Далека дорога твоя (Long Is The Way, And Hard)

*** После Кроули обвивается вокруг Азирафаэля, который лежит, закрыв лицо рукой, и покрывает поцелуями его предплечье до тех пор, пока Азирафаэль не сдвигает руку, позволяя Кроули переместиться выше и осыпать поцелуями его разгоряченное лицо и до красноты искусанные губы. — Покажи мне, — просит Кроули, стараясь не выдать, что его блаженное посткоитальное удовлетворение давно сменилось холодным ужасом, потому что нет пути назад после того, что они только что сделали. Все их предыдущие поцелуи, полуневинные ласки и нежные прикосновения сегодня вечером были ничто по сравнению с этим, с Азирафаэлем, дрожащим и бьющимся в конвульсиях под Кроули, кричащим от блаженства и стянувшим спину Кроули своими руками, словно стальными лентами, так что не вздохнуть. На этот раз ангел не отгораживался и не прятал лица, позволяя Кроули видеть все, каждую частичку его желания, и пить беспомощные звуки удовольствия прямо из его рта. — Кроули… — вздыхает Азирафаэль. — Пожалуйста, — выплевывает Кроули почти жалобно, давя остатки гордости. Когда дело касается цвета крыльев его ангела, ни о какой гордости не может быть и речи, и Азирафаэль перекатывается на бок с легким стоном и протягивает Кроули крыло, чтобы тот просунул в него пальцы, ища проблеск серого. — В этом нет никакого греха, — повторяет Азирафаэль, глядя не на свои крылья, а на лицо Кроули с такой нежностью, что тому становится больно. — Я в полном порядке. Правда. — Но как же так? — Кроули требует ответа, почти рыча, потому что как это может быть, что Азирафаэль, теперь действительно потерявший всю свою былую невинность во всех смыслах этого слова, — при этом так и не Пал? Кроули по собственному опыту знает, что подобная терпимость отнюдь не принята Наверху. В ответ Азирафаэль целует его, поглаживая большим пальцем вдоль скулы. — Ты же знаешь, что говорят люди, мой дорогой. Amor vincit omnia. Любовь побеждает все. Нелепая, романтическая бредня, и сотни проклятых душ Внизу опровергают ее, но прежде чем Кроули успевает возразить, Азирафаэль изящно меняет тему разговора. — Ты помнишь, что сегодня нас казнят? — Да. Пальцы Кроули непроизвольно сжимают запястный сустав в верхней части левого крыла Азирафаэля, заставляя ангела вздрогнуть и осторожно вывернуть крыло из рук Кроули. — И ты знаешь, что мы должны сделать. Пророчество Агнессы. Кроули берет руку Азирафаэля и целует его ладонь. — Я не хочу, чтобы ты спускался туда, ангел. Это настоящий Ад. Это... — Кроули подыскивает нужные слова. Азирафаэль никогда не видел Преисподней и, вероятно, даже не способен ее вообразить. — Там повсюду боль, несчастье и мучение, и я не хочу, чтобы ты был рядом с ними. — Он сжимает руку Азирафаэля, но тот, к сожалению, не соглашается. Он просто наблюдает за Кроули с грустной улыбкой, как будто ждет, когда тот догонит его и поймет. — Ты такой умный, ангел, — пытается оправдаться Кроули. Может быть, лесть поколеблет сопротивление Азирафаэля. — Я верю, ты сможешь придумать другой выход. Но Азирафаэль только переплетает свои пальцы с пальцами Кроули. — Другого выхода нет, дорогой мой, и ты это знаешь. Если я не пойду вместо тебя, то ты приговоришь меня к смерти в адском огне. — Но вашим свойственно божественное милосердие, ангел! И вообще, — Кроули цепляется за воспоминания об их разговоре в пабе, — тебе будет больно. Ангел в теле демона? Это невозможно. — Невозможно для других, — медленно произносит Азирафаэль, и Кроули на мгновение почти отвлекается на тот факт, что ангел, даже лежа голым в постели Кроули, умудряется сохранять серьезный и нравоучительный тон. — Но для нас никаких трудностей не возникнет. Для нас это сработает. — Почему? Азирафаэль улыбается ему, и Кроули согласен быть трижды благословен, если в этой улыбке нет изрядной толики сволочизма. — Потому что мы слишком долго жили среди людей. Мы отуземились. Я уже не совсем ангел, а ты уже не совсем демон. — Он облизывает губы и осторожно продолжает: — «Я послал свою Душу через Невидимое, через записи загробной жизни, чтобы произнести заклинание; и мало-помалу моя душа вернулась ко мне и ответила: «Ты сам — Рай и Ад». — Азирафаэль делает паузу, чтобы прикоснуться губами к щеке Кроули, и шепчет: — Небеса — это лишь видение исполненного желания, а Ад — тень от души в огне». Это отрывок из одной из многочисленных поэтических книг Азирафаэля; Кроули будет трижды благословен, если