***
— Господи Иисусе, Йен, — пробурчал Микки, растерянно скривив рот, когда они вошли в номер для новобрачных дерьмового мотеля, забронированный Галлагером на ночь. Комната была определенно вульгарной, если вы могли ее как-то охарактеризовать, или же просто пиздец какой уродливой, если у вас вообще имелась хоть капелька вкуса. В целом обстановка была похожа на красно-золотую блевотину в День Святого Валентина, дополненную чудными светодиодными картинами, кучей бархата и блядским плюшевым медведем, а вишенкой на торте являлась огромная круглая кровать с изголовьем в форме сердца. Сжав губы в тонкую линию, Йен бросил сумку на пол. Тот факт, что номер оказался дешевым, было его главным преимуществом, но, честно говоря, в интернете он выглядел более-менее прилично. Кроме того, в отзывах Google не упоминалось о клопах, пятнах или плесени, что для такой дыры как эта было, по крайней мере, чудом. — На сайте его называли очаровательным, — сказал Йен, поворачиваясь к Микки, который слонялся рядом с туалетным столиком, осматривая бесплатное шампанское. Схватив одну из бутылок, брюнет принялся срывать с нее фольгу. — Очаровательная — моя задница, — произнес он, бросая мусор на пол, а затем снимая проволоку и выкручивая пробку. — Может быть, в 1983 году так и было. Он раздражающе громко хлопнул пробкой, посылая ее в полет через всю комнату, и наклонил бутылку, чтобы набрать полный рот пены. — Блядь! — пожаловался он после не самого элегантного глотка, протягивая бутылку Йену. — На вкус как моча. — Говорит человек, который с удовольствием пил туалетное вино Энцо. — Оно было определенно лучше, чем это дерьмо. Йен неторопливо подошел к Микки, ступая неровно из-за фиксатора на ноге, и взял из его рук бутылку. — Мой муж такой сноб, — кокетливо произнес он с улыбкой, наклоняясь и оставляя нежный, целомудренный поцелуй на верхней губе брюнета. Он сделал глоток шампанского, когда отстранился, и да. Ладно. На вкус как моча. Микки поднял брови, ожидая его реакции, а затем расплылся в улыбке, глядя как Йен проглотил пойло, сопровождая это детским фуканьем! — Что это за дерьмо? Забрав у рыжего бутылку, Микки предпринял еще одну попытку. — Я думаю, оно называется «Отчаяние». Так или иначе. Они продолжили передавать шампанское друг другу, пока раскладывали свое барахло, поставив сумки на маленький поцарапанный столик и вытаскивая из них туалетные принадлежности. Микки размышлял о том, что, возможно, в первую брачную ночь предполагалось рвать друг на друге одежду и трахаться на всех имеющихся в помещении поверхностях. Вероятно, он должен был прямо сейчас отсасывать Йену возле двери вместо того, чтобы потягивать дерьмовое шампанское и проверять, упаковали ли они смазку. Услышав звук подобный треску погремушки, он посмотрел на Йена, который достал свой пузырек с таблетками и вытряхнул в ладонь вечернюю дозу, после чего наклонил голову в сторону ванной и почти застенчиво произнес: — Мне нужно… Понимающе кивнув ему, Микки посмотрел, как тот ушел, и подумал, что люди могут засунуть правила первой брачной ночи себе в задницу, потому что это был его чертов муж, а еще у них обоих впереди была целая жизнь, чтобы съесть друг друга.***
