня с цифрами успокаивала генерала. Рен чувствовал, что в закрытых комнатах есть несколько мощных артефактов, связанных с Силой. Наверняка они надёжно спрятаны, замаскированы, и с первого раза их не найти, но Рен решил, что обязательно заберёт их себе — наследство! Уже не терпелось зайти внутрь и посмотреть, что там, но техники всё возились. Рен устал ждать. Он подошёл к верхней половине Сноука, лежащей у изножья трона, активировал меч и одним взмахом отрезал от руки кисть. Техники, которые стали невольными свидетелями этого, застыли в ужасе, но, заметив недовольный взгляд Рена, мигом вернулись к работе. Рен приложил кисть к сенсору, и дверь открылась. Он пошёл внутрь, Хакс увязался следом. Рен хотел одёрнуть его — генерала никто не приглашал, но потом сообразил, что можно развлечься. Он повернулся, Силой поднял кисть Сноука в воздух и направил её в сторону Хакса. — Оставайтесь на месте, генерал. Я протягиваю вам руку, и вы её примете! — Рен усмехнулся, заметив у Хакса отвращение. — Держите при себе и не теряйте. Это ключ. Кисть зависла прямо перед лицом Хакса, изгибалась и перебирала пальцами так, словно пыталась дёрнуть его за нос. Хакс молча протянул руку и забрал кисть, отвращения больше не было. Рен подумал, что он, наверное, может подавить абсолютно любое чувство. С полминуты, уже будучи в руке у Хакса, кисть Сноука продолжала бодрствовать, казалось, длинные пальцы играли на невидимом музыкальном инструменте, тянулись к струнам или клавишам. Потом Рену надоело дурачиться и он прекратил шевеление. Полковник из техслужбы, который оказался поблизости, глумливо ухмыльнулся. Хакс заметил это. — Поторопитесь со взломом, — приказал он жёстким тоном. — Иначе, у меня в кармане окажется и ваша рука. Осаженный полковник ответил что-то положенное по Уставу и убрался с глаз. Рена эта сцена позабавила. Хакс, несмотря на шаткость своего положения, не терял гонора. Комната, в которую они вошли, была спальней. На громадной кровати лежало узорчатое покрывало, расшитое золотом, и штук десять бархатных подушек, тоже богато украшенных. Рен знал, что Сноук любил роскошь, но всё равно изумился, увидев постель, отделанные деревом стены и расписной потолок, на котором висела изумительная хрустальная люстра. Такое убранство было бы уместно в дворцовых покоях, а не на космическом корабле. Бегло оглядев спальню, Рен перешёл к следующей комнате. — Открывайте, — велел он Хаксу, кивком указывая на дверь. Хакс приложил кисть Сноука к сенсору, и они прошли в рабочий кабинет, он же командный пункт. Обстановка не сражала роскошью, как в спальне, зато давила пафосом, выраженным в оформлении техники. Три огромных экрана в замысловатых металлических оправах были похожи на чёрные зеркала, посреди стоял длинный стол — полированный, чёрный, перед ним кресло — тоже чёрное, играющее сине-пурпурно-алыми переливами. Оно было обтянуто кожей перлозавра-меланиста. Рен недавно прочитал в голопедии, что чёрные перлозавры рождаются крайне редко, сейчас в галактике водилось всего три или четыре особи. Поэтому стоило кресло Сноука, как небольшая курортная планета. Серпообразная приборная панель, с которой происходило управление экранами и всей поступающей информацией, мерцала приглушёнными огнями и была похожа на искусно сделанный алтарь. За третьей дверью обнаружилась оранжерея. Рен потрясённо замер, увидев настоящий сад, полный зелени и цветов. Деревья, кустарники и травы росли в просторных, втопленных в пол мраморных поддонах, полных чёрной жирной земли. Термостаты, увлажнительные установки и лампы ультрафиолетового излучения, которые поддерживали необходимый растениям микроклимат, были остроумно замаскированы под колонны и скульптуры. В центре стоял фонтан, от прозрачной воды веяло прохладой и свежестью, а звук летящих брызг пьянил слух. На одной из стен, по всей её площади, размещался экран, который транслировал романтический пейзаж неизвестной планеты, и казалось, что можно переступить порог и в одну секунду очутиться на берегу океана, озарённого светом оранжевой звезды. Рен повернулся к стоящему позади Хаксу и увидел, что тот продолжал пялиться в датапад, будто формулы были интереснее сада, цветущего