all this itching under my skin

Любовь — это болезнь. Великие люди давно это говорили, и Бакуго готов подтвердить. Она сваливается на тебя, рвёт душу и тело, и будешь сам не свой, пока не избавишься от паскуды. Одна только разница — от простуды придумали хоть какие-то лекарства. Зараза подкрадывается к тебе незаметно, в темноте пустой квартиры, рутине однообразных дней, когда чувствуешь свербение в носу, но ещё надеешься, что пронесёт. А потом остаётся лишь встретить какого-нибудь больного, и всё — считай, пропал. В этот раз больным уродом оказался Киришима, который позвал на свою днюху всех бывших одноклассников. Даже перебравшиеся на западное побережье хвостатая и лягушка нашли время, чтобы приехать. Смертельная доза социализации без регистрации и смс. Как бы Бакуго не старался, отвертеться подарком и враньем про дежурство не удалось. Все и каждый стремились узнать, как он поживает и поделиться своей новой замечательной самостоятельной жизнью. Бакуго скалился и хлебал пиво, чтобы занять рот и не орать на всех матом. Всё, что он хотел рассказать о своей жизни, можно было увидеть по телеку в разделе новостей, а всё, что он хотел узнать о их жизни, можно было бы уместить на одном листке бумаги, которым он подотрётся в туалете. Чтобы не сказать этого вслух, Бакуго прятался на кухне за холодильником и курил в форточку, когда неожиданно услышал голоса. Он уже собирался выйти из укрытия и послать навязчивую компанию в пешее эротическое, когда услышал: — Тодороки, я могу рассчитывать, что разговор останется между нами? … и они очевидно не знали о его присутствии. Самым правильным было показаться, обматерить их и свалить назад в гостиную, чтобы не мешать. Но сегодня Бакуго не был готов на правильные поступки. Поэтому затушил сигарету и замер. — Конечно, чем я могу помочь? — Видишь ли, мы с Каминари уже давно встречаемся… — Правда? Поздравляю. Ладонь Бакуго замерла в миллиметре от его лица. Серьёзно, что с ним не так? Да практически вся Япония уже в курсе их отношений, но двумордый словно только вчера с Луны свалился и не читал ленту твиттера, где Каминари капсом орёт о своём потрясающем парне. Хотя, может он настолько отстал от жизни, что ждёт, когда о Красном Бунтаре и Электрозуме напишут в газетах? Чёрт возьми, он словно из прошлого века. — Спасибо. — Киришима стойко выдержал этот удар. — И поэтому я хочу с тобой посоветоваться. Ты гей, и я хотел узнать у тебя о том… ну в смысле… чёрт, мне неловко. — Не стесняйся, спрашивай. Я постараюсь помочь. Бакуго уже жалел, что не свалил подальше от этого разговора. Ещё не хватало выслушивать откровения пары идиотов. — Я про секс. Как сделать это лучше всего в первый раз? Есть пара советов для начинающих? — и неловкий смешок в конце. Рука снова остановилась в опасной близости, не давая разбить себе лоб фейспалмом. Ну ёб твою налево, Киришима, нашел кого спрашивать. Можно же было обратиться к кому угодно, например к самому Кацки… Бакуго задумался. Ну если по чесноку, в вопросах отношений даже он к себе бы не обратился. Любовь это зараза, а секс — просто биологическая потребность, поэтому лучше включить порно и подрочить. Дёшево и сердито. Так он мысленно рассуждал, а потом услышал слова Тодороки: — Прости, тут я не могу помочь. Отношения с моими партнёрами ни разу не доходили до постели. Что это за фраза такая «отношения с партнёрами не доходили до…». Выражается как старичьё. «Не доходили до постели». Не доходили до секса. Чего? Остановите Землю, Бакуго нужно пару минут подышать и что-нибудь покрепче пива, чтобы уложить такие новости в голове. То есть двумордый, со всеми его толпами фанатов, с которых нижнее бельё слетает, стоит