Именно серебро.

Хисока уже давно понял, что Иллуми идет серебро. Дело в том, что он сам похож на серебро и, думая об этом, Хисока улыбается и хихикает, чем привлекает внимание прохожих, но компаньон никак на это не реагирует: он уже привык к странному — для других, незнающих Хисоку — поведению и не особо обращает на это внимание. Иллуми похож на серебро и ни на что больше. Нет, он не может быть золотом, золото привлекает много внимания и уж больно яркое, Хисока не стал бы тогда с ходить с ним рядом. Серебро другое — белое, довольно обычное, но всё равно привлекает внимания и не режет глаза. Если даже близкие люди не понимают, что Иллуми серебро, то значит, что Хисока знает Иллуми лучше. И это не вопрос. Если задать этот вопрос Киллуа, этому аквамарину, то тот скорее нахмурится из-за того, что затронули его старшего брата, задумается и скажет что-то, что бы от него отстали, например, авгит. И наверное тогда его бы убили. Авгит? Ха! Ничего подобного. Хисока бы скорее всего прекратил общение с этим пацаном или наоборот: испортил ему жизнь своим присутствием. Хотя последнее навряд ли, ведь тогда и Иллуми придётся ходить за братом, а он этого и ждет. Поэтому нет. Но если бы его спросили, почему Иллуми по мнению Моро подходит серебро, то тот с радостью ответит, да так, что человек пожалеет, что спросил. Хоть серебро — металл белого цвета, а если посмотреть на Иллуми, то покажется, что ему подошло бы что-то темное, но это не так. Хисока видел, как Иллуми заглядывался на белую одежду и видел как прекрасно она на нем смотрится. И как он выглядит, когда Хисока ее разрывает. Ну, а что он может поделать? Да, Иллуми скорее всего потом будет казаться для других обычным, но Хисока заметит, что он будет молчаливее обычного, и только он чувствовал бы игнорирование наемника на себе, но оно того стоит. Стоит того, чтобы увидеть красного, томно вздыхающего Иллуми под собой, который с глазами, — которые обычно выглядят как стена, через которую невозможно пройти, но зато сами нападают, сейчас более глубокие и открытые чем обычно. — опущенными на место их соединения, насаживается на член Хисоки. — Надо было нормально разработать, — скажет он, чуть сузив глаза и с укором, исподлобья смотря на Хисоку, который не мог не заметить красную жидкость. — Потом о тебе позабочусь, — отмахнулся Хисока и провел бы рукой от места их соединения, измазав руки кровью, до опухшего члена, прижимающегося к животу и получает в награду приглушенный стон. Он прекрасно знает, что Иллуми не столь ранимый, чтобы упускать удовольствие только из-за боли. Он пережил слишком много, чтобы обращать на это внимание. Серебро, как и Иллуми, очень тягучий, податливый и ковкий металл. О, да. Этого Золдика хочется растянуть на дольше, не отрываться от него всю ночь, доставлять и получать удовольствие. Над позой он обычно не морочится — пусть Хисока сам решает. Но в моменты, когда его раздражают действия Хисоки, он берет все в свои руки, да и Хисока не противился. Есть моменты, когда именно Иллуми переходит границы: он дразнит Хисоку. Кладет руку на сочившийся смазкой член, гладит, будто никогда раньше не видел,и наблюдает за хмурившимся шутом. И когда у Моро заканчивается терпение Иллуми становиться «ковким». Он подаётся назад, оказавшись прижатым, и принимает член, который только что держал в руках со стоном на губах и прикрытыми глазами. Тогда Хисока тем более не собирается нежничать: вбивается в податливое тело и вгрызается в губы, которые давно были искусаны, чтобы не раскрыть свое присутствие – не то, чтобы Иллуми волновало то, что их могут поймать, просто для него это норма – скрывать свое присутствие, — которые с готовностью открываются и запускают в рот. Под паяльной трубкой легко плавится. Под разгоряченным Хисокой Иллуми плавится от удовольствия. Искусывает губы, чтобы, не дай бог, не застонать чуть громче. Да, Иллуми знает, что Хисоке безусловно нравятся звуки издаваемые им, но ещё больше ему нравится пытать — вбиваясь ещё сильнее, быть ещё грубее, прижимая и не давая свободы действии, — охотника, чтобы тот сдался, и его стоны заполнили комнату. А может и весь дом. После этого этапа может произойти такой расклад: Хисока, как человек злопамятный, начнет замедляться и не допустит того, чтобы распаленный Иллуми, который в таком состоянии и раздражаться не может, опустит руку и станет доводить себя сам. Нет, так нельзя. Моро прижмёт руки над головой Золдика и с вызовом посмотрит на глаза, которые уже хотят его убить. Мужчина может обвить его ногами и сжать, чтобы тот начал двигаться, а может сделать кое-что другое. Если не будет злобных взглядов, то он потянется к Хисоке и, запустив руку в волосы шута, притянет к себе и поцелует. Глубоко и просяще. Так, что Хисока замирает и наслаждается вкусом Иллуми, а после, из-за боли внизу, начнет двигаться, доводя их до экстаза. Ещё одно свойство серебра — оно режется ножом. А Иллуми, как человек, режется и картами. Весело наблюдать за тем, как карта входит в плоть,не давая сначала крови путь к выходу. Как меняется лицо Иллуми — ему не больно, карта скорее просто отвлекает его от удовольствия. Или просто провести по коже «оружием», чтобы полилась красная жидкость, не надо много усилий. Однако Хисока сначала просто проводит по коже стороной с Джокером, а после ставит карту ребром и резко проводит по коже мужчины, в тоже время делая такое же резкое движение бедрами, вырывая из уст очередной стон, смешанный с криком. Опускаться к выпяченной груди и слизывать кровь стекающую по бокам на кровать. Ловить томные вздохи и руки, что проходят по всему телу, чтобы перенести их на плечи. Конечно Хисока продолжит двигаться. Они могут быть уже на грани и остановиться будет слишком тяжелым наказанием для обоих. Хотя скорее всего Хисока не расскажет все это. Он может подумать об этом, но точно не расскажет об этом другим, а то не сможет говорить о серебре никогда. Но и не хочется делиться с кем-то моментами, которые дозволено видеть только ему. Например, лицо мирно спящего наемника, который отвернут от Хисоки, но шут прекрасно знает, что ночью Иллуми ластился к нему и только под утро, — до того примерного времени, когда проснется Хисока — он медленно отстранился и отвернулся. Хисоке не трудно. Он сам повернется и обнимет Золдика, вдыхая знакомый запах на шее и проводя линию поцелуев по грудино-ключично-сосцевидной мышце. Золдик промычит, подавая признаки жизни, но Моро то знает, что тот давно уже не спит. Хисока снимет руку с талии и проведет ею от плеча по ладони поднимая, сплетая их пальцы и любуясь серебряным кольцом.