помнит, какой именно, но слова и тон ангела, полные абсолютной спокойной уверенности, успокаивают, и он закрывает глаза, глубоко вздыхая. Наверняка должны быть убедительные аргументы, которые заставят Азирафаэля отказаться от этого безумного плана, и блестящая альтернатива тоже наверняка где-то есть, и Кроули соберет их в одно мгновение. Возможно, потребуется чуть больше минуты, потому что сейчас три часа ночи, и хотя технически ему не нужно спать, но многовековую привычку не так легко отбросить, даже ради Азирафаэля. Кроули пытается подавить зевок. — Спи, если хочешь, — говорит Азирафаэль, подсунув руку под шею Кроули и притягивая его к себе. — У нас еще есть время. — У нас еще много времени, — твердо говорит Кроули, обнимая Азирафаэля за талию и проводя пальцем по его спине. — И мы не станем следовать этому плану только потому, что так говорит какая-то безумная старая пророчица. — Хм. — Азирафаэль щелкает пальцами, и в комнате становится темно. — А у тебя, наверное, есть идеи получше. — Да. И мой план... Мой план... — изгиб шеи Азирафаэля теплый и пахнет восхитительно, и Кроули утыкается в него носом и все еще обдумывает ответ, когда его одолевает сон. *** Кроули давно не мог согреться — пожалуй, с тех пор, как покинул Средиземное море в 473-м году, но сегодня он просыпается от приятного жара и тихо шипит от удовольствия, отогреваясь. Чья-то рука касается его щеки. — Мой дорогой. Пока Кроули спал, Азирафаэль устроил его поперек груди и завернул сначала в пуховое одеяло, а потом в густо покрытое перьями крыло, и в результате получился тот самый вид тепла, который демон в последний раз ощущал на склонах Везувия 23-го октября 79-го года. Как раз перед тем, как все пошло наперекосяк и стало разваливаться. Кроули утыкается лицом в плечо Азирафаэля. — Как долго я спал? — Всего час или около того. Кроули поднимает голову и смотрит на Азирафаэля. — И все это время ты... — Присматривал за тобой. — Азирафаэль улыбается ему, его пальцы пробегают по волосам Кроули. — Ты же знаешь, что когда ты спишь, ты... Он останавливается на полуслове под тяжелым и предостерегающим взглядом Кроули, который знает, что ангел собирается сказать о том, как очаровательно он выглядит спящим. Кроули — демон, он не очень-то мил и уж точно не очарователен. И слышать этого он точно не хочет. — И кроме того, я никогда по-настоящему не нуждался во сне. И все равно больше нечем было... Азирафаэль быстро обрывает себя, но уже слишком поздно, и Кроули оглядывает свою спальню заново, словно видя ее глазами ангела. Темные стены, отсутствие каких-либо украшений или мебели, кроме кровати. Ни единой книги, ни настольной лампы, ни маленького столика у локтя, на котором можно было бы поставить чашку чая или кружку какао. Совсем не похоже на уютную домашнюю обстановку его книжного магазина, и Кроули медленно произносит: — Тебе здесь не нравится. — О нет, — слишком быстро протестует Азирафаэль, хотя его щеки тут же начинают предательски краснеть. — Я этого не говорил. Я только имел в виду... Но Кроули уже приподнялся на локте, чтобы посмотреть на стены, пока они медленно не посветлеют до голубовато-серого цвета того самого жилета, что ангел носит с 1880-х гг. Прикроватный столик подтягивается к дальней стороне кровати, он сделан из бледного дерева с крошечными свернувшимися змеями для ручек ящиков, и вставшая на него настольная лампа бросает теплый свет на голое плечо Азирафаэля. — Кроули, это вовсе... В углу комнаты появляется книжный шкаф, и Кроули бормочет: — Я куплю тебе еще книг, ангел. Первые издания. Или новые. Все, что ты захочешь. — Мой дорогой... — Азирафаэль смотрит на него так, словно Кроули — настоящее чудо. — Спасибо. Кроули еще не закончил; он утыкается лицом в горло Азирафаэля и вдыхает теплый запах ангела, чувствуя головокружение от внезапной искры вожделения. Вслепую он щелкает пальцами в сторону дальней стены, и там раздается приглушенное «фвумп», когда по ней, от потолка к полу, разворачивается гобелен. Азирафаэль задыхается, слегка потрясенный, его пальцы подрагивают в волосах Кроули, и Кроули поднимает голову и смотрит. На картине изображен пышный сад, полный деревьев и кустарников, цветов и фруктов, с пылающим мечом и яблоком, лежащими на траве. Вокруг границы стоят маленькие ангелы и демоны, сцепившиеся в борьбе. Или что-то вроде этого. Это не вина Кроули. По крайней мере, не совсем; возможно, ему не следовало пытаться сотворить