Избавь меня от стресса

Многоэтажки отражались на залитых дождем улицах. Слишком долго даже для того, чтобы просто наслаждаться видом из окна, Итачи всматривался вдаль и думал о том времени, когда читал письма матери, наполненные теплотой, а потом засыпал с глубоким сожалением потери чего-то важного. Держа путь обратно в Коноху, он обдумывал, что спросит у родных, и прекрасно понимал, что сам на вопросы других дать ответы не сможет. Придется врать, отмалчиваться или переводить тему. Если Саске, отучившись от привычки обижаться, стал предлагать вместе потренироваться, особо ничего не спрашивая, то Изуми, поджимая губы, понимающе кивала, но с каждой встречей свет в её глазах только тускнел. Грусть, невысказанные обиды и раздражение от постоянного ожидания его возвращения в какой-то момент стали явными. Итачи и так читал это между строк, задаваясь вопросом, а правильно ли это: любить кого-то вслед. Преодолевать расстояние широкими шагами, после осознать, что путь короче не стал, но упрямо шагать вперёд в надежде, что получится любить так, как человек этого заслуживает. В полной мере. Это вслед перестало мучать его только после признания Сакуры. Итачи перестал изводить себя мыслью, что тем человеком, которого любили вслед или по какому-то долгу, был не он. Было бы справедливо заставить его пройти через то, что прошла Изуми. Когда одеяло сползло со звуком не способным разбудить, но способным отвлечь, Итачи перевел взгляд на спящую Сакуру. Обнимающие себя руки были для него синонимом ранимости, в то время как кончики розовых волос, касающиеся плеча, и смягченные сном черты лица – нежности. Он поднял с пола одеяло, накрыл им Сакуру, и улыбнулся той самой улыбкой, о существовании которой никогда не подозревал, и которую застал, оказавшись в ванной комнате с овальным зеркалом и ярким ослепляющим светом, тем самым, что он всегда избегал из-за Шарингана. Эйфория продлилась недолго, улыбка сползла с лица и по въевшейся привычке Итачи снова изводил себя вопросами и искал самые правдоподобные ответы, чтобы быть морально готовым к любому исходу. Почему же их связь так легко оборвалась? Почему Сакура так уверена в своих чувствах? Почему они впервые встретились тогда, когда в сердце Сакуры сомнение и недоверие? Когда и в нем самом нет легкости былых дней. В надежде найти ответы, Итачи взял в руки фотографию многолетней давности с рабочего стола, заваленного медицинскими справочниками и энциклопедиями с закладками между страницами. На снимке – умеющий улыбаться только глазами Хатаке, Саске с Узумаки вот-вот накинутся друг на друга с кулаками, а между ними незнакомка с розовыми волосами. Девочка доверчиво улыбалась в камеру и излучала веру в лучшее, но Сакура, которую знал Итачи, тянула либо фальшиво-милую, либо искаженную версию улыбки той девочки из прошлого, а вместо уверенности в будущее, верила разве что только в себя. Поставив фотографию обратно, Итачи огляделся. Комната была знакома ему через призму прыгающего с ветки на ветки ворчливого ворона, а если быть точнее: знакома искаженно. Как оказалось, стены комнаты оклеены не просто рисунками, а детальными иллюстрациями анатомии человека. Исписанный розовый стикер с графиком работы будто загибался от тяжести занятости хозяйки. Ножки стула из последних сил удерживали несколько слоев одежды ярких цветов. А в самом углу рабочего стола пряталась ароматическая свеча в полупрозрачной подарочной упаковке. Вкладыш с надписью С днем рождения, мусумэ! успел пожелтеть. Больше похоже на то, что нетронутая свеча была от отца, вряд ли Сакура оставила бы нераскрытым подарок матери. Желание узнать больше повело его на кухню. Сейчас он больше напоминал путника, с жадностью поглощающего воду и ведомый только этим самым желанием вопреки совести и уважению к личным границам. Он поочередно открывал дверцы кухонных шкафов и находил то стандартный набор столового сервиза салатового оттенка не очень хорошего качества, но с интересным дизайном, то сковороду с подгоревшим дном. Здесь же всего одна кастрюля для варки лапши, под которой старенькая рисоварка с одной работающей кнопкой. И наполовину пустые баночки с капсулами без рецептов. Витамины. Успокоительные. Снотворные. Сплошная очередность неутешительных выводов. Тщательно скрываемое. В деталях найденное личное. Итачи поставил баночки в том же порядке, как они стояли первоначально, и закрыл дверцу шкафа, вспомнив, как Сакура однажды проговорилась об успокоительных, что помогали справиться с эмоциональными вспышками, запускными механизмами мучающего её огня. Могло ли быть так, что она скрывала, как сильно хотела избавиться от родственной связи, обладающей