É Tanto Ciò Che Gli È Dovuto

Чезаре все еще не мог поверить, что Микелетто вернулся к нему, это было чудом, если, конечно, верить в чудеса. В течение нескольких недель он просто радовался тому, что молчаливый помощник снова стал его правой рукой, слишком радовался, чтобы заметить, что безжалостная жестокость и эффективные методы Микелетто еще не до конца пришли в норму. Да, он был почти таким же идеальным исполнителем, но его глаза стали жестче, а руки чуть слабее, голос еще глубже отдавал в хрип. В походке ассасина стало меньше пружинящей силы, даже когда его действия были такими же быстрыми и точными, как раньше. Люди вокруг начали замечать это, но они дорожили своей жизнью и боялись за собственный покой. Вот почему Чезаре до недавнего времени совершенно не обращал на это внимания. Микелетто изменился, и Чезаре Борджа был уверен, что ему это не нравится. В тот день они много времени провели в седле, большая часть лагеря уже крепко спала, некоторые мужчины пили у костра, а другие просто смотрели на звездное небо, гадая о том, что ждет их в будущем сражении. Чезаре, как и каждый вечер перед отходом ко сну, совершал разведывательную вылазку. Именно тогда он заметил Микелетто, сидевшего в стороне от групп воинов, но в пределах лагеря, его глаза были обращены к небу, руки сложены между бедер, как будто он молился. Осторожно приблизившись, потому что никогда не знаешь, вдруг Микелетто спутает друга с врагом, Чезаре заметил у своих ног потревоженную землю, слишком тщательно разровненную, чтобы это было простым совпадением. - Микелетто? - Милорд, - голос, ответивший на его зов, был тихим и мягким, почти без эмоций. - Что ты там делал? - Ничего, милорд. - Микелетто убрал руки с колен и положил на землю книгу в кожаном переплете, потом встал и посмотрел в глаза своему хозяину. – Чем я могу быть вам полезен? Чезаре ничего не ответил, он небрежным жестом отодвинул Микелетто и наклонился, чтобы поднять том. Тот был тяжелым, и когда он пролистал его, то обнаружил, что книга написана на латыни. Это был странный предмет для человека, который не может воспроизвести свое имя на бумаге. Чезаре потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что эта книга была копией сонетов Катулла... и всё встало на свои места. - Ты пытаешься выучить латынь, Микелетто? - Нет, милорд. Помощник больше ничего не сказал, но взгляд его слегка сместился, и рука метнулась к заветному месту возле плеча, крепко сжимая ткань рубахи. Старые привычки умирают с трудом, и Чезаре нашел этот простой жест трогательным: это был Микелетто, которого он привык видеть, хотя он никогда не переставал задаваться вопросом, не была ли эта поза признаком того, что что-то пошло не так в душе Микелетто. Его жесткие, сухие глаза были устремлены на книгу, как отец мог бы смотреть на ребенка, который бегает вокруг, рискуя упасть или заблудиться. Было очевидно, что он очень привязан к этой вещи. - Ты еще не забыл этого парня? Микелетто сдержал яростную вспышку, его лицо на секунду исказилось, а затем он ответил со своим отработанным пустым выражением: - Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу забыть этого парня. Чезаре почувствовал желание ударить этого проклятого зверя по виску, но он сдержался. Это снова оттолкнуло бы Микелетто. Однако он не мог удержаться, чтобы не излить свою обиду словами, едко и выразительно: - Он предал нас! - Нет, милорд, - невозмутимо ответил Микелетто в ответ на его гнев. – Это я предал вас. Вот почему я здесь. - Чтобы заслужить прощение? - Умереть для вас. Итак, Микелетто планировал свою окончательную гибель, он хотел отправиться туда, откуда Чезаре не смог бы заставить его вернуться. Чезаре внезапно осознал, что Микелетто до сих пор вне себя от горя, если эта идея заняла то место, где раньше обитало стремление выжить любой ценой. Эти последние месяцы без поддержки его самого верного помощника стали тяжким испытанием. Чезаре не мог себе представить, что отсутствие того станет постоянным. - Ты можешь найти какое-нибудь решение, которое не предполагает смерти или убийства? - Я так не думаю. - Идем со мной, - сказал Чезаре, протягивая другу книгу. Микелетто взял книгу и последовал за своим хозяином, как обычно отставая на два шага. Чезаре, дождавшись его, взял за локоть, чтобы заставить идти рядом - были вещи, которые им нужно было прояснить. - В прошлый раз, когда мы говорили о... - Чезаре заколебался на мгновение, ему не хотелось трогать рану, - ...