***
— Альфре-ед, — приторно-сладкими нотами протянул прямо над ухом Джонса такой родной, такой любимый голос, а затем теплые губы, вечно налитые кровью, почему и выглядящие вечно покусанными, оставили на его виске поцелуй — у Брагинского определенно было прекрасное настроение. Сонно улыбнувшись, Альфред не стал открывать глаза, а просто с пол-оборота одним резким захватом перевалил через себя за талию завизжавшего Ивана, сидевшего у него за спиной, и уложил его боком на кровать. Сжав его в своих крепких объятиях, Джонс сладко причмокнул и сделал вид, что собрался в это чудесное октябрьское утро отлеживать бока в постели и дальше, но теперь уже не один. — Ал! — из прижатой к его груди головы прозвучало приглушенное возмущение, и Брагинский стал дергаться, дабы выбраться из сильной хватки любви. — Ну пусти же ты! — Нет, — строго пробурчал Джонс, а затем весело рассмеялся, выпустив взлохмаченного Ивана, у которого чересчур мило побагровели щеки, из объятий. Сначала Брагинский недовольно начал приводить волосы в порядок, но потом, взглянув на слишком уж развеселого Альфреда, развалившегося на подушке и наблюдавшего за ним искрящимся от любви взглядом, не выдержал и улыбнулся в ответ. — Завтрак уже готов, — сказал Иван и улегся ему на плечо, прищурившись от удовольствия, когда Альфред стал расцеловывать ему лоб. Джонс как-то подозрительно замолчал, оставив сказанное без ответа, поэтому Брагинский поднял на него любопытный взгляд, однако он и сообразить не успел, как оказался подмятым под нависнувшим Альфредом, томно выдохнувшим Ивану прямо в самые губы, от чего волосы встали на загривке. — Ал, ну остынет же все, — Иван стал отпираться слабенькими аргументами и сопротивляться, но слишком вяло и не очень убедительно, открыв при этом доступ к чувствительной шее и расслабившись. — Для этого есть чудо-техника — микроволновая печь, — сделал умозаключение Альфред, сверкнув хищным взглядом, и продолжил гораздо более приятное времяпрепровождение с возлюбленным. — Вот такое оно, доброе утро, — хохотнул Брагинский и позволил делать любимому дурачку с собой все.***
«— Это случилось как раз накануне Хэллоуина, ведь так? Тридцать первого октября? — Нет! Не произносите это вслух! Прекратите! Это проклятая дата! Это проклятый праздник!»***
— Ну, как тебе? Явно довольный своей работой, над которой корпел полчаса минимум, Иван развернул к сидящему напротив Альфреду свою тыкву, идеально вычищенную, с аккуратно вырезанными глазами и ровненьким ртом под «зубы». Джонс оглядел ее придирчивым, но явно с легкой завистью взглядом. — Так себе, — сделал он заключение, а Брагинский смерил его саркастичным, но искрящимся весельем взглядом. — Вот моя тыква — это шедевр. — Да уж, дело мастера боится, — хихикнул Иван, а затем добавил этому «великому скульптору»: — У тебя один глаз получился выше второго, гений. — Что?! Где?! — сначала Альфред развернул к себе свое оранжевое произведение искусства, но затем, потупившись и вспыхнув алым, гордо произнес: — Это так и было задумано! С каким-то внутренним упоением Джонс наблюдал за тем, как Иван посмеялся и стал убирать мусор после их произвольного клуба рукоделия, а затем положил в тыквы заготовленные заранее фонарики и аккуратно поставил самодельные символические светильники на барную стойку. — Ал, укрась пока гостиную, милый, — обратился к нему Брагинский и провел ласково ладонью по его волосам. — Я начну ужин готовить. Я нашел такие классные рецепты, закачаешься! Не став ничего говорить, Джонс лишь кивнул ему. Раньше, когда они только начали встречаться, Иван не особо любил что-то праздновать, так