Пламенное сердце

      Обе операции прошли успешно, и мы с Артуром довольно быстро восстанавливались после них, а всё благодаря пламени капитана Кайоко. Её способность заключалась в том, что её пламя имело форму посоха Асклепия, обвитого змеёй. Контролируя эту змею, созданную всё так же из огня, она могла усиливать регенерацию тела пациента, тем самым излечивая раны, вылечивая болезни и убирая их симптомы. А если пациент был пирокинетиком, она могла использовать его пламя, чтобы ускорить процесс. Таким образом, она буквально подожгла Артура его собственным огнём, пока рана, нанесённая Драгоном, не затянулась, а меня погрузила в наркоз, разрезала, удалила неработающую почку, зашила и тоже подожгла моим же пламенем.       Благодаря этому мы с Артуром восстанавливались жалких десять дней, а мой организм, и так повреждённый Хайджимой, словно обновился изнутри. Меня наконец-то перестало тошнить, больше не шатало, мышцы и нервы не сводило судорогой. Конечно, сердце до сих пор порой билось, как умалишённое, а почку и бесплодие никто не вылечил, но это уже было не так уж и важно. Главное, что общее состояние организма пришло в норму. Правда, после этого было больно смотреть на капитана Кайоко: так сильно она вымоталась за две операции.       — Я, кажется, сама буду дольше отходить от этих операций, чем вы, — пошутила женщина. — Вы вообще удивительные ребята, что ты, что Артур.       — Льстите, — отмахнулась я. — Когда он окончательно придёт в себя?       — Дай ему денёк-полтора поспать, — отозвалась капитан. — Лучше побеспокойся о том, как бы он не начал переживать по поводу своего проигрыша.       Переживая женщины были не на пустом месте, поскольку много сильных и достойных воинов, уверенных в своих силах, ломались после первого серьёзного поражения. Вот только Артур был не таким. Артур был… просто Артуром. И это всё, что нужно было для описания его необычной личности.       Конечно, он будет загоняться по поводу проигрыша, куда ж без этого? Однако его загоны закончатся в тот же момент, когда он начнёт воображать. Восьмой бригаде просто стоит подогнать ему какую-нибудь вещичку, назвав её королевской и заверив Бойла, что уж с ней-то он точно одолеет дракона. Это понимали все в нашей бригаде, а потому Вулкан уже сейчас начал подыскивать подходящий для нового меча сплав железа: старый меч у Артура сломался.       — С ним всё будет хорошо, — заверила я. — Гораздо интереснее, что у вас с рукой.       Капитан вздрогнула, схватилась за руку и посмотрела на меня немного испуганным взглядом. От женщины запахло напряжением, и я нахмурилась. Эта реакция говорила лишь об одном: это был не просто шрам.       — Вы тоже видели Адору? — поняла я.       — Не совсем, — отозвалась капитан. — Я… Я почувствовала её, когда лечила тебя. Твой огонь обжёг меня и оставил этот шрам. Я пыталась вылечить его, заживить с помощью своего пламени, но клетки не регенерировали должным образом. Он лишь затянулся — и всё. Обычно подобные раны у меня пропадали без следа.       Так значит, она оказалась связанной с Адорой из-за меня. А ведь если подумать, это произошло как раз после спасения Шо, когда Проповедник дал мне своё благословение. В тот день я достигла четвёртого поколения пирокинетиков, смогла разрезать само пространство.       Это многое объясняло.       — Боюсь, ваш шрам останется с вами навсегда, точно так же, как и у лейтенанта Конро или Бёрнса, — покачала головой я. — Простите.       — Ты не виновата, — улыбнулась капитан. — Но… — Она замялась. — Можешь никому не говорить? Пожалуйста.       Я нахмурилась. Эта просьба была довольно эгоистичной.       — Вы же понимаете, что это опасно? Что балахоны придут за вами, если узнают? — уточнила я.       — Понимаю. Но мой шрам был получен иным образом, я больше никогда не чувствовала Адору, даже сейчас, когда лечила тебя, а потому надежда, что меня обойдут стороной, есть. А тебе лучше сосредоточиться на окончательном восстановлении. — И это было правдой.       Вообще, восстановлению на пользу шёл тот факт, что мы не были загружены никакой работой. Дел в Асакусе было довольно мало, если не происходили самовозгорания, но и те немного поутихли в последние две недели: то ли балахонам больше не надо было воспламенять людей, поскольку власть они уже захватили, то ли не хотели гневать Бенимару. А может, у Адоры были какие-то перебои, чёрт его поймёт. Хотя, если верить Хибане, то на её территории за это время произошло аж пятнадцать самовозгораний.       В общем, дни проходили лениво и неторопливо. Я помогала с делами внутри бригады: подметала полы, мыла комнаты, готовила обеды, закидывала вещи в стирку и просто наслаждалась бытовухой. И мне было хорошо.       