невероятной силой? Сакура, казалось, разделяла любовь к нему и связь между ними, воспринимала чем-то полярным, когда как он легко и просто всё принял. Впрочем как и всё остальное: правила клана Учиха, свою роль жертвы и возможную женитьбу с нелюбимой женщиной. В свою очередь Сакура бросила вызов своему положению слабого звена в команде и отсутствию улучшенного генома, что наследовался в кланах, а сейчас – Вселенной, связавшей их судьбы. Могло ли быть совпадением то, что первое произошло до развода её родителей, когда ещё не настал черёд травмирующих сознание событий, а второе – стало следствием этих событий в лице недоверия и страха перед предательством? Сосредоточившись на своих мыслях и готовке ужина, Итачи не услышал, как открылась дверь ванной. Спустя ещё какое-то время, когда пора было переворачивать два куска лосося средней толщины, он уже был не один. Сжав лопатку в правой руке, распознал три неуверенных шага, следом – ножки стула, как он помнил, со спинкой издали неприятный скрип, а его вдруг пронзила резкая головная боль. – Неужели ты смог найти что-то съедобное? От полусонного голоса Сакуры волнение на время утихло, как и перестало стучать в висках. – Надеюсь, я не переступил черту, заглянув в твой холодильник? – он закладывал куда больше смысла в этот вопрос, но поскольку связь между ними исчезла, Сакура вряд ли это уловила. – Нет, но открой ты его неделей раньше, нашел бы несколько капсул с ядом. В свое оправдание скажу, что трупы я там не храню. Слишком мало места. – Понятно, – протянул он и спросил первое, что пришло ему в голову: – А где тогда? Итачи поставил блюдо на тихий огонь и обернулся, вопросительно подняв одну бровь, копировал саму же Сакуру в моменты непонимания и удивления. Сначала это было тихое покашливание, а потом раздался тихий, едва сдерживаемый, смех. Стали заметнее глубокие ямочки на её покрасневших от смеха щеках, а потом уже он отметил объемную бежевую толстовку, на два размера больше чем она сама, и спрятанные под столом руки, наверняка сложенные в замок. В свете лампы и наступившего вечера волосы её приобрели оттенок между георгинами и дицентрами, которые росли в саду матери и с некоторых пор напоминали ему Сакуру. – Допустим, в морге. От него до госпиталя один шаг. Там же, кстати, и крематорий. Далеко ходить не надо, – несмотря на улыбку, тень нервозности все же была на её лице. Постепенно веселье в зеленых глазах угасало. – Похоже, тебя не смущает вероятность того, что я могу… – Нет. А тебя бы смутило? Это не должно было звучать столь серьезно, но призрак прошлого голосом Данзо дал о себе знать. Итачи болезненно сморщился от воспоминаний. Лицо Сакуры исказилось незнакомым ему выражением. С момента, как их связь была разорвана, появлялись все новые и новые открытия. Туман будто рассеялся, и Итачи стал видеть четче. Сакура и сама смотрела как-то иначе. Недовольный взгляд был тяжелым каждый раз, когда она замечала натянутую посиневшую кожу вокруг отеков на его лице. По сравнению с тем, что было утром, он выглядел намного лучше, и все же сам факт наличия повреждений её расстраивал. – Не все хорошо о тебе отзываются. Итачи повернулся к плите и нахмурился. Посыпанный специями лосось покрылся розовой корочкой. Минута – и можно с уверенностью заявить, что ужин готов. Однако этих шестидесяти секунд недостаточно, чтобы собраться с мыслями, поэтому все ещё озадаченный, он разложил рыбу по тарелкам и сел напротив, бесшумно отодвигая стул. Дистанция между ними составляла сантиметров пятьдесят-шестьдесят. Он подался вперед, чтобы протянуть палочки, вкладывая в руку, а не кладя на поверхность стола. Случайно – или все же не случайно – слегка коснулся указательного пальца Сакуры и тут же вернулся в исходное положение. Они будто вернулись в отправную точку, когда каждое прикосновение было осторожным. Вместе с тем волнение не разливалось приятной негой, не вызывало трепета, от него не перехватывало дыхание. Это волнение щекотало нервы как тогда, когда один толчок – и ты уже падаешь без страховки, с запасом чакры недостаточным, чтобы уменьшить ту силу, с которой разобьешься. – Я не сбегу, если ты вдруг скажешь что-то не то, – взгляд её был направлен вниз, можно было заметить, как пряталась, то появлялась родинка у уголка правого глаза при движении ресниц. – Как ты себя чувствуешь? – Из нас двоих покалечен ты после глупой драки с другом. Не я. – Драка была неизбежной, но не такой уж и глупой, – он чувствовал себя не в своей тарелке из-за несвойственных ему оправданий. – Шиноби уклоняются от атак, подставляются намеренно. Итачи, ты ненавидишь проигрывать, – Сакура принялась делить лосось на неравные кусочки