Йен проглотил таблетки, запивая прохладной водой из-под крана, а затем сделал паузу, чтобы сполоснуть лицо. Потирая ладонями влажные щеки, он ощутил прикосновение парных колец к своей коже, и не смог не улыбнуться этому. Охуеть. Он замужем. В законном браке. А в соседней комнате находится его чертов муженек, роющийся в своем рюкзаке. Он наблюдал через зеркало, как Микки расстегнул молнию на их несессере, покопался в нем секунду, и, очевидно удовлетворенный тем, что там нашел, застегнул его обратно и положил на стол. Затем брюнет начал развязывать свой галстук-бабочку — действие, принятое Йеном за намек, чтобы он вытер лицо и вернулся к нему. — Привет, — произнес он, неуклюже протискиваясь в спальню: сраный фиксатор раздражал его все больше и больше с каждой секундой. Микки выдернул бабочку из-под воротника и бросил ему. И Йен хотел бы сфотографировать его лицо в этот момент — взгляд голубых глаз был таким нежным, в равной степени дразнящим и любящим. Исключительная красота. Поймав галстук мужа рукой и сняв свой, он положил их вместе на столик.***
Подойдя к Йену, Микки просунул руки под его пиджак, обхватывая ими теплую спину и прижимая ладони к поясу брюк. Он обнимал своего мужа. У него теперь был гребаный муж. А он сам был мужем Йена. Это походило на сон — на абсурдную мысль, которая часто возникала в его голове, пока он сидел один в тюрьме, жил один в Мексике, занимая свой одинокий разум вещами, которые казались действительно хорошими, но которые, как он думал, никогда с ним не случатся даже через миллион лет. Микки Милкович должен был прожить в несчастье. Он должен был потерять все, чего когда-либо желал, все хорошее, что когда-либо стремился иметь, а также прожить остаток своих дней скрытно и ничтожно, трахаясь со случайными мужчинами, потребляя слишком много алкоголя и табака, пока это в конечном итоге не убило бы его. Но когда он прижался лицом к груди Йена Галлагера, вдыхая запах ткани его рубашки, тепло и сладость его кожи, просачивающиеся сквозь щели между пуговицами, он крепче обнял своего блядского мужа и осознал, что обманул Вселенную, обманул всех богов, ускользнув от них в самый последний момент. — Мы, блядь, женаты, чувак, — пробормотал он, не в силах сдержать смешок, который вырвался наружу теплыми маленькими выдохами в рубашку мужчины перед ним. Спустя мгновение брюнет почувствовал, как тело Йена изгибается, а губы прижимаются к его макушке.***
— Ты мой муж, — прошептал Йен, уткнувшись в темную макушку. Он задержался на секунду, чтобы вдохнуть его запах, насладиться теплом кожи его головы, рассеивающимся яблочным ароматом его шампуня, сладостью, которой всегда для него был только Микки. Запах, который он любил с пятнадцати лет и делал все возможное, чтобы находиться ближе, вдыхать аромат мягкой, потной кожи чумазого мальчишки, завладевшего его сердцем с самого начала. Брюнет запрокинул голову назад, и Йен поднял свою, чувствуя как бешено колотится сердце, когда их глаза встретились. Он рассматривал лицо Микки — морщинки от улыбки, багровый фингал и губы, которые он будет целовать всю оставшуюся жизнь. Йен соединил их губы, потому что ничего не мог с собой поделать — ничего не мог поделать, кроме как соединить их тела хоть каким-то образом, ничего не мог поделать, кроме как прижать их носы друг к другу, вдыхать и вдыхать тепло его кожи, а еще легкий запах дерьмового бесплатного шампанского.***
Йен был первым, кого Микки поцеловал. Он помнил, насколько сильно был напуган — как никогда в своей восемнадцатилетней жизни, когда наклонился и прижался губами к губам мальчика в фургоне. Он помнил клубы сигаретного дыма вокруг их голов, жужжание в ушах и мягкость губ Йена. Он помнил, как потом помчался к дому, с усмешкой показав Йену средний палец. По большей части он помнил, как задавался вопросом, почему он вообще так долго ждал, чтобы сделать это. Помнил, как ему хотелось делать это снова, и снова, и снова, бесконечно. И вот сейчас он целовал этого рыжего мальчика, скользя руками вверх и вниз по его скрытой под рубашкой спине, думая о вечности, о клятвах и кольцах, которые чувствовал на своем