У Серхио всё хорошо

У Серхио всё хорошо. Команда наконец-то выходит из затянувшегося кризиса. Собирается по кускам, начинает работать, как надо. «Мадрид» снова становится собой, постепенно излечиваясь от пагубной зависимости, имя которой Криштиану. Серхио видит, как парни приходят в себя, как снова приобретают уверенность и ловят кураж. И вот команда возвращается на своё законное место — на самую вершину Примеры. Да, жаль, что не так триумфально, как этого хотелось, с ничтожно малым отрывом от ближайших соперников, зато они побеждают в настоящем бою. Это вам не чопорная АПЛ, где всё решено за сто игр до конца, и не Серия А, где всё в принципе решено ещё до начала чемпионата. Его парни буквально вырывают своё чемпионство из лап чёртовой «Барсы», вцепляются в кубок мертвой хваткой и не намерены уступать его ещё пару десятков сезонов. Да, в Лиге чемпионов не получилось сыграть, как следует, и добиться чего-то стоящего. Это просто год такой — неправильный. Правда же смешно — ПСЖ в финале, с «Баварией» — ещё смешнее. Даже смотреть не стоило, потому что это не футбол, а пародия. Впрочем, Серхио и не смотрел. В общем, пусть в этом году им не достался «ушастый», скоро турнир начнется заново, с чистого листа, и у Серхио хорошие предчувствия. А если у команды нет проблем, значит, у Серхио всё хорошо. Но стоит Серхио закрыть глаза, как перед ним стоит рельефная спина с россыпью родинок. Серхио видит, как перекатываются упругие мышцы под золотистой загорелой кожей, как напряжённо сходятся острые крылья лопаток, как капелька пота стекает вниз по ложбинке к пояснице, оставляя за собой соблазнительную дорожку, по которой хочется провести языком. Но это будет более, чем странное поведение для капитана «Мадрида» после матча на ещё не опустевшим поле. Он видит тонкую шею, такую притягательную, что хочется не просто положить на неё руку в дружеском примирительном жесте, хочется оставить на ней свою метку совсем другого характера, прикусить нежную кожу зубами, провести по ней языком, проложить дорожку из быстрых поцелуев и заметить, как в ответ дернутся широкие плечи. А потом он открывает глаза и оказывается посреди раздевалки с собственной футболкой, зажатой в руке. У Серхио всё хорошо, когда он не вспоминает, что больше таких желаний на поле у него не возникнет. У Серхио всё хорошо, ему не так много за тридцать, и он капитан. Возраст и статус накладывают определённый отпечаток на характер и поведение. Он стал спокойнее и рассудительнее, его имя больше не синоним «сломай ногу сопернику в штрафной» или «получи пять красных карточек за сезон». Он научился сдерживать свой гнев, эмоции больше не управляют им, ведь он капитан, а это означает ответственность за свою команду. Теперь он сам успокаивает не в меру разгорячившихся товарищей, и да, у него это получается, потому что у него есть авторитет и среди испанцев и среди легионеров, не безоговорочный, конечно, но есть. Он горд за себя, за то, каким он становится год от года, поэтому у Серхио все хорошо. Но не когда он стоит в душе под струями воды, которые гулко стучат о кафельный пол, и в монотонных звуках он слышит жаркое, полное похоти и мольбы, чуть различимое на выдохе: «Серх». Этот голос просачивается ему под кожу, когда он быстро дрочит себе под тёплыми каплями, облокотившись свободной рукой о стену впереди. Терпкий, тягучий, как ликер, этот голос обволакивает изнутри, согревает и стягивает внутренности в тугой узел. Он водит рукой по члену быстрее и агрессивнее, стук капель о пол кажется каким-то далеким и приглушенным. Он слышит сквозь ровный перестук над самым ухом: «Ну же, пожалуйста». Последнее рваное движение, и он кончает на стену перед собой, уронив голову на согнутую в локте руку и не дав вырваться наружу предательскому стону. У Серхио всё хорошо, когда он не слышит в шуме воды чужой голос. У Серхио всё хорошо. Он примерный семьянин, жена, трое детей, дом, счастливые фото в рамках на камине. Все его похождения остались в прошлом: больше никаких случайных девиц на одну ночь и пошлых намеков старых знакомых, в которых фигурируют его собственное имя и имя бывшего капитана. Теперь он каждое утро за завтраком обсуждает с Пилар планы на день, а вечером во время ужина терпеливо выслушивает рассказ о ежедневных заботах матери троих сыновей. Он целует детей перед сном и чувствует, как в это мгновение его сердце наполняется теплом. Он полностью осознаёт фразу «Мой дом — моя крепость», его семья — это чистое абсолютное счастье, неудивительно, что у Серхио всё хорошо. Но до того момента, когда жена во время сна прижимается к его спине. Он чувствует не тонкую женскую руку, уютно обхватывающую его поперек живота. Это сильная мускулистая рука, властно и требовательно прижимающая его тело к своей плоской широкой груди. Он ощущает загривком размеренное дыхание и чувствует, как колет щетина его плечо. В комнате оседает плотный запах секса, и даже открытое настежь окно не спасает. Сильная рука настойчиво прижимает ближе, он собственной задницей ощущает чужую эрекцию, и это отнюдь не игра слов. У него самого встаёт от такой близости, предвкушение покалывает на кончиках пальцев ног, и приходится сдерживать себя, чтобы не пойти на поводу у возбуждения и не сдать себя с потрохами. Чужая рука опускается с груди на живот, а потом медленно ползёт ниже. Когда пальцы легко ныряют под резинку его трусов, влажный шёпот оседает на ухо: «Ну, что? Готов повторить, Рамос?» У Серхио всё хорошо, пока он не вскакивает посреди ночи от голоса в своей голове. Голоса Лионеля Месси.