резкими движениями. – Ты права, – не хотелось рассказывать, только вот выбора ему не давали. – Я внезапно потерял сознание и не смог поставить блок. – И что было потом? – Ничего такого, о чем можно было бы беспокоиться, – он пока что не был готов обсуждать, что чувствовал из-за потери их связи. – Итачи, – вся верхняя часть Сакуры будто была напряжена, она сглотнула с натугой и выдавила: – Я не могу дать тебе время разобраться в себе. Мне… мне все ещё больно… Но я не хочу позволять своей злости брать вверх. Будь со мной открытым и предельно честным. Докажи, что мы умеем слушать и слышать друг друга. И не говори, что я не готова. Не решай это за меня. Из всего сказанного Итачи выделил самую основную для себя мысль: не хочу позволять своей злости брать вверх. Сакура уже не была тем человеком, что бежал от проблем всякий раз, когда было страшно, непонятно и сложно. Она старалась не поддаваться эмоциям, как ему казалось, переняв это качество у него. Быть предельно честным требовало особой смелости. Спросив себя, с чего лучше начать, он понял, как много было того, что умалчивалось, считалось им не таким важным, а сейчас расценивалось как умышленно скрытое. – Слухи обо мне не назовешь ложью, – Итачи рассматривал плавные линии жареного лосося и стекающие по нему капельки жира. – Прозвучит как оправдание, но так оно и есть: я склонен к манипуляциям, осторожен и рискую тогда, когда уверен в результате. Могу быть расчетлив и говорить то, что люди хотят слышать. Молчать, когда слова имеют весомые последствия. – Наслышана, – совсем не удивилась Сакура и потянулась палочками за маринованными сливами. – Я был таким же по отношению к тебе. – Смотрел особенным взглядом? – фыркнула Сакура, только вот в голосе её была настороженность перед возможным разочарованием. – Можно сказать и так. – И что же по-твоему мне так хотелось услышать? – пальцы её крепко держали палочки. На вопрос Итачи отвечать не стал, вместо этого сознавшись в другом: – Миссия в Страну Воды не подразумевала твое присутствие. Тебя там быть не должно было. О болезни сына лорда Воды было известно только мне. По моей просьбе Шисуи убедил Хокаге добавить тебя в команду. Лично настаивать я не мог, чтобы не возникли подозрения в первую очередь у тебя, – Итачи сделал паузу, чтобы придать себе силы признаться в том, что может задеть Сакуру: – Премия за миссию, кимоно и все другие расходы были полностью на мне, не столько из-за заложенного бюджета, сколько из-за гаранта того, что в случае неизлечимости болезни, ответственность за смерть наследника Страны Воды буду нести я. Хатаке посчитал это более чем убедительным жестом. Хотя, думаю, он просто проверял, как сильно я хочу видеть тебя в команде. – В первую... очередь у меня? – зацепиться много было за что, но это, похоже, задело больше всего. – Я полагал, узнай ты, что миссия была моей затеей, почувствуешь давление и снова откажешь. И сделку предложил из тех же соображений. Удержать тебя. Моей целью было заслужить доверие и дать привыкнуть к себе. Мне не хотелось впутывать в дела клана так сразу, – говоря фактами, было легче не поддаваться беспокойству и тревожности, но с другой стороны сказанное могло восприниматься безразличием и отстраненностью. – Наблюдать за тем, как ты манипулируешь другими, довольно-таки интересно, но быть частью не очень приятно, – слова её были наполнены обидой, которую раньше умело подавляла их связь. – Как думаешь, сколько пройдет времени прежде чем я перестану спрашивать себя: это манипуляция или мне так кажется? – Я не всегда понимаю, что именно считается манипуляцией по отношению к близким людям. – Неплохое оправдание, – как давно он не видел язвительную сторону Сакуры. – Будь я сторонним наблюдателем, похвалила бы старания. Звучит противоречиво, я знаю. Видимо, в этом мы с тобой похожи. К счастью или сожалению, Итачи знал, что гнев был одним из инструментов провокации, сознательно или бессознательно не так уж важно, злость провоцировала вступить в борьбу характеров. Целью Сакуры было обидеть его так же сильно, как это сделал он своими расчетливыми действиями, поэтому он не стал реагировать, дождавшись, когда её эмоция ослабит свое воздействие. – Значит ты уже тогда знал о моем прекрасном финансовом положении, – Сакура не спрашивала, она делала выводы. – Какие ещё интересные факты ты нашел до того, как реализовать столь гениальный план? – Прежде чем ты услышишь ответ, просто знай, что я буду бороться за наши отношения. Возможно, не так мягко и осторожно, как было все это время, – он поднял на неё свой твердый взгляд. – Не так мягко и осторожно – намек на ту иллюзию? Одна её фраза способна была пошатнуть