***
— Оума-кун, ты же понимаешь, — тихим, слегка осевшим голосом прошелестела девушка и смущённо махнула плечом, тем самым скидывая длинный локон золотистых волос с шеи, — что у нас не так и много времени… Я тебя жду здесь уже час, ко мне даже подошли люди, чтобы подбодрить, что ты придёшь, но вышло так, что ты… Оума растерянно улыбнулся одними губами, пытаясь не замечать то болезненное странное ощущение, что, казалось, постепенно впивалось острыми зубами в стыдливо трепещущую верхнюю часть живота, связываясь с холодно замершей душой. Юноша невольно нахмурился, тут же распрямляя лоб от мимических маленьких морщин. — Виноват, виноват, признаю, — с долей напускного веселья усмехнулся он, одним лёгким движением подхватив из своего кармана пальто нераскрытую плитку шоколада. — Но у меня для тебя твой любимый шоколад. Ну что же, простишь? Не в обиде теперь? Кокичи едва ли не отпрянул, когда по его руке мазнули холодные пальцы Каэде, которая с настороженным удивлением в сверкнувших глазах встретила чужой противоречивый взгляд — и Оума поспешно прислонился ближе к подрумяневшемуся лицу девушки, специально внимательно рассматривая её уголки губ. — Я не обиделась, а просто делала выводы, — едва усмехнувшись, сказала она. — С каких это пор ты вообще опаздываешь? В облаках будто бы витаешь, до тебя невозможно докричаться. Так что, если ты думаешь о чём-то мерзком, то учитель правильно тебе отработки назначил. Но сегодня отработок-то у тебя нет! Где ты был? — Мерзость — понятие относительное. Может ли химия быть мерзостью? Может, конечно же, почему бы и нет? Существует много штук из химии, которыми можно убить человека — быстро или долго и мучительно. Есть ли мерзость в литературе? Конечно же, но в этом случае литература вряд ли кого может убить, только если человек был слабохарактерный или на кого-то грохнулась серия книг из огромных томов. Тогда — конечно, в литературе есть место мерзости. Только, опять же, всё это относительно чего-то или кого-то. Раньше мерзким считали то, что сегодня является абсолютно для каждого современного адекватного человека нормой. — Я спросила не это, — с тяжёлым разочарованием медленно произнесла Акамацу. — Не меняй тему. Почему ты опоздал? «Тебе знать это не обязательно. Заткнись уже», — мысленно злостно зашипел Кокичи, только на несколько считанных мгновений позволяя мучительному тревожному раздражению затопить напряжённые мышцы тела. Юноша поспешно судорожно вздохнул, перехватив прохладный воздух улицы, что сильным ветром то нежно, то грубо трепал волосы цвета цитрусов девушки, проникая ближе к мягкой коже её шеи. Оума нервно сглотнул, усилием воли не отводя взгляд прочь: он ненавидел себя. Он ненавидел себя со всей щедростью молодой бессмертной души, на которую только был способен обыкновенный человек. Каждый момент, который словно бы медленно и тягуче стаскивал его вниз после восхитительного головокружительного чувства свободного полёта, ощущался как до безумия ненормальная боль. Это боль была неживой, она никогда не прекращалась сама по себе. Почему он только соглашается на всё, что скажет Акамацу, если не хочет этого? Шоколад скрылся в сумку девушки. «Бесхребетный идиот», — будто бы заурчал чей-то чужой агрессивный высокий голос, так сильно напоминающий хруст ветхого хвороста в ярких огненных всполыхах костра, над покрасневшей мочке уха. — А какую мерзость ты имела в виду? — искусственно-равнодушно спросил Кокичи, стараясь прекратить ощущать дикие, хаотичные стенания напитанного тяжёлой кровью сердца, что тихо хрипело в грудной клетке. Юноша поспешно провёл разгорячённым языком по нижней губе, лихорадочно обегая едва заметно печальным взглядом по красному шарфу, трепещущемуся на морозном ветру. — Что?.. — растерянно моргнула Каэде, на несколько мгновений сильно зажмурившись. — Ты