ему только взглянуть на них, этот самый двумордый — всё ещё девственник? Бакуго настолько прихуел, что не задумываясь достал сигарету из пачки и зажег её, и даже не сразу спохватился, что спалился. Он выглянул из-за угла, но оказалось, что те двое уже ушли. Он даже не заметил. Если бы в дом врезался метеорит, он бы вероятно тоже не обратил внимание. И ещё одно: пора ему уже перестать узнавать личную информацию о Тодороки, подслушивая его разговоры. Это становится ужасной привычкой. Любовь — болезнь, и чтобы подхватить её достаточно любой мелочи. Сущей ерунды, но она занозой застревает под кожей, и ты сначала ничего не подозреваешь, а потом симптомы валятся на тебя один за другим. Во-первых, Бакуго стал обращать внимание на Тодороки. Вообще, на то, что Тодороки существует и его присутствие постоянно заметно в его жизни. На работе, в разговорах его придурочных друзей, по телеку. На огромном рекламном постере, мимо которого раньше он проходил каждый чёртов день, игнорируя его существование. Теперь же каждый божий день его преследует рожа двумордого, который позировал для рекламы какого-то шампуня и выглядел как влажная мечта любой старшеклассницы. Или Бакуго. Он не хотел об этом думать, но глядя на баннер, снова и снова прокручивал в голове мысль «Вот это — девственник Тодороки. Потому что Тодороки — девственник», и всё ещё не мог поверить. В аллигаторов в канализации верилось охотнее. И с этого началась вторая стадия заболевания. Бакуго никогда прежде не думал о Тодороки в сексуальном плане. Чёрт, да он вообще о нём не думал! А теперь не мог не думать. Бакуго ощущал тяжесть в груди и лёгкость в животе — плохие признаки. Лучше уж понос, чем влюблённость. Но нет, медленно, но верно, у него начиналась лихорадка воспоминаний из школьных лет и встреч по работе. Тодороки в душе, Тодороки на горячих источниках, Тодороки в раздевалке. Шея Тодороки, спина Тодороки, задница Тодороки. И за всё это время его никто не трахнул? И он никого? Бакуго пытался убедить себя, что он не хочет знать ответа, что ему это не нужно. Нужно. Пиздец как нужно, он это понял, когда полночи проворочался в постели, заливая простыни взрывным потом и кусая угол наволочки. Понял, когда в баре, где он напивался от безысходности, к нему попытался подкатить какой-то парень, и Бакуго его отшил на подлёте, потому что это был не Тодороки. Полнейший идиотизм. Как отсутствие секса у двумордого привело к тому, что и у Бакуго теперь не обломилось, а обломалось? Вот на этом моменте он понял, что окончательно болен. И он знал только один способ решить проблему. Если что-то чешется — почеши. — Стоп. Ещё раз. Ты хочешь… чего? — на лице Тодороки бесценное выражение искреннего охуевания. Такая редкость на его стоическом еблете. — Секса, — повторил Бакуго, отпивая из горла бутылки. Он уже поставил на себе крест, так что теперь наслаждался ситуацией, как наслаждается смертник тем, что у палача топор валится из рук. — Сложить зверя с двумя спинами. Станцевать горизонтальное танго. Чёрт, я не представляю, как это сказать, чтобы ты понял. — Я с первого раза тебя понял! — голос Тодороки звенел злостью, и тут он понял, что на них оглядываются, поэтом он понизил голос и придвинулся ближе. От него дышало яростью и смущением. — Почему?! — Это довольно приятное занятие. Один раз попробовав, втягиваешься, — Бакуго оскалился, и Тодороки подался назад, краснея от смущения. У него за последние пару минут на лице было больше эмоций, чем за последний месяц. Бакуго испытал мелочное злорадство, что поганый двумордый теперь тоже мучается, как мучился он последние недели. — Почему я? Мы едва ли друзья, с чего ты… зачем мне… — он не