Игра в поддавки

— И давно ты здесь стоишь? — Ты же слышала, как я пришел. Только не ври. Я не люблю, когда мне врут в лицо, или когда со мной играют в поддавки, — Пятый нахмурил брови, и его и так всегда серьезное лицо стало еще более строгим. Девушка подошла к нему вплотную. Ее рыжие короткие локоны в тусклом лунном свете выглядели так эстетично, движения были столь аристократичными и сдержанными, что дыхание мальчишки предательски сбилось. Он резко откашлялся, мысленно ссылаясь на сухость в горле. Рыжеволосая склонилась над его ухом и холодно прошептала: «Убьешь меня сегодня?» — Или ты меня, — ответ последовал быстро. — Ты же знаешь, я должен. — Ведь если не убьешь меня, я убью твою семью. Да. Я понимаю, — она отстранилась так же медленно, как и приблизилась. Чертовка словно плыла в воздухе, вновь поражая его своим изяществом и нежностью. — Ты должен понять, Пятый. Комиссия будет присылать мне мою сестру по частям, если я допущу непослушание. Семейные узы превыше всего. Ты как никто должен понимать это и понимать меня. «Черт, как можно сотнями убивать людей, вырывать сердца, крошить кости, ломать руки, пытать, а потом выглядеть так, словно чертов непорочный цветок?» А у нее есть стиль. — Я понимаю. Но и смерти своих не допущу. Ты мне нравишься, Персефона. Я тобой восхищаюсь, — он по-мальчишески опустил глаза, — мне не стыдно признаться тебе в этом. То, как ты втерлась ко мне в доверие, изображая юную простушку. Это было, — Пятый замялся, пытаясь подобрать нужное слово, — так … так талантливо. А ведь я действительно поверил. Проникся твоей историей о жестоких родителях, о твоем горе. Ты действительно очень, очень талантлива, Персефона. Девушка чувствовала, что он лицемерит. Да, восхищается ее талантами. Но все же не это чувство захлестывало его сейчас. Разочарование? Обида? Она видела, что ему трудно говорить. Не думала, что легендарного киллера так просто выбить из колеи. Это было приятно и некомфортно одновременно. Персефона присела на софу кроваво-красного цвета. Пятый буравил ее спину злостным взглядом, думая, как легко он сейчас переместится к ней, схватит за цепочку, которую вчера сам же ей и подарил, и будет душить, выпивать из нее жизнь так медленно и так сладко. Ему будет очень легко, ведь он не будет видеть ее прекрасного блядского лица, ее глаз, ее губ. О, да. Это будет совсем легко. — Я буду сражаться, — читая его мысли, произнесла рыжеволосая, — я не дам тебе себя убить так просто. Пятый усмехнулся тому, как за несколько месяцев она смогла хорошо его выучить. Его, его стиль и повадки. Он кисло усмехнулся и приблизился к ней. Девушка сидела неподвижно, рассматривая, как лунный свет раскрывает картину, висящую на стене, совсем по-другому. Пятый подошел почти беззвучно. Руки в карманах. Сдержанная ухмылка на лице. Ее обнаженная спина, тонкая шея. Все это так сводило с ума. Когда он считал ее прилежной ранимой девчонкой, рука не поднималась ее испортить, прикоснуться к ее бледной коже, запустить руку в эти прекрасные кудри. О, но теперь она открылась совсем с другой стороны. Жестокая убийца с супер силами, которая навеки застряла в девственном теле семнадцатилетней девчонки. Сколько ей было лет на самом деле? Скольких она убила? Но это его не злило, нет. Не вызывало отвращения. Пятый не спешил осуждать ее, ведь в этом она была его собственной копией. Она обманула его. Жестоко. О, да, он ведь так верил ей, шел на поводу, подобно чертовски тупому щенку. — Это Комиссия рассказала тебе, что я люблю в женщинах, ведь так? — его шепот обжигал бледную шею Персефоны. — Да. И я так старалась быть идеалом твоих детских мечтаний, — голос девушки был очень мягким и спокойным, она прекрасно контролировала себя и свои эмоции. Напряжение в комнате нарастало такими темпами, что воздух скоро