Hard-rock angel

Если бы Петер был человеком, то, вероятно, испугался бы. Но какой охраняемый, такой и ангел, соответственно. В принципе, Тилль тоже долго рассматривал крылатого, немного рассеянно вертя в руках тесак. Петер скучающим, безразличным взглядом уставился на маньяка и курил. — А ангелы бесполые? А что вот от такого, как Тилль, можно ожидать ещё? Первым вопросом только такое. Тот пожал плечами. — Мы выглядим так, как ты захочешь. Видимо, твой идеал тощий, болезненный, похуистичный чувак с противным характером. Поздравляю. Как только Тилль протянул огромные руки к крыльям, Петер тут же зашипел на него как вскипающий чайник, отшатнувшись в сторону: — Не трожь! А то руки переломаю, знаешь ли! Но его уже прижали к стенке, зафиксировав голову хваткой за горло, а между ног пропихнули колено. Ангел дерзко попытался сказать что-то едкое, но, видимо, передумал, стоило перепачканной в чьей-то крови руке коснуться его щеки, убирая длинные пряди за ухо. Петер затравленно уставился на мучителя, а по совместительству и своего опекаемого. — Говоришь, выглядишь так, как я этого хочу, а? — загадочно проговорил Тилль, сильней нажав коленом ангелу в промежность, из-за чего тот поморщился, прикусив язык. — Тогда что, если…. Петер прекрасно понимал, что бежать не вариант, во-первых, во-вторых, от своего личного человека не убежишь — они связаны до самой смерти оного и всё такое; в-третьих — каждому человеку ангел подбирался с учётом всех наклонностей, поэтому Петер вот такой. И, в-четвёртых, да, его устраивает такой поворот, пусть даже дело попахивает откровенным грехом. Страшно немного, но в целом ему нравится. Линдеманн крепче сжал горло, ненавязчиво предупреждая, и полез сосаться. О, он облизывал эти блядские резко очерченные губы, кусал их, получая укусы в ответ, мял и засасывал; царапал язык о неожиданно острые зубы — длинные, как будто заострённые, торчащие вперёд, как у пираньи; когда Петер дёрнулся глотнуть воздуха, сильней надавил на шею, притягивая обратно, засунув свой язык тому почти в глотку, отчего последний недовольно свёл тонкие брови к переносице, замычав. Ангел не откусил его по простой причине пальцев на своих щеках, которые не позволяли сжать челюсти. Но не успел он подумать что-то матерное, как тут же ахнул — чужая рука — невероятно сильная, большая рука — скользнула под ремень штанов, прощупывая там, где обычно никто не трогает. — Неплохо, — одобрительно выдохнул Тилль Петеру на ухо, приобнимая — по большей части, чтоб было удобней по-хозяйски облапывать свою жертву. — Больной извращенец, — жалобно выкинул Петер. Вообще, это должно было звучать грозно или по крайней недовольно, однако голос дрогнул, когда сразу два толстых пальца вставили между влажных складочек. Значит, этот упырь всегда хотел поиметь мужика с вагиной? Заебись. Петер, конечно, знал, кто ему достанется, просто он никак не предполагал, что они пересекутся в материальном мире. Но вот, блять. Получите — распишитесь!.. Ангела это злит — какого хрена, вообще? Он испепеляюще взглянул на человека, но вся ярость куда-то мигом исчезала — от этих немигающих глаз можно ждать что угодно. Они будто гипнотизируют, подавляя волю. А после движение пальцев внутри отвлекло от мыслей. Да и как тут думать, когда тебе в бедро упирается крупный стояк, и от осознания, что это скоро будет в тебе, несколько подкашивались колени? Блядские желания блядского Линдеманна! Тилль снова полез целоваться — ему нравился сам процесс, потому что Петера это бесило — одновременно с этим отпуская горло жертвы, чтобы расстегнуть и спустить штаны свободной рукой. Вторая же продолжала методично исследовать влагалище, пока Петер не втянул шумно воздух через нос, почти запрокинув голову, но вовремя сдержался — ещё раз так неаккуратно подставлять шею опасно; разделочный нож валялся совсем рядом. Как только штаны упали до лодыжек, оба синхронно опустили взгляд на стоящий колом член. — Ну нахуй, — выдохнул ангел, ошалело глядя на своего мучителя. — Он не влезет! Ты меня убить решил? — Нахуй сейчас пойдёшь только ты, — тихо сказал маньяк, легко удерживая на месте запаниковавшего ангела. Он приподнял его — удивительно лёгкий! — держа одной рукой, а вторую выставил вперёд. Петер нервно дёрнулся, накренившись, отчего вся конструкция покачнулась. — Да не трогаю я твои крылья! Тилль всегда действовал на опережение. И вот, глядя