самообладание. – Мы можем не..., – Итачи занервничал. – Не затрагивать эту тему? Пока что. – Какую тему? – а сама ведь знала о собственной провокации. – Сакура, – он даже отодвинул в сторону свою тарелку. – Я прошу не из добрых побуждений. – А были ли они когда-либо добрыми? Вежливость и манеры не назовешь добротой. Разве что притворством. Ответить – все равно, что вдохнуть жизнь в новую ветку конфликта. – Отчасти это притворство, как и другая любая социально принятая норма, – он посчитал оправдания вариантом куда хуже. – Но тебе я всегда показывал себя настоящего. Сакура отвела взгляд, а после с волнением спросила: – Что ещё тебе было известно? С одной стороны Итачи был рад вернуться к основной линии разговора, чтобы окончательно решить их главный конфликт, с другой стороны – слишком много сделанных им ошибок. – О разводе твоих родителей... Следующее признание определенно расстроит её. Прекрасно это понимая, Итачи продолжил, потому что пообещал быть с ней честным до самого конца. – О Хьюга и… – Хьюга? – Сакура закивала, поджав губы. Что-то мелькнуло в её взгляде, когда она спросила: – И кто же ещё обозначен в списке? Всматриваясь в радужку её глаз, он понял, чьё имя она так не хотела услышать, только вот это было именно тем, что Итачи собирался сказать. О том, что он с самого начала знал о мальчишке из Корня. – Да, – никогда ещё так не было сложно произнести одно короткое слово. – И про него тоже. Сакура рефлекторно вскочила и развернулась, будто хотела уйти, но передумав, резко села обратно, едва не опрокинув на себя палочки. Она прикрыла свое лицо дрожащей рукой, будто поправляя волосы с правой стороны. – Ты знал, что я… – губы Сакуры задрожали. – Знал всё это время, что… Что я спала с ним ради… Теперь уже Итачи не хотел бы слышать правду. – И продолжал делать вид, что и понятия об этом не имеешь? Могу представить, что ты тогда подумал, – глаза её покраснели от подступающих слез. – Раз у неё проблемы с деньгами, то почему бы не предложить ей выгодную сделку? Если нам суждено быть вместе, то и вранье она простит, так ведь? Раз она моя родственная душа, так какая разница... спала она ради прибавки к зарплате или нет? Подмечающий каждую деталь, просчитывающий каждое действие, знающий все грязные и отвратительные секреты… Итачи прикрыл глаза. Отчаяние умело подтолкнуло их обоих к тому, что вскоре стало личным демоном. Её – связать себя с человеком, что не будет судить. Его – преклониться перед врагом. – Я не знал подробностей, а даже если бы и знал, то это ничего бы не изменило. И… – он не был уверен стоит ли говорить об этом вслух. – Ты и так все это знала. Потому что сначала я для тебя был подмечающий каждую деталь, просчитывающий каждое действие, знающий – или догадывающийся – о слабых местах других капитаном. Я показал тебе, каким могу быть, и ты сделала выбор. Это не отрицает моей вины, и все же… Она смотрела в сторону, из гордости и упрямства сдерживала слезы. Когда казалось, что больше не скажет и слова, тихим голосом сказала: – И все же мне это понравилось, – взгляд наполнился разочарованием. – Так почему мне все ещё кажется, что я знаю о тебе совсем немного? – Если для тебя это немного, то не значит, что и для меня, – теперь и Итачи больше не мог мириться, не мог следовать привычке замалчивать то, что тревожило, потому как не было того самого, что всегда сдерживало. – Я и забыл как по-разному мы смотрим на мир. Не учел того, как сильно разнится наше с тобой восприятие родственной связи. Возможно, я намеренно закрывал на это глаза, ослепленный жадностью быть главой клана и любовью к тебе. Я был готов воспользоваться чем угодно и кем угодно. Предполагал, какой будет твоя реакция, когда узнаешь правду. Не исключал варианта, что ты меня не простишь. И все равно так поступил. – Тебе ещё есть что сказать? – заданный с усталостью вопрос был как безобидная с виду иголка с ядом, вскоре и ставшая основной причиной смерти. – Да, – Итачи чувствовал, как холодная ярость захватывало его разум. Он впервые говорил с Сакурой тоном, не терпящего возражений. – Я хочу, чтобы ты всегда выбирала меня. Не мой клан, а меня. Есть и другие люди, которые будут пытаться манипулировать тобой. В том числе и мой отец. Будут те, кто каждый раз будут напоминать о твоих ошибках и ошибках твоих близких, чтобы ты сдалась и прекратила наши отношения. Но я прошу тебя, всегда быть на моей стороне. Выбирать меня. Никто не говорил ему, что быть любимым – не абсолютной любовью матери – требовало от него того, чего он делать умел с натяжкой: заботиться и любить себя. Если он продолжит безрассудно приносить себя в жертву чужим идеалам, если не проявит