можно было бы нарезать ножом, словно праздничный пирог. Каждую долю секунды могла начаться схватка между двумя лучшими в своем деле. Из этого дома сможет выбраться лишь один. — В тебе было хоть что-то настоящее? Что-то твое? — Прекрати, Пятый. Мы же оба это чувствовали. Это влечение. Я не статуя. И ты ведь сам это понимаешь не хуже меня. Ее тон впервые за вечер утратил свое спокойствие. Казалось, слова парня задели ее. Спустя мгновение она пришла в себя, дыхание снова стало спокойным. — Мне жаль, Персефона. Это были последние слова Номера Пять перед тем, как он схватил ее за шею, зажимая голову девушки локтем. Но она не соврала, Персефона не собиралась сдаваться. Легким, даже в какой-то степени грациозным движением она перекинула мальчишку через себя и наступила ему на горло туфлей, неспешно вдавливая каблук ему в шею. Пятый корчился от боли, напоминая таракана, которого перевернули на спину. Парень пытался закричать, но воздуха не хватало. Мгновение и они уже поменялись местами. Теперь Персефона лежит на полу, придавленная его башмаком. Пятый поднимает ногу, желая размозжить ее голову, но девушка ловко уворачивается от удара. Секунда и она уже стоит на ногах в боевой позиции. — Это платье слишком неудобное для подобных сцен, не считаешь? Как и эти туфли. Или ты принарядилась, готовясь к своей дороге на тот свет, сладкая? — Пятый ухмыляется, все еще пытаясь отдышаться от удушья. По его шее тонкой струей сочится кровь, которая в свете луны кажется совсем черной, ядовитой. — Спасибо, малыш, но я старалась для тебя. «Ух, какой контраст! От нежной беззащитной девушки к стерве-убийце всего одно откровение». Пятый молниеносно переместился за спину девушки и снова крепко схватил ее за шею, та левитировала, показывая, что ее способности тоже не для красоты даны. От резкости ее движения Пятый не удержался и с грохотом рухнул на письменный стол возле софы, остатки деревянной вещицы разлетелись по всей комнате. Персефона опустилась на землю, смотря на парня с необъяснимой жалостью и ехидностью. Номер Пять снова переместился к ней, хватая за волосы. Удар в живот, еще один. У Персефоны изо рта уже вовсю течет кровь, но парень не собирается останавливаться. Он уж было подумал, что одолел противника, но как бы не так! Девушка ловким движением схватила его за ноги, и тот рухнул на пол. Потом она подняла руку и посмотрела на Пятого со злобой и жестокостью, глаза ее резко изменили цвет и парень почувствовал, как сильная боль пронзает каждую клеточку его мозга. Ему казалось, что она выпивает из него жизнь, и в каком-то роде это была правда. «Черт, Пятый, как ты мог не изучить соперника перед тем, как вступить с ним в сражение? Ошибка идиота!» Он знал о ее способности левитировать, но это было что-то новенькое. Что-то, чего он совсем не предусмотрел. Пятый попробовал переместиться, но тщетно. Все его мысли испарялись, он не мог думать, не мог двигаться, не мог закричать. Немой стон искажал его лицо, а тело предательски дрожало, вернее, дергалось в конвульсиях. Из уголков глаз начала идти кровь. Ох, как он был напуган. Секунда, мгновение! — и он труп. Пятый еще никогда не был так близок к смерти. Но вдруг девушка по понятной только для нее самой причине убрала руку, глаза ее приобрели привычный мягко-серый оттенок. Персефона резко отстранилась от своей жертвы, опустив голову в пол. Она не видела, но слышала, как Пятый предпринимал попытки подняться с пола. Он тяжело дышал, пытаясь глотать воздух ртом. Громко откашливался. Но не спешил нападать снова. — Я… — голос дрожит и прерывается звучным кашлем, — я… не ожидал. Ты удивила. Очень. В ответ девушка промолчала. Пятый снова хватает ее за плечи, бросает ее на софу. Его руки мертвой хваткой обвивают шею Персефоны. Он надавливает ей на горло так сильно, пальцы