в космосе. Рен во второй раз подумал, что Хакс что-то затевает, иначе, чем объяснить его сосредоточенность и безразличие к столь дивному месту. У входа появился полковник техслужбы. — Верховный Лидер, перенастройка почти завершена. Осталось ввести отпечаток вашей ладони. Рен приложил ладонь к протянутому экрану, и когда получил подтверждение доступа, указал на дверь кабинета. — Теперь, идите туда. Раскодируйте панель и переведите управление на меня. Когда полковник ушёл, Хакс сказал: — Полагаю, я вам больше не нужен? Мне надо вернуться на «Финализатор». — Нет, вы остаётесь здесь, — ответил Рен. — Но я должен проследить за... Рен резко развернулся и слегка прихватил горло Хакса Силой. Тот мгновенно умолк. Вообще-то Рен и впрямь не нуждался в его дальнейшем присутствии, но приказал остаться потому что... Из вредности! Если бы Хакс обратился нормальным тоном и просто попросил отпустить, Рен не стал бы возражать. Но Хакс разговаривал без малейшего уважения — требовал, — и это бесило. В последнем помещении, которое Рен открыл уже самостоятельно, была библиотека. Стеллажи с книгами тянулись длинными рядами, в специальных подставках хранились инфодиски, и было их немеряно. Чтобы сориентироваться и разобраться, что нужно, а что лишнее, понадобится не один день. Рен прикинул размеры отсека: примерно пятьсот на триста метров, такая громадина не влезет целиком ни в один из ангаров «Финализатора». Но он придумал, как выйти из ситуации. — Генерал, я хочу, чтобы этот отсек взяли на буксир и держали по курсу «Финализатора». — Вас понял. — Займитесь транспортировкой и организуйте уборку. Когда закончите, возвращайтесь на «Финализатор». — Есть, сэр, — без энтузиазма ответил Хакс. Рен пошёл к шаттлу, переступая через тела преторианцев, как вдруг Хакс окликнул его: — Верховный Лидер! Рен остановился, обернулся. Хакс подошёл ближе и тихо спросил: — Что делать с трупами? — В утилизатор. Хакс испытующе посмотрел на него и уточнил: — Сноука... тоже? — Всех! — рявкнул Рен. — Сжечь! В глазах Хакса появилось недоумение. — Что такое, генерал? — с раздражением спросил Рен. — Вы опять со мной не согласны? — Согласен, — покорно ответил Хакс, — полностью согласен. Рен бросил на него сердитый взгляд и пошёл дальше. *** Хакс прилетел на «Финализатор» глубокой ночью. Едва вошёл в каюту, от выдержки не осталось и следа. Первым делом он бросился к зеркалу и осмотрел шею. Синяки обнаружились довольно низко, под воротничком кителя их не было видно. Можно сказать, повезло, о его унижении никто не узнал. Автоматически Хакс подумал, что теперь всегда придётся носить с собой тоналку с бактой. Полезная, давно знакомая вещь не раз выручала в детстве — прекрасно скрывала следы отцовских побоев. Сил хватило только на то, чтобы быстро сполоснуться и заставить себя немного поесть. День выдался не просто тяжёлый, а невыносимый, нужно было выспаться, а чтобы выспаться — выпить. Пары стаканов бренди будет вполне достаточно. Хакс выпил и лёг в постель, но сон не шёл. Стоило задремать, сердце, подстёгнутое адреналином, начинало колотиться и трепыхаться, сбиваясь с ритма, сгоняя зыбкую дымку покоя. Он ворочался с боку на бок, накрывался одеялом с головой и сбрасывал его к ногам, приказывал себе лежать и не дёргаться, но снова начинал возиться. Сознание прокручивало одну и ту же картину. Тронный зал, разрубленный на две части Сноук, и Рен, лежащий на полу без сознания. Хакс уже коснулся рукояти бластера и собирался выстрелить, как вдруг Рен вскочил на ноги. За долю секунды до выстрела! Ничтожно короткий миг решил всё. Ну что стоило Рену поваляться ещё немного — совсем чуть-чуть... Мысль об упущенном шансе вертелась в голове, как назойливое насекомое, больно жалила и без того растерзанное самолюбие. Сжимая кулаки, Хакс гнал прочь воспоминание о том, как Рен придушил его Силой и поставил на колени. Сердце забилось ещё сильнее, ладони похолодели, горло сжалось. Хакс давился злостью, словно собственная гордость душила, издевательски мстила за то, что позволил себя унизить. Сегодня все сговорились его душить! «Я должен был выжить, — успокаивал себя Хакс, — выжить любой ценой!» «Чувствуешь, как шатается пол под