Было далеко за полночь. Круглая и бледная луна освещала пустые улицы Ливерпуля; звёзд на небе совсем не было видно, что придавало ночному часу некую таинственность и определённую красоту. Юноша лет восемнадцати в потрёпанной кожанке, стараясь не шуметь, пробирался по Фортлин-роуд к дому номер 20. Звали этого юношу Джон Леннон. Частым гостем на этой «хре́новой улочке» он не был, а потому соседи его почти не знали, не хотелось отвечать на вопросы какого-нибудь низкого сорокалетнего мужика с пивным пузом, вышедшего покурить, что он тут делает, почему стоит под окнами, кто он такой и бла-бла. Такие типы ещё обязательно орут, словно разговаривают с глухими, орут на всю улицу, да что там — на весь город. А этого Леннону как раз и не хватало. Джон согнул ноги в коленях и уставился на одно из окон второго этажа. Казалось, это окно уставилось на него. Джон и Пол договорились о встрече после полуночи, когда родители будут уже храпеть в три горла. Другого выхода встречаться пока что не было — тётка Джона Мими была настроена против Пола, проживающего под этими окнами, а отец Пола Джеймс был настроен против Джона. Так и вышло как в «Ромео и Джульетте». Джон Монтекки и Пол Капулетти — кажется, идеально.
После двухминутных гляделок с окном, на которое падали отблески холодной луны, Джон смачно сплюнул. Этот мелкий, но красивый засранец просто взял — и уснул! Чувства Джона к этому парню колебались по всей шкале, от ненависти до любви, от заинтересованности до полного безразличия, от желания дружить и до разорвать всё к чёртовой матери. Пол был иногда по-козлиному эгоистичен и по-кошачьи ловок, один из немногих, кто может выпутаться из любой ситуации в мире. Пол — черноволосый высокий и очень худой студент шестнадцатилетний лет с большими блестящими глазами и пышными ресницами; его длинные тонкие пальцы были буквально созданы для игры на гитаре и пианино; голос ласкал и убаюкивал, особенно нежный бархатный шёпот. Он и по характеру был самым что ни на есть невинным барашком — весь такой из себя общительный, добрый, умный, приветливый, пока не узнаешь его поближе. В глубине души он — чёртик из табакерки, в прямом смысле.
И сейчас он снова поступил как конченный эгоист, уснул. Джон огляделся. Плестись обратно до дома никакого желания не было, это почти другой конец города. Должен же быть способ поиграть в Ромео Леннона и забраться к окну Пола? Ползти по стене будет почти нереально с учётом того, что окно наглухо закрыто. Иисусе, как он может спать в июне с закрытым окном? Наверняка уже превратился в яичницу!
Джон прищурился до чёрных пятен вокруг и наконец заметил то, что искал — старая пожарная лестница. Она вся была ржавой и шаталась, даже если до неё докоснуться рукой. Джон ловко поставил на первую перекладину ногу и тут же отскочил обратно. Под весом его ноги пожарная лестница опасно заходила ходуном. Выдержит ли она больше ста фунтов веса всего его тела, или нет? Юноша зажмурился и запрыгнул на лестницу со всей дури. Она предательски зашаталась, но, на удивление, осталась на месте. Джон выдохнул через рот и нос сразу и разлепил глаза. Ему сегодня фартит.
Он взобрался ещё на три ступени вверх и заглянул в окно комнаты Пола. Свет был, конечно же, потушен, и в комнате царил полный мрак. Джон сощурился и приблизился, чтобы рассмотреть всё в силу возможностей.
