"Х-панацея"

Наверняка существовало много способов покинуть Бункер, но я знал только один — через центральный вход. Несколько степеней защиты, вооруженная охрана и стальные двери, даже на танке не прорвешься. Но все равно перед сном я представлял, как мы с Энди сбегаем отсюда. И в первом же мотеле Энди выражает мне свою благодарность — тут я обычно прибегал к помощи Луизы и только потом засыпал. Спустя месяц моего пребывания в Бункере Энди стал все чаще и чаще снисходить до разговоров со мной. Я узнал, что он любит творожный мусс и помидоры и терпеть не может рыбу. И еще мы оба родились в один год, оба смотрели "Секретные материалы" (нам тогда было по тринадцать), а вот комиксы Энди не очень нравятся. Больше он пока ничего не рассказал. На очередной вечерней прогулке по зимнему саду я спросил у Энди, сколько времени он находится здесь. Энди задумчиво посмотрел на меня: — Не знаю. Какой сейчас год? — Две тысячи пятнадцатый. — Тогда... — Энди судорожно выдохнул, отрывая лист от ближайшей орхидеи, — восемь лет. Мне стало вдруг стыдно. За все сразу — за то, что я спокойно жрал пиццу, пока с Энди творили такое, за наше правительство и вообще за всю страну. Я постарался вспомнить, чем сам занимался восемь лет назад. Трахал очередных подружек и смотрел телевизионное шоу про инопланетян, его почему-то я хорошо запомнил. — Меня держат здесь незаконно, Грей, — сказал Энди, продолжая обдирать орхидею. Я изобразил усмешку: — Тебе пора спать. Не говори ерунды, а то не получишь массаж головы. Кругом были камеры. Я заприметил пару штук, но ведь наверняка есть еще и другие. После вечернего душа Энди сразу залез в кровать, я укрыл его одеялом до подбородка, запуская руки в волосы. Я гладил его голову, скользя пальцами между совершенно седых прядей. — Неужели за восемь лет ты ни разу не пытался сбежать, — тихо спросил я, наклонившись к самому его уху. Энди вздрогнул: — Невозможно, Грей. — А ты бы хотел? — шепнул я. Энди посмотрел на меня, и тогда я понял, что означает выражение "дыры вместо глаз". У Энди на лице были две темные дыры. — Что будет, если ты начнешь кончать под пациентом? Он станет абсолютно здоровым? — Станет вечно молодым, наверное. Может быть, бессмертным. Если регулярно. Но я не могу, Грей. — А придется, — я подобрался пальцами к его ушам. — Сенатор Торнтон вполне подойдет. Он непременно захочет захапать тебя себе. И сможет вытащить из бункера. Еще я подумал, что этот гад хотя бы перестанет издеваться над Энди, если тот ему угодит. Но вслух этого, конечно же, не сказал. Энди замолчал, он вообще мог зависать подолгу, уставившись в одну точку, а потом разродился целой речью: — Раньше нас держали всех вместе. Надо было бежать тогда, но мы не верили, что все обернется... — он заморгал, — обернется вот так. Думали, нас скоро выпустят. Меня забрали от остальных ночью, перевели сюда. Я не дышал, пока его слушал. Остальные! Были еще и другие, оказывается. Воображение мое разыгралось, как у скаута (в последнее время это случалось подозрительно часто). Если есть еще такие же "Энди" с целебной спермой, то, может быть, это новый шаг в эволюции человечества? А правительство от нас скрывает. — А сколько вас было, Энди? Опять молчание. Ну что же, он и так сегодня проявил чудеса общения — это был наш самый длинный разговор. Энди уснул, сжимая в кулаке мой большой палец, и мне пришлось до утра дремать с вытянутой рукой. На следующий день я сам напросился подоить Энди. Доктор Грин разрешил, радостно потирая руки: — Досуха, санитар Грей, Америка нуждается в тебе. — До последней капли, — я натянул перчатки и обратился к Энди: — Становись, как тебе удобно, и расслабься. Думай о чем-нибудь приятном — Похоже, нас ждет задорное порно, — заржал Грин, выходя из помещения. Он был прав. Я собирался поласкать Энди, чтобы у того встало. Это был первый шаг в исполнении моего безумного плана, а может, мне просто хотелось сделать Энди приятно. Начал я с обычных поглаживаний. Обвел дырку скользким пальцем в перчатке, иногда нажимая в серединку, а потом опять принялся кружить вокруг. — Щекотно, Грей, — вдруг сказал Энди, поджимая зад. От его голоса у меня волосы на руках встали дыбом, и я притерся к кушетке, ловя свою дозу кайфа. Надо будет подкатить к Блэку насчет