пальце. Пока смерть не разлучит нас. Рот Йена был прохладным и влажным от проточной воды, и Микки целовал его, что есть сил, вкладывая каждую унцию вечности в медленное скольжение их губ, нежные прикосновения их языков. Он крепко зажмурился и ощутил, как руки Йена поднимаются, чтобы коснуться его щек, поглаживая пальцами волосы по бокам и над ушами. В первую брачную ночь они могли бы многое сделать. Могли бы трахаться дико и жестко, раскидывать оторванные пуговицы по полу, могли бы быть достаточно громкими, чтобы другие постояльцы звонили на рецепцию и жаловались. Они могли бы. У них еще есть время впереди. Но сейчас все, чего хотел Микки, это чтобы Йен был внутри него — хотел быть окруженным своим мужем, разделяя с ним свое тепло, свое тело и свое удовольствие. Он хотел, чтобы это происходило медленно. Хотел, чтобы это длилось вечно. Сжав пальцами ткань на пояснице Йена, он стал вытаскивать рубашку из-под пояса брюк.***
Йен улыбнулся в губы Микки, когда почувствовал, что тот принялся вытягивать рубашку и, желая помочь ему, отстранился, начав снимать с себя пиджак. — Думаю, нам, вероятно, следует консуммировать наш брак, — произнес он, а затем ухмыльнулся, когда брюнет фыркнул на него, пока они на пару вытаскивали Йена из пиджака и избавляли от рубашки. — Как сексуально, — тон Микки был ироничным, но счастливым. — Не могу дождаться, когда ты лишишь меня девственности. — Хорошо, что мы хранили себя для нашей первой брачной ночи. Это делает вещи более особенными, понимаешь? Они хихикали, пока раздевались, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы поцеловаться в процессе, стараясь быстрее высвободить себя из того, что начало казаться тысячами предметов одежды. Сама идея консуммации брака была чертовски глупа. Парни весело смеялись над этим, бросая короткие комментарии о том, что Йен лишил девственности задницу Микки, в то время как поцелуи оставались все такими же нежными в противовес их шуткам, а руки медленно и ласково гладили друг друга, задерживаясь на талии и плечах, когда брюнет прошептал: — Давай выполним наш гребаный супружеский долг. — В какой именно момент брак официально считается состоявшимся? — поинтересовался у него Йен, присаживаясь на край кровати и расстегивая фиксатор. — Когда мой член окажется у тебя в заднице? Микки стянул носок и швырнул его в голову рыжего. — Думаю, в тот момент, когда ты разрядишь в меня всю обойму. — Горячо, — Йен бросил носок обратно в мужа и ухмыльнулся, когда тот попал ему прямо в лицо. Он отшвырнул фиксатор и неуверенно встал, изо всех сил стараясь не слишком переносить вес на левую ногу. Подойдя к нему, Микки позволил ему обхватить себя за плечи, пока он вылезал из штанов и нижнего белья, и Йен не мог удержаться от смеха из-за неловкости этого дерьма, зная, что большинство молодоженов, вероятно, уже вовсю трахались бы. Но все это казалось лишь еще приятнее оттого, что происходило именно так. Муж Йена помогал ему раздеться, и это был настоящий брак, а не какое-то порно. Он чувствовал себя, словно завернутым в одеяло, в мягкий и теплый комфорт их отношений, заставляющий его сердце биться так спокойно Йен поцеловал Микки, как только тот сбросил с себя боксеры, обняв его за шею, а затем наклонившись и слегка засосав пухлую нижнюю губу. — Это был лучший день в моей жизни, — прерывисто дыша между поцелуями, произнес рыжий голосом, который, как он знал, понимал только Микки, потому что почти сразу уголки его губ потянулись вверх, а красивое лицо озарила улыбка. — Мой тоже, — ответил Милкович, проводя руками вверх и вниз по спине Йена. — Серьезно? — Ага.***