договорил, но мысль и так была ясна. Проблема в том, что Бакуго не мог ответить ничего лучше, чем «Потому что я болен тобой», но это прозвучит пиздецки странно, и Тодороки точно подумает, что у Бакуго терминальная стадия рака, или что он свихнулся. И в принципе, будет не так уж неправ. Поэтому он просто пожал плечом и сказал: — Нет, значит нет, не обязательно устраивать панику, — он допил своё пиво, встал и пошёл на выход, оставив Тодороки в одиночестве и в ахуе. Болезни заразные. Так себе секрет, конечно, но почему-то никто не думает так про влюблённость, хотя она тоже болезнь. Как семя, оставленное в плодородной почве, она быстро набирает силу и пускает корни. Такие же корни пустили слова Бакуго в голове Тодороки, потому что не прошло и недели, когда с его номера пришло «Я согласен». Чёрт его знает, что двумордый там себе надумал и через какой внутренний ад прошёл, если в итоге пришёл к такому выводу, вместо того, чтобы притвориться, что того их разговора никогда не было. Бакуго было плевать, он проходил через девять кругов преисподней на одной только утренней пробежке под атакой сотни развратных мыслей. Он возвращался домой со стояком и шел под холодный душ, но от огня в крови это не спасало. Минета в их классе был извращенцем? Да у этого таракана бы яйца лопнули, если бы испытал хоть половину мучений Бакуго. Поэтому он ощущал лишь острый голод, когда садился в машину и выезжал в сторону дома Тодороки. Тот впустил его в подъезд, открыл дверь почти сразу, и на лице его Бакуго увидел практически болезненную гримасу. Хорошо. Пусть тоже пострадает, красивая сука. — Бакуго, я… Если он закончит фразу, то возможно, там будет «прости, я передумал» или «давай сначала сходим на свидание» или ещё какая хрень. Неа, ебал он это. Бакуго не собирался идти на попятный, ведь на кону стояли его рассудок и благополучие, поэтому он в один шаг оказался рядом, обхватил руками шею Тодороки и втянул его в поцелуй. Жаркий, голодный, сталкиваясь зубами и кусая губы, и когда Бакуго отстранился, то понял, что у него по подбородку течёт слюна. Он утёр её ладонью и ухмыльнулся от уха до уха. В расширенных зрачках Тодороки он читал ужас и желание. — Так «да» или «нет», двумордый? — он и так знал ответ, видел по глазам. Тот тоже болен и в горячке. — Да, — еле слышно выдохнул Тодороки, и с победной ухмылкой, Бакуго захлопнул дверь, отрезая пути к отступлению. Только вперёд. Они раздевались по дороге в спальню, сбили что-то на пол и чуть не сломали раздвижную дверь, но Бакуго вынырнул из поцелуя только когда повалил Тодороки на футон и, нависая над ним, смог оценить открывшийся вид. Жадное дыхание через рот, лихорадочный румянец, тяжело вздымающаяся грудь, разметавшиеся по подушке волосы — всё это только для Бакуго. Кровь в нём бурлила от мысли, что никто и никогда не видел такого Тодороки. Он снова подался вперёд целуя и кусая белую колонну шеи, оставляя свои отметки, опуская ниже на ключицы и грудь. Только когда пальцы сжали его волосы в кулак и заставили отстраниться, он понял, что его зовут по имени. — Бакуго, я… я девственник. Я никогда раньше… «Я знаю». «Мне плевать». «И это заводит», «Поэтому я здесь» — набор скотских ответов, но Бакуго не мог себя заставить произнести ничего из этого. Он всё-таки не последний ублюдок. Вредный засранец, без вопросов, но глядя на Тодороки, его открытое и, считай, беззащитное выражение, он не мог сжать кулак и ударить. — Мы это сейчас исправим, — он ухмыльнулся. — Делай, как я говорю, и получай удовольствие. Он снова наклонился к этой прекрасной шее, одновременно сжимая пальцами соски и вызывая у Тодороки хриплый вздох. Руки Бакуго скользнули ниже, стянули с