как был не в ладах с семьей, а друзей у него было не так много, и, получается, даже выпить ему не с кем было, но Альфред открыл для него всю прелесть уютного совместного празднования — для души, так сказать. Подготовка к любым праздникам стала восприниматься Иваном в чуть более позитивном ключе, особенно, когда рядом был любимый Альфред. И в конце концов, Брагинский сам стал инициатором всех приготовлений после того, как они с Джонсом решили жить вместе. Будучи очень общительным, да и в целом замечательным парнем, Альфред имел довольно много друзей и хороших знакомств; с семьей Джонс также находился в прекрасных отношениях, и Брагинского в свое время в нее приняли с распростертыми объятиями, ведь, по их словам, он наконец-то смог усмирить этого шалопая. Бывало так, что они с Иваном ездили на праздники по приглашению, но все-таки это не шло ни в какое сравнение с тихими празднованиями наедине друг с другом в полной идиллии. Джонс радовался таким моментам и был абсолютно уверен, что Иван — тоже, ведь порой графики работы раскидывали их, и позволить себе полежать в обнимку чуть дольше обычного с возлюбленным они могли только раз в неделю, но, скорее всего, подобное стечение обстоятельств играло им на руку, поскольку они успевали соскучиться друг по другу и следовательно наслаждаться уединением сполна. Брагинский постоянно пропадал в больнице, работая врачом-хирургом, куда его по знакомству пристроил некогда Джонс после переезда Ивана из России. Сам же Альфред был детективом в полиции Нью-Йорка и уверенной поступью шагал к повышению, оттого и обзавелся большим количеством друзей и знакомых. Сейчас же, развешивая страшно веселую надпись «Счастливого Хэллоуина» на полки над телевизором, он в душе молился, чтоб ему не позвонили и не «обрадовали» очередными проделками оккультистов, что активизировались именно в эту ночь. — Вот черт! — донеслась досада с кухни. — Что случилось, Ваня? — повернулся к нему Джонс, взглянув на расстроенного Ивана через барную стойку, разделявшую кухню с гостиной. — Орехи забыл купить в пирог, — хмурился тот. — Да не страшно, делай так, — махнул ему рукой Альфред. — У тебя все равно получится нечто великолепное! — Еще как страшно! — драматично вспылил Брагинский. — Будет не так вкусно! Улыбнувшись, Джонс подошел к Ивану и приобнял его за талию, поцеловав в шею. — Ты вообще можешь не готовить десерт, нам и так будет сладенько вечерком, — Альфред прижался к нему чуть сильнее, с предвкушением оглядев его с ног до головы и не дав внезапно образовавшейся слюне вырваться изо рта. — Да знаю я, знаю, — зарумянился Брагинский, проведя играючи кончиками пальцев по мощной шее. — Но я правда хочу сделать этот пирог. Хочу, чтобы было все идеально, ведь мы уже давно не отдыхали вот так, вдвоем. Он так грустно похлопал своими чудесными глазами, что Джонс не выдержал и выдохнул: — Как ты захочешь, так все и будет. — Правильный ответ, — сказал Иван и коротко поцеловал Джонса в губы. — Я сейчас в минимаркет за углом сбегаю. Вырвавшись из объятий, Брагинский стал мельтешить по гостиной в поисках кошелька. — Вернусь через десять минут! — крикнул он, находясь уже в проеме двери. — Подготовь конфеты соседским детям и не спали дом! — Подготовлю, — отозвался Джонс, вернувшись к украшению гостиной. — Но насчет дома — ничего не обещаю. Альфред начал расставлять какие-то дурацкие тематические сувенирчики на комоде, а в центре установил любимую Иваном коллекционную фигурку Джека и Салли, подаренную некогда самим Джонсом. «Альфред», — прошептали будто ему в самое ухо. Испуганно дернувшись, Джонс обернулся