ногами?» — Эта расхожая фраза, которую в Первом Ордене обычно адресовали недругу, намекала на неустойчивость положения, угрозу карьере, а то и жизни. Под Хаксом пол сейчас не просто шатался, а прыгал, словно взбесившийся фатир, вскидывался на пезады, выделывал курбеты, каприоли и прочие номера из репертуара Высшей школы цирковой езды. Рен стал Верховным Лидером. Что он сделает? Разжалует и сошлёт на полудохлую периферийную планетку сторожить ангар с приговорёнными к утилизации тай-файтерами? Или продолжит публично издеваться: душить и швырять об стены, выставляя себя ещё большим идиотом, чем о нём привыкли думать? Или просто прибьёт насмерть? Последнее было разумнее всего, Хакс так и поступил бы. Но где Рен, а где разумное? Наверняка он не задумывался о том, что главное не захватить власть, а удержать. Это гораздо сложнее. Каким бы мощным форсюзером ни был Рен, в одиночку против Первого Ордена он ничто. Когда-нибудь недовольство Кайло Реном достигнет критической точки, и все силы Первого Ордена встанут против него. Хакс представил Рена, окружённого штурмовиками и офицерами, непрерывно стреляющими из бластеров. Он завертится, закрутится на месте, показывая со всех сторон своё натренированное тело и беспомощно размахивая световым мечом, от которого будет совсем мало толку. Часть зарядов отразит Силой, кого-то убьёт, но это ничего не изменит. Место убитых займут другие, расстрел не прекратится ни на секунду. Заряды будут бить в грудь, живот и спину, разрывая мышцы и кости. Один из выстрелов обязательно подпалит чёрные, вечно растрёпанные и недопустимо длинные волосы, они вспыхнут и мгновенно сгорят, а пламя, пустив корни в кожу, перейдёт на лицо и выжжет глаза. Нелепые оттопыренные уши свернутся в огне и потемнеют, словно гниющие листья. Тело, перемолотое пальбой, станет кучкой хрупких угольков, которые рассыплются и обратятся в пепел. Подует ветер, и то, что осталось от Кайло Рена, унесётся прочь. Кайло Рен исчезнет навсегда. Прекрасная фантазия немного подняла настроение, Хакс вымученно улыбнулся. Да, эта фантазия имела все шансы стать реальностью, пусть и была бы воплощена в ином, не столь великолепном виде. Немало высокопоставленных офицеров, в основном молодых, разделяли его взгляды на развитие Первого Ордена, на их поддержку Хакс точно мог рассчитывать. Впрочем, и противников было достаточно. Но противники могут быстро стать союзниками, если увидят во всей красе неадекватность и некомпетентность Рена. Значит, нужно помочь им увидеть, показать так, чтобы ошеломило, пробрало до костей и прижгло задницы. Чтобы каждый идиот, как тот полковник из техслужбы, понял, что Кайло Рен — проблема не только генерала Хакса, а всех, и любой из них может быть прибит Силой или придушен ни за что, если нечаянно попадёт под горячую руку психованного лидера. И увидеть это они должны как можно быстрее. Потом, когда бывшие союзники снова станут противниками, предстоит разделаться и с ними, но это уже следующий этап. Жаль конечно, что в этой схватке неизбежно пострадают интересы Первого Ордена, внутренние дрязги всегда вредят делу, но другого выхода нет. Хакс поворочался ещё немного и сел на постели. Нужно уснуть. Утомлённый стрессом мозг всё равно не придумает ничего путного. Пожалуй, не хватает ещё пары стаканов бренди. Хакс выпил и снова лёг. В голове появился шум, который заметно приглушил тяжёлоё биение мыслей. Чтобы расслабиться, Хакс попытался вспомнить что-нибудь приятное. Первое — смерть отца. О, да — прекрасное воспоминание! Второе — Рэй Слоан. Её заступничество ненадолго избавило Хакса от побоев. Благодаря той передышке, он полюбил жизнь — жизнь, в которой не было страха, постоянной боли и унижений. Впервые узнал, что такое похвала и чувство собственного достоинства. Он понимал, что скоро адмирал Слоан вернётся к своим делам, и тогда отец возьмётся за старое, но чувствовал, что теперь будет бороться и завоюет для себя нормальную жизнь. Он впервые подумал, что может стать сильным. Это было очень воодушевляющее воспоминание. «Рыженький, какой ты милый...» Синеглазая девчонка, с которой они случайно столкнулись во время перелёта, заливалась звонким смехом и увлекала к