Пол спал раздетый до трусов, раскинувшись на всей кровати; одеяло лежало на полу, измятое и скомканое в какой-то кокон; грудь парня медленно опускалась и подымалась, а волоски за руках и ногах стали дыбом; под левым глазом красовался фиолетово-красный синяк, помимо глаза он задевал и бровь; полная нижняя губа была рассечена в уголке, а кровь уже запеклась. Джон заворожено смотрел на него. Желание расцеловать изувеченное лицо (а так как было темно, Джон этого не заметил) и набить ему морду самому смешалось воедино. Тревожить сон черноволосого ангелочка чертовски не хотелось, но и висеть на старой лестнице перед его окном не хотелось сильнее. Мими обязательно отчитает его за ночное гуляние, если он прямо сейчас прибежит домой, поэтому оставалось одно: взять зажигалку и зажечь. Пол спит очень чутко и яркий свет огня обязательно заметит. Джон нерешительно оторвал одну руку от лестницы и запустил в карман кожанки. Между пенсами, жевательной резинкой и поломанным надвое карандашом завалялась небольшая чёрная зажигалка. Леннон вытащил её, поднёс приблизительно на уровне глаз спящего МакКартни и повернул колёсико.
Долго ждать не пришлось. Пол уже через несколько секунд разлепил блестящие глаза и на автомате поплёлся к окну. Увидев висящего на пожарной лестнице Джона, он тут же спохватился и распахнул окно настежь. Джон самодовольно улыбнулся и убрал большой палец с колёсика. На подушечке осталась вмятина, такие всегда остаются и очень быстро проходят.
– Идиот, какого Куорримена ты тут делаешь?! – шёпотом выругался шатен. Он был сейчас неописуемо красивым, считал Джон. Ещё сонный, взъерошенный и злой. Когда Пол злился, то становился похожим на маленького котёнка — глаза неодобрительно блестят, губы поджаты, а крылья носа похожи уже на крылья бабочки. Джон понял, что вот-вот потеряет равновесие, а потому ухватился за лестницу и второй рукой.
– Ты забыл, мы договорились о встрече к пяти минутам первого.
Пол ошарашенно бегал зрачками по лицу Джона отчаянно пытаясь вспомнить. День выдался трудным и не исключалось, что он мог и забыть кое-какие вещи. В голове всплыл разговор двухдневной давности.
– Джонни?
– Что?
Они лежали в его кровати, потушив свет во всём доме. Мими должна была прийти через час или два, а пока дом оставался полностью в распоряжении юношей. Джон примостил голову Полу на бедро, а тот перебирал его шелковистые пряди меж своих длинных тонких пальцев.
– Что между нами происходит, а? – Пол не сводил глаз с его лица, осматривал каждую родинку, каждую из немногочисленных морщинок, каждый волосок брови, каждую ресничку. – Я не понимаю. Секс по дружбе? Неприятельские отношения приятелей? Ты ведь всегда был гетеросексуалом, так такого хрена мы делаем?
– Думаешь, я знаю? Я где-то читал, есть такая штука — любовь называется. Слыхал о такой?
– А ты думаешь, это любовь?
– Других вариантов у меня нет.
Пол выдернул свою ногу из-под джоновской головы, подтянул ноги к себе и положил подбородок на колени.
– Леннон, как известно ты — скотина. Да, именно так. Я не буду подыскивать более культурных выражений, не сейчас и не сегодня. Тебе подвластно оттрахать всех, кого ты хочешь. Лиза, Паулина, Джессика, Лаверн, Скай — и это я не всех назвал! Какова вероятность, что я не очередной? Какова вероятность, что ты любишь меня? А что не оставишь меня после ночей, проведённых вместе? Я хочу быть с человеком, который любит меня, а не мой член или задницу, с тем, кто готов быть со мной. А разве тебе это надо? Знаешь, самое паршивое, что я-то тебя люблю. Да, это точно не симпатия. Но я не понимаю, что между нами, не понимаю, любишь ли меня ты, хочешь ли быть со мной…
Джон издал полувздох, полустон и сел на кровати. Он взял руку Пола в свою и крепко сжал.