Тодороки боксеры и обхватили крепко стоящий член, на головке которого уже выступила смазка. На пробу проведя ладонью вверх и вниз пару раз, Бакуго был награждён развратным жадным стоном. Надменный, сдержанный и безразличный — выкиньте это на мусорку, сейчас это точно не про Тодороки. В широко распахнутых глазах у него читалась чистая похоть и ни одной лишней мысли. Бакуго победно ухмыльнулся, опустился ниже и запечатлел поцелуй на красной влажной головке члена, а потом глядя Тодороки прямо в глаза, облизал губы. Тот сглотнул, рывком приподнялся и, ухватив за волосы, втянул в новый поцелуй. Задыхаясь, дрожащими от нетерпения руками, Бакуго стянул с себя бельё, поймал ладонь Тодороки и прижал к своей заднице, запуская один палец внутрь. Дома он потратил добрых десять минут растягивая себя, и одного явно было мало. Он жаждал большего, направляя руку Тодороки и буквально трахая себя ею. — Бакуго, ты… — завороженный, тот наблюдал как теперь два пальца исчезали внутри без всякого сопротивления. — Да, да, сделал за тебя всю работу. Не благодари, — Бакуго стоило больших трудов произнести это не срываясь на стоны. — Не думал, что ты будешь… — Снизу? Одноразовая акция. Считай, это подарком. Ха! — три пальца, и Бакуго зажмурился, когда Тодороки наконец вышел из ступора и сам надавил на щепоть, растягивая его мышцы и проникая глубже. — Щедро с твоей стороны, — шепнул тот. — Иди в задницу, двумордый! — Бакуго разрывало между желанием выебать и задушить поганца, и он уже слабо следил за языком. Тодороки чуть отстранился и недоумённо поднял брови. В смысле, буквально? Бакуго зарычал и повалил его на спину, устраиваясь сверху. У него не было ни желания, ни терпения иметь дело с нахальным засранцем. Помогая себе рукой, он направил член и начал медленно опускаться, привыкая к ощущениям. Тодороки застонал и вцепился пальцами в его бёдра, наверняка оставляя там синяки, но Бакуго было плевать, он был сосредоточен на одной мысли — не кончить просто от того, что наконец заполучил себе Тодороки Шото с потрохами. Он сел до конца и, тяжело дыша, победно посмотрел на него сверху вниз. Тодороки хрипло стонал, лихорадочно молил ещё и явно был на полпути к оргазму. Девственник, что с него взять, хмыкнул про себя Бакуго, приподнимаясь и плавно опускаясь. Тодороки закричал и выгнулся в спине. — Сбавь обороты, двумордый, мы только начали. — Бакуго успокаивающе погладил руки, до боли сжимающие его бёдра. Ему совсем не улыбалось, остаться со стояком и растянутой жопой, но без своей порции удовольствия. Кажется, Тодороки немного пришёл в себя, потому что взгляд его сфокусировался на Бакуго, и он даже смог кивнуть, показывая, что в норме. — Хорошо. Не кончай раньше меня, — и с этим, Бакуго снова поднялся и опустился с влажным шлепком кожи о кожу, Тодороки резко выдохнул, но кажется у него ещё оставались силы. И ему лучше постараться. И Тодороки старался, это было видно по выступившим у него на лбу каплям пота. Он даже нашёл в себе силы протянуть руку и обхватить ладонью красный и болезненно напряжённый член Бакуго. Тот рвано вздохнул и задвигался быстрее, втрахиваясь в чужую руку, он разрывался между ощущениями полноты и горячих пальцев, обхватывающих его. А потом он ощутил как другая рука скользнула с его бедра и крепко обхватила ягодицу, оттягивая её в сторону. И в момент, когда Бакуго начал опускаться, Тодороки толкнулся ему навстречу, упираясь ногами в футон. У Бакуго аж звёзды перед глазами засверкали. Воздух из лёгких выбило, а когда он вдохнул снова, у него по крови потёк жидкий огонь. Он закричал, запрокинув голову и зажмурился. — Бакуго, всё в порядке? — голос Тодороки дрожал, в нём слышалось