Йен переместился на кровать, переворачиваясь и откидываясь на подушки, делая все это довольно осторожно, чтобы не потревожить свою ногу, которая технически не должна была оставаться без фиксатора, кроме как для купания и сна. Вытащив смазку из их несессера, Микки последовал за ним, аккуратно подползая, чтобы улечься рядом. В течение последнего месяца полноценный секс был настоящим проявлением креативности: травма Йена сделала почти невозможной реализацию определенных поз. Они не могли делать что-то слишком атлетическое или требующее от Йена опираться на обе ноги, поэтому в основном их постельные утехи состояли из большого количества «Микки сверху», в позе на боку, когда травмированная нога Йена была перекинута через бедро брюнета, а еще парочки неуклюжих перепихонов стоя, во время которых Галлагер просто нагибал своего жениха над различными предметами мебели, пока сам пытался поддерживать устойчивый ритм, не перенося слишком большой вес на свой фиксатор. Однако, Микки мог с уверенностью сказать, что сегодня его муж был не в настроении ни для того, ни для другого, поэтому просто растянулся на спине и улыбнулся, когда Йен заполз на него сверху, стараясь держать свою перемотанную жгутами ногу в стороне, насколько это было возможно. — Скучаю по тому, чтобы обладать тобой вот так, — прошептал Йен, наклоняя голову, чтобы соприкоснуться лбами. Его дыхание было теплым и пахло последним глотком шампанского, и Микки не мог удержаться, чтобы не приподняться всего на дюйм, ровно настолько, чтобы их губы слились в медленном, сладком поцелуе. Он обхватил руками шею Йена и скользнул ладонями вверх по его волосам, растрепывая их, нежно царапая ногтями кожу головы. Микки никогда не делал этого с кем-то еще таким вот образом — никогда не было другого мужчины сверху, чтобы каждый теплый, мягкий кусочек кожи касался его собственной, чтобы дыхание касалось его губ, а нос прижимался к его щеке. Он никогда не чувствовал поцелуев на своих веках и лбу, пока другой мужчина двигал бедрами, чтобы протиснуться между его бедрами, никогда не обвивал ногами талию другого мужчины, крепко удерживая его, желая чтобы тот был как можно ближе. С другими мужчинами, как думал Микки, он чувствовал бы себя загнанным в клетку и пойманным в ловушку. Однако с Йеном он просто чувствовал себя в безопасности.***
«Наверное, нам следовало бы заняться прелюдией», — думал Йен, прижимаясь лбом ко лбу Микки и каждые несколько секунд прижимая их губы друг к другу, чтобы запечатлеть нежные поцелуи. Брачная ночь должна быть, вероятно, жарким праздником секса, когда пара делает все возможное, чтобы разрушить стены в комнате. Но как бы он ни старался, все, чего хотел Йен — это прижаться к Микки. Вдыхать его аромат. Обнимать его. Чувствовать их теплое, смешанное дыхание в пространстве между их губами. Он немного откинулся назад, поднимая руку, чтобы коснуться лица мужа. Взгляд голубых глаз был мягким, а губы слегка изогнуты вверх, и Йен медленно провел большим пальцем по синяку под глазом, ощутив внутри острую боль. — Прости, — прошептал он, наклонившись, чтобы чмокнуть отметину. Микки лишь закатил глаза и пожал плечами. — По крайней мере, ты не сломал мне ногу. — Падение сломало мне ногу. — Без разницы. Я не должен был этого делать. Йен оставил еще один поцелуй на синяке, а затем другой на губах брюнета. — Ага, хорошо. Но может быть, нам стоит просто начать говорить о всякой хрени, прежде чем бросаться с кулаками. Пусть это будет ебаная цель нашего брака или что-то в этом роде. Микки успокаивающе провел рукой по волосам Йена. — Мне не нравится тебя бить. — И мне не нравится тебя бить. — У тебя слишком красивое лицо. Йен ухмыльнулся, радуясь возможности поднять им