Конечно, далеко не последнюю роль в моём состоянии сыграл Бенимару, который взял за привычку обниматься по утрам и вечерам, и это было так мило! В прошлом я бы никогда не поверила, что у сильного и грозного капитана Шинмона, сильнейшего пирокинетика в мире и короля разрушений, была и такая сторона. А теперь… Теперь я сама хваталась за его хаппи, клала голову ему на колени и наслаждалась нашей близостью.       С Бенимару было просто. Он всегда прямо говорил, что думал и чего хотел. Мне не надо было догадываться самой. Хотел обнять — сказал и обнял. Хотел выпить вместе — взял и разлил саке. Хотел просто посидеть наедине — просто позвал. И всё. Никаких сложностей.       Я старалась брать с Бенимару пример. Конечно, до сих пор было немного неловко, но я рассудила так, что в нашей (особенно в моей) ситуации нет времени на смущение, неудобства, намёки и прочее. Да и гораздо легче было находиться в отношениях, в которых всё сразу высказывалось и пояснялось, а мысли по типу «да когда же он поймёт» не накапливались, как снежный ком, чтобы однажды превратиться в крупную ссору.       В добавок ко всему вышеперечисленному ни я, ни Бенимару не были романтиками. У нас не было свиданий под луной, тарелки спагетти на двоих, всех этих милых фраз-клише и прозвищ. Мы просто начали жить так, будто уже какое-то время были друг с другом в отношениях. Иначе говоря, мы миновали букетно-конфетный период, переходя сразу к спокойной совместной (из-за необходимости всё время находиться в одном здании) жизни. Конечно, были моменты, которые между нами ещё не происходили: мы не целовались и у нас не было близости. Бенимару ни на чём таком не настаивал, а давал мне время адаптироваться и понять, хочу ли я этого и смогу ли я это, ведь одно дело — перебороть свой страх касаться мужчин, а совсем другое — интимная близость любого вида.       К счастью, я Бенимару доверяла, причём довольно давно, так что мысли о поцелуях и прочем не вызывали столь сильного страха или отторжения. Я просто понимала, что в какой-то момент мне придётся пересилить себя, заставить и себя, и Бенимару сделать то, что будет неприятно моей психике.       Но пока что мы обходились без этого.       Вечера мы проводили либо в компании всех, либо наедине — это как получится. Когда мы были все вместе, мы обсуждали насущные вопросы и то, как проходили наши дни, когда мы были наедине, я рассказывала о мире до катастрофы.       Оказалось, что всё это время я действительно изнемогала от невозможности поделиться хоть с кем-нибудь моими знаниями о мире прошлого. Внутри меня копилось столько информации, столько личного мнения и столько историй, что я нуждалась в том, чтобы рассказать их кому-нибудь. Спустя почти девятнадцать лет после моего перерождения я наконец-то нашла себе слушателя, который не возражал против всей этой болтовни.       — Вот здесь принято считать, что нижний мир — это лишённое Солнечного бога место, где живут одни лишь проклятые еретики, но ты знаешь, что в прошлом миллионы людей каждый день спускались под землю, чтобы на поездах добраться до работы или школы? — рассказывала я, поглаживая по волосам лежащего у меня на коленях Бенимару. — И никто не боялся. Это была наша рутина.       — Ты тоже спускалась? — спросил он.       — Конечно! Пять раз в неделю как минимум, — весело ответила я. — Я любила метро. Это было одно из самых быстрых и удобных транспортных средств в моём городе. На земле у нас всегда были автобусы, троллейбусы и трамваи, но они имели привычку застревать в пробках. Порой можно было простоять в одной пробке часа четыре. А в метро таких проблем не было, поезда всегда быстро приходили на платформу.       — Однажды в детстве я спускался под землю, пока Конро и старик не видели, и нашёл там какие-то рельсы. Это тоже метро?       — Ага, — кивнула я.       Стариком Бенимару называл своего приёмного отца, предыдущего главу их пламенной бригады, Шинмона Хибачи. Отношения у них были своеобразные, вполне в стиле Бенимару и Асакусы. Они друг друга оскорбляли, пыжились друг перед другом, фыркали и насмехались, но при этом продолжали любить. Бенимару так и не смог — не успел — одолеть Шинмон Хибачи, тот умер раньше.       Я не смогла подавить нежную улыбку при мыслях о семье Бенимару. Они все, и Хина, и Хика, и лейтенант Конро, и предыдущий капитан Шинмон, были для Бенимару драгоценными людьми, которых он стремился защищать ценой собственной жизни. Они — те, кто сделали его таким, каким я его знаю и люблю сейчас.       — Вообще, было бы неплохо, если бы мы смогли как-нибудь отыскать карту Токийского метро. Оно было таким огромным! Конечно, оно уступало Шанхайскому по протяжённости и Нью-Йоркскому по количеству станций, однако всё равно становилось жутко каждый раз, когда я натыкалась на его карту в интернете. Для меня всегда оставалось загадкой, как же люди не путались, особенно в куче одинаково звучащих названий станций.       — Думаю, они привыкли, — пожал плечами Бенимару, прикрывая глаза. Я не смогла подавить в себе приступ нежности.       