Пламенное сердце

      Региональный офис Синдзюку представлял из себя самое обычное здание высотой в несколько этажей. Оно мало чем отличалось от остальных зданий поблизости, если не брать во внимание табличку с надписью.       Мы с Шо вошли внутрь, где нас поприветствовал охранник. Для того, чтобы войти в здание, надо было озвучить цель визита и показать свои удостоверения личности. Охранник записал наши имена, а также номера идентификационных карточек, и пропустил внутрь, подсказав, куда нам надо.       Мы поднялись на третий этаж и прошли по длинному коридору, пока не нашли нужный кабинет. Я постучалась, и нам дали разрешение войти: естественно, что охранник уже предупредил о нашем приходе.       В кабинете сидел довольно приятный на вид мужчина лет пятидесяти точно. Он вежливо поклонился и любезно предложил нам присесть.       — Итак, чем могу вам помочь? — спросил он, усаживаясь обратно на своё место.       — Нам нужны все документы о Мари Кусакабэ, что только остались, — произнесла я.       — Кем вы ей приходитесь? — уточнил госслужащий.       — Кусакабэ Шо И Кусакабэ Шинра, её дети. — Я протянула свою ай-ди карточку.       Собеседник внимательно изучил её, потом включил компьютер, выглядевший так, словно он вышел прямиком из девяностых моей прошлой жизни, и принялся что-то вбивать на клавиатуре. Ему понадобилось где-то пять минут, чтобы подтвердить все данные, а потом он поднялся.       — Подождите здесь, я скоро вернусь.       Вскоре мы с Шо остались наедине. Его глаза блестели от восторга и нетерпения, и улыбнулась в кулак: как мало ему надо для счастья! Казалось бы, одно имя матери делает его счастливым. А что будет, когда он увидит её фото, которое будет прикреплено к её личному делу?       Я не сдержалась и погладила брата по волосам, и тот чуть тряхнул головой, тем самым напомнив какого-нибудь строптивого кота. Моё сердце сладко сжалось: я была так счастлива в этот момент, что словами не описать!       Вскоре госслужащий вернулся с тремя тонкими папками. Одна из них оказалась папкой Шо, вторая — моей. Ну, а третья — матери.       Шо взял в дрожащие руки последнюю, самую толстую папку, и открыл её. Перед ним тут же предстала стандартная персональная анкета, в которой были написаны все личные данные. Ничего нового для себя я бы там не прочла, а вот Шо жадно всматривался в каждую букву.       А затем он увидел фотографию матери, и я почувствовала сильный запах грусти. Шо скучал по ней — я это чувствовала. Да и чего греха таить, я и сама мечтала увидеться с ней хотя бы раз. Но всё, что мне оставалось — это вспоминать её тёплые объятия и ласкающий уши смех. А также огромные рога, натянутые на самые глаза, и нежную демоническую улыбку.       — Если мы используем Связь Адоры, мы сможем увидеть её вновь? — вдруг спросил брат.       — Кто знает, — тихо ответила я.       Пока Шо изучал личное дело матери, я решила открыть своё. Там ничего нового я тоже не нашла: всё сухо и по делу. Где я родилась, где выросла, копия отчёта о пожаре у меня дома, на которую мне даже смотреть было тошно, а также информация из Хайджимы Индастриз и академии. Последняя бумага была копией приказа о назначении меня в Восьмой отряд в качестве солдата второго класса.       Я закрыла своё дело и открыла дело Шо — самое тонкое из всех трёх. Там также была заполнена вся личная информация и прилагалась та же копия отчёта о самовозгорании. А вот дальше были бумаги с судебного разбирательства, где напротив приговора стояла подпись судьи. Шо был отпущен с миром.       Вскоре брат закрыл дело матери и перевёл взгляд на своё, открывая и его.       Внезапно его глаз за что-то зацепился и он спросил:       — Почему у меня не написано имя отца?       — Никто не знает, как его зовут и кто он вообще, — ответила я.       Шо нахмурился. Ему явно стало неприятно, что он может оказаться ребёнком по случайному залёту. Я на этот счёт не переживала: случайный залёт или нет, мама нас любила, как никто другой. Так какая разница, кто там наш отец?       