обоим настроение. — Оу, вот почему? — А почему же еще? — пожал плечами Милкович. — Ммм, — Йен наклонил голову, даря Микки серию нежных, посасывающих поцелуев в шею. — Подумал, может быть, я тебе немного нравлюсь. — Эм. Все зависит от настроения. Выпрямившись, рыжий улыбнулся мужу, наблюдая за милой ухмылкой, расползающейся по его губам. — Серьезно? — спросил он, снова склонившись, чтобы поцеловать его в кончик носа. — И как мы себя сегодня чувствуем? Глаза Микки стали невероятно нежными, и Йен в очередной раз осознал, что любит его всем своим существом. — Чувствую себя так, будто я женился на тебе, — прошептал брюнет, скользя руками от шеи Йена вверх под его подмышки, и обхватывая верхнюю часть спины. Его пальцы гладили Йена, рисуя слова любви на его коже. — Черт, Микки, — у Йена в животе запорхали бабочки. Он чувствовал, как его щеки горят, а глаза наполняются слезами. — Мы женаты. — Подписали бумаги и все такое. — По закону мы вроде как семья. — Мы всегда были семьей, чувак. Йен выдохнул при этих словах. Он потянулся большими пальцами вверх и принялся поглаживать брови Микки, мягко, нежно проводя по ним в знак любви. — Ты мой муж, Микки. И хотя это казалось глупым, но Йен тихо заплакал — глаза наполнились слезами, а дыхание начало дрожать, создавая тремор в животе. — Опять открыл водопровод, — прокомментировал Микки, убирая руку со спины Йена и дотягиваясь большим пальцем до капельки влаги, капнувшей на линию его ресниц. Но, будь все проклято, если он тоже не плакал: его прекрасные голубые глаза увлажнились, стали красноватыми и блестящими, когда Йен посмотрел на него, шмыгая носом и пытаясь подавить ком в груди и странное желание всхлипнуть. — Я люблю тебя, — произнес он дрожащим голосом, прикасаясь губами к векам Микки, чувствуя, как влажные ресницы касаются его губ. Микки притянул его лицо чуть ниже и оставил мягкий посасывающий поцелуй на верхней губе рыжего. Поцелуй, который ощущался как всепоглощающее тепло, как безопасность и доверие, как дом и гребаная вечность. — Я тоже тебя люблю.***
У них был секс с застывшими на глазах слезами, был эмоциональный секс «я скучал по тебе», а еще секс в промерзшем фургоне и прощальный секс на продавленном матрасе в исправительной колонии Бекмана. У них даже был секс «Иисус Христос, мы это сделали», после избиения двух парней на гребаном хипстерском концерте. Но они никогда раньше не плакали во время секса. Йен неуклюже скользнул внутрь, перенеся весь свой вес на правую ногу и целуя слезы на щеках своего мужа. — Пиздец как тупо, — смущенно прошептал Микки, вытирая глаза тыльной стороной запястья. Сделав медленный, очень медленный толчок, Йен тяжело вздохнул, позволив слезинке скатиться по его переносице и брызгами упасть на лоб Микки. — Это эмоционально, потому что мы хранили себя для брака, — пошутил Галлагер, немного перемещая свои бедра, чтобы найти лучший угол. — Значит, вот в чем причина? — Ага. Они поцеловались, и это было самой нежной вещью в мире.***
Иногда секс был банальным удовольствием, когда они кончали так сильно, как только могли, столько раз, сколько могли, седлая тела друг друга, пока пот не начинал течь ручьями по их вискам. Иногда это был комфорт — попытка подарить друг другу любовь и безопасность посредством теплых поцелуев и нежных толчков. А иногда секс был просто весельем — хихиканье, щекотка и поддразнивание, с целью заставить другого кончить первым, словно это какое-то соревнование, во время которого они буквально задыхались, не прекращая улыбаться и издеваться друг над другом до победного конца. Но прямо сейчас это являлось всем, чем они были, всем, чем они есть, и всем, чем они когда-либо