***

— Хуёво выглядишь, — говорит Иско, пока Серхио старается одолеть своевольные шнурки в бутсах. Рамос вопросительно вскидывает бровь на такое смелое заявление. Он видел себя сегодня в зеркале: та же идеально постриженная борода, лучезарная улыбка и модная прическа. Его косметолог, диетолог и стилист не зря получают свои деньги. Немалые деньги, к слову. Поэтому заявление Иско более, чем бредовое. — Да, Чехо, ты по-прежнему красавчик, — оправдывается одноклубник, правильно интерпретируя вопросительный взгляд Серхио. — Просто такое чувство, что тебе Пике мячом по башке зарядил в прошлом сезоне, и ты до сих пор ходишь контуженный. — Со мной всё хорошо, — недовольно отвечает Серхио, наконец, побеждает непокорные шнурки и выходит из раздевалки в полном одиночестве. Одноклубники смотрят на него с недоумением, а некоторые с тревогой.

***

— С тобой не всё хорошо, — твёрдо говорит Жерар. Они стоят в тёмном коридоре поодаль от камер и остальных членов обеих команд, готовящихся выйти на поле. Серхио подпирает стенку спиной, задумчиво изучая пол под своими бутсами. — Не хочешь рассказать? — не отстаёт Пике. — Нет, — твёрдо отвечает Рамос, не поднимая головы. Он совершенно уверен, что не хочет ни с кем делиться тем, что у него в голове. Но Жерар смотрит слишком пристально и обеспокоенно, как будто знает всё наперед, хотя, скорее всего так оно и есть. Ох, уж этот Жери и его всевидящие голубые глазищи. — Знаешь, всё уходят рано или поздно. В нашей профессии финал наступает слишком рано, и порой приходится двигаться дальше, чтобы не двигаться к концу. Вопрос в том, что мы оставим после себя, когда наступит время уйти. Кто-то оставляет приятное чувство ностальгии, кто-то — бессилие и разочарование, но есть такие, кто оставляет после себя выжженную пустыню без шанса, что на этом месте пойдут новые ростки. И было бы логично предположить, что он среди последних, потому что огонь не оставляет после себя ничего. Мне жаль, искренне жаль, Серхио, но ты стоишь на пепелище. — Ты пересмотрел молодежных мелодрам? Что за сопливая чушь из тебя льётся? — Рамос грубит скорее по привычке, нежели действительно хочет задеть Пике. Жерар это понимает и просто не обращает внимания на колкость. — Серхио, посмотри на меня. — Что? — Рамос, наконец, отрывается от изучения пола, вскидывает голову, но его взгляд не доходит до цели, он спотыкается о капитанскую повязку на предплечье Жерара. Он смотрит на этот обычный кусок ткани и летит куда-то далеко, словно в кроличью нору сюрреалистичной сказки.

***

Месси вскакивает на ноги и идёт на него, выставив грудь колесом. Это просто смешно — Рамос выше его на голову и шире в полтора раза. — Ты совсем охренел?! — кричит аргентинец, и Серхио заводится моментально, словно кто-то в начале матча запалил фитиль, и вот, наконец, случился неминуемый взрыв. Они сцепляются не на шутку. Серхио толкает Месси в грудь, и тот не остаётся в долгу. Судья свистит беспрерывно, сверкает жёлтыми карточками, но им абсолютно всё равно. Подлетает Пике и, кажется, Дани: кудахчут, как курицы-наседки, пытаются развести их в стороны. Куда там! Бускетс почти кричит: «Парни, вы же капитаны! Хватит!» Точно, они же капитаны. Серхио вспоминает об этом через полтайма и ещё десяток с небольшим минут, когда надёжно зажимает Месси между стеной и собственным телом, не прекращая остервенело целовать. Он пытается стянуть с Лионеля футболку, но сине-гранатовое убожество застревает на одной руке — всему виной капитанская повязка, которую Серхио просто срывает и откидывает в сторону. Его повязка тоже отправляется в полёт перед тем, как Месси обвивает ногами поясницу Рамоса. О повязке он вспомнит уже дома, когда разбирает сумку и обнаруживает на дне кусок ткани с надписью «капитан», не его кусок ткани. Он крепко сжимает его в кулаке и зачем-то подносит к лицу, чтобы вдохнуть знакомый запах и на пару мгновений вернуться в тесную кладовку после матча. Что за ненужные сантименты, Серхио, ты же не влюбленная девица?