твердость и не откажется от клана окончательно, то потеряет Сакуру, а самое главное – потеряет себя. Люди так часто говорили о самоуважении и любви к себе, но что именно имелось в виду Итачи понял только сейчас. Научился у Сакуры. – Теперь я вижу… ты со мной честен, – она шмыгнула носом и повернула голову в сторону, все ещё пряча руки под столом. – У меня нет сил дальше выяснять отношения. Я услышала то, что хотела. У Итачи не имелось в рукаве козыря с родственной душой. Это пугало. И одновременно пробуждало то самое, что он глубоко прятал. То, что пробудилось всего раз в жизни. Когда Данзо приказал убить невинное дитя, ставшее свидетелем тайного разговора. Просить Шисуи заставить Данзо использовать Изанаги было рано, потому вместо того, чтобы выполнить приказ, Итачи боролся с печатью повиновения, оставляя порезы на своем теле, изводя иллюзиями, наложенными на самого себя, лишь бы не прощаться с последней моральной установкой. Однако печать была слишком сильна. Не такой ценой, как детоубийство, он хотел бы получить Мангекё Шаринган. Итачи дрожащими пальцами сжал до боли колени, мысленно отгоняя кошмары прошлого. Тем временем Сакура твердым и уверенным тоном сказала: – Я всегда буду выбирать себя. Он как никто другой понимал, что именно имелось в виду. Эгоистично выбирая Сакуру, а не клан, Итачи ведь тоже выбрал себя, а значит и то, к чему так стремилось его сердце. – А значит и тебя, Итачи… Не обдумав, без всякой цели и плана, Итачи поднялся с места и наклонился вперёд, в этот раз не для того, чтобы протянуть палочки, под предлогом коснуться. Он ошибочно считал, что сможет выразить себя словами, но нет – не мог он запальчиво выпалить признание, как она. Порыв проявился в другом: магнитом притянуться к ней, чтобы не было столь раздражающих пятидесяти сантиметров между ними, и не важно опрокинет ли он на себя тарелку. И большим пальцем провел по её нижней губе. Удивленно распахнутые глаза Сакуры так открыто и доверчиво смотрели, словно она была той девочкой с фотографии. Шумно сглотнув, она приоткрыла рот, а потом будто очнувшись от наваждения, опустила веки. И произнесла взволнованным шепотом: – Если ты снова примешь решение скрыть от меня правду, то я… я.... вычеркну тебя из своей жизни. Итачи предпочел бы получить пощечину или выслушивать крики злости, гнева и обвинения. – И имеешь полное на это право, – он отвел руку в сторону и выпрямился, снимая напряжение с плеч. – Оттолкни я тебя, ты бы спустя какое-то время женился на выбранной твоими родителями девушке? – Сакуру по-прежнему это волновало. – До того, как мы заключили сделку, я успокаивал себя тем, что так и поступлю. Любить или быть любимым кем-то – я отказался от этого. От всего, что могло бы сделать меня счастливым. Тогда я считал, что так правильно: жить лишь ради клана. Считал своим наказанием за..., – чувствуя тяжелый груз на плечах, он сел обратно на стул. – За то, что делал в АНБУ. За то, что отдалился от брата. За то, что не смог полюбить Изуми, как она того заслуживала. Я… Скрипнул стул напротив, а после Итачи почувствовал, как… как его обняли. Стоило потерять бдительность – и вот несмотря на неудобства теплые и успокаивающие объятия. Когда он расстроенно подумал, что Сакура хотела отодвинуться, чтобы вернуться обратно, она наоборот забралась ему на колени и прижала к себе, подбородком касаясь правого плеча и руками цепляясь за его кофту. Руки его сначала в неуверенности застыли над краем отодвинутого стола, затем в ответ обвили её талию. Так крепко, что она удивлённо ахнула, но противиться не стала, как и говорить что-то. Скрывающая тонкую талию толстовка была мягкая на ощупь. А на сердце так тепло-тепло и спокойно, как не было долгое время. – Итачи? – Мм? Теперь их глаза были на одном уровне, её теплые ладони согревали его щеки, а движения и прикосновения были наполнены чем-то новым, к чему необходимо было время привыкнуть. Он видел в её глазах очертания своего лица будто в зелёной дымке, чего никогда не мог увидеть в глазах Саске или Изуми. – Хватит наказывать себя. – Это не так-то просто. – Не проще, чем отказаться от клана? – в этом шепоте пряталось чувство вины. – Ты уверен, что хочешь отказаться от своей мечты? – Как я могу изменить клан, если даже не в силах отменить правило с женитьбой? – Итачи принимал свое бессилие с удивительным спокойствием. – Самым правильным решением было бы согласиться на эту условность, но я потеряю больше, чем приобрету. – Дело не в том, что я не хочу быть с тобой, – все тем же шепотом. – А в том, что я не справлюсь с ролью, которую мне дадут. Быть женой главы клана Учиха – не мой путь. – Я услышал тебя, – он кивнул. Было