Катулле, мне показалось, что тебе это не понравилось. - Мне тоже, милорд - прошептал Микелетто, но тело его предало: Чезаре почувствовал, как напряглись его мышцы. - Я никогда не стыжусь того, кто я есть. - И все же ты не предупредил меня об этом. - У мужчины есть потребности, милорд. И если вас не волнует, ем я или сплю, то, полагаю, не должно волновать, трахаюсь я или нет. У Микелетто были свои способы наносить изящные оскорбления - довольно эффективные, как и все остальные его действия. - Теперь я беспокоюсь... - Потому что, делая это, я иду на риск, понятно. - Среди всего прочего. - Не беспокойтесь, милорд, я могу обойтись и без вашего доверия, - Микелетто, казалось, был сокрушен этой мыслью, но высказал ее с должным почтением. Герцог сжал губы, взвешивая все возможные неприятности. Микелетто был прав: Чезаре рискует, если не оградит помощника от всей важной информации, а такое положение дел иль Валентино не мог себе позволить, поскольку голос ассасина был самым ясным и разумным в какофонии сыплющихся на герцога советов. На секунду в голове мелькнула мысль сделать из Микелетто евнуха, но он тут же отбросил ее: он и так уже слишком многое отнял у своего друга. - Как все это происходило, Микелетто? Бестактный вопрос слетел с его губ без долгих раздумий, заставив Микелетто остановиться рядом с хозяином. Тот сразу же заметил подозрительно изменившийся взгляд, поза наёмника стала угрожающей, а губы слегка задрожали от ярости и явного желания швырнуть господину в лицо все, что он думает. Но Чезаре Борджиа был испанцем, и у него было четкое понимание относительно некоторых ситуаций, когда было жизненно важно взять быка за рога: его рука оставила руку Микелетто и поспешила ухватить в горсть пучок волос друга, чтобы заставить его приблизиться вплотную, прежде чем тот успеет захлопнуть ставни своего доверия. - Ты брал его, Микелетто? - горячо прошептал Чезаре, пытаясь прояснить свои намерения. – Или он наполнял тебя? Неожиданная близость, а также повелительный тон вопроса заставили друга сломаться. Чезаре понял это, потому что глаза Микелетто наполнились слезами, а голос сорвался от скрытой боли, когда тот попытался ответить. Чезаре отпустил Микелетто и сделал ему знак следовать за собой. Ему не нужно было оглядываться, даже если бы позади не было слышно шагов по утоптанной земле лагеря. Чезаре знал, что Микелетто последует за ним во врата ада с той же легкостью и достоинством, как тот следовал за своим хозяином по Ватикану. Он не стал останавливаться, чтобы развести лоскуты, а просто отшвырнул их в сторону и бросился к импровизированному столу, где рисовал стратегические планы, вырвал листок бумаги и жирно нацарапал на нем несколько торопливых слов. - Милорд? – напомнил о себе Микелетто, подвязав полог к столбу. Небольшая прогулка дала ему время собраться с мыслями, и это было хорошо. - Разговор на эту тему окончен, Микелетто, - сказал Чезаре, положив обе руки на стол и перечитывая написанные семь слов на листке. - В следующий раз, когда у тебя возникнет потребность, ты придешь ко мне. Я позабочусь обо всем. Последовало долгое неловкое молчание. Чезаре повернул голову и увидел замершего Микелетто. Было очевидно, что такое решение ему категорически не нравится. Этот человек, стискивающий в руках потрепанную книгу, все же был отчасти бунтарем, отчасти скептиком. И такое отношение его достаточно сильно обидело. - В чем дело? - Чезаре сплюнул, пытаясь вернуть Микелетто к покорности. Это был не вопрос, но Микелетто отреагировал так, будто от него ждали ответа. - Мы говорим не о лошади, не о рубашке, - помощник переступил с ноги на ногу, как будто ему было неудобно. Его хриплый голос стал совсем низким, когда он приблизился к своему хозяину. - Я не могу трахаться по команде! - Ты сделал это однажды - сделаешь снова, - Чезаре не забыл ту продажную служанку, которую Микелетто убил