Где-то на подкорке сознания до сих пор не верилось, что всё это происходит со мной. За новую жизнь я привыкла к лишениям и тому, что мне всего надо добиваться потом и кровью, а тут Бенимару сам пришёл ко мне.       Я была полна любви к этому человеку.       Подняв взгляд на звёзды, я уловила одну упавшую. В прошлом было такое поверье, что если видишь падающую звезду, то надо загадать желание. Не сказать, что я верила во всё это, но сейчас настолько преисполнилась моментом, что на секунду прикрыла глаза. «Пусть мы будем так же счастливы и в будущем», — мысленно попросила я. Сбудется или нет — не знаю, но подобная глупость заставила улыбку вернуться на моё лицо.       — Люблю, когда ты улыбаешься, — внезапно произнёс Бенимару. Я удивлённо моргнула и опустила голову вниз, встречаясь с его алыми глазами.       — Ты серьёзно, — нежно покачала головой я.       — Более чем, — согласился он. — После поездки на континент ты постоянно ходила хмурой и задумчивой, и у меня разрывалось сердце от мысли, что я ничем не могу тебе помочь. Всё, что я мог — это делать тебя сильнее, тренировать. И мне стыдно за это.       — Нет, ты сделал более чем, — не согласилась я. — Всё, через что я прошла, было моим испытанием, моей ношей. Я должна была сама протащить этот крест, без чужой помощи.       — Вдвоём тащить проще, — не согласился Бенимару. — И раз уж мы вместе, то впредь должны делить всё на двоих, тебе так не кажется?       Я замерла, поражённая этой мыслью. Честно говоря, я раньше об этом как-то и не думала. Ну, то есть, я не была командным человеком, привыкла к самостоятельности и не любила взваливать на других свою ответственность. А тут оказалось, что я могу поделиться ею с кем-нибудь, кому не всё равно, кто сам хотел бы разделить её.       У меня перехватило дыхание, а взгляд заметался по спокойному лицу мужчины. Он был так невозмутим, словно это было чем-то обыденным, как будто мы сейчас говорили о погоде или идеальном блюде на завтрак. И тут я поняла: для Бенимару это и было обыденной вещью. Пусть он зачастую и был самостоятельным, он никогда не отказывался разделить с другими свою или чужую ношу. Для него это было нормой.       Я ощутила внезапное и непередаваемо сильное желание поцеловать Бенимару. Вот так просто — взять — и поцеловать.       Взгляд сам собой остановился на губах мужчины, а потом метнулся к его глазам. Ярким, выразительным. Любимым.       — Бенимару, — немного охрипшим голосом попросила я, — ты можешь сесть? На минуту буквально?       Он явно удивился, но голову поднял, выпрямляясь. Верно, подумал, что у меня затекли ноги, но я уже настолько привыкла к тому, что либо он, либо близняшки лежали на моих коленях, что сейчас меня это совершенно не волновало.       О нет, я хотела другого.       Словно хищная птица я следила за тем, как Бенимару сел и потянулся, разминая спину. Ноги он подобрал под себя в традиционной позе сэйда, и я воспользовалась этим.       Я приподнялась на коленях, мгновенно сократила расстояние между нами, положила ладони на щёки Бенимару и приблизила своё лицо. Я даже не колебалась — настолько уверенной я себя чувствовала.       Целовала я немного неловко, моей технике явно не хватало опыта, но мне было плевать. Я сминала любимые губы своими, держа немного ошарашенного мужчину за лицо, и была счастлива как никогда.       Я хотела поцеловать Бенимару — и я его поцеловала.       Он довольно быстро сориентировался, обхватил меня руками за талию и усадил к себе на колени, пылко отвечая на поцелуй. Я в конец потерялась в нём и отдала всю ведущую роль Бенимару. Не сказать, что и он был сильно хорош, но нам было плевать на это.       Запах кедра и клубники обволакивал, я прижалась чуть теснее и закинула одну руку за шею возлюбленного, после чего прикрыла глаза. Ощущения обострились, чужой язык прошёлся по моим губам, и я с неким кокетством ответила тем же.       Не знаю, как долго мы целовались, но по итогу сидели оба порозовевшими и довольными.       Я лбом уткнулась в лоб Бенимару, неторопливо вдыхая запах мужчины и улыбаясь самой радостной улыбкой.       — Ты прав, — призналась я, — мы теперь действительно должны делить нашу ношу на двоих. Спасибо.       — За что? — подивился он. Я чуть не хохотнула: да уж, сегодня у Бенимару день удивлений и новых открытий — вон, как я на него влияю!       — За то, что ты со мной. — И прежде, чем он успел возразить, я вновь поцеловала его, но в этот раз более нежно. Ответ последовал незамедлительно.       И, наверное, такая неторопливая влюблённая жизнь продолжалась бы и дальше, если бы на следующий день на порог Седьмой не заявилась бледная как смерть Хибана. От неё пахло ужасом, кровью, огнём и отвращением. А глаза у неё были такие большие, что, казалось, она повидала свой самый страшный кошмар и уже никогда не сможет забыть его.