беспокойство. — Всё охуенно, — он не сразу нашёл в себе силы ответить. — Сделай так ещё раз. И Тодороки сделал. Ещё и ещё, пока Бакуго оставалось только упираться ладонями в его грудь и стонать, выбрасывая в перемешку «ещё», «да» и «быстрее» между прерывистыми вдохами, которые опаляли его изнутри чистым пламенем. Волна оргазма прошила его насквозь, и он кончил, забрызгав живот и ладонь Тодороки, пока тот продолжал надрачивать ему. Экстаз разрядами прошёл по телу, затопив всё белым. Маленькая смерть, как она есть. Следом по мышцам растеклась приятная тёплая нега, и Бакуго хотелось завалиться на бок и насладиться этим, но открыв глаза, он увидел лицо Тодороки. Тот закусил нижнюю губу до крови и смотрел с таким отчаянием, что Бакуго стало почти жаль его. Такой послушный мальчик, он заслужил свою награду. Поэтому Бакуго напряг ягодицы, туго сжимая напряжённый член внутри, и задвигался снова. — Давай, кончи для меня, Шото, — шепнул он, и этого оказалось достаточно, чтобы отправить Тодороки за грань. Он кончил с криком на губах, и по щекам его потекли слёзы. И если и могло что-то потешить раздутое эго Бакуго больше, чем абсолютно уничтоженный до всхлипывающих стонов Тодороки Шото под ним, то он такой вещи просто не знал. Бакуго победно ухмыльнулся, чувствуя внутри горячую сперму. Он поднялся, выпуская член, и ощутил, как по бёдрам потекло семя. Ёбаный ж ты ж нахуй, они забыли про презервативы. Хотя, если подумать, были ли они вообще у Тодороки? Была ли смазка, и что бы пришлось делать, если бы Бакуго не пришёл готовый? Господи, благослови его светлые мозги и предусмотрительность. Противную мыслишку, что вся его предусмотрительность побежала нахуй в тот самый миг, как он поцеловал Тодороки в коридоре, он предпочёл выкинуть из головы. Это больше не важно, ведь Бакуго победил болезнь и отныне будет абсолютно здоров. Он сможет выкинуть из головы Тодороки и его жадные губы, лихорадочные стоны и горячую кожу под пальцами. Нахуй пошли бессонные ночи с дрочкой и пошлые фантазии на рекламные билборды. Он вздохнёт полной грудью и заживёт как раньше. Чувствуя удовлетворение, Бакуго рухнул на футон и позволил себе на миг расслабиться. Ровно на тот миг, пока рука не обхватила его за талию и не прижала теснее к горячей груди за спиной. Тяжёлое дыхание обожгло ему кожу за ухом, и он услышал тихое: — Только одна ночь? Больше никогда. Перед мысленным взором Бакуго пронеслось всё то, что он хотел сделать с Тодороки. Получить глубокий минет, сжимая в кулаке красно-белые пряди волос. Трахнуть его сзади, оставляя на широкой спине засосы. Столько идей, которые теперь так и останутся идеями. Бакуго ощутил, как к его члену снова приливает кровь, но он решил задушить эти начинания на корню. — Да, — ответил он, не собираясь сдаваться. Он победил болезнь на ранней стадии, пока всё не переросло в привязанность, пока они не разделили радости и беды, пока это не превратилось в зависимость. Он к этому не вернётся. Ищите другого идиота. — Тогда останься подольше, — шепнул Тодороки, оставляя краткий, почти целомудренный поцелуй на его плече, и поглаживая низ живота. Горячее напряжение снова наполнило мышцы Бакуго, он поднял руку и сжал в кулаке волосы Тодороки, поворачиваясь к нему лицом. У того во взгляде плескались нежность и волчий голод. Дикое сочетание, как впрочем и весь Тодороки от его половинчатой рожи до половинчатой причуды. — Ещё один раз, — произнёс Бакуго, хмурясь, стараясь выглядеть непреклонно. — Конечно, — согласился тот наклоняясь к его губам. Пиздит, как дышит, успел подумать Бакуго, открывая рот, чтобы встретить жадный язык. Любовь — болезнь. Кажется, эта грозит стать хронической.