в постели несколько лет назад. - Это было тогда, там была просто работа. А теперь всё по-другому! - возразил Микелетто, в его голосе звучали в равной степени ярость и унижение. - Микелетто, - сказал Чезаре, сдерживая свой огненный характер, и протянул меч своему помощнику, чтобы тот рассмотрел. – Видишь? Здесь сказано: "Aut Cesare aut nihil". Я знаю, что написанное тебе ничего не говорит, - Чезаре снова вложил меч в ножны. – Но ты был верен тогда, ты верен и сейчас, с тех пор как вернулся. И в этом случае твои варианты таковы: либо Чезаре, либо ничто! - Тогда, милорд, это будет ничто. - Сейчас ты думаешь так, а завтра кто знает? - Его рука быстро вырвала книгу из рук Микелетто. Это вывело того из равновесия, и Чезаре воспользовался преимуществом. - В следующий раз, когда почувствуешь необходимость удовлетворить свои нужды, просто дай мне этот листок бумаги. Он поместил семь слов, рожденных сожалением и благодарностью, среди сонетов, что повествовали о скорби и утрате, а затем вручил книгу Микелетто. - Этого не случится, - Микелетто принял книгу и прижал ее к груди. – Я же мертв, помните? - И все же ты дышишь, и будешь дышать, пока служишь мне. Это приказ. Микелетто молча поклонился и вышел из палатки, чтобы разобраться в своих чувствах. Чезаре больше не давил на него. Другу нужно было время, чтобы прийти в себя. * * * Война выявляет лучшие и худшие стороны человека, Чезаре заметил это, наблюдая за Микелетто. Ассасин убивал с безжалостной эффективностью, он реагировал с предельной быстротой, и все же его друг и слуга начал позволять своим глазам блуждать, мыслям отвлекаться, а телу – вспоминать о земном. Время от времени Чезаре бросал на него вопросительный взгляд, но Микелетто отрицательно качал головой и отводил глаза. Микелетто не хотел исцеления, считал, что предает этим любимого. Он не был готов отпустить парня, но исцеление происходило даже против его воли. Чтобы помочь этому исцелению, Чезаре еще приблизил помощника к себе, заставив надевать и снимать доспехи и полировать меч. Это дало дополнительное время, чтобы изучать начинающиеся улучшения, заново познакомиться с сущностью Микелетто, увидеть, как темный туман его боли растворяется в повседневности. Недели превратились в месяцы. Чезаре погрузился в рутину, поскольку все было так, как до появления шпиона - Микелетто не казался счастливым, но он более или менее смирился, что можно было счесть улучшением. Именно по этой причине первая просьба Микелетто застала герцога врасплох. - Чего ты хочешь? - спросил Чезаре, когда Микелетто приблизился с пером и листом бумаги. - Я хочу увидеть его имя написанным, милорд. - Ради всего святого, зачем тебе это понадобилось? - Я хочу видеть свое и его имя вместе, милорд, пожалуйста... Чезаре пожал плечами, но послушно записал оба имени на листке бумаги, гадая, как Микелетто воспользуется этой информацией. Когда перо коснулось поверхности, Чезаре почувствовал, что дыхание Микелетто изменилось, словно он подавил рыдание. Когда оба слова были написаны и бумага вручена, Микелетто поклонился и поцеловал руку Чезаре в знак благодарности. По мере того как дни сменялись неделями, Чезаре начал замечать, что Микелетто иногда удаляется к границе лагеря. Присев на корточки и положив руки на землю, он подолгу думал о чем-то своем. Не было смысла давить на друга, но герцог обыскал это место, как только очередная прогулка Микелетто закончилась, ему было любопытно, что помощник делал там каждый раз, и от этого открытия у него закружилась голова. Микелетто написал три имени и одно зачеркнул. Имя шпиона было стерто, но имя Чезаре можно было разобрать, и герцог задумался, что бы это значило. * * * Они оба вернулись в Рим на зиму, не было никакой необходимости торчать в лагере. Лучше тщательно спланировать весеннюю кампанию, попутно наслаждаясь комфортом хорошо протопленных комнат и обилием еды за столом Его Святейшества. Микелетто попросил разрешения вернуться в свое старое жилище, но мысль о том, что его помощник будет ночевать один на этом заброшенном чердаке, заставила Чезаре содрогнуться. Поэтому он ответил резко: "Aut Cesare aut nihil", и этого оказалось достаточно, чтобы