это чудо, лежа обнаженным в постели с Азирафаэлем. Азирафаэлем, чьи голые бедра покоятся промеж раздвинутых бедер Кроули, чей запах наполняет нос Кроули, и с которым Кроули даже не начал вычеркивать пунктики из бесконечного списка плотских удовольствий. — Остановись. — Азирафаэль ловит его за запястье. — Кроули, остановись. В нижнем правом углу бордюра изображена пара, сплетенная в особенно сложную композицию; Азирафаэль проследил за взглядом Кроули и покраснел. — О боже! — еле слышно бормочет он, глядя на путаницу конечностей, на выражение крошечных лиц, которые равно могли быть агонией или экстазом. — Да, конечно. Возможно, позже мы могли бы... но, Кроули… — Он отводит взгляд и смотрит на Кроули сверху вниз. — Я разбудил тебя, потому что мне пора идти. Уже почти рассвело, и мне, наверное, не стоит выглядеть... ну, ты понимаешь. Как будто я провел здесь всю ночь. Кроули помогает Азирафаэлю одеться, потому что это позволяет ему украдкой касаться и целовать обнаженную кожу ангела, даже когда он помогает ее прикрыть, и потому что Азирафаэль так восхитительно отвлекается на наготу Кроули. Наконец с сожалением Кроули щелчком пальцев вызывает свою собственную одежду и следует за Азирафаэлем к входной двери, где он отрывает руку Азирафаэля от щеколды и притягивает его к себе для последнего обжигающего поцелуя. Его крылья широко раскинулись, темные на фоне красоты ангела, и плотно сомкнулись вокруг них обоих, и Азирафаэль уступает его поцелуям и с энтузиазмом возвращает их. — Мой дорогой... — наконец произносит Азирафаэль, шепча Кроули на ухо, поскольку тот уткнулся лицом в шею ангела, пробуя на вкус кожу под воротником. — Тебе действительно придется меня отпустить. Кроули неохотно поднимает голову и убирает руки с талии Азирафаэля. — Моя контора вряд ли будет медлить. — Нет. — Азирафаэль бледен и, кажется, впервые нервничает. — И моя тоже. — Они придут за мной. Скорее всего, сегодня утром. Может быть, даже первым делом. — Да. Кроули делает глубокий вдох и пытается расслабиться, но его крылья отказываются складываться, все еще собственнически обвиваясь вокруг Азирафаэля. — В таком случае, — мягко говорит он, — это тебе придется меня отпустить. — Почему? О. — Азирафаэль моргает, но соображает быстро. — Да. Да, конечно. — Прямо сейчас. — Кроули кладет руку на затылок Азирафаэля, и их лбы соприкасаются. У людей есть определенное представление о том, как происходит одержимость демонами, и обычно это не самый приятный процесс, включающий в себя много криков, мучительную ломку и корчи. Но реальность для них обоих очень отличается от общепринятой и гораздо мягче: спустя шесть тысяч лет Кроули знает Азирафаэля так же хорошо, как самого себя, его сильные и слабые стороны как в уме, так и — после прошлой ночи — в теле. Азирафаэль — нежная душа, мягкая и дружелюбная, но грозная, когда она пробуждается; Кроули согласен пережить все муки Ада, нежели чем причинить вред своему ангелу, и поэтому он только закрывает глаза, опасаясь малейшего вздрагивания Азирафаэля. Он сознательно ослабляет свою хватку на этой форме и сосредотачивается на Азирафаэле, теплом и податливом в его руках. На краткий миг у него кружится голова, шорох крыльев проносится мимо, а потом Кроули моргает, глядя в свои собственные желтые глаза. — Ну вот, — говорит он, а Азирафаэль пожимает плечами и моргает. — Как-то так. Азирафаэль медленно складывает крылья, и Кроули выскальзывает из его объятий. — Встретимся в обычном месте, в десять, — говорит он. — Если меня там не будет, ты это прекрасно поймешь. — Да, — решительно кивает Азирафаэль. — Аналогично. — Если они причинят тебе боль, — жестко говорит Кроули. Если бы он был в своем собственном теле, он бы зашипел, но вместо этого он просто берет манжет черного рукава Азирафаэля и крепко сжимает его. — Если ты не вернешься, я... я найду бочонок святой воды, клянусь, и отнесу его туда, и... — Они не смогут. — Азирафаэль нежно дотрагивается до его лица, и Кроули на мгновение закрывает глаза, чтобы запечатлеть это в своей памяти. — Не волнуйся, мой дорогой. Все будет хорошо. Доверься мне. Отвернуться — тяжелая задача, почти непосильная, но Кроули открывает входную дверь и уходит, в последний раз ободряюще сжав руку ангела. Прошло очень много времени с тех пор, когда он во что-то или кому-то верил, но какие бы обрывки веры ни оставались у него на сегодняшний день, теперь они всецело принадлежат Азирафаэлю.