– Макка, брось, – он поднёс его руку к своим губам и начал расцеловывать костяшки пальцев. – Я не знаю что между нами, химия или алгебра, но что бы то ни было — оно сильное. Мне как-то по-особенному хорошо с тобой, легко, что-ли, да и секс у нас прекрасный. Ты знаешь, когда мы вместе, я уверен в себе. Кажется, я готов ко всему, только потому что ты рядом. Бабочек в животе у меня, конечно, нет, скорее просроченное молоко, но голову мне правда вскруживает. Ты как магнит: к тебе тянет. И если ты не знаком с физикой — никогда не поймёшь почему. Как там называется, когда мужчина может любить и женщин, и мужчин? Бисексуал? Видимо, я один из них. Но ты лучше всех женщин и мужчин вместе взятых, ты — что-то иное и неизведанное, хранящее кусочки себя глубоко внутри. Ты совмещаешь в себе мужскую силу духа и женскую ранимость, мужское остроумие и женскую глупость, мужское тело и женский разум, как андрогин, понимаешь? Если это можно назвать любовью, то это именно она.
– А дальше? Что будет дальше? – Пол посмотрел на него.
– Посмотрим. Но я буду рядом, обещаю.
МакКартни прикусил нижнюю губу и начал пальцем рисовать на груди Джона незамысловатые узоры.
Он спросил:
– Когда мы сможем снова увидеться?
– Не знаю, – говорит Джон.
– Я не хочу надолго расставаться с тобой, Джонни.
– Я с тобой тоже.
– Так когда? Ну, хотя бы приблизительно?
Джон задумался. За последнюю неделю у него был плотный график: музыка, учёба, ещё Мими нужно помогать. Времени для встреч с Полом почти не было. Но и без него проживать всю эту неделю не очень хотелось. Он подобно коту забрался под его руку, а он начал поглаживать его по голове и спине.
– Давай через два дня? После полуночи.
– А почему так поздно?
– Твой отец меня недолюбливает, Мими недолюбливает тебя. А после полуночи они уже будут крепко спать.
– Ну, о'кей, – Пол спутал их пальцы и сцепил в замок. – Давай у меня?
– Договорились. Ты ведь живёшь на Фортлин-роуд?
– Да, двадцатый дом. Моя комната на втором этаже.
Джон кивнул.
Пол шлёпнул себя по лбу.
– Ай, Джон, прости, замотался. Проходи, Ромео ты ливерпульский.
Джон ухмыльнулся, спрыгнул с лестницы, что шаталась как ненормальная и оказался в комнате Пола. Его глаза уже успели привыкнуть к темноте, потому он вполне успешно добрался до кровати и уселся на неё. Он поднял одеяло с паркета и небрежно кинул в конец кровати. Пол сел рядом с ним, подогнув под себя одну ногу.
– Ну, как ты?
– Ты серьёзно думаешь, что за эти два дня могло произойти что-то грандиозное?
– Вообще-то могло. Просто ты не умеешь правильно прожигать жизнь.
– Что? – Джон понизил голос до холодного шёпота. Орать как бешеный — значит, перебудить весь дом и поторопить Пола с признанием. – Это я-то не умею?
– Да, – Пол улыбнулся и медленными движениями стянул с плеч Леннона кожанку. Тот остался в растянутой серой футболке с мелкими белыми надписями, которые при темноте не разглядеть.– За эти два дня ты бы мог, к примеру, на автобусе проехать до другого конца города, на метро до Кембриджа. Ну, или прочитать книгу или даже две.
– И это по-твоему «прожигать жизнь»? Это обычные скучные занятия, Макка!
– У нас разные понятия, Джон. Ну, так ты не получил новые впечатления за эти два дня?
– Получил. Полотенцем по башке, от Мими.
– Значит, было за что.
Губы Леннона растянулись в наглой и озорной улыбке, и он выдал наигранно обиженным тоном:
– То есть, ты не на моей стороне? Ах, ты! Говорил, что любишь, а сам обвиняешь!