будут. Это Йен, переплетающий их пальцы и прижимающий их сцепленные руки к подушкам по обе стороны от головы Микки. Это горячие, полные языка поцелуи, в перерывах между которыми они улыбались, перешептывались и немного всхлипывали, ровно настолько, чтобы избавиться от давления в горле. Это Йен, старающийся толкаться в брюнета как можно более последовательно, и это Микки, смеющийся над ним, когда рыжему приходилось делать паузу, чтобы дать перерыв своей здоровой ноге, взявшей на себя всю нагрузку в качестве опоры. — Заткнись, или я заставлю тебя сесть на меня верхом. — Обещаешь? Фыркнув, Йен вышел из него, а затем плюхнулся обратно на спину с расслабленным вздохом. — Моя здоровая нога устала, Микки, так что тебе придется сделать всю работу. — Это мы еще посмотрим, — бросил ему вызов брюнет, перекидывая ногу через бедра мужа и хватая его член. Он потратил минутку, чтобы снова покрыть пульсирующий ствол смазкой, а затем скользнул им внутри себя со сладким вздохом, который заставил живот Йена вздрогнуть от любви. И когда Микки начал двигать бедрами, прижимая ладони к груди мужчины под ним и раскачиваясь, Йен осознал, что может кончить только от обуреваемых им чувств, которые он испытывал к нему. — Ты такой красивый, — выдохнул он, ощущая, как внутри все сжимается, когда Микки улыбнулся той самой чудесной, открытой улыбкой, обнажающей его белые ровные зубы. — Да ты и сам не так уж плох. Йен усмехнулся в ответ, а затем переместил руки на бедра Микки, помогая ему двигаться. В течение нескольких минут не было слышно ничего, кроме тяжелого дыхания и скользких, влажных звуков их любовных ласк. — Думаешь, ты скоро консуммируешь этот брак? — внезапно спросил Милкович, задыхаясь и полуприкрыв глаза от удовольствия. Потянувшись рукой к члену Микки, Йен принялся размеренно скользить по нему вверх-вниз. — Для начала я обязан выполнить свой супружеский долг и сделать так, чтобы мой муж кончил первым. — Правда? — Мхм. Собираюсь позаботиться о своем мужчине. — Да неужели? Глаза Микки теперь были полностью закрыты, пока сам он раскачивался все интенсивней, а Йен тяжело дышал и крепко сжимал его член, скользя рукой вверх и вниз, сосредоточившись лишь на том, чтобы доставить ему самое сильное удовольствие. — Черт, Йен, — простонал брюнет, и тот понял, что он уже близко. Знал, потому что чувствовал пульсацию, зарождающуюся внутри, этот знакомый трепет вокруг его обнаженного члена, который сводил его с ума от желания. — Давай, Микки, — стал подбадривать его Йен, потирая большим пальцем заливающуюся смазкой головку члена своего мужа, впиваясь пальцами другой руки в его бедро так, что на коже определенно останутся розовые отметины, которые к утру превратятся в легкие синяки. — Ну же. — Боже, я сейчас кончу. Блядь. — Сделай это, давай. Со всей силой, которая у него имелась, Йен обнял Микки за талию и сел, крепко прижимая его к своей груди и делая все возможное, чтобы войти в него еще глубже, в то время как брюнет, закрыв глаза, стонал, вдавливаясь коленями в матрас, чтобы сильнее подпрыгивать на члене мужа. — Я люблю тебя, — пробормотал Галлагер, утыкаясь лицом во влажную, потную шею Микки, подхватывая его обеими руками и помогая двигаться вверх и вниз. — Черт, я так люблю тебя. После этих слов брюнет окончательно потерял себя: его подпрыгивания сменились на покачивающиеся движения, когда он положил руку на собственный член и принялся гладить себя все быстрее и быстрее. — Боже, люблю тебя. Я вот-вот кончу. — Да, давай, сделай это, — прохрипел Йен, задрожав, а затем, упав на подушки, когда ощутил ритмичные сокращения, сжимающие его член. — Блядь, блядь. Кончающий Микки — это самая горячая вещь, которую он когда-либо видел в своей жизни. Всегда, независимо от того, как это происходило. Поэтому Йен был беспомощен в том, чтобы остановить свой собственный оргазм от стремительного движения ему навстречу. Беспомощен, чтобы остановить вспыхнувший в нем огонь, сжимающий его внутренности, невыносимое, невероятное удовольствие, охватившее его и проявившееся в виде нескольких сильных выстрелов своим семенем внутрь его мужа. Черт, его муж.***