на перекошенное недовольством лицо Петера, он понял, что тот почти созрел, чтоб снова начать огрызаться, и принял единственное решение: навалился, вдавливая в стенку, и без предупреждения вошёл. Ангел рвано выдохнул, прогнувшись дугой — как бы не заорать. Вообще Тилль хотел наказать, натянув сразу на всю длину, но сам ахнул — член вошёл резко только наполовину, а дальше туго протискивался. Узкие стенки так плотно обхватывали его, что у маньяка из глаз звёздочки посыпались. Он уткнулся лбом ангелу между шеей и плечом, переводя дыхание — слегка не рассчитывал Тилль, что будет так. Петера пробило мелкой дрожью: он вдруг понял, что его натянули в самом прямом смысле, а ещё — полностью. То есть, та елда, которой он испугался, сейчас была в нём. — Ох, ё!.. — выдохнул он от осознания, стукнувшись затылком о кирпичную кладку. — А ты говорил — не влезет, — вдруг хохотнул Тилль, горячо выдыхая на кожу. Ему внезапно захотелось привнести капельку нежности, несмотря на свои изначальные планы жёстко выебать. Он качнул бёдрами, совсем чуть-чуть, туда-обратно, просто чтобы дать обоим привыкнуть — потому что от такой узости будет больно и ему в том числе — и, перехватив ангела поудобней, принялся коротко целовать тонкую для такой внешности ключицу. Петер, слишком занятый перевариванием того, что с ним делают, заторможено задрал голову, подставляя всё-таки горло, чем тут же воспользовался Тилль, оставляя яркий, собственнический засос. Крылатый тут же возмутился, за что получил сочный шлепок по заднице. — Эй! — голос Петера, и без того хриплый, теперь ломался, срываясь. — Я тебе не девчонка! Линдеманн на это ничего даже отвечать не стал, из-за абсурдности высказывания; чувственно провёл влажную дорожку вдоль бьющейся венки, поцеловал за ухом, отплёвываясь от длинных волос, приятно ощущая, как Петер сжался от глупо, но тщательно скрываемого удовольствия. Как тот млеет, хоть внутренне и бесится. А потом Тилль укусил. Больно, отрезвляюще; вытащил член почти полностью, резко загоняя обратно. И, не дав привыкнуть вскрикнувшему ангелу, просто вдалбливался в его тело, по-животному, с силой преодолевая сопротивление мышц, прихватив зубами кожу. От ощущений Петер даже забыл, что вообще-то не собирался так просто сдаваться, однако напор выбивал весь воздух из лёгких как мысли из головы; крылья распахнулись сами собой, он запрокинул голову, выстанывая неразборчивое мычание и царапая короткими ногтями плечи мужчине, и Тилль невольно засмотрелся на своего ангела — такого же больного и неправильного, на ангела совсем непохожего, совершенно отличного от обычных образов. На ангела, который сейчас так развязно предаётся откровенному греху, неосознанно прося большего. Тилль усмехнулся, закусил губу, чтоб самому не сорваться, и вдруг резко вытащил, чмокнув разочарованно-возмущённого таким финтом Петера во взмокший висок. Тот простонал, хватаясь за своего насильника в поисках опоры, потому что колени дрожали и не держали, грозясь подогнуться. — Какого чёрта?!.. Я ведь… почти, — проворчал крылатый, скривившись — внутри всё требовательно ныло. — Иди сюда. Сюда — это на матрас на полу. Как, блять, романтично!.. Петер сделал несколько неуверенных шагов, цепляя крыльями какие-то полки с инструментами, и опустился на импровизированное ложе. Рассеянно глядя на широкую спину, ангел поёрзал, чтоб потереться хоть обо что-то в раздражённом ожидании. Линдеманн активно копался в ящике. — Ты же хочешь член, да? — странным тоном спросил он, разворачиваясь, и помахал отвратительно-розовым дилдо, после чего сунул его почти под нос потрясённому Петеру. — Скажи, твоя попка хочет его? — прошептал он в порозовевшее ухо. Петер молчал. Молчал и в упор смотрел на человека, и Тилль поперхнулся своей же следующей фразой, деликатно кашлянул, осознав, что если твой ангел-хранитель смотрит на тебя, как на отсталого, то, наверное, всё-таки стоит прекратить эту вкусовщину. — Ты меня в прямом смысле до смерти решил затрахать? — уточнил ангел, не сводя странно блестящих глаз с розовой игрушки. Сложно сказать — он предвкушает или опасается? — А давай-ка сам. Хотелось, было, возразить, но Петер вовремя заметил тот самый маниакальный огонёк в светлых глазах; перевёл взгляд на подрагивающий, истекающий смазкой член и сообразил, что лучше сейчас не спорить, и лучше действительно сделать всё самому и аккуратно, чем Тилль