бы глупо убеждать её в обратном или просить попытаться стать тем, кем она не являлась. – Отложим этот вопрос на потом. Давай отправимся на море. Сегодня. Как поужинаем. – На море? – голос её был определенно радостным, будто обрел надежду. – Как непохоже на вас, Итачи-сан. Куда-то и без плана. – Поездка была частью нашей сделки. Чем раньше отправимся, тем лучше. Можем остановиться в придорожном отеле, либо воспользоваться палатками. – Иными словами подальше от… – Учиха. – Сдается мне, от них ты хочешь избавиться больше всех. – Когда-то у меня была возможность избавиться, – мрачно пробормотал про себя. – От такого стресса как Учиха. По выражению лица Сакуры было понятно, как ей хотелось спросить, к чему же он клонил, но её прервала не мягкая просьба Итачи дать ему время, а пронзительный для этой атмосферы звонок в дверь. В полном недоумении Сакура обернулась в сторону коридора и с немым вопросом посмотрела на него, будто он мог бы дать ей ответ. – Как думаешь, это ко мне или к тебе? – Шисуи как-то иначе обозначил бы себя. – Тогда сделаем вид, что меня нет дома? – прошептала Сакура, спрятавшись на его плече, что само по себе было забавно. – Можем попытаться, – таким же шепотом и чувствуя, как расслабилось все её тело. Однако продлилось это недолго, потому как звонок стал настойчивее, и Сакуру пронзила догадка, так резко она подскочила. Из-за чего и ударилась спиной о край стола. – Больно-больно, – тихо прошипела от боли, схватившись за бок. Взгляд её перепрыгнул на календарь, прикрепленный магнитом к холодильнику. – Чёрт… Почему именно сегодня? Свидетелем такой паники он раньше не был. Оставалось лишь наблюдать за тем, как она телепортировалась сначала в свою комнату, а после в ванную. Конечным пунктом должен был быть коридор, но она вернулась на кухню с небольшим конвертом в руках и с извиняющимся тоном попросила: – Что бы ни было сказано, пожалуйста, ничего не предпринимай. Обещаешь? Он медленно кивнул, со странным чувством понимая, что не имеет права вмешиваться. Признаться, ему впервые так сильно не нравилось то, что происходило. Что же такого ей могут сказать? То, что обязательно расстроит? Или даже разозлит? Не Сакуру, а именно Итачи? Вряд ли по ту сторону двери была подруга Сакуры. Или тот же Узумаки. Поведение Сакуры было бы иным. Поставив локти на стол и сложив руки в замок, он приготовился к грядущим событиям, чувствуя как от напряжения свело правое плечо. Дверь открывать Сакура не спешила, было слышно, как она набрала в легкие воздуха и выдохнула, скорее всего таким образом приводя мысли в порядок. Наконец, повернулся замок и отворилась входная дверь. – А я уж думал придется проведать твою мать, – голос был незнаком. Итачи бы определил всех общих знакомых, того же Узумаки, Сая и даже Хьюга Неджи, но вот этот мужской голос он слышал впервые. Если судить по одному голосу, то мужчине было не больше тридцати. – Давно я не ел её яблочного пирога. – Нет надобности проделывать столь длинный путь. Можно было легко представить, как выпрямилась Сакура, чтобы казаться выше и увереннее. Вероятно, скрестила руки на груди. – Мне не сложно. Учитывая, что в прошлый раз опять пришлось терпеть твоего друга, уж лучше Мебуки-сан. Только вот они не такие интересные, как ты. – Поверьте, Девятихвостый Лис куда интереснее чем я. Упоминание Узумаки подкинуло короткое воспоминание. Тогда команда Итачи столкнулась с другом Саске в Резиденции Хокаге, и тот обмолвился о каком-то деле, с которым он разобрался по поручению Сакуры, пока её не было в Конохе. Деревню покидать она могла всего несколько раз за год, а значит что-то всегда её здесь удерживало. К тому же, она выплачивала долг, о котором в досье ничего не говорилось, следовательно он был записан на имя другого человека. Судя по завуалированным угрозам мужчины, это была мать Сакуры, поскольку с отцом она не общалась и вряд ли бы согласилась помогать ему. – Пока он в теле джинчурики, интереса не вызывает, – звук мнущейся одежды говорил о том, что мужчина сменил позу, скорее всего облокотился о косяк двери. – Ладно тебе, я не только за деньгами пришел, можешь на время убрать конвертик. От чая бы не отказался. – Воду отключили. В холодильнике мышь повесилась, – сквозь зубы, но все ещё вежливо. – Опять повесилась? – мужчина определенно ухмыльнулся. – Всего лишь совпадение, – судя по звуку, Сакура всучила тому в руки конверт. – Есть у меня одна крыса, – задумчиво протянули. – Поздравляю с новым питомцем. Поставьте печать о получении денег и уходите. – Так вот, – он совсем не слушал. – Говорит, видел тебя в баре Инузука. – У вашего знакомого хорошее воображение. – Получается, Учиха Шисуи он тоже