***

— Серхио, посмотри на меня! Голос Пике возвращает его обратно, вытягивает из бездны, будто на тросах из душных едких воспоминаний двух — трёх? — годичной давности. Однажды Серхио упадёт на самое дно этой норы, и его уже не смогут поднять оттуда, он так и умрет там без воздуха и света под грудой старых воспоминаний о человеке, которому до него нет дела. Кажется, Жерар прав, у Серхио не всё хорошо. — Как ты с этим справляешься, Жери? Посмотреть в глаза Пике всё ещё выше его сил, поэтому он снова упирается взглядом в свои бутсы. Он не видит выражение лица Жерара, только слышит его едкий, полный горечи и презрения смешок. Спустя паузу Пике всё-таки говорит. — Я злюсь. Я чертовски злюсь! Эту повязку он получил от Иньесты, — периферическим зрением Серхио замечает, как Жерар постукивает указательным пальцем по своему предплечью, — Андреса Иньесты, которому стоя аплодировал весь стадион, болельщики обеих команд, когда он последний раз уходил с поля, Андреса, на пресс-конференции которого люди плакали, плакали и не стеснялись этого, Андреса, который ушёл, когда у команды всё было хорошо, когда он был уверен, что оставляет её в надёжных руках, когда просто пришло время. А что он? Позорно сбежал, бросил нас всех, испугался ответственности, не захотел разгребать всё дерьмо, которое сам же и натворил. Поэтому, да, я злюсь. Более того я культивирую в себе эту злость в надежде, что однажды она перерастет в ненависть, и я даже смогу не пожать ему руку при встрече. Пике замолкает, и Серхио, наконец, улыбается, обреченно, но всё же улыбается. — Ты жесток, Жерар. — Я сама справедливость. Они недолго молчат. Рамос слышит, как кто-то кричит им, что пора выходить, перерыв заканчивается, и их место с командами на поле. Но ноги словно каменные, и идти никуда не хочется, хочется срастись с темнотой вокруг, впаяться в стену и навсегда остаться незримым свидетелем всего, что творится в этих коридорах. — Послушай меня, Серхио, — нарушает молчание Жерар. — Я просто уверен, что он получает извращенное удовлетворение от осознания того, как херово нам всем без него. Этот мелкий эгоцентричный ублюдок включил сегодня телевизор, чтобы посмотреть на наши пресные лица и порадоваться тому, как хуево мы выглядим и играем. А после матча ему позвонит его продажная парижская подстилка, и они долго будут обсуждать и высмеивать каждого из нас. Поэтому, будь добр, нарушь его ублюдочные планы. Будь тем Рамосом, которого все любят, хватит быть хорошим и унылым парнем. Надень свою фирменную улыбку, играй как раньше, хватит осторожничать, сломай ногу кому-нибудь, да, я разрешаю. Укуси Суареса, пусть он охренеет. Пусть все охренеют! А знаешь… Можешь даже кого-нибудь поцеловать в конце, можешь меня, я потом всё объясню Шакире, можешь — Ракитича, он, конечно, не сможет это объяснить жене, да и хрен с ней, она ебанутая. Сделай уже что-нибудь, испортить ему вечер!

***

Мяч влетает в сетку ворот, Тер Штеген со злостью бьет рукой по газону, Лангле устало и разочарованно трёт глаза, сливочное море на другом конце поля срывается со своих мест, радостно кричит и волнуется. Серхио бежит вдоль кромки, широко раскинув руки, подмигивает в камеру и шлёт воздушный поцелуй. Всё, как раньше. В этот момент ему в спину врезается кто-то из парней, а в следующий миг его окружает уже вся команда. Всё как раньше. Добавленные минуты заканчиваются, судья даёт финальный свисток. Парни пожимают друг другу руки, обмениваются подбадривающими фразами и футболками, болельщики нехотя покидают стадион. Он находит глазами Жерара. Тот стоит неподалёку и понимающе улыбается. Серхио уверен, Пике, как и он сам, чувствует это, ощущает через тысячу километров и несколько государственных границ: в этот момент один человек перед телевизором недовольно поджимает губы и хмурится, ему не нравится то, что он видит, совершенно точно не нравится. А то, что будет дальше, не понравится ему ещё больше, но вот этого Жерар пока не знает. Пике продолжает мягко улыбаться и протягивает Серхио руку. Рамос в ответ вкладывает свою ладонь в его. В глазах капитана «Мадрида» кураж и черти разжигают ритуальный костер, он улыбается хищно, совсем не так, как пятьдесят минут назад в подтрибуном помещении. Пике хватает мгновения, чтобы всё понять, и тёплая улыбка слетает с его лица. — Серхио, я же пошутил. — А мне идея понравилась. Рамос резко притягивает Жерара к себе и… У Серхио по-прежнему не всё хорошо, но он исправляется.