минета. — Потерпи, скоро станет приятно, — я вставил сразу два пальца. Вот она, простатка, приготовилась и ждет меня. — Давай на спину, Энди. Мне будет удобней тебя массировать. Тот неловко развернулся на кушетке и лег, раздвигая ноги и подхватывая себя под колени. Я капнул лубрикант ему на член и принялся медленно сжимать пальцами головку. Во время дойки член у Энди всегда чуть увеличивался в размерах, но никогда не вставал. Но я все равно продолжал его ласкать, наблюдая за движениями своих пальцев в заднице — чуть внутрь и наружу, и так бесконечное число раз, как будто мы с Энди представляли собой вечный двигатель. Член Энди налился, но еще был мягковат, и я решил, что на сегодня хватит. — Ложись на бок. — Ты забыл сказать "детка", — выдохнул Энди, поворачиваясь. До меня не сразу дошло, что он так шутит. Точно, сенатор Торнтон со своими детками и попочками, Энди, наверное, помнил каждого своего пациента. Я потянулся за мензуркой: — Сможешь подержать вот так, чтобы не пролилось. Сухие и горячие пальцы Энди послушно обхватили ее, а я продолжал ласкать его сзади и спереди. Член у него так и не встал полностью, когда я ощутил слабую пульсацию вокруг своих пальцев. Дырка Энди сжималась и разжималась вокруг них, а сам Энди зажмурил глаза и тяжело дышал. На его скулах проступил яркий румянец. — Еще немного, — сказал я и с силой надавил на простату, вырывая из Энди стон и наконец-то драгоценную сперму. В пробирку брызнуло несколько раз, а остальное я аккуратно сдоил при помощи рук. Можно сказать, у нас получилось. — Эту запись следует включить в нашу коллекцию порно, — сказал доктор Ред. — К тебе выстроится очередь, Грей, — поддакнул доктор Грин, и они оба начали хлопать в ладоши. Санитар Маджента, вошедший следом, белозубо скалился и тоже аплодировал мне. Я чувствовал себя пилотом, посадившим горящий самолет. Хорошо, что это была не моя смена, я оставил Энди на попечение Мадженты, а сам выскочил из лаборатории и помчался в сторону туалетов, на ходу сдергивая перчатки. В штанах у меня было подозрительно влажно, как будто я обкончался и не заметил. Лишь закрывшись в кабинке и расстегнув ширинку, я успокоился — это был просто пот и вытекшая из члена смазка. Я уперся лбом в перегородку, тяжело дыша и дергая свой член. Энди. Теперь я просто обязан его трахнуть. После этого мы с Энди тренировались, как только выпадала возможность. Несколько раз я добился у него полноценного стояка, но кончить Энди тогда не смог, пришлось выдаивать. Доктор Грин поспорил с доктором Редом, что я не выдержу и трахну Энди — об этом мне рассказал Блэк после очередного отсоса. — Ревнуешь? — я отпустил его волосы, споласкивая руку под струей воды. — Предупреждаю, чтобы ты не вляпался с коровкой, — Блэк поднялся с колен и вышел из душевой кабинки. Почему-то я не хотел звать его к себе в комнату и сам не ходил к нему. Для отсоса нам вполне хватало душа в спортзале. Я уже даже привык к Блэку, хоть и представлял всегда Энди вместо него — как тот становится на колени и ласкает меня губами и языком. Только мне казалось, что Энди действовал бы нежнее, он вообще любил нежности. Сенатор Торнтон посетил нашу скромную обитель конечно же не в мою смену. Я бросился в зимний сад, именно там сейчас должны находиться Энди и Блэк. И нашел их в дальнем уголке, Энди прятался в зарослях, а Блэк затейливо крыл его матом. — Блэк, — я подошел к нему, оглядываясь, как будто нас могли подслушать. Могли, конечно, по камерам. — На пять слов. — Минет только вечером, Грей. — Я не за этим. Послушай, давай я буду сегодня с Энди, когда придет пациент. Энди со мной спокойнее себя ведет, ну, пациенты ведь из тех людей, которым должно нравиться у нас в Бункере... — я нервничал и поэтому нес херню. — Хочешь себе все самое сладкое, — Блэк прищурился, глядя на меня. — Я согласен, Грей, в обмен на ответную любезность. Пососешь мне вечерком? — Да, — сказал я, собираясь его кинуть. Тоже мне, нашел соску. Блэк расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, ухватив руками за задницу: — Может, что посерьезнее сообразим, а? — Я не из этих, ты же знаешь. — Ладно, — он отпустил меня. — Визит назначен на пять вечера, не опоздай. Было три часа дня. Я забрал Энди с прогулки и увел в душ. Того слегка