себе вообразил? Сакура молчала. На правду возразить было нечем. – Неужели он и про Учиха Итачи придумал? – мастерски сыграл искреннее удивление. – Какая он все-таки крыса. – Может быть придумал. Может быть и нет. Вам какое дело? – Да так, думал, нашелся тот кто, выплатит твой долг за красивые… глазки. Читать между строк Итачи умел, потому и думал над тем, как долго он ещё будет терпеть столь неуважительное поведение, и с каждой репликой мужчины настойчиво напоминал себе, как усложнит жизнь Сакуре третий участник в разговоре. – Будь это так, мой долг был бы погашен ещё тогда, когда вы имели наглость… – она оборвала себя на полуслове, вспомнив о сидящем на кухне свидетеле разговора. – Поставьте печать и уходите. – Удивлен. Всегда казалось, что ты из тех, кто мог бы спать ради денег. Сложенные руки в замок дрожали. Лишь из уважения к просьбе Сакуры Итачи сдерживался. Мужчина пытался изо всех сил разозлить, чтобы в итоге сделать её же виноватой, а поскольку в данной ситуации у него было преимущество кредитора, то для Сакуры разговор мог обернуться серьезными последствиями. Итачи прекрасно знал, что такие индивиды видели опасность исключительно в мужчинах и слова женщин, в особенности их отказ, воспринимали забавой. – Да, именно так я погашаю долг уже два года, – Сакура не стала реагировать, а реакция было тем, что от неё и ждали. – Только и делаю, что пользуясь наивностью мужчин. Надеюсь, теперь я нравлюсь вам меньше и вы, наконец, поставите печать и уйдете. – Мм...Слышал цены на продукты растут. И твои проценты могут вырасти. Раза в два. Или три. Однако если я кое-что получу взамен. Что-нибудь приятное – обязательно помогу. Такой я добрый и наивный человек. Лучше бы ему остановиться. Не то останавливать уже придется Итачи. – Нет ничего приятнее, чем получить деньги от должника, – сквозь зубы и теряя терпение. – За такое проценты не снижают. – А за своевременную выплату не повышают, – голос Сакуры дрогнул от сдерживаемой ярости. – Если досрочно погасишь, то и процентов не будет. – Продолжите настаивать на процентах – сразу вспомните, что я прежде всего шиноби с выдающимися знаниями о ядах и смертельных болезнях. – Только вот Харуно Мебуки не обладает такой же силой. – Однако она единственный сдерживающий фактор. Сделаете больно ей – сделаю вам больно я. – Ты очень милая, когда злишься. Кажется, я уже когда-то это говорил. Не в правилах Итачи поддаваться провокациям, однако незваный гость исчерпал все шансы на мирный разговор. Не издав и звука, Итачи поднялся с места и зашагал к коридору, чувствуя как жжет в груди. Жгло так же, как и печать повиновения в былые дни. Он запустил пальцы в волосы, с каждым новым шагом обдумывая лучшие варианты, как вмешаться таким образом, чтобы не выдать свою подлинную личность. Это уже была не та ситуация, на которую можно закрыть глаза, как бы ни хотелось уважать желание Сакуры решить всё самостоятельно. Но поскольку Итачи уже фигурировал в разговоре, скрываться в общем-то смысла не было. Перешагнув порог кухни, Итачи увидел сжатые в кулак руки Сакуры, её напряженную осанку, затем мужчину крупного телосложения не намного выше Сакуры, с зализанными назад волосами и самодовольной ухмылкой. Взгляд его не уступал тому, какой когда-то бросил на Сакуру правитель Страны Воды. Казалось, мужчина облизнулся. Взгляд его скользнул к открытым коленкам, минуя объемную толстовку. Липкое возбуждение в глазах мгновенно сменилось обрушившимся на него испугом, когда стройная фигура Сакуры приняла новую форму. Теперь перед ним было отражение его страхов, отвращения к самому себе и своим мыслям. Недостатки стали явными, как физические, так и моральные. Когда он открыл рот, понял, что не может молвить и слова. Не мог потому, что самое раздражающее в нем была именно способность разговаривать. Было одним удовольствием наблюдать за ним, все же психологическая атака была куда действеннее нанесения физических ран. В какой-то момент его стало даже жалко – и тогда появилась дверь, шагнув через которую, он оказался в темном подвале. Пахло сыростью, от нее же ломило в костях. Затем в тишине раздались женские крики. Мужчина мотал головой, умоляя остановиться, но все прекратилось только когда пол под ногами покрылся кровью этой же женщины. Он подпрыгнул и побежал к новой двери. За дверью была его копия, нависшая над женщиной. Она уже не плакала и не кричала, смотря куда-то в сторону безразличными мертвыми глазами. Копия ещё не осознавала, что натворила, зато понимал настоящий. Он склонился к женщине, чтобы вернуть её к жизни. А когда понял, что уже поздно, качал головой, отрицая свою виновность и жестами показывал: – Это не