себе в каюту. У неё были мягкие ладони и белая кожа, настолько нежная, что Хакс боялся к ней притронуться. Девчонка смеялась над его смятением, но это был чистый, без капли яда или презрения смех, она радовалась их мимолётной связи и дарила радость ему. Вспоминая её, Хакс иногда думал, что если бы у них было больше времени, он мог бы влюбиться. Ни до, ни после неё — ни с кем не было таких сильных эмоций. Хакс нравился женщинам и знал об этом, но стабильных отношений не искал. Сначала был занят учёбой, потом карьерой. Снять кого-нибудь на пару часов было удобнее, чем тратить время и силы на бесперспективные интрижки. Да, это был сухой, лишённый искренности суррогат, но Хакс никогда не ждал крепкой привязанности и уж тем более не думал, что кто-нибудь его полюбит. Все подобные желания остались в подростковом возрасте. До тех пор, пока неожиданно для себя он не увлёкся мужчиной. Тогда Хакс впервые почувствовал потребность в эмоциональной близости, в свободном, откровенном общении. Они были одного возраста, вместе учились в Академии, но на разных потоках, и познакомились через четыре года после выпуска, уже на службе. Хакс почти сразу почувствовал к нему стойкую, серьёзную симпатию, которую принял на удивление лёгко, без страха. До этого ему случалось испытывать влечение к своему полу, но мысли о возможном сексе с мужчиной вызывали отторжение и брезгливость, пугали, поэтому оно оставалось на уровне редких, слабых всплесков. Но когда Хакс начал думать о Тео, отвращения не появлялось. Симпатия была взаимной. Они сближались медленно, осторожно, словно пробирались друг к другу через минное поле — на обоих влиял полученный прежде травмирующий опыт. Оба хотели и могли преодолеть это — вместе, но не получилось. Тео погиб на миссии. Тогда Хакс впервые в жизни напился до полной отключки, до омерзительной рвоты и невыносимой головной боли. Потеря единственного человека, которого Хакс был готов впустить в свою жизнь, ощущалась так, словно из него выдрали часть нутра. Постепенно боль притупилась, осталась тихая, ненавязчивая тоска. Хакс любил вспоминать Тео. Его улыбка утешала, обещала, что всё образуется, утрясётся. Он приходил ненадолго, и каждый раз, исчезая, будто произносил только одно слово: «Живи». Так было и сейчас. Под веками сгущалась чернота, сознание постепенно расплывалось, Хакс почувствовал, что наконец-то начал засыпать. Чернота плавно шевельнулась и поднялась волной, ожила и превратилась в красивого мальчишку в чёрной одежде, с чёрными волосами и чёрными глазами. Сознание, не до конца затянутое сном, затрепетало и потянулось к нему. Только не это! Опять! Сердце надрывно забилось. Хакс резко сел, потёр щёки, лоб, глаза. Образ завис в голове, не уходил, и он продолжал видеть открытый, зовущий взгляд Рена. Будь он неладен! Кайло Рен появился в его жизни шесть лет назад. Верховный Лидер Сноук отнёсся к новому ученику по-особенному — сразу приблизил к себе, привёл жить на флагманский корабль. Другие форсюзеры, которые служили Сноуку, подобной чести не удостаивались. Это значило, что в борьбе за власть у Хакса появился серьёзный соперник. Через несколько недель после того, как странный человек, облачённый в чёрный балахон и глухой шлем, начал скитаться по палубам «Господства», пришлось познакомиться с ним лично. Сноук поручил Хаксу разбираться с житейскими проблемами своего протеже. У парня действительно были проблемы с адаптацией и социализацией, причём, весьма запущенные. По уму его надо было отправить к опытному психотехнику, и вскоре Хакс сказал об этом Сноуку, но тот ответил, что сам займётся ментальной настройкой ученика. В то время Хакс работал над «Старкиллером» и подолгу находился в личной инженерной лаборатории, и Рен повадился приходить к нему. Сидел тихо, почти не мешал. Иногда они разговаривали. Хакс поставил своей целью сделать так, чтобы Рен усвоил принятые на корабли нормы поведения. Не ради соблюдения им этикета, а из соображений общей безопасности. Рен оказался восприимчивым и быстро запоминал, куда и почему ему можно заходить, а куда нельзя, как вести себя в разных отсеках, что делать в аварийных ситуациях. Дальше Хакс стал рассказывать об идеях