закрыть тему. С того дня Микелетто спал в покоях своего господина на мягкой перине, а Катулл служил ему подушкой. Однажды вечером Чезаре сидел у камина, размышляя о Лукреции и о том, как она себя чувствует, когда Микелетто подошел к нему, молчаливый и сдержанный, но в его позе ощущалось что-то необычное. Чезаре взглянул на друга, и тотчас же ему был вручен потрепанный листок бумаги. Чезаре уже и забыл эти семь слов, но появление листочка вызвало легкую улыбку на его губах. Исцеление требовало времени, но Чезаре видел его плоды. - Ты, наконец, отпустил этого парня, Микелетто? - он не смог удержаться от вопроса. - Видит Бог, я еще не отошел от этого парня, - ответил Микелетто, крепко сжимая рубашку, - но он поймет меня, если я залезу на кого-то другого. Чезаре просто кивнул, улыбка еще трепетала на его губах. Микелетто с опаской ждал следующего распоряжения, было очевидно, что это решение далось ему, как под пыткой, потому что он понятия не имел, что его ждет. Но Чезаре так же видел, что Микелетто не воспринимает это дело, как предательство по отношению к своему мертвому возлюбленному. - Ну, ты как раз вовремя... - Чезаре положил бумагу в надежное место, встал и начал развязывать камзол. - Нам лучше подготовиться. - К чему, милорд? - Микелетто сделал шаг назад, не понимая, что происходит. - Я собираюсь уложить тебя в постель, - сказал Чезаре, бросая камзол на пол. – Вроде бы всё честно! Чезаре не понимал – по необъяснимым причинам его предложение оказалось не таким приятным, как он ожидал. Микелетто побледнел, будто испугался, и затрясся, как в лихорадке. - Я думал, что ты будешь доволен, - Чезаре не смог сдержать упрека в голосе, пытаясь избавиться от рубашки. - Нет!.. - Микелетто двигался быстро, как в схватке, сброшенный камзол уже был у него в руках, и помощник попытался снова натянуть его на плечи своего господина. – Нет!.. Это не то, что я думал... Я не заслуживаю вас... даже Паскаль – это было большим, чем я заслуживаю... - Микелетто... - в голосе Чезаре прозвучало предостережение, но он не услышал этого. - Я серьезно, - настаивал Микелетто, - пожалуйста, забудьте эту бумагу... - Замолчи и ложись в постель. Чезаре видел, как наемник вытянулся на пышном матрасе, его тело было напряжено как струна, будто возмущалось комфортом. Его кожа, соприкоснувшись с прохладным воздухом, покрылась мурашками, прежде чем Чезаре, тоже совершенно голый, успел лечь рядом с Микелетто, чтобы успокоить его, постараться согреть и помочь другу почувствовать себя непринужденно в большой, мягкой постели сына папы. Такого рода удовольствия должны были показаться довольно приятными, новыми для Микелетто, учитывая бедное жилье, которое он делил со шпионом. Помощник не сопротивлялся объятиям, но и не пытался дотронуться до мужского тела рядом с собой, его собственная плоть никак не реагировала на прикосновения хозяина. - Ну что, хоть немного лучше? - Нет, милорд, - проворчал Микелетто, - я чувствую, что это неправильно. - Может, мне погладить тебя как-нибудь по-другому? - Не могли бы вы поступить со мной по-своему, чтобы все скорее закончилось? Чезаре почувствовал горечь в словах своего приспешника. - Я думал, это ты нуждаешься в помощи... Микелетто хранил молчание, но незаметно переместил свой вес на матрасе, чтобы оказаться чуть дальше от своего хозяина. Чезаре ласково погладил его по голове, потому что именно так он обычно поступал с Лукрецией. - Я был готов уступить своей физической потребности, - сказал, наконец, Микелетто, и его руки осмелились коснуться обнаженного тела иль Валентино, - с какой-нибудь продажной плотью... - Шлюх всегда можно купить, - возразил Чезаре, все так же поглаживая грязную гриву Микелетто. – Или запугать. А таким способом тебя никто не обманет, не предаст, не выудит важную для нас информацию. Здесь, со мной ты можешь полностью расслабиться, на время стать спокойным и бесхитростным. - Милорд... я думал, что готов... А я нет, простите меня... - Твердый кусок плоти, упирающийся мне в бедро, говорит об обратном, Микелетто. - Это просто безмозглый кусок мяса... как и ваш слуга, да?.. Чезаре крепко прижал его к груди, мучительно сожалея об отданном