лицом к комнате, но ничего не обнаружив, весьма озадаченный, он почесал затылок. — Совсем уже заработался, что ли? — пробормотал он себе под нос, подумав о том, что уже несколько недель у него не было нормального выходного, и двинулся к спальне с мыслью, что, может быть, они утром просто-напросто забыли выключить телевизор там. Но, оказавшись в спальне, он обнаружил, что все было тихо и спокойно. Пожав плечами и списав галлюцинации на стресс, Альфред собрался выйти, как вновь, словно некто находился совсем рядом с ним, шепнули: «Альфред». На глаза случайно попалась старинная маленькая шкатулочка, инкрустированная настоящими драгоценными камнями, что стояла на прикроватной тумбе со стороны Ивана. — Вот засранец, — усмехнулся Джонс и взял в руки шкатулку. — Пошутить он рискнул надо мной! Ну, я тебе припомню, Брагинский! Однако приоткрыв ее, Альфред, у которого словно от легкого сквозняка пробежали мурашки по спине, обнаружил, что она была пуста. Для пущей убедительности он повертел ее в руках, но не обнаружил никакой микроколонки, откуда мог раздаваться голос Брагинского. А Брагинского ли? — Ладно, наверное, действительно переработал. Или же очень вовремя проникся Духом Хэллоуина, — попытался успокоить он самого себя, но какое-то нехорошее предчувствие уже вцепилось в него своими когтистыми лапами. На тумбе внезапно завибрировал телефон, напугав напряженного Альфреда, — это был мобильник Ивана. «Подойди и посмотри». Ноги сами повели Джонса к тумбе, в то время как голова даже обдумать это не успела, и он заметил на заблокированном экране сообщение. «Здорово было в субботу! Надеюсь, повторим!» — от Людвига Байльшмидта. Что-то щелкнуло внутри Альфреда, и алая пелена ярости застелила его разум, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Значит, Ванечка решил шашни покрутить со своим шефом на стороне. По приходу его ждал очень нехороший разговор. «Он тебе изменяет! Изменяет-изменяет-изменяет!» — задорно, словно в насмешку. — «Проучи его!»***
«— Шкатулка? — Да! Да, шкатулка! Очень красивая такая и явно недешевая! Ваня получил ее за пару месяцев до… Ее прислали Ванины сестры вместе с остальной частью наследства его бабки из России. Шкатулка была хоть и небольшая, но инкрустированная настоящими рубинами и сапфирами! Настоящий антиквариат со своей историей! — Хранить дома такие ценные вещи небезопасно. — Да, знаю. Мы собирались продать ее в антикварной лавке, но все руки не доходили. Планировали на эти деньги… Слетать на Гавайи… Ваня очень хотел побывать там… Очень хотел… — Детектив Джонс? — Это дьявольская штука! Она! Она все это сделала! Она заставила меня! Затуманила мне голову! — Кто «она», детектив Джонс? — Ведьма! — Ведьма? — Да! Ванины сестры написали, что шкатулку забрал прадед Вани во время гражданской войны в России из какого-то богатого дворянского поместья, где убили всех обитателей! Это проклятая вещь! Проклятая! Она! Она забрала моего Ванечку! Она хотела отомстить! Ведьма хотела отомстить за все моему Ванечке! — Но она же была у вас несколько месяцев. Почему она решила отомстить именно тогда, в Хэллоуин? — Все не так просто! Грань! Грань истончается в ночь с тридцать первого октября на первое ноября! Вам что, мама в детстве сказок не рассказывала?! — Грань? — Между нашими мирами! Не только духи умерших родственников приходят навестить нас! Зло, зло вырывается в эту ночь! И ведьма… Ведьма тоже смогла вырваться! Она отомстила Ване… Моими руками!»***