потряхивало под струями воды, пока я намывал его везде и всюду. Даже клизму вкатил на всякий случай, сегодня ведь его еще не промывали. Энди сразу метнулся на унитаз. Я терпеливо ждал, пока он опорожнится, но он замер там и затих. — Болит что-нибудь? — заботливо спросил я, оборачиваясь с наконечником от клизмы в руках. — Грей, — Энди не смотрел на меня. — Выйди, пожалуйста, Грей. — Не положено. Если я не буду следовать инструкциям, меня отстранят, — на самом деле я мог оставить его на пару минут, ничего бы не случилось. Такие мелкие нарушения совершались на каждом шагу, на них смотрели сквозь пальцы. Я помахал наконечником и бросил его в утилизатор в углу: — Неужели ты еще чего-то стесняешься? Представь, что я твоя мамочка, — меня понесло, — а скоро мы вместе увидим папочку. — Ты просто ужасен, — грустно сказал Энди и наконец-то выпустил газы, а следом воду из задницы. В комнате для приема пациентов я не стал приковывать Энди к кровати. На столике обнаружился канделябр со свечами, в дополнение к сигарам. — Я боюсь, — тихо сказал Энди. Я запихал канделябр и сигары под столик и кивнул на кровать: — Давай, развались там в какой-нибудь позе. — Грей, не уходи. У меня же не получится с ним, а с тобой получалось. В принципе, в словах Энди было некое разумное зерно. От моих рук у него вполне могло встать, даже под сенатором. Я судорожно соображал, что бы такое придумать, чтобы сенатор позволил мне остаться в комнате. Пиздец, весь план изначально — пиздец, вот что крутилось у меня в голове, но, как и тысячу раз до этого, тупиковая ситуация разрешилась сама собой. Дверь распахнулась, впуская сенатора. Я бросился на четвереньки, прячась за кроватью, но он успел заметить меня: — Куколка завела себе собачку? Похоже, сенатор Торнтон выпил за обедом лишнего. — Гав, — сказал я, делая вид, что мне не впервой изображать собаку. — Место, Джерри Ли, — сенатор погрозил мне пальцем. Я отполз в угол, давясь нервным смехом и убеждая себя, что все под контролем. Вернее, все было под контролем, пока Энди не открыл рот: — Папочка... От неожиданности я ткнулся лбом в плюшевую шкуру. Сенатор замер со спущенными штанами. — Твоя девочка хочет поиграть с собачкой. — Поиграем, вот папочка снимет штаники, и сразу будем играть. Я не мог заставить себя смотреть на это. Сенатор валял Энди по кровати, периодически выдавая перлы про папочку и его мокрую девочку. Очень грязную и развратную девочку, которая любит собачек. — Да, это моя любимая собачка, — а это уже голос Энди. — Ко мне, Джерри Ли. Я поднял голову, не в силах стереть с лица кривую ухмылку. Сенатор сидел на краю кровати, а у него на коленях, прижимаясь к нему спиной, восседал Энди с членом в заднице. Я подполз к ним на четвереньках, с удовольствием отмечая, что у Энди висит. Сенатор только что не хрюкал от счастья. Черт, когда-то я лизал девчонке, которую трахал мой старший брат, и потом он шантажировал меня этим три года. Просто грозился рассказать родителям, и я дрожал от страха и отдавал ему все карманные деньги. Теперь мне предстоит сделать нечто подобное, только с двумя мужиками. Это все ради Энди, подумал я и лизнул его в мягкий кончик члена. Это оказалось совсем несложно — сосать член, я чуть сжимал губы и водил ими туда и обратно. А когда всасывал, Энди смешно хныкал и расставлял ноги. Может, хотел, чтобы я пососал ему и яйца? "Я не педик, поэтому никаких яиц. Это не считается", — подумал я. А стоит у меня потому, что у меня всегда стоит на Энди, вот так. На Энди у всех стоит. Сенатор, конечно же, несколько портил всю картину своими "постарайся для моей девочки, Джерри Ли", "полижи хорошенько", "хороший песик". На меня это действовало как лед, приложенный к заднице. А вот Энди, похоже, было насрать на сенатора. Он ритмично толкался мне в рот крепко торчащим и, кстати сказать, немаленьким членом: — Грей... ох, Грей, ты охуенный... Я старался изо всех сил. Сколько я уже сосу — целую вечность? Еще немного и челюсть отвалится. Энди вдруг тонко заскулил, запрокинув голову сенатору на плечо, и я едва успел отстраниться. Глотать у него я не собирался, будь его сперма хоть трижды целебной. Сенатор только и успел выдать свое коронное "сделай папочке приятно", как Энди обкончался, забрызгав шкуру рядом с кроватью