тогда поспешном приказе. Он не подумал тогда, не смог понять, насколько это важно для Микелетто, как глубоко мальчишка успел пролезть в его израненную душу. И чего стоило помощнику выполнить тот приказ. Его пальцы коснулись бороды Микелетто и заставили его поднять голову. Этот пустой взгляд был слишком больным, чтобы смотреть в глаза друга, и Чезаре прикрыл веки. Не доставляло радости целовать сломленного человека, он хотел ласкать твердые губы самого опасного и преданного убийцы во всей Романье. Чезаре от души желал, чтобы поцелуй мог хоть что-то сдвинуть к лучшему, а его намерений оказалось бы достаточно, чтобы стереть всю боль и притупить тоску друга. Но он не хотел обманываться, он знал, что тогда повел себя как эгоист, приказав убить шпиона. Какие бы это не имело последствия – хорошие или плохие - но ему теперь придется жить с этим знанием. Микелетто пытался сопротивляться поцелую, он старался держаться на расстоянии, потому что именно расстояние позволяло ему вернуться к привычным отношениям с хозяином. Все их контакты были установлены вокруг работы, статус «хозяин – слуга» - то, что помогало Микелетто сохранять себя даже в этих чрезвычайных обстоятельствах. Общая цель овладения властью была сильнее дружбы и даже взаимного признания, связывала теснее, чем преступление. Теперь, когда Микелетто осознал свою слабость, сохранить дистанцию почему-то казалась ему наиболее важным. Тем не менее, эти губы добились своего, и простое прикосновение человеческого тепла заставило притаившуюся внутри боль вылиться горько-сладкими слезами горя и надежды. Чезаре почувствовал внезапное расслабление тела Микелетто, как будто тот начал робко, но с удовольствием принимать ласку, и это удвоило его усилия. Всякое нежелание, которое испытывал его приспешник, было стерто уверенными руками и губами Чезаре Борджиа. А для него самого это было так ново - прикоснуться к телу голодного волка, покрытому шрамами, иссеченному ветром и сожженному солнцем. - Думай обо мне, как о нанятой за деньги плоти, Микелетто, - уговаривал Чезаре, лаская бедра Микелетто, и внезапно осознав, что не представляет, что дальше делать с грубым телом своего приспешника, но судорожно пытаясь что-то предпринять. – Или просто закрой глаза и ни о чем сегодня не думай... Если тебе так легче... Микелетто не произнес ни слова, его грудь вздымалась от сдавленных рыданий, и он пассивно отдавал свое тело в руки хозяина. Так оказалось даже лучше, Чезаре успокоился, собрался и позволил своим рукам блуждать по груди, в которой таилось больное сердце. Он старался не пустить в свою голову видения, которые атаковали ее - Микелетто, должно быть, ужасно провел время с этим Паскалем, если он скорбит о нем целый год и даже больше. Чезаре поцеловал эти плотно зажмуренные веки, прежде чем коснуться сомкнутых губ еще одним нежным поцелуем, который наконец-то не был отвергнут, и рот Микелетто принял ласку с жадностью, которой Чезаре никогда не испытывал. Отсутствие навыков стало еще более очевидным, как только его рука осмелилась спуститься, чтобы одарить лаской интимные места Микелетто – раньше он ничего подобного не делал. Честно говоря, он уже имел дело с набором органов, похожих на те, что были в его собственной промежности, это натолкнуло его на удачную мысль. Он отпустил Микелетто и приказал ему залезть под простыню - приказ, которому тот немедленно подчинился. Конечно, поспешность могла быть вызвана холодом, а не желанием, но на самом деле это не имело значения. Смена положения дала Чезаре возможность зачерпнуть немного мази. - Подними голову, - приказал Чезаре, чтобы иметь возможность положить руку на грудь Микелетто, - повернись ко мне спиной, - вся эта идея говорить с Микелетто приказами была знакомой и успокаивающей. Когда рука Чезаре нашла свою цель, тело в его объятьях судорожно напряглось, но за этим последовал стон, и Микелетто позволил своей голове упасть на плечо хозяина. Чезаре улыбнулся и пару раз нежно провел рукой по твердой плоти, чтобы равномерно распределить мазь, прежде чем усилить хватку и серьезно сжать ее. Ощущение в ладони было новым и в то же время привычным, его рука делала движения, которым он