впиваются в кожу, руки дрожат. Девушка нервно хватает воздух. Она задыхается. Да, это конец. Тело начинает нервно дергаться в предсмертных конвульсиях. Она не сопротивляется. Совсем. Почему же? Черт! Но тут происходит кое-что необъяснимое. Пятый отпускает одну руку, ослабевая вторую, давая девушке возможность вдохнуть. Она жадно глотает воздух, с болью наполняя им легкие. Пятый немного замялся. Отстранился, словно спрашивая себя о чем-то. Он смотрел на ее бледное лицо, беспорядочно разбросанные кудри, ее мягкие глаза, длинные ресницы… пухлые губы. Он был так зол и так возбужден. Мысли путались. «Ах, какая же она красивая, вот же ж мелкая дрянь!» Не успев упорядочить мысли, Пятый впивается в ее губы властным поцелуем. Его не удивляет, что Персефона на него отвечает, впуская его горячий язык себе в рот. В обоих неприятный привкус крови на губах, но это только распаляет. Рука парня все так же сжимает шею девушки, другой он вдавливает ее плечи в софу. Он словно боится, что в один миг она сделает так, что они поменяются местами. И побежденным станет он. Пятый разрывает поцелуй. Отстраняется. Смотрит в ее приоткрытые глаза. В них нету ни страха, ни злобы, ни сожаления. — Почему не закончил миссию, малыш? — шепотом произносит она, пытаясь прикоснуться к своей шее, но Пятый преуспевает и хватает ее руки, скрещивает, заносит над ее головой. Сжимает их сильно, так, что запястья приобретают красный оттенок. Персефона снова не сопротивляется. — Зачем ты это делаешь? — он вскидывает смоляные брови в недоумении. — Делаю что? — картинно изображает непонимание Персефона. — Ты поддаешься. Ты могла с легкостью отбросить меня, могла размозжить мои мозги своей силой. Но нет. Я кинул тебя на софу стандартным приемом, и я не тупой, чтобы думать, что ты не смогла его с легкостью отразить, — голос все еще был прерывистым, было трудно дышать. Свободной рукой он ослабил галстук. — Зачем ты позволяешь мне себя убить? — Затем, что если не ты меня, то я тебя прикончу. Это было бы глупо с моей стороны. Я пуста, Пятый. Шестьдесят пять лет я служу Комиссии верой и правдой. Я давно… так давно уже ничего не чувствовала. Это было бы такой глупостью — убить единственного, кто вызвал у меня хоть какие-то эмоции, будь то злость, или ненависть, или, может быть, презрение, похоть. Пятый не отводил от нее глаз. Пытался вслушиваться в слова, но мозг предательски выходил из строя. — Я прикончу тебя, блядская ты лгунья. Я прикончу тебя и наслажусь каждой твоей предсмертной мукой, каждым твоим страданием, — губы Пятого превратились в две тоненькие полоски, когда он произносил это. Четко и с интонацией. И тут происходит то, чего он боялся. Персефона резко бьет его головой по лицу, от неожиданности парень выпускает ее руки. Одно ловкое движение и они поменялись местами. Теперь девушка сверху. Сжимает его горло. Но не так, как он. Рука словно гладит кожу. Очень нежно прикасаясь к синякам, оставленным ее каблуком. Пятый не сопротивляется. Желание узнать, что будет дальше, побеждает здравый смысл и инстинкт самосохранения. С минуту она медлит. Просто смотрит на него пытливым взглядом. Убирает руку с шеи и, хорошо замахнувшись, дает ему очень звучную пощечину. От изумления Пятый громко ахнул. Такого он точно не надеялся. Но этот эффект неожиданности быстро прошел, парень, запустив свои руки ей под колени, одним движением перевернул Персефону на спину. Она была очень маленькой, очень хрупкой. Это далось ему легко. Парень оказался между ног у рыжеволосой. Снова схватил за руки, снова до жуткой боли сжал запястья. Накрыл ее губы своими. Снова. Дыхание обоих было прерывистым, в легких не хватило воздуха на долгий поцелуй, и Номер Пять отстранился. — Ты намного сильнее меня. Я… признаю это, — хрипота придавала голосу сексуальности, — ты