Эту мысль я озвучила Шо, но брат не послушал: он загорелся идеей узнать, кем же был его папа. Ну, и мой заодно — при условии, что это всё тот же человек.       Мы поблагодарили госслужащего за помощь и вышли из кабинета, после чего по той же дороге спустились вниз и прошли мимо охранника, оказываясь на улице.       — Пойдём в роддом, — потянул меня Шо, и я послушно последовала за ним. Я стала замечать, что если этот ребёнок что-нибудь захочет, он это непременно получит. И не важно, каким способом.       Что ж, мне оставалось только печально вздыхать и следовать за братом, который буквально воспылал желанием узнать об отце чуточку больше. Мои доводы о том, что в отделении роддома информации тем более никакой нет, он не воспринял, продолжая тянуть меня вперёд.       Университетская больница, роддом которой нам был нужен, находилась всего в нескольких кварталах от здания регионального управления Синдзюку, так что идти нам было всего ничего. Я уже просто смирилась, ожидая того момента, как мой брат расстроенно будет прижиматься ко мне.       Повторилась та же ситуация, что и в прошлый раз. В тонкой медицинской карте с личным делом не было ничего примечательного, только справки от врачей, которых посещала мать обе беременности, и различные анализы на всё, что только можно.       — А это что? — удивился Шо, доставая какой-то листок. Я заглянула брату через плечо. Это была выписка об обследовании на предмет непорочного зачатия. Я нахмурилась.       Раньше мама частенько говорила о том, что нашим с Шо отцом был Солнечный бог. Оказывается, она не взяла эту мысль с потолка, а кто-то надоумил её, проведя псевдо-обследование.       — Это уже смешно, — заявила я, скрестив руки на груди.       Шо задумался. Я буквально видела, как на его лице одна идея проскальзывает за другой. Он собирался устроить целое исследование на предмет непорочного зачатия. Мне же это казалось излишним.       И тут, стоило нам только выйти, в ход пошли канючинья и мольбы. Смотря на Шо, который так искренне, но так стеснительно просил погулять с ним ещё, чтобы он мог окончательно во всём удостовериться, я не могла не оттаять.       В конце концов, Шо и вправду был ещё ребёнком, а детей изредка надо баловать. А потому я взяла его за руку, и мы вместе пошли в общественный центр Синдзюку. Тот тоже находился неподалёку: нам повезло, что в Синдзюку все административные здания находились в пешей доступности.       Здание изнутри мало чем отличалось от регионального управления Синдзюку, даже цветы, казалось, стояли те же самые. Вот только людей здесь было поменьше, а госслужащий, который вёл дело матери, был только счастлив поболтать. А когда он узнал наши имена, в его глазах вообще чуть ли не звёзды засияли!       — О, тот год восемнадцать лет назад действительно был что-то с чем-то! Никогда его не забуду! Не поверите, сколько сил и времени я вложил в тот год, чтобы оформить все документы! И то, что вы пришли прочесть их, невероятно радует! Значит, я не зря старался, — вещал он, треща, как сорока. От его голоса у меня даже уши начали начали болеть — что уж говорить о Шо.       — Нам нужна информация о том, как мы с сестрой появились на свет. Кто наш отец? — спросил брат твёрдым тоном, и я не могла не улыбнуться его серьёзности. Ах, мой милый Шо!       — О, это очень интересный вопрос! Великолепный, я бы сказал! Непорочное зачатие! Вы можете в это поверить? Раньше такого никогда не происходило! Это божественное вмешательство и никак иначе!       — Можно ближе к сути? — попросила я, чувствуя раздражение.       — Ох, конечно! Видите ли, госпожа Кусакабэ в один день просто оказалась беременна. Ни соседи, ни друзья, ни даже родная мать не верили ей, да и как в такое поверить? Однако я хочу, чтобы вы знали: насколько я могу судить, госпожа Кусакабэ говорила правду! И этому есть доказательство!       