Пол шутки не понял, округлил и без того большие глаза.
Он сказал:
– Джон, я же не это…в смысле, ты, наверное, и правда в чём-то провинился…ну, а может и нет! Я не это хотел сказать вообще…
Леннон хрипло рассмеялся. Какой же этот МакКартни дурачок! Пол сдвинул брови на переносице, как только понял — звонко шлёпнул его по ляжке.
– Ах, ты гад! – кричать было нельзя, отец и брат спали. – Я ведь подумал, ты сейчас на ссору набиваешься, чтобы расстаться!
– Вообще-то нет. Так. А мы разве встречались?
Пол открыл рот, но не нашёл что сказать. Он подумал, или Джон снова прикалывается, или маразматик, или маразматик он сам. Джон снова хрипло рассмеялся и согнулся.
– Прости, Пол! Всё, больше не буду.
Пол скрестил руки на груди и отполз к стене. Ему не нравилось, когда Леннон применял чёрный юмор или строил из себя больного склерозом. Мало того, что было очень обидно, так ещё и неприятно. Но говорить что-то этому кретину было так же бесполезно, как объяснять кошке деление или умножение.
Джон опустил свою крепкую руку на бедро Пола и начал поглаживать.
– Полли, ну не злись. Я ведь извинился.
– Не шути так, Джон, это очень неприятно.
Джон придвинулся ближе к нему и потёрся щекой о его плечо, урча. Пол сначала посмотрел на него как на сумасшедшего, а потом стал перебирать его каштановые пряди между пальцами. Долго злиться он не мог, слишком уж любил его, даже придурковатые шуточки. Джон поёрзал и устроился удобнее: сполз чуть ниже и обхватил Пола за талию.
– А меня извини, что забыл о нашей встрече, – МакКартни чмокнул Леннона в макушку. – Был трудный день, очень спать захотелось.
– Я понимаю, Полли. Не извиняйся, – былая раздражённость прошла. Теперь Джону было даже очень стыдно, что он разбудил его.
Джон подтянулся, чтоб сидеть с Полом на одном уровне и провёл рукой по его щеке. Он немного задел огромный синяк под глазом парня. Пол зашипел и перехватил его руку.
– Что? – Джон всмотрелся в его лицо. – Что я сделал?
– В принципе, ничего.
– Не лги.
Джон высвободил свою руку и провёл по контуру лица Пола. Когда тот снова издал полустон, Леннон догадался.
– О, Господи! Кто тебя так?
– Неважно.
– Как «неважно»? Пол, тебя ведь избили, так?
– Ну, да, немного. Да я сам полез и…
– И кто тебя, блять, просил?! – нельзя кричать. – Идиот, ты вообще знаешь, что тебе так могут и кости сломать? Ты ведь хилый как не знаю кто!
– Если ты старше — не значит, что можешь меня учить! – Пол отскользнул от джоновских рук к подушке и сжал её.
Он укрылся одеялом с головой, хоть и было жарко. Его голос далее был слышен глухо и неотчётливо.
– Меня очень сильно оскорбили, и я не сдержался. Я не хочу слушать как ты отчитываешь меня словно я неразумный ребёнок, на это имеет право, разве что, мой папа. Ты ведёшь развязный образ жизни: много секса, сигареты, алкоголь и эти сраные постоянные драки. Джон, – он стащил одеяло с головы, – Это я должен читать тебе нотации, а не ты мне. Это ты вечно в пластырях, бинтах и синяках, тебе плохо поутру от дозы выпитого ночью, ты задыхаешься от никотина, ты рискуешь стать отцом в свои восемнадцать, потому что не всегда предохраняешься. И мне по-настоящему страшно. Я влезаю в подобную херню куда реже тебя, чем, конечно, горжусь.
– Как это связано с моими последними словами? – Джон опустил голову на мягкую подушку Пола, которую тот отшвырнул в сторону.