и немножко меня. Пока сенатор дотрахивал Энди, я ждал у выхода, мало ли, что еще взбредет этому извращенцу в голову. Но тот просто кончил, вытащил из Энди член, обтерся простыней и быстро оделся. А перед тем, как выйти из комнаты, внезапно задержался рядом со мной: — Купи себе косточку и красивый поводок, — и сунул мне в карман халата двести баксов. *** Когда вечером я укладывал Энди спать, он сжал мою руку, по-прежнему избегая смотреть в глаза, и скривил губы. По-видимому, это должно было обозначать улыбку. — Все хорошо получилось, да, Грей? Даже с прибылью. Вот были бы мы на свободе, могли бы хорошие деньги заколачивать на пару. — Торгуя твоей задницей, шутник? — заржал я. — Хотя я впервые получил деньги за секс, занятный опыт. — И что? — Энди явственно сделал над собой усилие и остановил взгляд где-то над моей переносицей. — Тебе понравилось? Больше, чем с Блэком? Молочко ты пить не стал... сколько добра зря пропало. — Они соскребли, — хмыкнул я, роясь на полочке с журналами и дисками, которые я понатащил сюда. — А Блэку я пока не сосал, так что сравнивать не с чем. Как ты относишься к Южному Парку? Посмотрим перед сном? Энди прикрыл глаза, откидываясь на постели: — А сериалов для взрослых ты мне принципиально не показываешь, Грей? Я пожал плечами. Когда я принес ему диск с первым сезоном "Друзей", Энди расплакался. Просто смотрел на ничем не примечательную сцену, а из глаз у него текли слезы. Наверное, что-то там напомнило о его потерянной жизни. — Можно еще про людей Х новый фильм, — сказал я, решив, что фантастика не должна его сильно расстроить. Энди кивнул, и я поставил диск в проигрыватель. — Как бы я хотел уметь гнуть взглядом металл, — мечтательно сказал я после просмотра. — Да? И что бы ты сделал? — спросил Энди, кусая губы. Я наклонился к его уху и прошептал: — Скрутил бы этот бункер в рулетку и освободил тебя. Брови Энди страдальчески вздрогнули, но он промолчал, сделав вид, что заснул. Я все убрал, настроил ночник на минимальное освещение и принялся устраиваться на короткой кушетке в углу палаты. Интересно, Блэк придет прямо сюда за минетом или подождет до завтра? Как бы его половчее кинуть. — Грей, — позвал Энди, и я встал, душераздирающе зевая. — Чего тебе? Срать приспичило? — Нет, — он потянул меня за рукав, заставляя наклониться. — Среди наших были... разные. Пирокинетик был. — Вот как, — прошептал я в ответ. — Жаль, что теперь его нет рядом. — Ты думаешь, бункер для меня одного выстроен? Я неопределенно хмыкнул. Мой магнитный ключ позволял нажимать в лифте только на две кнопки из десяти, и до этого момента я предполагал, что на остальных восьми этажах располагаются секретные лаборатории, где из Эндиной спермы клепают вакцины. Невероятно тупое предположение, если немного подумать... Ночью мне снился Блэк в образе пирокинетика. Он гонялся за мной и швырял файерболы за то, что я отказался ему сосать. Я просыпался, смотрел на свернувшегося калачиком Энди и снова засыпал. Блэк из сна превращался в сенатора Торнтона и говорил: "Ну, теперь-то ты отсосешь папочке, детка?" В результате всей этой хуйни я не выспался и на следующее утро встал совершенно разбитым и злым. Наверное, это и послужило причиной случившегося. Я кормил почему-то капризничающего Энди с ложечки, и моя смена подходила к концу, когда в палату пришли доктор Грин и доктор Ред. — И не забудьте про утренний минет, Грей, — заржал доктор Грин, и в то утро его шутка показалась мне особенно дебильной. По правде говоря, я просто взбесился и, резко выпрямившись, заехал ему локтем в челюсть. Доктор Грин отлетел к стене, а доктор Ред вытаращился на меня, открыв рот. — Да ты охуел, Грей, — сказал доктор Грин, мотая головой и щупая себя за лицо. — Простите, — сказал я и вдруг испугался. Ведь меня могли попереть из бункера, и Энди останется тут совсем один. — Простите, доктор Грин, это была... рефлекторная реакция. Больше не повторится. — Ты у меня сейчас не только с работы вылетишь, но и пару месяцев в тюрьме за членовредительство проведешь, Грей! — ожил вдруг доктор Ред. — Оставьте, коллега, я не буду подавать заявление, — хмыкнул доктор Грин. — Не стоит эскалировать обычные разборки между двумя мужчинами, не так ли, Грей? — Да, спасибо, доктор, — пробормотал