Я нахмурилась. Если этот мужчина сейчас скажет, что доказательство её непорочного зачатия — это сохранившаяся девственная плева, то я уйду отсюда сразу же. Если этот человек посмеет ляпнуть что-нибудь о женском организме, о котором он не имел ни малейшего понятия — я разозлюсь, клянусь.       Но тут он выдал то, чего я совершенно не ожидала:       — Церковь Священного Солнца надавила на общественный центр, чтобы мы молчали и не смели предавать это дело огласке.       Я буквально потеряла свою челюсть.       — Простите, что? — хриплым голосом переспросила я. Может, у меня проблемы со слухом? Но, судя по всему, Шо слышал абсолютно всё то же самое.       — Да! Вы можете себе представить, чтобы церковь так давила на общественный центр? Из-за женщины, которая могла забеременеть естественным путём, а не непорочным зачатием! Но нас заставили молчать, не оставив другого выбора. И вам я рассказываю всё это лишь потому, что вы — дети госпожи Касакабэ.       Я тяжело вздохнула. Мысли неприятным комом роились в голове. Непорочное зачатие, мы с Шо, наш отец, существование которого под большим вопросом. Мать… Она ведь была ещё старшеклассницей, когда я появилась на свет. Ей было непросто, но она любила меня. Точно так же, как любила и Шо. Она заботилась о нас тогда и заботится сейчас — я чувствую через Связь Адоры, как она присматривает за нами.       Я сглотнула и посмотрела на Шо. Брат выглядел задумчивым. Желая хоть чуть-чуть приободрить его, я протянула руку, касаясь мягких белых волос. И тут между нами пробежал ток. Ноги знакомо загудели. Картинка перед глазами преобразилась, и вместо кабинета я увидела знакомый пейзаж с кострами чёрного пламени. Адора.       — Почему мы здесь? — удивился Шо. Ни он, ни я не спешили использовать Связь. А это значило, что ею воспользовался кто-то другой.       И тут из пламени поднялась до боли знакомая фигура. Мама в демоническом обличие. Я задержала дыхание: каждый раз эта картина одновременно и пугала, и завораживала, и заставляла грустить.       Мама смотрела на нас. Мы не видели её глаз, но чувствовали её взгляд, полный любви и ласки. Она протянула руку, касаясь наших лиц и проводя по ним шершавой когтистой рукой.       — Мама, — позвал Шо дрожащим голосом. Демон кивнул.       И тут картинка перед глазами знакомо изменилась — точно так же, как и тогда, когда я во время спасения Шо погрузилась в его воспоминания.       Молодая мама, которой было всего семнадцать, взволнованно сидела на стуле в кабинете гинеколога, пока врач озвучивал диагноз:       — Вы беременны. Четвёртая неделя. Поздравляю.       Глаза мамы расширились, она принялась спорить и просить пересмотреть диагноз: как она может быть беременна, если никогда не вступала в связь с мужчиной? Но врач оставался непреклонен, из раза в раз показывая одни и те же результаты.       Я моргнула, и картинка переменилась.       Мама ругалась с бабушкой, которая смотрела на неё так, словно видела перед собой мерзкого таракана. От этого взгляда мне стало неприятно. У меня аж руки зачесались ударить эту женщину.       — Вот ведь дрянь! Ты должна была учиться, а не веселиться с мальчиками! А теперь даже не знаешь. кто отец твоего ребёнка!       — Но я правда ничего такого не делала! Я ни с кем не вступала ни в какую связь! Мама, пожалуйста, поверь мне! — голос мамы был полон боли и отчаяния, но эта противная бабка даже не хотела её слушать.       Я обрадовалась, когда сцена переменилась.       И вот мама с большим животом лежала, стараясь тужиться изо всех сил. Её лицо покраснело, щёки надулись, а грудная клетка то и дело поднималась и опускалась.       Я смотрела на то, как появилась на этот свет. Когда же мама взяла меня на руки, мои глаза против воли заслезились: это было моё первое воспоминание в этом мире. Доброе, но измождённое лицо матери было самым первым и самым драгоценным видением в моей новой жизни.       