Пламенное сердце

      Вечером мы уже по традицией сидели на энгаве перед входом в Седьмую бригаду и распивали саке. Близняшки носились по заднему двору, периодически попинывая до сих пор валяющегося на земле Артура. Тамаки сидела рядом со мной и капитаном, однако не спешила пить. Лейтенант Конро также оставался сегодня трезвенником. Мы с капитаном Шинмоном решили, что, раз уж такое дело, должны выпить и за них.       В ход пошла уже третья бутылочка. Правда, в этот раз пил в основном капитан, потому что я не была уверена в способности своего организма пережить сейчас ещё и алкоголь, а потому медленно цедила одну-единственную пиалу саке. И с завистью смотрела на довольного мужчину.       Мысленно я дала обещание капитану, что обязательно поправлюсь как можно скорее, чтобы распить с ним этот прекрасный алкоголь.       Наконец, близняшкам надоело пинать труп Артура, поэтому они тоже забрались на энгаву и пристроились рядом со мной, практически одновременно бухаясь головами мне на колени и отпихивая сидящего рядом капитана в сторону.       — Лежи смирно! — не терпящим возражения тоном сказала Хината.       — Пожалуйста, — добавила Хикаге.       Я закатила глаза и потрепала девочек по волосам. Всё же мне удаётся потихоньку прививать им хоть какие-то нормы приличия. Вон, они недавно лейтенанта Конро поблагодарили за вкусный ужин. Сказать, что мужчина от такого опешил — значит, ничего не сказать.       — Капитан Шинмон, а можете рассказать подробнее, чему вы собираетесь нас научить?       — Подробнее? — переспросил мужчина. — Могу, конечно, но не лучше ли вам самим узнать во время тренировки?       — Может, и лучше, — пожала плечами я, — однако, знаете, хочется как-то заранее знать, к чему готовится и насколько тяжело будет. — На этих словах я посмотрела на Тамаки которая выглядела побитой после сегодняшних догонялок с девочками. Мне было жаль подругу.       Я знала, что она не смогла продержаться против них и десяти секунд, что говорило о её крайней низкой скорости. Более того, это было показателем слабины её пламени. Тамаки было куда расти, и я искренне надеялась, что тренировки с близняшками помогут ей лучше контролировать свой огонь и, быть может, даже выведут её на новый уровень: по запаху, витающего вокруг Тамаки во время использования огня, я ещё давно поняла, что она так и не достигла своего предела. Ей было куда развиваться, но подруга долгое время не видела в этом смысла. Она сама ограничивала себя всё это время.       Я рассеянно провела рукой по волосам Хинаты. Бедная девочка устала, она бегала за Котацу весь день практически без отдыха: они прерывались только на то, чтобы попить воды, сходить в туалет и отобедать. Конечно, у детей в возрасте близняшек гораздо больше энергии и сил, чем у взрослого человека, однако и их можно было умотать.       Тем временем Тамаки, которая устала ещё больше, чем близняшки, практически без сил сидела неподалёку от меня, прижавшись спиной к деревянной балке позади. Подруга уже практически засыпала, но каждый раз, как сон настигал её, она вздрагивала и открывала глаза.       И тут я поняла, что та балка, на которую опиралась подруга, являлась той самой, на которую облокачивалась я в один из вечеров в Асакусе: это произошло незадолго до того, как я отправилась в Хайджиму Индастриз, тогда ещё капитан Шинмон лежал у меня на коленях и слушал правду о моём перерождении.       В коленях внезапно отдалось фантомное чувство тяжести чужой головы, а картинки произошедшего в ту ночь сами собой вспыхнули перед глазами. Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание и что-то защекотало внутри. Ох, сейчас же не время для романтики и любви! Тем более, когда вокруг так много зрителей!       Незаметно бросив взгляд на капитана из-под полуприкрытых ресниц, я всмотрелась в его невозмутимый профиль. Красив, зараза.       Сам мужчина, казалось, даже не понял, что сейчас мы находились на том самом месте, где я раскрыла перед ним свою душу и призналась, что доверяю ему больше всего на свете — не считая, конечно, моего младшего братика.       Внезапно капитан Шинмон повернул голову в мою сторону и наши взгляды встретились. Его удивительные раскосые глаза с разными зрачками, один из которых был похож на крестик, а другой — на нолик, смотрели, казалось, прямо мне в душу, читали на моём лице что-то такое, что другим было не понять. И я не знаю, о чём он в этот момент подумал, но вокруг него запахло всё той же клубникой, к которой прибавился лёгкий цветочный запах, что говорило только об одном: он о чём-то мечтал. О чём-то, что делало его счастливым.       Я… Я была в тех мечтах?       