меня хоть нормально слышишь? Оума только хрипло рассмеялся: — Ты только что этим одним словом испортила весь момент, а теперь спрашиваешь, слышу ли я тебя. Я-то уже обычным делом подумал, что у тебя со мной всё будет гладко. — Я… Я… Прости. Я просто… Я сильно нервничаю, даже перед тестом я так не нервничала, поэтому очень плохо подбираю слова… Я… Я не хотела тебя обидеть. Я просто… Не знаю… Я правда не хотела… Прости, пожалуйста… — Серьёзно, теперь моё чувство юмора не пробирает тебя? — театрально отшатнулся Оума. — Я ранен в самое сердце, о прекрасная… В библиотеку надо было зайти, но потом я там встретил кое-кого… И этот кое-кто просто так не хотел отпускать увидеть тебя. — Ладно. Я понимаю… — неловко потупила взгляд Акамацу. — Ты купил… это? — Конечно, всё для всех твоих идей, Акамацу-чан. Только не кажется ли тебе, что как-то рановато для тебя вступать во взрослый мир? — Нет, я в том возрасте, когда девушкам нужно это попробовать. А тебе я доверяю — ты больно не сделаешь. Мне ещё приводить аргументы того, что ты — лучший вариант?.. — …Из имеющихся. Любой каприз, леди Акамацу. Кокичи действовал, будто бы механически: зашёл в чужую квартиру, вежливо попросил прощение за вторжение, разулся, повесил шелестящую куртку на вешалку. Пошёл вслед за нервничающей Каэде в спальню. Оума растерянно сверкнул маленькими настороженными искорками глаз, тяжело сглотнув, как только его рука оказалась практически невесомо прижата к бедру прерывисто вздохнувшей девушки. Юноша невольно подался вперёд за Акамацу, которая, перебирая ноги назад, неспешно манила на постель. Кокичи ощутил сильный укол чувства непринятия, что болезненной щекоткой пробежало по всему телу, вызывая совсем не возбуждённую дрожь — юноша на несколько считанных секунд оторопело замер, проглатывая внутренний крик о том, чтобы это всё прекратилось. И, вопреки всему, Оума повис на напряжённых руках над лежащей на смятом постельном белье Каэде, у которой по воле случая задралась юбка, а рубашка оказалась быстро растёгнута до ключиц. «Довольно-таки странно, что стоит только мне просто представить в голове этот процесс с закрытыми глазами, то сразу же вспоминается он. Шуичи… Эти его глаза… Как же бесит, что он так доверчиво и взволновонно не смотрел, даже когда признавался — он утаил что-то важное от меня, и я это знаю, но так хочется поверить… Эти прекрасные глаза… Почему они не блестели так, как блестят у неё сейчас? Почему мне приходится думать о какой-то херне, когда подо мной лежит красивая девушка? Подо мной лежит… красивая… девушка… А я… А я не могу. Я не могу прийти в себя. Я…» — Оума-кун?.. Что-то не так? Щелчок. Что? «Я не могу это сделать… Но нужно же хотя бы попытаться. В конце концов… Кем я буду после того, как отказал привлекательной девушке в этом ключе? Кем я буду, если просто поверю в то, что не могу… не хочу девушек? У неё же… Красивые глаза, красивые густые волосы, красивые… губы, и, наверное, красивая грудь. Я не знаю… Почему я по определению обязан чувствовать к этому всему влечение? Мне это не нравится». — Ты такая красивая, — сосредоточённо и взволнованно еле слышно прошептал Кокичи. — Хочется любоваться тобой всё время. Щелчок. Блядь. Юноша медленно сдвинул низ рубашки Акамацу вверх, оставляя насквозь пропитанные горящей, разливающейся по всему телу болью естества поцелуи на нежной девичьей коже нижней части живота. Каэде неуверенно сжала дрожащие тонкие пальцы на чужой голове, выдыхая через раз — после она едва слышно продолжительно простонала, словно бы была ранена. Оума, помимо своей воли, прислонился к партнёрше ближе, медленно проведя по чужим бёдрам подушечками пальцев, прежде чем прикоснуться к промежности, покрытой тонкой тканью нижнего белья. — Стой, стой, стой же ты… Остановись! — внезапно сдавленно всхлипнула