Шо сжал мою руку, и я улыбнулась ему: наверное, и в его жизни мама была его первым воспоминанием.       Следующее воспоминание показывало маму уже на следующий день после родов. Она лежала на кушетке, укрывшись одеялом, когда дверь в палату приоткрылась. Зашёл врач в белом халате.       — Что же со мной произошло? — уставшим голосом спросила мама: эти роды выжали из неё все соки.       — Это сложно объяснить, — ответил врач, по-доброму улыбаясь. Видимо, он был одним из немногих, кто не винил её в нежелательной подростковой беременности неизвестно от кого. — Я не очень много знаю об этом, но до катастрофы существовала одна легенда. В ней рассказывалось о женщине, что, не успев возлечь на брачное ложе со своим мужем, понесла ребёнка. Позже это назвали непорочным зачатием. А тем, кто рассказал этой женщине о её беременности, был ангел. Ребёнок, которого она родила, был сыном божьим, спасителем этого мира.       — Так… Отец моей Шинры — сам Солнечный бог? — прошептала женщина.       — Да.       Я подняла брови. Простите, что? Но сцена опять поменялась.       Я вновь нехотя смотрела на сцены переругивания матери и бабки. Последняя чуть ли не слюной брюзжала — так сильно она ненавидела меня.       Я отвернулась, повернувшись обратно лишь в тот момент, когда маленькая я рисовала на бумаге первые иероглифы, чем сильно поразила мать. Видимо, именно в этот момент она окончательно убедилась в том, что такой гений как я — дар божий.       Шо мягко улыбался, смотря на маленькую пухленькую меня, которая кое-как сжимала карандаши в пальчиках-сосисках. Я тут же припомнила ему, что он был точно таким же пирожочком.       Новая сцена перекинула нас сразу на несколько лет вперёд.       Здесь мама впервые взяла на руки Шо. Стоящий рядом доктор — всё тот же доктор, как и при моём рождении, улыбался:       — Вы дважды родили детей при непорочном зачатии. Это просто поразительно! — мягко произнёс он, хлопнув в ладоши.       Этот мужчина мне чем-то не нравился, но я не могла точно сказать, чем же именно: в воспоминаниях я не могла чувствовать запахи.       — Мой сыночек вырастет самым красивым, — прошептала мама. Что ж, она была права.       Вслед за этим было много воспоминаний о том, как мы все вместе гуляем, готовим вкусную еду, празднуем дни рождения, украшаем дом, учимся читать и развиваемся. Там были и мои первые шаги, и первые шаги Шо, которого я держала за руки.       И прямо в воспоминаниях я видела, какой осмысленный и понимающий взгляд был у брата — совсем как у взрослого. Умей он только говорить в этом возрасте, то кто знает, может, мы бы раньше поняли, что мы не одни такие переселенцы.       Я была счастлива. Видеть все эти моменты, переживать их вновь, было невероятно. Я ещё больше затосковала по прошлому. Интересно, а как бы сложилась наша жизнь, если бы никакого пожара не было? Порой я себе это представляла, но жизнь каждый раз казалось скучной. Скучной, но любимой.       Воспоминания вскоре закончились, и мы с Шо вновь оказались в море чёрного огня. Мама убрала руки, и её фигура неторопливо погружалась в огонь.       — Постой! — воскликнула я, пытаясь ухватить ей за руку. — Что это было? Почему? Зачем… Зачем ты это показала?       Но мама оставалась молчалива.       — Может для остальных сестра по какой-то причине и демон, но для меня она — самая лучшая! Она — мой герой! Она спасла меня один раз и готова спасать ещё и ещё! — разволновался Шо, и по его розовым щекам потекли слёзы. — Мама! Давай ещё встретимся! Пожалуйста!       Мама согласно кивнула. А затем нас выбросило из мира Адоры.       Я проморгалась: мы все ещё сидели в общественном центре Синдзюку. И это… Что это было?       Я почувствовала, как к горлу подкатил нервный смех. Посмотрев на Шо, я криво улыбнулась той самой улыбкой, которая многих пугала.       — Ну что, мы теперь Иисусы на минималках? — невесело спросила я.