запихнёт это дилдо ему по самые гланды с обратной стороны, и ангел не сомневается — запихнёт ведь. Судорожно вздохнув, Петер взял резиновую хуйню — а что это ещё? — покрутил, просто чтоб потянуть время, и, прикрыв глаза, опустил к промежности, стараясь не думать, что за ним жадно наблюдают — неожиданно для себя ему стало невероятно стыдно, отчего запылали щёки. — Не туда. Раздался сзади властный голос, и Петер аж вздрогнул, когда горячая ладонь опустилась поверх его собственной, направляя. Он как во сне наблюдал, что его рукой, точно марионеткой, сначала подносят резиновую головку к влагалищу, собирая вытекающую смазку; трут ею, дразня, между складок, но не проникая внутрь, а потом заводят руку за спину, приставляя игрушку к сжатому колечку мышц. — Давай, — шепнул Тилль, и у ангела аж мурашки по телу побежали. Было больно. Вот прямо откровенно говоря. Петер совсем не в его стиле хныкал, шипя и извиваясь — ну да, без подготовки вот так сразу — а чего ты ожидал? Крылатый, полностью сосредоточенный на процессе, не сразу заметил, что его спину замысловато выцеловывают, подбираясь к основанию крыльев. — Не трогай! — Да что, блять, с твоими крыльями? — не выдержал Тилль. Этот вопрос его мучил ещё с самого начала, просто сейчас пернатый его конкретно достал своими запретами. — Нельзя! — только прошипел тот, но осёкся — Линдеманн успел разозлиться, схватив их возле самого сустава; толстые пальцы утонули в мягком пуху. И тут же получил маховыми перьями в лицо. Они кончиками только зацепили, однако этого хватило, чтоб оставить царапины. Петер, конечно, осознавал, что зря это он, но, сука, он так много просит, что ли?.. Он не успел и вякнуть, как Тилль нагнул его, навалившись сверху. Одно крыло он заломил почти до хруста, вынуждая ангела прогнуться насколько вообще возможно, отклячив задницу, а чтобы со всего размаху не пропахать рожей по полу, съехав с матраса — расставить ноги. Петер прикрыл глаза, чувствуя, как игрушка выскальзывает из ещё неразработанного ануса. Он просто представил, как это выглядит со стороны. Бля-я, стыдно-то как!.. — Придётся всё самому делать, — вздохнул сверху Тилль, и Петер только закусил губу в ожидании чего-то плохого: вот ему сейчас отпилят крылья, или заставят сношаться с собакой. А может… — Потерпи, — вдруг успокоил голос. И почти выпавшее дилдо одним цельным, плавным движением вогнали до фиксатора, заставив ангела подавиться воздухом. Чужой член, по размерам едва ли не больше игрушки, каждый раз тёрся о промежность, и вместе с болью натяжения приносил ноющее, мазохистское удовольствие. И тут розовая хуйня — как окрестил её Петер — задела внутри крайне чувствительную точку, отчего его подбросило, будто долбануло током. Вырвался всё-таки несдержанный, громкий стон. — Нашёл, — самодовольно резюмировал Тилль, отпустив уже многострадальное крыло и, несколько раз подвигав резиновым членом, просунул свободную руку крылатому под грудь, обхватив за горло. — Хочешь? — деловито поинтересовался он, ткнувшись пульсирующей головкой в мокрую дырочку. Петер дрожал и, кажется, скулил. Честно, он вообще не представлял, как его сейчас будут трахать: большая резиновая хрень внутри растягивала непривычные к такому насилию стенки; мало того — при любом движении она смещалась, надавливая на самые чувствительные нервные узлы, вызывая уже лёгкую боль и яркие вспышки перед глазами. А в истекающие складки упёрся настоящий член, который до этого еле поместился. Точнее, «как» Петера будут трахать — он знал. И про «не влезет» они тоже проходили — влезло. И именно это его пугало больше всего. Догадавшись о его мыслях, Линдеманн хищно улыбнулся, облизавшись, надавил на поясницу для лучшего доступа и только посоветовал: — Расслабься. Петер был готов орать. Абсолютно дикие, острые ощущения сложно передать словами, когда головка протиснулась внутрь. Ему казалось, что его посадили на кол. Два. Сдерживать стоны он уже даже не пытался. В несколько толчков Тилль всё-таки вошёл полностью, сцепив зубы, чтобы сразу не кончить от тесноты; когда, натянув Петера на оставшиеся миллиметры, когда яйца шлёпнулись о зад, маньяк навалился на жертву, вдруг вспомнив, что всё это время рефлекторно сжимал тому горло. Но, раз Петер не сопротивляется, значит, ему нравится. Но пальцы всё же разжал. И тут же намотал длинные патлы на кулак, заставляя ангела запрокинуть голову и страдальчески