я, криво усмехнувшись. Доктор Грин был худым сутуловатым мозгляком, к тому же слегка хромым, и мне никогда бы не пришло в голову устраивать с ним "разборки между мужчинами". Но раз ему нравилось представлять себя круто подравшимся мужиком — мне же лучше. Меня все же отстранили от работы на неделю, причем доктор Ред запретил даже "приближаться к объекту, если не хочешь вылететь отсюда, Грей". В результате я целыми днями торчал в спортзале, а Блэк с Маджентой зашивались, дежуря через каждые восемь часов, и смотрели на меня, как на врага Америки. И наверняка срывались на Энди... Один плюс был от всего этого — Блэк, кажется, забыл про должок. А уже к концу моего отстранения произошло знаменательное событие — я нашел камеру. В тот день я мрачно тащился по коридору, размышляя о сенаторе Торнтоне, который, сука такая, не только не спешил забирать Энди к себе, но даже и не появлялся у нас в Бункере. И наткнулся на бригаду электриков, ковыряющихся в комнате для приема пациентов. — Что, ребята, проводка сгорела? — я прислонился к косяку двери, меланхолично подкидывая в руке пачку жвачки. Распаковать или не распаковать? Вот в чем вопрос. — Да блядь, — отозвался один из электриков, — опять волна с нижних этажей пошла. — Доэкспериментируются, экспериментаторы ебаные, — жизнерадостно заржал другой электрик. — А что за эксперименты? — с интересом спросил я и закинул в рот жвачку. Вдруг они говорят об экспериментах над неизвестными товарищами Энди? — Да хуй знает, — ответили мне. Мы еще потрепались, поржав слегка над яйцеголовыми и местным борделем, а потом я увидел, как один из электриков вытащил начинку из скрытой камеры и небрежно отложил ее в кучу электронного мусора рядом со мной. Маленький записывающий модуль, наверняка со встроенной памятью на несколько часов, завлекательно поблескивая, лежал у моих ног. Я достал пейджер (мобильных нам не полагалось, только пейджеры и рации), потыкал в него, заставив издать писк и, пробормотав "вот блядь, думал, опять вызывают", уронил его. А поднял уже вместе с камерой, и, рассказав еще пару анекдотов, собрался валить. — Бля, мы сколько камер снимали? — к куче подошел один из электриков и принялся ее перебирать. — Вроде семь, как по схеме... или шесть, — второй электрик глубокомысленно уставился в схему. — А, ну порядок тогда, здесь шесть, — сказал первый электрик и пожаловался мне: — Вечно эти козлы парят с отчетностью по камерам. А кому они нужны, перегорают нахуй после этих их вспышек. — Бюрократы ебаные, — посочувствовал я ему и свалил. Сердце мое бешено стучало, а ладони взмокли, я чувствовал себя героем шпионского романа. Бондом, мать его, Джеймсом Бондом. В бункере недаром были запрещены мобильные, лаптопы и прочая техника. Здесь нельзя было снимать, и обладание камерой было настоящим преступлением. Или хотя бы модулем памяти от нее. В голове моей зрела очередная безумная идея. Если на чипе сохранилось последнее заснятое в комнате действо, то ведь наверняка это будет самое отвратительное из происходящего здесь — прием пациентов. Если удастся бежать, а потом восстановить видео и засунуть на ютуб, сопроводив леденящими кровь комментариями, то наверняка разгневанная общественность всколыхнется, и всех... ну ладно, хотя бы нескольких негодяев, издевавшихся над Энди, засадят в тюрьму. Уж политическая карьера сенатора Торнтона будет точно разрушена. Да что там ютуб, ведь пару лет назад я кувыркался с горячей девчонкой, репортером "Нью-Йорк таймс". Уж она-то не упустит шанс раскрутить эту историю. Такая громкая слава будет лучшей защитой для Энди. Слишком много кажущихся невозможными "если" было в моем плане, но я продолжал надеяться на удачу, столь редко подводившую меня в жизни. У себя в комнате я завалился на кровать с журналом и, прикрывшись одеялом, принялся разглядывать свое сокровище. Куда бы его спрятать? Подумав, я достал из кармана спертые из доильни розовые анальные шарики с вибратором. Сам не знаю, для чего я их стянул пару дней назад, наверное, от скуки по Энди. Тогда я сделал из них брелок для магнитного ключа, а теперь расковырял и вставил в один из них мою сломанную камеру. Полностью удовлетворенный своими достижениями, я отправился в спортзал. Теперь оставалось только терпеливо ждать, когда