— Что это?! Что это такое, я тебя спрашиваю?! Брагинский, от неожиданности выронив пакет с орехами, испуганно взглянул на разъяренного Джонса. Тот совсем не был похож на себя, вечно улыбающегося и всегда создающего вокруг себя ауру тепла и веселья: лицо было пунцовым от гнева, крылья носа раздувались, как у собирающегося атаковать быка, вены на руках взбухли из-за крепко сжатых пальцев в кулаки, а глаза пылали яростью, и голубизна в них перекрылась чернотой зрачка. — Ал, что случилось? — сиплым голосом совсем тихо спросил Иван. — Что случилось?! Ты спрашиваешь еще, что случилось?! — закричал Альфред и, схватив Ивана за предплечье, рывком затащил его в квартиру, толкнув в сторону кухни и захлопнув дверь. Напуганный и шикнувший от боли Брагинский еле устоял на ногах. Он шокировано глядел на наступающего хищником Джонса и неуверенно стал отходить назад, пока не наткнулся на столешницу. Да, они, как и любая пара, бывало, ссорились, даже, пожалуй, очень сильно, но никогда — никогда! — Альфред не позволял себе такого: не давил, не запугивал его и уж тем более не применял силу вне работы, особенно, к нему, к Ивану. — Ал, пожалуйста… — в голосе у Брагинского засквозила нарастающая истерика. — Я не понимаю, Ал… — Чего ты не понимаешь?! — Джонс подошел уже вплотную и вновь вцепился Ивану в предплечье, отчего тот дернулся, попытавшись убрать от себя неприятные прикосновения, но хватка лишь усилилась. — Скажи еще, что ничего не понимал, когда кувыркался со своим шефом! Брагинский ошарашенно замотал головой и глядел на Альфреда с одним большим вопросом в глазах. — Альфред, о чем ты говоришь?! Какой шеф?! Я ничего не понимаю! — Ах не понимаешь?! Альфред буквально ткнул Ивану в лицо его же телефоном, с экраном, на котором красовалось то самое злополучное сообщение. — Что это за сообщение?! «Повторим еще раз»! Чего это вы хотите повторить с Людвигом Байльшмидтом?! — Ал… Экран… Он пустой! Там нет никаких сообщений, Ал! — закричал ему Иван, глядя то на их с Джонсом общую фотографию в качестве обоев, то на самого Альфреда, который был совсем не похож на того целующего Брагинского в щеку Альфреда с фото. — Ты выпил, что ли?! «Он врет! Врет-врет-врет!» — Чего ты мне голову морочишь?! — во все горло закричал Джонс, а лицо его совсем перестало походить на человеческое — больше на звериное. Брагинский что было мочи наступил Джонсу на ногу и со всей силы оттолкнул его к барной стойке, и тот, не ожидавший такого сопротивления, отпустил чужое плечо, но инстинкты и полицейский профессионализм взяли верх, и он рванул за убегающим к двери Иваном. «Убей его! Убей его! Убей его!» Он даже не помнил, как в руке оказался кухонный нож, которым ранее Альфред вырезал рожицу тыкве. Единственное, что ему навечно врезалось в память — огромные, напуганные, заполненные слезами искренних непонимания и обиды глаза, что от черных зрачков стали будто в два раза больше, в которых слишком быстро погас наполнявший их жизненный огонек. Его, Джонса, сидевшего в крови возлюбленного и как будто проснувшегося от долгого и глубокого сна, в течение часа никак не могли оторвать от тела Ивана трое полицейских и двое рабочих скорой помощи, вызванных соседями. Многоквартирный дом не спал всю ночь, а в подъезде даже после того, как Альфреда увезли, словно были слышны его крики и плач, от которых кровь так и стыла в жилах. А еще совсем тихий смех…***