Акамацу, прижимая ноги друг к другу. «Мне не послышалось?» — резко отстранился Кокичи, подавляя неуместный радостный вздох. — В общем… — Каэде села на кровати, обхватывая колени руками. — Я этого и не хотела на самом деле. Прости. Я… Пока ещё не поздно… — Так почему ты позвала меня, если не хотела?.. Девушка протёрла заслезившиеся глаза: — Просто… Понимаешь, мои подруги… Они сказали, что у них всех уже было… И это было приятно… Они сказали, что я этого никогда не пойму, хотя я и читала энциклопедии на эту тему, даже затронула несколько бульварных романов!.. Но они сказали, что это не то и что с такой, как я, дружить не хотят. У меня же никогда не было парня, так что они подумали, что я какая-то фригидная… Что и… Я останусь одна навсегда. «И мне не должно быть на это всё равно?» — Тогда это и не подруги, — покачал головой Кокичи. «Нет, не так. Почему я выслушиваю это, когда у неё есть бесплатный психолог? И зачем…» — Слушай, я ведь не… — Акамацу сглотнула, — фригидная? Не неправильная, если не… Если у меня не было ничего с парнем? Разве такой я кому-то нужна вообще? Я даже не влюблялась никогда… — Всё хорошо, Акамацу-чан, ты нормальная, — старательно смягчил взгляд Оума. — Если что, ты сможешь поймать европейского единорога, он покорный только девственницам. Ну, конечно, если он на самом деле существует. Только не называй тогда его лошадью, они очень такое не любят. Тщеславные такие существа — похуже моих родителей будут. — Так если не я фригидная… Почему ты злишься? — Каэде внезапно прислонилась ближе к его лицу.— Я что-то не так сделала? Пойми же, мне тоже тяжело… — Поэтому ты поставила тут камеру? — не удержался и рассерженно зашипел Кокичи, скидывая одним острым движением несколько подушек с видеокамеры. — Что?.. Оума-кун, это совсем не то, что ты подумал! Я… Я не хотела… — В себе разберись, перед тем как предлагать всякое интересное, чтобы только потом отправлять это в сеть. Ты хочешь, чтобы всё это администрация школы увидела? Или хотела… Что ты хотела вообще? — еле слышно с решительным недоверием прошептал себе под нос Оума. — Это… Это предложение войти во взрослый мир и правда было лишним. Давай договоримся, что всё это останется между нами? Никаким друзьям об этом не говори! Это же… Это же позор! Нам, наверное, надо расстаться… Прости за всё это, пожалуйста… — А мы разве встречались?.. — злобно выплюнул Кокичи, внимательно следя за каждым мелким телодвижением Акамацу. — Ладно, я постараюсь быть спокойным, — он тяжело вздохнул. — Спрашиваю ещё раз: зачем тебе надо было записывать на камеру твои со мной позы, если в сети много порно-видосов, которые легко найти? Или ты хочешь делать это в одиночестве, смотря на себя в действии? Так можно просто сделать gif-ку себя. — Я никогда не!.. Не бойся, я бы оставила только себя на этом видео. Просто… Один хороший человек попросил меня… Ну, ты понимаешь… — Не понимаю, выражайся конкретнее, — усилием воли остановил разрушающую агрессию внутри юноша. — Что это за хороший человек? Я его знаю? — Нет, это тот парень, с которым я переписываюсь уже несколько месяцев, попросил меня отослать ему домашнее эротическое видео… Он правда хороший, ты ничего не подумай. Он попросил только одно. — Акамацу-чан, ты правда думаешь, что если отправишь ему видео, то он прекратит у тебя просить ещё и ещё? — По крайней мере, он обещал… — мягко и невинно улыбнулась одними уголками губ Каэде. — Акамацу-чан, ты себя-то хоть слышишь? В таком деле не до обещаний. Сколько ему лет? — Тридцать… — Да? — Тридцать девять… — И ничего не смущает? — Я ментально взрослее своего возраста! — раздражённо вскинулась девушка. — И я не должна тебе ничего о нём говорить. «Твою ж мать, блядь». — Но всё же ты не можешь взрослеть быстрее, пойми. Посмотри на эту ситуацию с другой стороны: сороколетний