ведь легко могла прикончить меня, да. Теперь я это понимаю, дошло до затуманенных мозгов. Не люблю, когда со мной играют в игры. Персефона молчала. Ее губы пульсировали от укусов Пятого, он целовал ее слишком властно, слишком жестко, раскусывая нежную кожу. — Тебе нравится вкус моих губ, правда? — прошептала она, не пытаясь вырвать руки из его захвата. — Да. Она рассчитывала смутить его, вогнать в краску это милое личико. Но нет, он был невозмутим. — Тогда поцелуй меня еще раз. — Только один раз? Или у меня безлимит на эту ночь? — Пятый усмехнулся кончиком губ и, не дождавшись ответа, исполнил просьбу девушки. Этот поцелуй уже не был таким жестоким, но все еще показывал, кто хозяин ситуации. Свободной рукой он прикоснулся к плечу девушки, это было так нежно, так девственно и по-ребячески, что Пятый сам смутился от своих же движений. Он уже не так сильно сжимал руки Персефоны, поэтому она смогла с легкостью освободить их. Но вместо того, чтобы оттолкнуть парня, она начала обвивать его шею руками, притягивая ближе к себе, пытаясь заполнить его телом все холодное пространство. Они оба тяжело дышали, разрывая жаркий поцелуй лишь для того, чтобы сделать вдох. — Это считается педофилией? — улыбаясь, смущенно пробормотала рыжеволосая. — Моему телу сегодня исполняется 18. Ты младше меня на год, — нехотя ответил Пятый, не желая тратить свою страсть на болтовню. Закатил глаза. — Мне шестьдесят пять, малыш. — А мне пятьдесят восемь, и я люблю женщин постарше, что поделаешь, — Пятый слегка улыбнулся, скрывая то, что его губы немного подрагивали от желания и волнения. Нет, у него уже было много женщин, Персефона не будет первой. Но все же это его первый раз с девушкой, которая не уступает ему ни силой, ни разумом, ни способностями. От этой мысли ему стало тепло. Ах, как же долго он не решался к ней прикоснуться, сейчас должна последовать долгожданная разрядка. Три коротких поцелуя в губы. Персефона закрывает глаза от удовольствия и какого-то дерьмового чувства… защищенности? Вот же черт, секунду назад Пятый выдавливал из нее остатки жизни, а теперь она чувствовала себя с ним, как никогда ранее, защищенной. Парень действовал очень уверенно и настойчиво, но не переходил границу дозволенного, не сжимал до боли, не царапал кожу. Он был почти что нежен. Касался бережно, чертя кончиками холодных пальцев узоры по ее бедрам. В штанах было до боли тесно, но Пятый не хотел, чтобы этот момент прошел столь быстро. Он терпеливо ласкал ее. Черт, как же было приятно заставлять ее тело дрожать от желания. Парень взял себе за цель ублажить Персефону настолько, чтобы эта ночь не оказалась для них последней. Его холодные руки, ее горячая кожа. Дыхание обжигает. Наконец Пятый отпустил губы девушки, переключаясь на шею, укрывая ее рваными поцелуями. Его руки пытались стащить платье. Такое узкое и неудобное. Мерзость. Персефона помогла ему расправиться с ним, но и сама не упустила возможности снять с парня рубашку и галстук. Девушка оценивающе посмотрела на его широкие плечи, сильные руки. — А ты возмужал за те пять лет, что я за тобой следила, — ее голос переходил в стоны. Пятый сжимал ее грудь, жадно впиваясь в шею, целуя нежную кожу на рельефных ключицах. Теперь на ней было лишь черное белье, от вида которого у него самого появилось желание застонать. В одно мгновение Номер Пять избавил ее от лифчика. Так ловко, будто практикуется в этом каждый день. Он любовался ее упругими формами, краснея от возбуждения. Персефону же накрывало теплой волной. Пятый очень умело обращался с ее грудью. Он покусывал ее, ласкал языком. Тело девушки прогибалась в спине, отвечая на ласки. Одной рукой он сжимал ее грудь, другой опустился ниже. Пятый проник в ее влагалище своими длинными холодными пальцами. Сначала один. Потом два. Это вызвало