замычать. А дальше… Дальше Тилль просто сорвался. Он сам стонал в голос, потому что наблюдать, как твой член растягивает узкую дырку — один кайф. А ещё розовая елда. О да, Тилль чувствовал, как он трётся об него через тонкую перегородку, вставляя максимально глубоко, и как от каждого такого движения Петер ощутимо вздрагивал, всхлипывая. А ещё… мужчина, откинув со лба прилипшую прядь, прислушался к ощущениям — ему не кажется. Каждый раз головка упиралась в заднюю стенку… матки?.. Тилль ничего такого ангелу своему не представлял — потому что так далеко в принципе не продумывал, просто нафантазировав женские гениталии — но чем бы то ни было, он вбивался в неё, заставляя Петера елозить под ним в попытке то ли уменьшить напор, то ли наоборот, сильней насадиться. В какой-то момент Петер крупно вздрогнул, сжавшись до поплывших перед глазами пятен, так, что пришлось аж замедлиться; выкрикнул что-то, что перетекло в сплошной стон, и расслабился, распластавшись под Тиллем и дыша тяжело и со свистом. Тот сам чуть не кончил, пришлось пережать член у основания. Выждав, пока пройдёт накатившая было волна, Тилль снова вошёл, теперь уже совершенно не жалея под вдруг протестующие выкрики Петера; драл так, что у последнего ноги разъезжались; долбил не вынимая, чувствуя, как внутри у ангела всё сладко сокращалось. Отпустив волосы, Тилль снова сжал горло, с рыком вздёрнув вверх, заставляя встать на четвереньки — и плевать, что у Петера конечности не держат — продолжая беспощадно трахать. Горло на этот раз он сжал по-настоящему, нешуточно, и Петер отчаянно задёргался без воздуха: на глаза навернулись слёзы, а скопившаяся во рту слюна, из-за невозможности сглотнуть, тонкой струйкой потекла по подбородку, в идиотскую бородку из двух косичек. О, в этот момент Тилль пожалел, что не может посмотреть на перекошенное лицо ангела. Но эту мысль просто снесло яркой вспышкой оргазма. Чтоб не закричать, Линдеманн вцепился зубами Петеру в плечо, кажется, прокусывая до крови, и по инерции делая ещё несколько глубоких толчков. Немного придя в себя, насильник кое-как разжал пальцы, на что полубессознательная тушка тут же зашлась надрывным кашлем, глотнув кислорода, и двигаться у него не было никаких сил — даже вытащить игрушку из задницы. Тилль сыто развалился рядом, не без похотливого удовольствия рассматривая размазанные слёзы и слюни по лицу пернатого. — Так что у тебя с крыльями? — не отставал он. Петер взвыл, закатив глаза. — Ничего. Просто не люблю, когда кто-то трогает. — Тебе там слишком приятно, да? — догадался Линдеманн, продолжая довольно лыбиться. Ангел потупился. — Да, — через паузу всё-таки ответил он. И тут же взвился. — Какого хуя, а?! Доебался ко мне с вопросами, выебал во все щели, а теперь смотришь так, будто я что-то ещё должен! — Ну, во-первых, не во все, — резонно заметил Тилль, — но это поправимо. А так — я ж должен знать, какая сволочь меня всю жизнь незримо оберегала. — Это ты-то меня сволочью назвал? — задохнулся от возмущения Петер. Попытался приподняться, но руки нещадно дрожали, и ему пришлось опуститься обратно, поморщившись. — Эй, — уже тише позвал он, когда Тилль перевернулся на спину, созерцая потолок. — Вытащи эту штуку из меня… Маньяк только выразительно выгнул бровь. — Пожалуйста, — добавил Петер уже раздражённо, спрятав покрасневшее лицо за волосами — ему опять стало неибически стыдно. Тилль хмыкнул, подтянулся к всё также откляченной заднице — менять положение, видимо, было больно — и медленно потянул дилдо назад под сдавленный, но облегчённый вздох ангела. Не особо противясь искушению, он вставил резиновый член обратно перед тем, как вытащить полностью. А потом взглянул на распростёртые крылья: кое-где на сероватых перьях появились абсолютно чёрные пятна, расползаясь дальше. — Это ты теперь типа падший? — без тени сожаления поинтересовался Линдеманн. — Это я теперь типа тёмный, — буркнул Петер. Собрался с силами и сел, тут же пожалев об этом. — В конце концов, быть святым у меня никогда особо не получалось, да и скучно это, знаешь ли. Я же хард-рок ангел, блять! Оба замолчали. Тилль задумчиво рассматривал появляющиеся синяки и засосы на теле ангела, пока тот, как первый раз, изучал своё тело. — А тебе как приятно с крыльями? — не удержался всё-таки человек. — Линдеманн, чтоб тебя кони вчетвером ебали!.. Какой человек — такой и ангел-хранитель.