мужик с, возможно, огромной бородой просит у бедной шестнадцатилетней девочки интимки. Ну как? — Я… Я не знаю… Он так хорошо ко мне относится, даже интимок не жалко… Это не может быть правдой! Иидабаши — хороший парень. Он работает механиком в крупной фирме. — Тебе больше предпочтительнее ложь? — недоумённо спросил Кокичи. — В некоторых ситуациях — наверное… — Тогда я ничем не могу больше помочь… — печально вздохнул Оума, разглядывая выжидающий взгляд тёплых глаз. — Но ты, наверное, пойдёшь и расскажешь всё родителям? Полиции? И больше ему не напишешь? Точно? — Да… Родителям… И ему не напишу… Точно… — Чудесно. А теперь предлагаю удалить это видео при мне. Из корзины тоже. — А, хорошо, хорошо… — Знай, что я рядом всегда. — Да, хорошо, хорошо… — Всё будет хорошо. — Да, хорошо… — Ты в безопасности. — Да…***
— Оума-кун… — Саихара оторопело вздрогнул, издав короткий хриплый звук, что легко перекрылся чужим тяжёлым вздохом, а потом уже и лающим горьким смехом, который внезапно больно царапнул что-то лёгкое в похолодевшей стороне души. — Почему ты… смеёшься? — Это всё ложь, всегда было ложью, — Кокичи несколько раз приглушённо кашлянул, рефлекторно-немедленно прикоснувшись мелко подрагивающими отчего-то подушечками пальцев к коже горла. — С твоей или с моей стороны — уже вообще неважно. Я просто хотел вернуть должок, но на деле оказался намного слабее, чем привык себя считать. Нравится ли тебе правда? Нравится знать, что я слабак? А, Саихара-чан? Саихара-чан, Саихара-чан, — тихо повторил юноша, скользнув будто бы опьянённым осторожным взглядом по шее Шуичи. — Пока ты ничего не помнишь, я не могу ничего сделать. Я же не изверг… Никогда им не был. — Что именно ты имел в виду под «это всё ложь» и «всегда было ложью»? — едва-едва вздрогнул Саихара, практически бессознательно от отупляющей нервозности проводя разгорячённым языком по нижней губе. — А ты и не понимаешь? Мистер Детектив чего-то не понимает — что дальше? Цумуги-чан станет платить больше? — Оума-кун, ты… — Есть у тебя проблема… — перебил Оума. — Я же понимаю, что в глубине своей мерзкой душонки ты помнишь всё. По крайней мере, ты чувствуешь это. Даже наши технологии не могут полностью стереть воспоминания из-за тех нейронных связей, которые у тебя сейчас постепенно восстанавливаются без постоянного воздействия нашего изобретения. Просто… Работа идёт с тем, чтобы переместить всё в бессознательное «я». Я знаю, что ты скоро вспомнишь всё, что прошёл. Вспомнишь былое, которое тебе может понравиться… Или не понравиться — who knows? — После твоих слов про месть… Ты, не знаю, заботишься обо мне? Прямо сейчас. — Идиот! Ты просто простейший из самых простейших непроходимых халатных идиотов, которых я только встречал в этом мире идиотов. Это я впихнул тебя в объятия убийственной игры, и, как один из главных актёров, даже придумал многие сюжетные повороты — авторитет у меня был. Это я сделал так, чтобы ты мучался… Я наблюдал за каждым твоим шагом. Но смысла в этом не увидел в итоге. Цумуги-чан — плохая советчица, просто знай это. Я не могу ничего с собой поделать — слишком уж я стал мягкотелый для актёра такого Великого Театра. Умение лгать никуда не делось — а тебе здесь лгут все, Шуичи. Только прошлое не станет врать. — Ты… Зачем тебе мне мстить, Оума-кун? — осторожно спросил Шуичи. — Хочешь, сделаю специально для тебя маленькое представление с тобой в главной роли? Только учти одну не очень маленькую деталь: на твоём месте был я. Не даю гарантии, что тебе это всё понравится, но зато ты будешь знать, за что я тебе хотел мстить. Понимаешь? — Понимаю. Сделай это, если хочешь. Я тебе доверяю. Саихара медленно прикрыл глаза, и, будто бы не обращая должного внимания на своё испуганно разбушевавшееся сердце, тихо вздохнул, одновременно шагнув ближе к собеседнику.