– Иисусе! О'кей, скажу вкратце: это я должен беспокоиться за тебя, а не ты за ме…ты чё так смотришь?
Леннон всё это время глупо лыбился, глядя на Пола.
«Какой ты, мать твою, красивый!»
Джон облизал обсохшие тонкие бледно-розовые губы.
Пол ещё окончательно не проснулся и сонным выглядел таким беззащитным и маленьким. Вот бы сейчас прижать его к себе и так сильно поцеловать, так, как не целовал никто.
– Да что ты лыбишься, Леннон? – Пол ударил Джона по упругой круглой ляжке.
– Ты такой красивый, Макка. Я хочу поцеловать тебя.
Пол засмущался и позволил Джону притянуть его за талию и коснуться его губами своих губ. Пол, закрыв глаза, растирал грудь старшего, а тот простонал ему прямо в рот. Поймав момент, МакКартни проник длинным языком внутрь рта Леннона. Джон издал стон; Пол запустил руку под его футболку, намереваясь её снять. Получив молчаливое согласие, он стянул её через джоновскую голову и выкинул на пол к чёртовой матери.
***
– Джонни, – через пять минут Пол с трудом оторвался от него и посмотрел в глаза. Всегда такие уставшие, словно стеклянные, редко показывающие эмоции. – Я…не могу. За стенкой Майкл и папа…
– А мы будем тихо, – Джон успел поцеловать его безымянный палец, пока Пол водил рукой по его лицу.
– Это невозможно. Мы и тихо трахаться — невозможно. Пожалуйста, давай остановимся, я не хочу, чтобы кто-то это увидел.
– Какой ты нудный, – Джон с лёгкой улыбкой спихнул с себя Пола, присел на корточки и стал шарить рукой по паркету в поисках футболки.
– Но ты ведь меня всё равно любишь, – Пол сел рядом с ним.
– Люблю.
– Ну, а я тебя, – он забрался меж его ногами и обхватил шею руками. – Поцелуй меня.
Джон поцеловал сначала подбородок, потом щеки, лоб, кончик носа и наконец аккуратно придвинулся к губам. Пол приоткрыл рот, впуская его глубже, чем Джон тут же воспользовался.
Раздетые до трусов они сидели на холодном полу жарко целуясь и чувствуя эрекцию друг друга.
«нелья шуметь, Пол, нельзя, если надо — останови Джона»
Леннон резко отлепил от себя МакКартни и забрался на край кровати.
– Я так больше не могу.
– Что не так, Джонни?
Джону нравилось, когда Пол называл его «Джонни». Так нежно, а с другой стороны вызывающе страстно. Пола в кругу друзей называли «Макка», но Джон называл его так довольно редко, только тогда, когда их отношения действительно походили на дружеские, ему нравилось звать его «Полли». А Полу эту как раз и не нравилось.
– Джон, мать твою, прекрати называть меня так!
– Почему?
– Я что, девчонка что-ли, если ты зовёшь меня «Полли»!
Джон сделал затяжку и выдохнул дым Полу в лицо.
– Ну, надо же мне тебя как-то ласково называть, а у тебя вариаций немного. А если честно, их нет вообще. Не буду же я тебя Макка называть. А «Полли» — вполне себе уместно.
– Мне не нравится, – Пол фыркнул.
– Будет врать! Я знаю, что нравится.
– Нет!
– Да! И с женским именем я тебя никак не связываю, как ты был Полом МакКартни, так им и остался.
– Я хочу тебя, Пол. Бог знает, как сильно.
– Я уже всё сказал, Леннон, – Пол подошёл к окну и вдохнул влажный ночной воздух. Стыдно ему было, даже если б Джон был девушкой. Ни при каких обстоятельствах он не будет трахаться, когда за стенкой отец и младший брат. – Тихо ты не умеешь.
– Только я?
– О'кей, я тоже.