судьба даст нам с Энди шанс. И этой же ночью она решила меня подбодрить, явив некий загадочный знак: около двух часов по всему этажу взвыли сирены, а замки на дверях автоматически заблокировались. Я решил, что знак явно добрый, ведь на следующий день доктор Ред вызвал меня к себе и раздраженно велел приступать к своим обязанностям, несмотря на то, что срок отстранения еще не вышел. Подумать только, я, оказывается, здорово соскучился по Энди за эти четыре дня. — Cменишь сейчас санитара Блэка и заодно доставишь объект на осмотр, — сказал доктор Ред. — Да шевели ногами. — С удовольствием, — ответил я. Смену пришлось принимать прямо в коридоре — Энди как-то сумел выскочить туда, вырвавшись от Блэка. Он с горестным воплем сбил меня с ног, а сверху на нас навалился шумно дышащий Блэк. — Грей, — Энди вцепился в меня и запричитал: — Грей, ты не уехал. Вдвоем с Блэком они так прижали меня к полу, что я едва мог вдохнуть. — Милая сцена. — Я видел туфли доктора Реда совсем рядом. — Хотя обычно наш санитар Грей ведет себя гораздо активнее. Блэк наконец-то слез с меня и потянул вверх Энди: — Сейчас получишь, коровушка. Предупреждали же тебя, а? — меня он принципиально не замечал. — Оставь его, Блэк, — я встал, поправляя халат, — иди, отдохни, я вновь допущен к работе. — Да, наш ковбой снова в строю, — хмыкнул доктор Ред, и Блэк как-то быстро свалил. Наверное, пошел отсыпаться, вид у него был усталый. Доктор Ред разрешил не привязывать Энди к каталке. Тот сразу вцепился в мою руку и не выпускал ее до самой смотровой. Два пальца у него на руке были забинтованы, и я заподозрил неладное: — Что с рукой? — Пальцы целы, — шепотом ответил Энди и скривил губы, изображая улыбку. Я отвык от его подвижного лица, и мне все время казалось, что он вот-вот заплачет. — А ногти быстро вырастут. — Кто? — я замедлил шаг. — Черноволосый. Он редко приходит. Я не помнил такого пациента, но заочно захотел его убить. Вышибить ему мозги бейсбольной битой. — Разговорчики, — доктор Ред обернулся. — Разговоры с объектом запрещены. — Разве? — я чувствовал, что опять нарываюсь, но ничего не мог поделать. Злость рвалась из меня, как мыльная вода из неисправной стиральной машины. — Не помню такого в инструкциях. Доктор Ред молча развернулся, направляясь в сторону смотровой. Я повел Энди следом, на ходу пересказывая последнюю серию Симпсонов. Кроме отсутствующих ногтей на двух пальцах Энди мог похвастаться небольшими гематомами по всему телу и двумя глубокими порезами на спине. Я бессильно сжимал кулаки, пока ему обрабатывали порезы и пальцы. Сколько времени понадобилось этому психу, чтоб сотворить такое? Ведь если бы сразу подняли тревогу, Энди отделался бы парой синяков или только ногтями. После перевязки я повел Энди на прогулку. — Кто дежурил, когда это случилось? — я был почти уверен, что это Блэк. — Ниггер, — шепнул Энди. — Маджента? — Да. Пациент дал ему деньги, как тебе. От неуместного сравнения я заржал, а Энди обиделся и не разговаривал со мной до вечера. За ужином пришлось постараться. — Эту ложку за массаж головы, — уговаривал я, и Энди открывал рот. — Теперь за мытье мягкой мочалкой... за чтение журнала... за поцелуй на ночь... Я скормил ему все до последней крошки. Потом отвел в палату, переодел в пижаму и уложил в постель. Я все время раздумывал, пока читал Энди на ночь, рассказать ли ему про камеру, или не надо. Как он отнесется к тому, что его история станет достоянием гласности. Иногда жертвы насилия хотят сохранить в тайне все, что с ними произошло. — Спокойной ночи, — я закрыл комиксы, намереваясь отправиться на свою кушетку. — Грей, — Энди схватил меня за руку. — Ты ничего не забыл? Ты говорил за ужином... Я звонко чмокнул его в лоб: — Спи. И в тот момент лампа в ночнике несколько раз мигнула и погасла совсем. Послышался щелчок разблокируемой двери, взвыли сирены, а Энди вдруг сел на кровати и прижался своим ртом к моему. Губы у него были горячие и очень нежные, я приоткрыл рот, впуская его язык, и притиснул Энди к себе. Вместо воя сирен я слышал стук его сердца. Чувствовал под пальцами твердость его тела — ребра, торчащие позвонки, небольшой упругий зад, казалось, я трогаю его сразу везде. Столько раз я видел его обнаженным, мыл, вставлял пальцы в