Первого Ордена, его истории и структуре, Рен и это понял без затруднений, правда, только в теории. Образ его мышления по-прежнему оставался другим, не первоорденским, но Хакс понимал, что за несколько разговоров мировосприятие не корректируется. Да и не в его это было интересах — помогать врагу стать частью Ордена. Вскоре Хакс заметил, что во время общения с Реном в нём что-то меняется. Чужое присутствие должно было раздражать, но оно, напротив, помогало сосредоточиться, стимулировало, активизировало мышление. Хакса это не смущало, в конце концов, общение шло на пользу обоим. Наблюдая за Реном, Хакс составил его психологический профиль. Это был взрослый человек с подростковой эмоциональностью, вспыльчивый, наивный, доверчивый и ведомый, но при этом с претензиями на лидерство. Размышляя о том, как будет использовать характер Рена против него самого, он иногда чувствовал неуместные уколы жалости. «Рен — враг, его нельзя жалеть», — напоминал себе Хакс. Но Рен пока не знал, что они враги, и в этом было преимущество Хакса. В один «прекрасный» день Рен, демонстрируя своё расположение, снял перед ним шлем. Хакс увидел молодое лицо с озорными глазами и сочными губами. Магистр оказался мальчишкой, а не мужчиной к сорока, каким представлял его Хакс. Чувства, которые он испытал, увидев обращённые к нему улыбку и взгляд, обескуражили. Рен очаровал его, Хакс будто таял, превращался в сгусток патоки. Отпустить Рена он не смог, оставил у себя. Допоздна. Хаксу казалось, что сказанные друг другу слова отдаются внутри долгим поющим эхом, создавая между ними магнетический унисон. Когда они разошлись, и Хакс остался один, все чувства смолкли, их не пришлось подавлять. Хакс подумал, что это было разовое проявление слабости, и успокоился. Но как только Рен снова появился в лаборатории, всё повторилось. Это стало постоянным. Когда Рен был рядом, душа будто взлетала и уносила с собой рассудок, но стоило ему уйти, Хакса отпускало. Это были два абсолютно разных состояния сознания, которые возникали помимо воли, словно в голове стоял автомат, переключающий мозг с одного режима работы на другой. Хакс стал задумываться о том, что у него начались проблемы с психикой. Но раздвоения личности у него не было, всё оказалось гораздо хуже. Чувства становились сильнее, доверие и непосредственность Рена подкупали и пробуждали вредоносные желания: оберегать, заботиться, помогать. Унисон, возникший между ним и Реном, открыл новую сторону его личности, о которой Хакс не подозревал, и теперь это новое заявляло о праве на существование, давило всё активнее и увереннее. Теперь, оставаясь один, Хакс чувствовал вину перед Реном и злился на себя за это. Он всего добился сам, вопреки обстоятельствам, ему никто не помогал, а Рен, если бы не родился с Силой, стал бы таким же отбросом, как и его папаша-контрабандист. Когда дело дойдёт до дележа власти, Рен его не пожалеет и не вспомнит их душевные посиделки. Привязанность Рена — это проявление не симпатии, а эгоцентризма, его паразитической сущности. Не было бы Хакса, он присосался бы к кому-нибудь другому. Нельзя его жалеть, нельзя унижать себя чувством вины за абсолютно естественное желание избавиться от врага. Несмотря на все попытки взять себя в руки, справиться с чувствами не удавалось, и однажды Хакс чуть не переступил черту. — Для чего я обучаю тебя, трачу на тебя время и силы, если за тебя всё делают штурмовики? — Сноук был в бешенстве. — Помнится, ты говорил, что тебе не нужны няньки — что скажешь теперь? Ты разочаровываешь меня всё больше и больше. Выставляешь посмешищем не только себя, но и меня — позоришь своего учителя. Кажется, я начинаю понимать, почему Скайуокер хотел тебя прикончить, — такого бестолкового ученика не пожелаешь и врагу. Бесполезное, пустое, безвольное создание — ошибка Силы! Рен стоял с низко опущенной головой, покорно принимая ярость учителя. Хаксу было невыносимо видеть и слышать это, его мутило, а мозг сам проводил аналогии, от которых становилось совсем тошно. Точно также Хакс когда-то стоял перед отцом, а тот растаптывал его почти такими же словами. Рена было жалко, как самого себя. Сноук ломал его, унижал в присутствии