Ring my bells

      Из глаз льются горячие слёзы, растирая тушь и делая уродливые подтеки на лице. Прямо как и её жизнь. Искаженное отчаянием и ненавистью к себе лицо в отражении зеркала с какой-то злой иронией наблюдало за собой. Ханне хотелось разбить это зеркало, чтобы не осознавать полной своей ущербности. Не смотреть на свою копию и понимать, какая же она жалкая. Какая она дура. Дура! Дура! Дура! Самонадеянная дура! Беременная самонадеянная дура. Ханна и сама не знает, как так получилось. Все её воспоминания заканчиваются тем, как она в пьяном угаре заходит в маленькую комнатушку с каким-то парнем под шум колонок, а потом боль, кровь, наслаждение и темнота. Вот так Ханна Годфри лишилась девственности и… забеременела. Кому она будет такая нужна? Всё тот же дикий взгляд осматривает тело. Руки сами собой поднимают рваную футболку. Ханна, кажется, мигом лишилась всех чувств. К будущему ребенку она ничего не чувствовала. Аборт делать было уже поздно.  — Ханна? Ханна не отзывается на оклик. Продолжает поднимать футболку выше и выше, не своим взглядом осматривая тело. Подушечками пальцев она аккуратно проводит вдоль живота. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Вправо-влево. Вправо-влево. Потускневшие глаза теперь не только со злой иронией смотрели на себя, а с каким-то садистским удовольствием наблюдали, как рука туже сжимала живот так, что оставались шрамы-полумесяцы от ногтей. Кто-то резко и внезапно сгребает Ханну в охапку и опаляет своим тяжёлым дыханием шею. Роман. Роман, который не понимал, что происходит с его сестрой.  — Ханна, что произошло? — обеспокоенный шепот немного приводит её в чувство. Полная апатия накрыла Ханну с головой — поднять голову оказалось сложнее, чем она думала. Но через секунду Годфри уже была развернута лицом к брату. Голова покоилась на его плече. Хотелось разрыдаться и забыть про этот весь кошмар. Так хочется, чтобы всё это было сном.  — Мне конец, Роман. Мне конец… мне конец… — бессвязно шептала Ханна, сжимая руками футболку Романа.  — Что произошло? Ты можешь сказать?  — Я беременна. Время будто бы застыло. Роман, подносящий руку, чтобы погладить по голове сестру, замер. Ему не послышалось? Нет, это просто звуковые галлюцинации. Ханна не может быть беременна. Это просто розыгрыш. Определенно. Но… Роман по глазам сестры видел, что она не шутит. Это не дурацкий прикол, его сестра действительно беременна. Он испытывал смешанные чувства, на самом деле. Не знал, как реагировать. Если Оливия узнает — а она узнает, — то беды не избежать. Как бы она не любила их, пусть какой-то извращенно, но Роман был уверен в том, что Оливия не погладит Ханну по головке за это. Ханна знала об этом тоже, поэтому, прервав угнетающее молчание, осевшим голосом прошептала:  — Не говори Оливии. Она меня убьёт. Она видела, каким стал взгляд ее брата. Какой-то… стеклянный, отрешенный, что становилось не по себе. От этого захотелось забиться в угол и сделать так, чтобы о её беременности никто и никогда не узнал. Ханна больше всего на свете боялась увидеть осуждение в глазах брата. Роман был как никогда ей близок и знать, что этот человек не будет тебя поддерживать и помогать… Нет! Нет! Роман не такой, он любит своих сестер. Он никогда не оставит Ханну.  — Я не скажу, общею тебе. И как примерный брат, Роман, подтверждая мысли Ханны, чмокнул её в макушку, зарывшись носом в её волосы.