Я неловко отвела взгляд, надеясь, что никто другой не заметил наших переглядываний: было бы неловко. Тем более, что я хотела заложить основу романтических отношений с капитаном Шинмоном вдалеке от чужих глаз и пересудов. Мне требовалось поговорить с ним наедине и в приватной обстановке, а не так, что Тамаки, лейтенант Конро, Артур, Хината и Хикаге следили за каждым нашим неровным взглядом.       О боже.       Я собиралась строить романтические отношения с капитаном Шинмоном.       Твою ж налево, это было реальностью. Это действительно было в моих планах.       Внезапно я пожалела, что сейчас не одна. Хотелось закричать.       В голове были только нецензурные мысли, а я сама до сих пор не могла поверить в происходящее.       Ох, да как мне с капитаном в повседневной жизни общаться, если меня сейчас так клинит от одной только мысли о том, чтобы поговорить с ним по душам и стать кем-то большими, чем хорошие товарищи, собутыльники и наставник и его ученица.       — Тяжело будет в любом случае, — вывел меня из экзистенциального кризиса голос капитана Шинмона, и я аж вздрогнула — настолько глубоко закопалась в собственные переживания, что выпала из реальности на доли секунды.       А о чём мы говорили-то? Ах, да, о тренировках.       Я сглотнула, постаралась придать себе наиболее спокойный и несколько лукавый вид (естественно, чтобы выглядеть в глазах окружающих спокойным и уверенным в себе человеком, а не впадающей в ступор от одной только мысли об отношениях с возлюбленным девушкой), а затем ответила:       — Вопрос только в том, насколько именно это будет тяжело.       — Что ж, это разумно, — признал мужчина, но я поняла, что он просто хотел поболтать. Будь он трезвее, то вряд ли бы выдал подобную информацию. — Я собираюсь обучить вас суперпламени.       — Суперпламени? — тут же очухался едва живой Артур. — Что это? Это круто? Такой рыцарь, как я, теперь будет создавать самые настоящие суперогненные костры, чтобы сжигать злобных ведьм?       Моя бровь невольно дернулась. Артур такой Артур! Кто о чём, а он всё о своём рыцарстве и круглом столе!       — Сжигать мы никого не собираемся, — осадил его капитан Шинмон.       — Ну и скука, — отфыркнулся Бойл и снова уткнулся лицом в землю. Видимо, решил умирать дальше.       — Ранее я научил вас дыханию жизни, однако это как медаль — у неё две стороны, — спокойно продолжил капитан, совсем не обратив внимания на Артура и его выкрутасы: привык уже. А жаль, раньше он реагировал куда забавнее. — На данный момент вы уже знаете важность жизни, однако вы по-прежнему её недооцениваете. Я научу вас второй стороне медали — давлению смерти.       Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, но в этот раз это было не из-за близости капитана Шинмона, а из-за страха, животного и глубинного страха. Я вспомнила, как всего полторы недели назад меня перекидывали из душной бани в ледяной бассейн, а оттуда — обратно в баню. Я вспомнила, как мне внутривенно водили лекарства в огромных количествах, да таких, что мой организм попросту не успевал с ними справляться. Но учёных это не волновало, они отправляли меня сперва на центрифугу, пока меня не тошнило, а затем — драться против желавших убить меня пирокинетиков. А в конце, словно вишенкой на торте, сажали едва соображающую меня прямиком в печь, где я находилась прямо посреди полыхающих пламенем дров и вдыхала огромное количество углекислого газа.       В тот день из моих ног вырвался самый мощный огонь, который только мог существовать. Он буквально тёк по моим венам. Он был частью меня. Он был мной.       В тот день я уже побывала на грани жизни и смерти.       В тот день я едва не умерла.       — Вы хотите сказать, — медленно и несколько испуганно начала я, а мои руки, лежащие на головах прикорнувших близняшек, едва заметно задрожали, — что доведёте нас до грани жизни и смерти? Заставите наш мозг поверить в то, что мы умираем?       — О, — внезапно выдавил из себя лейтенант Конро, и воздух вокруг него будто потяжелел, наполнился нервозностью и настороженностью. Он осторожно предположил: — Ты… Ты уже слышала о таком?       — Это то, что происходило со мной в Хайджиме. — Признание далось мне на удивление просто, как будто я рассказывала о весёлом пикнике с друзьями, но никак не о тяжёлых испытаниях, через которые мне пришлось пройти. Хотя, можно ли было назвать это испытаниями? Скорее, это была пытка. Пытка, на которую я сама подписалась.       — Так ты уже владеешь суперпламенем, — понял капитан Шинмон, но от него не запахло ни радостью, ни гордостью. Наоборот, он был зол, раздражён и даже напуган. Я знала: в этот момент он понял, что именно происходило со мной в Хайджиме.       Очевидно, что в своё время и сам капитан Шинмон достиг этой грани между жизнью и смертью. Для этого он прошёл через сложнейшие тренировки, подверг своё тело невообразимым испытанием, включающим перепады температуры и измождённости такого уровня, что у него просто не было сил двигаться. Но он вставал и дрался дальше, снова и снова преодолевал свои пределы.       — Да, — ответила я, — я владею суперпламенем.       Повисла тишина. Девочки на моих коленях уже спали, Артур валялся без сознания, Тамаки сидела тихо, мало понимая, о чём речь, а вот лейтенант Конро и капитан Шинмон застыли статуями самими себе.       — Так вот, почему ты в таком состоянии, — зло и устало выдохнул капитан. Он спрятал глаза за своей широкой ладонью, кончиками большого и среднего пальцев помассировал виски и затих, что-то обдумывая. Мне стало не по себе.       — Разве… Это не хорошо? Ну, то, что Шинра уже владеет этим приёмом? — испуганно спросила Котацу, удивлённая реакцией окружающих.       — Если неправильно подойти к обучению давлению смерти, последствия будут необратимы, — тихим голосом прошептал лейтенант Конро. — Человек может даже умереть.       — Но разве те учёные не являются, ну… учёными? Они же должны знать, как это проводится, разве нет?       — А разве по состоянию Шинры непонятно, что они ничего не знали? — внезапно закричал капитан Шинмон, отрывая руку от лица и смотря на Тамаки таким взглядом, что мне самой стало жутко. Там было всё: и злость, и ненависть, и страх, и боль, и отчаяние. А в довесок ко всему меня припечатало запахом всех этих эмоций. Я будто бы ощутила самую глубокую безнадёгу.       Котацу испугалась чужого срыва, и я не могла её в этом винить.       — Что… — внезапно тихим, но злым голосом продолжил капитан, — что с тобой стало? Помимо очевидного? Какие последствия ты встретила?       Я вздрогнула и отвела взгляд. Последствия, да? О них знали только двое: я и Хибана, которая ещё два дня назад по телефону сообщила мне результаты. И пусть кровь была взята у меня ещё тридцатого числа, принцессе понадобилось несколько дней и ещё больше анализов, чтобы удостовериться в результате диагноза.       Она так и не смогла сказать мне о нём в лицо, лишь рыдала в трубку. А я… Ну, я не была особо опечалена. Я не чувствовала себя неполноценной из-за произошедших изменений. Но… стало как-то пусто.       Я вздохнула и провела ладонью по волосам, убирая чёлку назад, но та вновь упала мне на лоб.       — Шинра, — повторил капитан, — какие последствия?       — Я не хочу об этом распространяться так… Ну, на так много человек, — ускользнула от ответа я. — Это вызовет лишние переживания на пустом месте.       Мужчина нахмурился, а затем твёрдым взглядом посмотрел на лейтенанта Конро. Тот понял его без слов: подхватив девочек, он окликнул Артура и Тамаки. Те поднялись, обеспокоенным взглядом посмотрели на меня, а я не смогла поднять головы. Я знала, что они не обвинят меня в недоверии к ним, но сейчас я не чувствовала, что готова рассказать им о чём-то подобном. Для Артура это станет пустым звуком, а Тамаки начнёт меня жалеть. А я в жалости не нуждалась.       Вскоре все они удалились. Мы с капитаном остались одни.       — Итак? — спросил он стальным тоном. Я вздохнула.       — Я стала бесплодной, — ответила я, пожав плечами. — У меня никогда не будет детей. И, пожалуй, в ближайшее время мне не отделаться от проблем с почками, поскольку одна из них отказала. К счастью, люди могут прожить и с одной почкой. На конец следующей недели мы с Хибаной запланировали операцию по удалению, как раз капитан Кайко будет свободна.       — Твою мать, — процедил сквозь зубы мужчина. Асакуса жила по традиционным укладам, где женщина в первую очередь считалась матерью, женой и хранительницей очага, так что для местных бесплодие становилось приговором. Для меня оно не было пустым звуком, конечно, но я относилась к этому проще.       — Будут дети или нет — не столь важно, — отозвалась я. — Это не цель моей жизни, да и никогда ею не было. А если захочется поняньчить ребёнка — я всегда могу взять кого-нибудь из приюта. Так что невелика потеря.       Капитан посмотрел на меня беспомощным взглядом.       Пугающе, когда сильнейший человек в мире ощущает себя беспомощно.       Я чуть привстала, приблизилась к капитану и сделала то, чего не смогла бы сделать ещё три месяца назад: я обняла его, вдыхая терпкий запах кедра у самой шеи и стараясь игнорировать те негативные эмоции, что роились вокруг него, словно стая пчёл.       Чужие сильные руки сомкнулись у меня за спиной, и я ощутила безграничную нежность. Как бы ни была тяжела тема, о которой мы говорили, я понимала, что капитану плевать на то, что я теперь была в какой-то мере неполноценна (в физическом плане, разумеется). Если он однажды решился меня любить — он будет любить и дальше. Стану я слепой, глухой, немой, без рук или без ног, он будет любить, потому что он любил меня, а не присутствие или отсутствие у меня каких-либо частей тела или организма.       И я любила его в ответ.