задницу, но ничто так не возбуждало, как этот поцелуй в темноте. Будь у нас больше времени, Энди отдался бы мне, я чувствовал, что он готов это сделать. Мы повалились на кровать, я сверху, конечно же, между его раздвинутых ног. И, черт возьми, у Энди крепко стояло уже через минуту, он терся об меня и постанывал. А когда я наконец-то выпустил его губы, сказал: — Мне говорили, что ты навсегда уехал, Грей. Я очень надеялся, что камеры вырубило вместе со светом. Вокруг было подозрительно тихо. Тут до меня дошло: тишина, сирены молчат! Я заставил себя резко оторваться от Энди, подскакивая и поправляя халат. Очень вовремя, потому что тут же включился верхний свет, и в палату ворвались двое охранников. — Все в порядке. Я был с объектом все это время, — нервно сказал я, держа руки в карманах, чтобы стояк не так бросался в глаза. И облизал губы — те просто горели после поцелуя с Энди. — Хорошо. В случае повторного отключения сразу же свяжитесь по рации с нами, — один из охранников кивнул, и они вышли. — Кто тебе говорил про меня? — я сел рядом с Энди. — Ну, что я уехал. — Блэк и Маджента. — Выродки. Разве я мог тебя тут бросить. Знаешь, у меня есть кое-какая идея, как облегчить твое состояние. На самом деле я боялся, что не выдержу и полезу к Энди ночью. Или Энди опять полезет ко мне, и я положу на инструкции и вставлю ему. Боже, его растянутая задница — это все, в чем я нуждался сейчас. Я как будто вернулся в переходный возраст, только теперь меня интересовала одна конкретная дырка вместо абстрактных сисек и вагин. Я отвел его в доильню прямо в пижаме. Энди послушно пошел за мной, даже не спрашивая, куда мы идем. Только когда пришли, завертел головой, оглядываясь. — Тут никого, только ты и я. Ложись на кушетку, а то не уснешь без секса. — Какого еще секса? Признаться, Энди удалось меня обескуражить. Разве не он сам только что кидался на меня с поцелуями? Жаль, что нельзя обсудить с ним это, повсюду натыканы проклятые камеры. Я даже срал теперь с оглядкой, все время думая, как при этом выгляжу. — Тебе надо кончить, — я натянул перчатки и достал стерильную мензурку. Энди улегся на спину, на самый край кушетки, упираясь ступнями в невысокие бортики. Я подошел со стороны его раскинутых ног и вспомнил вдруг свою подружку-гинеколога. У нее в кабинете за ширмой стояло интересное кресло, оно бы нам с Энди сейчас ох как пригодилось. — Готов? — спросил я, погладив его по полувставшему члену. — Да, — Энди кивнул и закрыл глаза, как школьница. Продержался он минуты три-четыре, а потом спустил в мензурку без единого стона. Напоследок я прижался пахом между его разведенных ног, представляя, как мой член раздвигает головкой края его дырки и проникает внутрь. От каждого движения сладко сводило поясницу и яйца. Энди лежал смирно, и я потерся об него еще чуть-чуть, через одежду ведь можно, наверное. А потом нащупал пальцами вход в его тело и протолкнул один внутрь. Вот так, как будто это мой член. Я почувствовал, как удовольствие пронизывает меня от кончика члена до поясницы, как напрягаются яйца и как пульсирует у меня в паху. Мне удалось кончить прямо в штаны, даже не расстегивая ширинку. И уже в палате Энди опять сбил меня с толку своим вопросом: — У нас с тобой был секс? — Да, — ответил я, ощущая, как липнут к телу обкончанные трусы. Надо будет помыться, когда Энди уснет. — Грей, — он притянул меня к себе ближе, как всегда, когда мы с ним секретничали. — Ты же не думаешь, что я гей? Я нормально к ним отношусь, но просто... — Успокойся, я тоже не гей, — я сделал серьезное лицо. — Спи, уже поздно. — Правда? — Правда, спи давай. — Я хочу, чтобы ты знал кое-что, — упрямо сказал Энди, и я с обреченным видом подсел к нему. Ладно, трусы подождут. — Нас было пятеро, тех, кто вступил в контакт, — Энди заставил меня наклониться к нему. — Инопланетяне похитили нас и забрали на летающую тарелку. Мы пробыли там около недели и вернулись другими. Диксон мог поджигать предметы. Мортенс умела подниматься в воздух. Рейгард стал очень сильным, Лоуренс могла управлять электричеством. А я... — Энди замолк, часто моргая, и отвернулся. — Стоп. Ты мне сейчас пересказываешь то шоу про инопланетян, что я смотрел восемь лет назад. Скажи еще, что тебя зовут Эндрю Четтем. — Они