***

 — Как давно и от кого ты беременна? Роман выпустил изо рта никотиновый дым, исподлобья смотря на Ханну. Пепел от сигареты сыпался на стол, что привлекало Ханну намного больше, чем объяснение Роману того, чего она не знает. Почти не знает. Но Годфри ждал. Честно старался мирно ждать ответ от сестры, которая была здесь, но мыслями витала совершенно в другом месте. Он понимал, как ей тяжело, старался не давить, но ему срочно нужно было узнать, кто… кто отец ребенка сестры.  — Ну отец точно не ты, Роман, — горько, но с ощутимым ядом в голосе хмыкнула Ханна, а затем продолжила, больно сжимая руки в кулаки под столом: — Мы ведь сексом не занимались. Ах да, прости. Мы ведь брат и сестра.  — Не язви, — четко и мрачно осадил её Роман. — Хочешь, чтобы был? — Ответ на ядовитое замечание прилетел через мгновение. Годфри до конца так и не понял — это была своеобразная шутки для успокоения Ханны (и самого его), или же вполне серьезный вопрос, ответ на который Роман тоже предпочел бы знать. Голова сейчас лопнет. Известие о беременности Литы не так его… побило, скажем так.  — А вдруг. — Ханна потянулась через весь стол к Роману, чтобы взять сигарету с его рук, но он лишь отодвинулся назад, четко давая понять, что покурить он сейчас сестре не даст. Обойдется.  — Я серьезно.  — А я разве нет?  — Ханна, — зарычал Роман, а та в свою очередь вяло, но все же сумела поднять руки вверх в знак капитуляции. Некий «белый флаг». Роман прищурил глаза, откидываясь на спинку стула. Своего он понемногу добивался.  — Хорошо, шутки в сторону, — девушка поежилась перед таким однозначно жутким взглядом брата. — Я не знаю, от кого залетела, ясно? Не помню, как потеряла девственность. Не помню, что было. Не помню, как добралась домой! Я вообще ничего не помню. Доволен?! Слёзы с новой силой брызнули из глаз. Ханна возвела очи вверх, чтобы не расплакаться ещё больше. Отвращение и осознание того, что ее поимел неизвестно кто, оставив при этом очень веское воспоминание об этом, душило её. Горло сдавило невидимыми щупальцами, дышать было трудно. Едва ли Ханна опустила голову, то увидела перед собой взволнованного Романа, который на корточках сидел перед ней и держал руки сестры в своих.  — Ханна, спокойно, — тихо проникающим в самое сердце голосом проговорил он, надеясь на то, что это хоть как-то поможет Ханне. Обычно она любила, когда Роман касался её рук. — Я что-то придумаю. Я обязательно что-то придумаю. Годфри начала понемногу засыпать, будучи без сил. К слову, проснулась она на следующее утро у Романа под боком в его комнате.

***

 — … кто следующий?.. Ханна сразу по насмешливой интонации и столпотворению около школьных шкафчиков поняла, кого сейчас задирают. Это была Шелли. Её младшая сестра. Пелена злости сразу же застелила глаза, и рядом идущий Роман тоже быстро понял, в чем дело. Когда они завернули за угол, где Шелли сидела на полу, сгорбившись в защитной реакции, пока ее сверстники возвышались над ней, кидая беспочвенные обвинения в убийствах двух девушек, все тут же затихли. Поняли, что, если сейчас не уйти по-хорошему, то им будет очень плохо. Жаль, что этим особо одаренным индивидуумам никак не дойдет, что лучше перестать так делать каждый раз. Терпению когда-нибудь приходил конец. Терпению Годфри ещё быстрее. Как бы Шелли не выглядела внешне, её старшие брат и сестра знали, какая она на самом деле. Их маленькая сестрёнка, которую они всем сердцем любят. Всех разняли быстро. Ханна подлетела к Шелли, успокаивающе гладя её по голове, чтобы успокоить, чтобы не видеть, как она мучается и ненавидит себя, пока Роман разбирался с толпой. Ханна видела и слышала, как он приказал, внушил самым главным задирам поцеловаться. И они это сделали на виду всей толпы. Сделали… Бояться? Вероятно, да.  — Как ты, милая? — Ханна, немного улыбнувшись настолько, насколько сейчас могла, помогла встать сестре с места, осматриваясь по сторонам, но её голова тут же немного закружилась, а весь мир поплыл перед глазами, и Ханна упала бы на пол, не успев задержать руку на чем-то, если бы не Роман. Именно помог ей удержаться на своих ногах. Состояние Ханны оставляло желать лучшего. И все они — Роман и Ханна — предельно ясно понимали причину.  — Сейчас, сейчас, со мной уже всё в порядке, — более менее твердо прошелестела Годфри, фокусируя свой взгляд на лице брата. Толпа зевак, желающих узнать, что произошло, была довольно-таки большой, но их быстро разогнали. Ханна не видела, но была на сто процентов уверена в том, что это Роман постарался. — Спасибо. Но Роман не ответил. Он лишь напряжённо смотрел в пол, что-то обдумывая. Узнать бы, что…