Из диктофона послышались полные отчаяния и искренней печали рыдания. «— Я не хотел… Не хотел этого… Она словно управляла мной… Я был так зол, а это дурацкое сообщение и якобы измена — ложью… Мой Ванечка никогда мне не изменял… Она солгала мне… Убила его, моего родного Ваню моими руками… Я даже не контролировал себя… Она выгнала меня из тела… Я кричал ему… Кричал, что люблю, а он не слышал… Только смотрел остекленевшими глазами… Его глаза были всегда такие, ну, наполненные чем-то невероятным… Космическими… Я так его любил… До сих пор люблю! Это все эта проклятая ведьма в этой дьявольской шкатулке! Она забрала у меня самое драгоценное! Забрала у меня моего Ваню! Уничтожьте ее! Уничтожите! Вы должны ее уничтожить! — Альфред, успокойтесь! Альфред! Охрана! Санитары! Альфред, прошу вас! Отпус…» Запись оборвалась со стуком — видимо, диктофон смахнули со стола, и он упал на пол.***
«— Меня зовут Артур Керкленд. Запись номер… Черт, это, наверное, шутка? Запись номер тринадцать. Сегодня пациента номер 11201, детектива Альфреда Ф. Джонса нашли мертвым в его палате. Как бы это ни было странно, умер он от инфаркта миокарда. Или, как я бы это назвал в своей статье, от разбитого сердца. Я не знаю, зря ли я растормошил его старые раны, ведь под препаратами он, по словам врачей, был очень даже мирный. Но эта его смерть… Наверное, его погибший возлюбленный, Иван Брагинский, заждался. Надеюсь, они теперь вместе, и Иван простил его. Черт возьми, пресвятые угодники, даже такого безэмоционального пня, как я, пробивает на слезы от этой истории. Никто не заслуживает подобного… Помимо слез, есть что-то еще… Нечто такое, что обвивает мое нутро темными щупальцами, заставляя оборачиваться на пустой улице в беспроглядную темноту и уносить ноги от подозрительных шорохов. Страх. При общении с их общими друзьями и семьей Джонса, я сделал выводы, что он был действительно довольно эмоциональным парнем, но склонности к насилию и уж тем более к убийству вне работы (да и во время нее) у него никогда не наблюдалось. Джонс всегда старался решать проблемы мирными путями. Во время беседы со мной Альфред был откровенен, я уверен, хоть он и с не особым желанием сначала вступал в контакт. Не стал бы он лгать, находясь в своем и без того плачевном положении. И он, безусловно, всем сердцем любил Ивана. Это было видно по всему: по становившемуся на миг осознанным взгляду при упоминании Ивана, по менявшейся на более нежный лад тональности в голосе при произношении его имени… Невозможно вот так просто на фоне полной идиллии нанести дорогому тебе человеку шесть ножевых ранений в сердце. Насчет шкатулки. Ее история не только темная, но еще и кровавая. Принадлежала она одной дворянской семье из тогда еще Российской Империи. Однако во время революции мародеры, умело пользовавшиеся в те времена моментом и нестабильной ситуацией в стране, ворвались в их усадьбу под Петербургом и убили шестерых членов семьи: пожилую женщину, ее дочку с мужем и тремя внучками. Возможно ли, что именно кто-то из них как-то заколдовал шкатулку? Мне неизвестно. Не могу сказать точно, был ли в составе мародеров прадед Ивана Брагинского или же он получил шкатулку уже после. Но факт остается фактом. Шкатулка перешла к Ивану. Почему она не убила кого-то до того, как попала в руки к нему? Я так понял, что отношения во всех предыдущих поколениях в семье Брагинского были какие-то не очень стабильные. Может быть, ведьма позарилась на самого счастливого из них и решила обречь Ивана на страдания? Есть еще такой вариант: ведьма преследовала прямого потомка именно мужского пола. Но правда ли это — также неизвестно. Для меня эта история — одна сплошная загадка. Можно ли действительно нормально воспринимать слова бывшего детектива Джонса? Или же это все — сплошной бред сумасшедшего? Одно я знаю точно. Впервые в жизни я чувствую, что должен сделать что-то. А именно, найти шкатулку. И уничтожить. Ради них обоих. Ради собственного спокойствия. Конец записи».