– Полли, – Джон подошёл к нему сзади и обнял, уткнувшись лицом в его плечо. – Но ты ведь тоже хочешь.
– Хочу, но не могу, – он провёл длинными пальцами по стеклу в маленьких капельках. – Надеюсь, сам ты этого делать не будешь?
– Ты дурак? – Джон хрипло рассмеялся. – Я не тупой школьник!
Пол улыбнулся уголком губ. Он чувствовал запах шампуня Леннона, который смешался с запахом парфюма. Этот парфюм пах просто отвратительно, чтобы вы понимали — как коньяк, в который потушили десять сигарет и залили куриным бульоном. Но Джон его даже не ощущал, а Пол ничего не говорил.
Не спать по ночам он начинал всё больше и больше. Сидел и сочинял песни, играл на гитаре или смотрел в окно часами. Ночной Ливерпуль был таким тихим и спокойным, ни одного человека на улице. Пол мог сидеть так долго-долго, сам не понимал почему.
Ему неожиданно захотелось спать. Наверное, это из-за тепла ленновского тела. Джон крепко обнимал его и тёрся щекой о плечо, он любил так делать. Пол часто засыпался у него на плече или коленях, потому что, чёрт возьми, Леннон всегда был очень тёплым! Но от него исходило какое-то иное тепло, не как от обычных людей. С теплом Джона могло сравниться разве что родительское. Зачастую Джон Пола как раз отогревал, особенно холодной зимой. Младший просто поддавался рукам старшего и уже через минуту урчал от удовольствия и тепла, а иногда и жара.
Пол широко зевнул в кулак и повернулся вполоборота к Джону.
– Когда ты собираешься уйти?
– Гонишь, да? – Джон шутливо поднял брови.
– Нет, я не хочу, чтобы утром тебя увидели здесь. Дело не в том, как мой отец думает о тебе, а в том, как я ему объясню, как скажу, что ты тут делаешь. Он не дурак, поймёт, что ты не мимо проходил.
Джон вздохнул и поднял голову с плеча Пола. Руки всё ещё крепко обвивали талию, живот соприкасался со спиной, а бёдра с ягодицами.
– Когда ты ему уже скажешь? – спросил он.
– Не сейчас, Джон. Когда придёт время.
– И когда же, по-твоему, оно придёт? – Леннон начинал злиться. Он впился ногтями в грудную клетку МакКартни и стиснул зубы. Вся эта дрянь между нами была уже почти полгода, а Пол всё ещё молчал. Идиот!
– А сам-то! Мими ведь тоже ни хрена не знает.
– Я ей неоднократно намекал, – Джон опустил плечи и расслабил руки. На груди у Пола заалели десять следов от ногтей, жгучие, постепенно наполнившиеся капельками крови. Пол скорчился от резкого прилива боли.
– Джон, ты что наделал? – он обхватил свою грудь обеими руками. – Совсем уже кукушкой поехал?
Тот обернулся и в непонятках уставился на него.
– Блять, Пол, прости! – Джон побежал к кровати, где валялась его кожанка и стал шариться в карманах. Пенни, жвачка, сигареты... наконец он отыскал упаковку с пластырями. Оказалось в ней всего два. Джон вытащил один и наклеил на самую глубокую царапину, от большого пальца. Он аккуратно разгладил пластырь и поцеловал оставшиеся десять ранок.
– Прости, прости, пожалуйста, – после каждого поцелуя говорил он. Пол сдерживал желание дать ему по яйцам и заменил его поглаживанием по спине.
– Всё, заткнись, – вторую руку Пол прислонил к его рту. Джон несколько поцеловал его в центр ладони. – Оба виноваты. И тебе будет лучше уйти.
– Прямо сейчас? – шёпотом спросил Джон.
– Нет. Ещё час или даже два ты будешь только моим, а потом уходи. Не хочу, чтобы тебя кто-нибудь увидел.