научился в юном возрасте, и это дало отличный результат: Микелетто задыхался в его руках и выгибал спину. Приспешник своим тощим задом все сильнее терся о промежность Чезаре, пробуждая его собственную плоть, которая наслаждалась этими мягкими толчками. - Ну вот... - подбодрил Чезаре своего подручного, не позволяя трению ослабеть: он не понаслышке знал, что недостаток скорости может испортить все дело. Микелетто ответил стоном удовольствия, и его бедра сами собой ожили, слегка накренившись, прежде чем врезаться в кулак Чезаре. Его губы, однако, беззвучно шепнули что-то, и Чезаре заметил мокрый след скатившейся слезы на его щеке. - Все в порядке, - прошептал Чезаре ему на ухо, левой рукой убирая с глаз прядь волос, - Если хочешь, зови его по имени... Микелетто сжал губы и не позволил им снова разойтись, упорно борясь с душевным смятением. Чезаре прижался всем телом к дрожащей спине друга, уткнулся носом в его шею и даже прикусил ухо Микелетто, стараясь склонить чашу весов в пользу страсти, а не душевной боли. Микелетто снова застонал и позволил своему хозяину сделать все, чего тот добивался - он бешено дернулся в объятиях Чезаре, который вообразил, что Микелетто ищет способ заглушить горькие воспоминания среди волн наслаждения, которое доставлял ему Чезаре. Чезаре сжал кулак настолько, как только мог выдержать Микелетто, набирая при этом темп и скорость. Пульсирующая плоть в его ладони предупреждала, что пароксизм близок, в кои-то веки Чезаре хотел не получить удовольствие, а сделать для друга все, на что только способен. Микелетто вдруг застонал и откинул голову назад - чуть не заехав Чезаре по носу - глаза под закрытыми веками заметно закатились, а из члена брызнули густые капли белого семени. - Ну вот... - выдохнул Чезаре, прижимая к себе измученное тело Микелетто. - это было очень приятно... Микелетто, задыхаясь, содрогнулся в последних пароксизмах наслаждения, его грудь - в кои-то веки! - тяжело вздымалась от усталости, а не от боли. - Тебе придется научить меня, что еще нужно сделать, чтобы доставить больше удовольствия, Микелетто... Это подействовало на его помощника, как ведро холодной воды, выплеснутое на голову: Микелетто вырвался из его объятий и сел на тонкое полотно, потрясенный. Глядя на его лицо, Чезаре захотелось расхохотаться. - Я... ммм... я лучше... - Микелетто покачал головой, Чезаре подумал, что это помогло мыслям встать на свои места, потому что Микелетто выдал длинную тираду прерывающимся, быстро меняющимся голосом. - Простите, что не смог доставить вам удовольствие. Мне лучше идти. Извините за простыни... - Микелетто, заткнись! Это сработало лучше, чем резкий удар по щекам. Микелетто сидел, тяжело, прерывисто дыша, но молчал, наблюдая за Чезаре влажными глазами. Будто щенок, который обмочил ковер. - Я удовлетворил твои потребности? - спросил Чезаре, развалившись на подушках. - В основном... Благодарю вас, милорд. - А чего бы тебе еще хотелось? - Вы ничего не можете мне дать, - вздохнул Микелетто. - Потому что эти вещи давал только тот парень? Короткий кивок. - И они оказались фальшивыми... - А что не было фальшивым? - Пока не готов делиться. Простите. Чезаре заметил, что глаза друга вновь наполнились слезами, и не стал настаивать. Этому убитому горем Микелетто требовалось больше времени, чтобы исцелиться, но он был на верном пути, чтобы снова стать целым. - Холодно, - небрежно заметил Чезаре, - может, проявишь благодарность и отдохнешь рядом, чтобы согреть меня, Микелетто? Хотя было очевидно, что Микелетто не доверяет намерениям герцога, он угнездился рядом с телом Чезаре и позволил своему господину обнять себя. Сделано это было не ради тепла или мягкой перины - Чезаре был в этом уверен - а исключительно из благодарности. Когда Чезаре обнял Микелетто за талию, он понял, что это чувство взаимно, что он глубоко благодарен Микелетто за возвращение и что он в неоплатном долгу перед другом. Лежа в темноте рядом с Микелетто, крепко прижавшись к нему, Чезаре молча молился, и его губы повторяли те семь слов, что он написал на клочке бумаги. Снова и снова он клялся сделать все лучше для этого человека, так глубоко раненого его эгоизмом.