ощущение некого дискомфорта, но чувство быстро испарилось, как только он начал умело двигать ими внутри. При этом Пять не упускал возможности ласкать ее грудь. Двойное наслаждение накрывало ее с головой, тело дрожало, ерзало под ним, пытаясь двигаться навстречу ритму, который парень задавал пальцами. Руки девушки тянулись к ремню на его штанах, но нет. Он жестко схватил ее за запястье и прошипел: «Не сейчас. Я только вхожу во вкус». И он действительно не останавливался, сдерживая себя. Сначала девушка просто кидала на него молящие о единении взгляды, а потом просто кричала об этом. — Пятый, — орала она во весь голос, запрокидывая голову, извиваясь под весом его тела, — прошу тебя. Я прошу… тебя. Пожалуйста. Но он и не думал внимать ее крикам, хотя ему самому уже было невыносимо больно сдерживаться, но дамы вперед. Пятый остановился лишь тогда, когда почувствовал, как тело его жертвы поглощает наслаждение, как она вздрагивает, сжимается изнутри. Но для него это было только началом ночи. Он не любил быстрый секс, который приносит минутное удовольствие и забывается навсегда. Пятый любил растягивать удовольствие на часы, и ему это удавалось так хорошо. Он поцеловал ее в губы кротким, по-детски нежным поцелуем, начал опускаться ниже, вырисовывая мокрую дорожку поцелуев на ее теплом теле. Все ниже и ниже. — Черт, где ты этому научился? — вскрикнула девушка, почувствовав его язык в себе. Она не переставала чертыхаться, запускала руки в его растрепанные волосы. Он знал свое дело слишком хорошо. Крики, стоны. Ее ноги у него на плечах. Всего несколько минут, и она снова умоляет его войти в нее. В этот раз Пятый — послушный мальчик. Он отрывается от ее горячего, податливого тела. Девушка садится, хватая пряжку его ремня, пытаясь расстегнуть, но руки предательски дрожат, скользят, и она терпит поражение. Пятый накрывает ее губы своими. Снова поцелуй. Такой глубокий, но в тоже время нежный, требовательный. Он быстро расправляется с штанами и опрокидывает ее на спину. Снова. Пресекая попытки девушки оказаться сверху. Номер Пять не привык терять лидерские позиции. Персефона ожидала грубости, резких толчков и бешеного ритма. Но нет. Он проникает в нее медленно, не отрывая глаз от ее томного взгляда. Они оба так долго хотели, ждали этого, что вся ситуация, атмосфера кажется каким-то пьяным сном. Девушка тянется за поцелуем, прикасаясь к его раскрасневшимся щекам, и парень охотно передает ей свою власть. В мгновение уже он лежит на спине, а Персефона насаживается на него сверху. Теперь она хозяин положения, а он — созерцатель. И созерцать ему есть что. Тонкая талия, нежная шея, пухлые губы. Ее сексуальность сводит парня с ума. Он хочет оказаться в ней глубже, еще и еще. Персефона изгибает спину. Но ритм задает он, впиваясь пальцами в ее идеальные бедра. Девушка склоняется над его разгоряченным телом, накрывает его приоткрытый рот своими губами, целует шею. От ее нежных движений он запрокидывает шею, закрывая глаза от удовольствия и, неожиданно для самого себя, издает блаженный стон. Реакция его тела нравится Персефоне, но не Пятому. Он резко перемещает их к комоду, усаживает ее с не присущей ему нежностью, ноги Персефоны рефлекторно овивают его стан, его руки снова блуждают по ее телу. Толчки становятся более резкими, поцелуи — более требовательными. Ритм набирает сумасшедшей скорости, от которой оба томно стонут. Персефона откидывается назад и чертыхается между стонами. Финал накрывает любовников почти одновременно. Пятый изливается на ее тело, но не спешит выпускать девушку из своих объятий. Обнимает за талию и перемещает их на кровать. — Сегодня мы выспимся, утром ты сделаешь мне свой потрясающий кофе, а потом я еще раз попытаюсь тебя убить. Только не смей поддаваться, я ненавижу игры в поддавки.