я. Не я! Не я! Наконец, он заметил наблюдающего за ним Итачи и подбежал к нему, после упав на колени. Он умолял о чем-то. – Вставайте, господин, – нарочито вежливо проговорил Итачи и протянул руку, отыгрывая роль кого-то из прошлого мужчины. Тот обрадовался, сглатывая слезы. – Я умею хранить секреты. Я помогу вам, а вы поможете мне. Итачи повел его к другой двери, перешагнув через которую мужчина оказался напротив Сакуры. И всё повторилось в той же очередности. Подвал. Убийство. Предложение стать коллектором на рабских условиях. Сакура. Подвал… Сцена повторялась до тех пор, пока мужчина не почувствовал, что окончательно теряет рассудок. Не очень хотелось разбираться с его без сознания лежащем у порога квартиры телом, потому Итачи благосклонно рассеял иллюзию и шагнул назад, обратно на кухню, будто бы ничего и не было сел за стол. – С вами всё в … – Сакура не понимала такой резкой смены поведения. – Порядке? Эффект иллюзии до конца не спал. Мужчина не мог выговорить и слова, молча поставил печать и, забрав свой конверт, наконец, закрыл за собой дверь. Тем временем Сакура не спешила возвращаться, обдумывая произошедшее. Итачи понял, что переусердствовал: на секунду в глазах потемнело. Он поспешно деактивировал Шаринган и на несколько секунд прикрыл глаза снять боль. Сакура выглянула из коридора и пристально всмотрелась то ли понять, о чем он думал, то ли догадалась об истинной причине поспешного ухода гостя. Итачи налил себе воды и сделал глоток, после поставив чашку на поверхность стола. – Приятного аппетита, – доброжелательно пожелала. – Спасибо. Присядешь? Сакура покачала головой, не двинувшись с места. – Мне подойти? Снова мотнула головой, закусив нижнюю губу. Итачи находил её поведение забавным. – Все же подойду, – когда он встал из-за стола, она нервно сглотнула, бросив короткий взгляд на его губы, что также было любопытным. – Знаешь, я был бы не против, используй ты меня чуть больше. Или я недостаточно наивен для тебя? – Ты что-то сделал, – все же догадалась, не став отвечать на вопрос. – Сделал. Другому любому человеку он бы соврал, но с Сакурой так поступать было нельзя. Итачи все ещё был осторожен, чтобы прикасаться к ней, как того хотелось, потому лишь смотрел сверху вниз, будучи на расстоянии ладони, но готовый в любую секунду сократить по минимуму. – Что ты ему показал? – Я обещал хранить его тайну, – ни капли не сожалея о сделанном. – Как принципиально, – зрачки её расширились. – Всего лишь покормил его демонов, – с безразличием пожал плечами. – Больше похоже, что собственных, – Сакура не поверила в его добрые намерения. – Мне нельзя с ним портить отношения. Полгода – и мой долг будет выплачен. – Я мог бы тебе помочь. Из меня кредитор куда лучше, – он с радостью бы избавил её от такой проблемы, потратив все свои сбережения, лишь бы наказать как следует убийцу, не признавшего свою вину. – Встречаться со своим кредитором как-то неправильно. – Я бы продлил тебе срок. На год или два, – не удержавшись, коснулся её волос. – Или на всю жизнь? – Сакура покачала головой, воспринимая его предложение совершенно несерьёзно. – Или на всю жизнь. – Я хочу разобраться с этим вопросом сама. – Терпеть оскорбления? – такой вопрос был последствием разрыва родственной связи. Не было того, что могло смягчить Итачи. – Ты говоришь об уважении к себе и терпишь эти унижения? – А что по-твоему я должна сделать? Ударить, а на следующий день узнать, что кредиторы отца снова достают мою мать? Иногда приходится расставлять приоритеты. – Тебе стоит больше полагаться на меня. С согласием Сакура тянула. Нахмурившись, разглядывала отеки на его лице. – Прятаться за твоей спиной? Благодарить за спасение? Называть своим героем? – Не со всем можно справиться в одиночку. Посмотри, к чему это привело нас, – он намекал на её личное решение разорвать связь и на то, что многое скрывал от неё, пытаясь самостоятельно решить проблему с женитьбой. – Нам придется идти на компромиссы, Сакура. Так работают отношения. Она опустила глаза, признавая его правоту. – Я … постараюсь. В подтверждение своих слов она сделала шаг навстречу и обняла его, но уже не с тем желанием почувствовать его искренность, а скорее передать свою. Для Итачи это было знаком, что они разрешили свой главный конфликт, но это совсем не значило, что Сакура спешила подпускать ещё ближе. Ей все ещё нужно было время. – Так что...Отправляемся на море? – будто не спорила минутами ранее. – Отправляемся на море. Или время нужно было ему? Свыкнуться с тем, какое решение приняла Сакура, разорвав их связь. Он так и не нашел ответ, почему проделать это было так легко. Что-то явно было не то. Нелогичным.