— Охуеть, так горячо, — стонал Микки, продолжая, раскачивать на члене Йена свой оргазм. Он чувствовал теплое освобождение Йена внутри себя, чувствовал, как сперма начинает вытекать из него, когда он в последний раз качнул бедрами, доводя их обоих до состояния абсолютного супружеского гребаного блаженства. Замедляя движения, он выдохнул и посмотрел, как Йен открывает глаза и облизывает нижнюю губу, а его тяжелое дыхание переходит в отчетливый стон. — Ебаный боже, Микки. — Ебаный, блядь, боже. Микки слез с него и перекатился на спину, нисколько не заботясь о том, что он запачкает или намочит постель. Он на секунду закрыл глаза, переводя дыхание, и улыбнулся, когда почувствовал, как губы Йена нежно прижимаются к его щеке.***
— М-м-муа, — поцеловал его Йен, обнимая Микки за талию и притягивая ближе. — Это было прекрасно. Усмехнувшись, брюнет повернул голову, чтобы поцеловать Йена в лоб. — За вычетом первых пяти минут было горячо. — Ну, не знаю. Мне показалось, что плач был довольно горячим, — ответил рыжий, заработав от мужа шлепок по руке. Рассмеявшись, Йен провел рукой вверх и вниз по потной спине Микки, чувствуя на ощупь его позвонки, твердые мышцы, теплые и мягкие части его тела, все составляющие которого он любил. — Полагаю, брак был консуммирован. — Мхм, — Микки закрыл глаза, растворяясь в поглаживаниях Йена. — Если нужны доказательства, то они будут на простыне примерно через тридцать секунд. — Как горячо. — Тоже так думаю. Йен шмыгнул носом в шею мужа и нежно его чмокнул. — Ты счастлив? — уже на полном серьезе спросил он после нескольких минут молчания, когда оба устроились в теплом коконе спокойствия и безопасности их объятий. — А ты как думаешь? — ответил Микки, открывая глаза и проводя рукой по щеке Йена. Почувствовав кольца, Галлагер не мог не повернуть голову, чтобы поцеловать ладонь Микки. — Не знаю, — прошептал он, пожимая плечами. Микки выдохнул смешок через нос, а его губы приподнялись в улыбке, которую Йен будет любить даже в 90 лет. Будет любить до самой смерти. Будет любить даже после нее. Смерть — это ни хрена не расставание. — Никогда еще не был так счастлив, — наконец пробормотал Микки, скользя большим пальцем вниз, чтобы погладить уголок рта Йена. Погладить улыбку, которая расплылась на его лице, когда он услышал эти слова. Кивнув головой, Йен принялся легонько постукивать пальцами по спине Микки. — Я хочу быть хорошим мужем, — задумчиво произнес он, приблизившись, чтобы столкнуть их носами. Микки сложил губы и прижался целомудренным, едва заметным поцелуем к мягким губам мужа, к первым губам, которые он поцеловал семь невероятно долгих лет назад. И он подумывал превратить это в шутку, сказав что-нибудь о том, что сперма только что вытекла из него, и что тот проделал довольно хорошую работу до этого, но посчитал самоуничижительным портить настоящий момент собственными страхами того, что теперь он партнер на всю жизнь, половинка новой семьи из двух человек. Но он собирался сделать кое-что, хотя бы потому, что это было правдой, и еще потому, что он любил Йена Галлагера больше, чем кого-либо или что-либо за всю свою жизнь, и он выразил это своим ответом: — Я тоже. Неплохо для начала.