другого человека, говорил о личной травме — о том, о чём имел право говорить только сам Рен. Хотелось заорать, чтобы Сноук заткнулся, но, к счастью, Хакс ещё не до конца спятил и понимал, что это будут последние звуки, которые он издаст при жизни. Они повернулись друг к другу одновременно. Их глаза встретились на мгновение, и в затравленном, полном боли взгляде Рена появилось облегчение. Хакс выдал себя — Рен уловил его чувства. — Я слышал твой гнев, — сказал Рен после аудиенции, когда они пришли в лабораторию. — Хорошо, что ты сдержался, не стал спорить со Сноуком и заступаться за меня. Я подвёл учителя, я виноват... Но ты помог мне. Просто тем, что был рядом и не отвернулся от меня. Рен смотрел так, словно умолял о спасении, и Хакс не смог сдержаться. Обнял его, стал медленно гладить, успокаивать. Хотелось большего. В тот момент соблазнить мальчишку ничего не стоило. Рен уже отдался ментально, а поцелуй и немного ласки довершили бы дело. Хакс приказал себе остановиться. Он чувствовал, что если переспит с Реном, то больше не сможет относиться к нему как к врагу. Разрыв был неизбежен, Хакс готовился к нему, ждал его. «За что ты ненавидишь меня?» Глядя в глаза, блестящие от слёз, было невыносимо тяжело сохранять невозмутимый вид, скулы и щёки чуть ли не сводило от напряжения. Разрыв с Реном вызвал такое же ощущение мучительной рваной раны внутри, что и гибель Тео. Хакс снова напился до бессознательного состояния. Но даже в пьяном угаре он видел полный отчаяния взгляд и слышал шёпот: «За что?..» Хотелось обнять несчастного мальчишку, крепко прижать к себе и забрать в другую реальность, туда, где они не были обречены стать врагами. Потом стало легче. Рен больше не приходил, а повседневная, капающая понемногу злость, разъела нежные чувства. Хакс искренне злился, когда импульсивные поступки Рена вредили Ордену, когда приходилось его выручать — ради общего дела, и когда Рен спасал его. Но как оказалось, чувства прошли, а влечение осталось. Возбуждающие фантазии Хакс решительно подавлял. Он боялся, что если хотя бы раз удовлетворить влечение, то чувства вернутся. Хорошо, что оно появлялось редко, плохо — что в самые тяжёлые моменты, когда психика и без того была на пределе. Совсем недавно — после гибели «Старкиллера», и теперь — после упущенного шанса. «Не надо было к нему прикасаться!» — ругал себя Хакс. Влечение к Рену было подобно хронической болезни, которую нельзя вылечить, но можно заглушить, снять симптомы. Свою болезнь Хакс глушил сильными седативными препаратами, если была возможность принять их без ущерба для работы. Сейчас такой возможности не было. После препаратов притуплялся рассудок, а в сложившихся обстоятельствах мозг должен быть как никогда бодр. Нужно придумать что-то другое. Хакс попытался повторить недавнюю — полезную — фантазию, в которой Рена расстреливали из бластеров. Но как только кровавая феерия началась, Хакс подумал о том, что Рен за эти годы раздался в плечах, мышцы стали заметнее... Хватит! У него кривая рожа, как можно его хотеть?! Ещё и уши — просто ужас! У нормального человека не должно быть настолько оттопыренных ушей. Они торчат слишком сильно, не по Уставу! Зато как удобно было бы обвести их языком... Хакс буквально выскочил из постели и пошёл к аптечке. Если седативные принимать нельзя, то можно... Обезболивающее! Оно обладает хорошим расслабляющим эффектом и не тупит голову. Довольный найденным решением, Хакс быстро сделал укол — через кровь препарат подействует за минуты. Захотелось выпить. Воды. На пути в спальню закружилась голова, перед глазами поплыло. Мысли о Кайло Рене исчезли. Ноги еле двигались, похоже, у препарата был какой-то побочный эффект. Хакс вспомнил, что его нельзя мешать с алкоголем, а ведь в крови было немного бренди. Силы резко схлынули, Хакс опустился на пол и подумал, что нужно немного отдохнуть, а только потом идти к кровати, которая стояла очень далеко. Внезапно кровать приподнялась, повисла в воздухе и сорвалась в гиперпрыжок, оставив после себя горячий чёрный выхлоп. Хакс вдохнул его и помчался в погоню, он должен был непременно вернуть датапад, который остался на кровати, в нём были важные записи.