Быть жителем этого мира

Ректор Академии сидел на своём излюбленном месте, поглядывая на внешний мир через полупрозрачные шторы. Окумура Рин — известный бездельник и двоечник, зато всегда весёлый и упертый, как всегда подначивал Бона начать новый поединок на звание главного «Надирателя жопы Сатаны». Это у него получалось довольно плохо, ведь его соперник в этом непростом деле был куда сдержаней. –Святая простота, — подумалось Фелю, перед тем, как он в очередной раз загнал в себя бутылку горячительной жидкости. Воспоминания и мысли нахлынули словно волны, в которых он и так захлебывался каждый день, хоть и всем своим видом показывал, что он-то точно лучший плавец. Сколько лет. Сколько лет он провел среди людей, скольких повстречал, скольким помог и сколько обрег на смерть. Детально и крапотливо он изучал, хранил и выбрасывал людей, которые ему наскучили. И каждый раз, когда ему казалось, что вот теперь он точно разгадал людей, какой-нибудь прохвост и, в глазах Самаэля, спаситель, ведь не давал ему снова заскучать, выбрасывал что-нибудь этакое, что никак не вписывалось в систему человеческих поступков, созданную Ректором Академии Тру Кросс. И сколько бы времени он не провел среди людей, он так и не смог вписаться в их общество. Он был слишком ярок, слишком пестер, столь притягателен, что казался лишним. Что-то нестареющее, что-то вечное, а значит, и незаслуживающее внимания. Какая-то вещь, безусловно, будоражущее разум и воображение, но не касающиеся сердца. Вещь, что так хотела стать человеком, но не смогла. Знать, что такое страх перед смертью, но никогда его не испытать, знать предательство, но никогда не быть преданным. Хотя, нет мог он и умереть. Умереть вместе с любовью человека, но таких увы не нашлось, что триста лет назад, что сейчас. Его единственная надежда и вправду стать частью Ассии и пожить, не нашлась, пока не нашлась. Градусы ударили в голову, вырубив Самаэля прям посреди рабочего дня в своём кресле, заставляя его и дальше барахтаться на волнах, ожидая спасателя.

***

— Capri, пожалуйста, — попросила девушка на кассе всем известного магазина — Пакет надо? Карие глаза сверкнули, одарили толстую кассиршу сначала вопросительным, потом раздражённым взглядом — Нет. На улице уже начинало холодать и неприятный ветер обдал девушку, заставив поежиться и ускорить шаг. Ночь решительно подкрадывалась к квартире простой хрущевки, но сон был не столь активным в своих действиях и все никак не приходил. Чёрные пряди крашеные волос расползлись по подушке, и в темноте вполне могли сойти за змей. — Ну вы ещё громче трахайтесь, уроды, — девушка гневно бросила подушку в стенку и пошла на балкон. Одинокие тени, отбрасываемые фонарями, ночью приобретали ещё большую зловещесть. Пепел с сигареты упал с балкона и потерялся в темноте. На улице пахло грозой и опавшей листвой. — Какая гадость.

***

— Пробанд, экзом… Башка совсем не варит. Лепестки розеллы заваривались в чашке, и кипяток начал приобретать алый оттенок. Слои воды, окрашенные в свой красный то перемешивались, то вздымались вверх. Обычное зрелище завораживало, это была уже не чашка с чаем, а нечто прекрасное и волшебное. — А может…может получится, — девушка рванула со стула в комнату, минут пять рылась в шкафах и за катодом. Через несколько мгновений на кухне уже стоял мольберт с холстом и на палитре во всю замешивались краски. Красный кружился в водовороте, то с чёрным, то с синим, а иногда и с жёлтым. Мазок за мазком на холст падали краски, перемешивались на нём и контрастировали. — Нет, не то. Тело шлепнулось на стул и отхлебнуло чая. — Фу, — девушка сделала недовольную гримасу, — остыл