сделали из этого шоу, — прошептал Энди. — Заперли нас здесь, а из наших жизней сделали шоу. Черт. Эндрю Четтем нравился мне больше всех других участников, и я никогда не пропускал выпуски с ним. А настоящего Эндрю тем временем мучили в Бункере. Я собирался встать и принести успокоительное, но Энди вцепился в меня мертвой хваткой: — Это правда, Грей, я не лгу тебе, — в его взгляде сквозило отчаяние. — Если и ты не веришь мне... Я и есть Эндрю Четтем, а тот — просто актер, подделка. — Я верю тебе, успокойся, Энди. Тебя ведь можно называть "Энди"? — Называй, — он нервно теребил край одеяла. — Я думал, ты знаешь, кто я на самом деле. — Ладно, давай по порядку. Расскажи, что с тобой делали инопланетяне? — Не очень помню, повсюду был свет, я не ел и не спал... видел какие-то контуры. Меня спросили мысленно, чего бы я хотел, и я сказал, что хочу долго жить, и чтобы те, кого я люблю, и кто любит меня, тоже не болели и не старились. — Ого, — я присвистнул. Вот это фантазии, впрочем, когда-то я тоже мечтал о чем-то подобном. Лет в десять. — Потом нас вернули обратно на тот же холм, — Энди вздохнул, словно собираясь с силами. — Нас там уже ждали сотрудники ФБР. Сначала нас опросили и развезли по домам. Наверное, именно тогда некоторые и успели поговорить с журналистами, в утренних новостях про это рассказывали. Через день за мной приехали и пригласили в Бункер, сказали, что проведут серию тестов и отпустят. Я успокоился, когда встретился в Бункере с остальными. Но однажды ночью меня насильно вытащили из комнаты и перевели сюда. Я слышал из разговоров, что к другим сначала пускали газ. — А что потом? — спросил я. В том шоу все было не так. В том шоу контактеры радостно пускали фейерверки из разных мест и предсказывали всем желающим дату свадьбы. — Проверяли мои способности к регенерации. — И как? Энди поежился: — Больно. Когда предложили контракт на сдачу спермы, я сразу подписал, не читая. Мне сказали, что я принесу неоценимую пользу обществу, из моей спермы будут делать лекарства. И обещали ничего больше не отрезать, — он посмотрел на меня: — Эй, не о том думаешь, только пальцы. — Энди... — у меня предательски защипало в глазах. Я верил ему. Тем более, в последние дни в Бункере творилось что-то странное с электричеством, а иногда ночью я слышал какой-то далекий вой. После рассказа Энди все становилось понятнее. — Бедный мой, — я погладил его по руке. — Все выросло, Грей. Только волосы стали как у старика. — Они заплатят за каждую волосинку, — я сделал вид что зеваю и чешу глаза, тайком вытирая их, а Энди деликатно отвернулся к стене. *** Маджента забрал Энди после завтрака, и при виде его гладкой лоснящейся рожи у меня аж кулаки зачесались. — Получишь у меня еще, уебок, — прошипел я ему на ухо. Он схватил меня за плечо и, кинув взгляд на камеры, шепотом ответил: — О сучке своей подумай сначала, пидор. — Только тронь его, кусок говна, — взбесился я и незаметно ткнул его в живот кулаком. Маджента так же скрытно заехал мне в бок. Мы еще потоптались у дверей, ожесточенно меся друг друга, а потом расцепились и злобно уставились друг на друга. — Вали отсюда, пидор, обниматься с тобой тут еще, — сказал Маджента. — Готовь жопу, выебу тебя прямо сейчас, — отозвался я. Всю ночь я спал урывками, то вспоминая наш с Энди поцелуй и оргию в доильне, то размышляя над чудовищной историей, рассказанной им. Нервное возбуждение, волнение и безадресная (а точнее, многоадресная) злость снедали меня, и подлец Маджента оказался последней каплей. Когда-то Энди говорил, что не сможет остановиться, если начнет кричать. Сейчас я понимал его, мне казалось, что, начни я пиздить Мадженту, то следующей моей остановкой станет палата для буйно помешанных. Глаза застилало кровавой пеленой, а в ушах звенело. И я видел, что Маджента тоже сдерживается из последних сил, на его лице была написана ненависть, как отражение моей. А потом стена за его спиной треснула и разошлась, полыхая, и я вдруг понял, что звон в моих ушах был воем сирен и криком Энди. С потолка упал горящий кусок и придавил Мадженту, обдав меня жаром. Тот ужасно завизжал. Я бросился к Энди и встряхнул его за плечи: — Прекрати, Энди, надо бежать. Но он все кричал, и я заметил, что крупные трещины расходятся по комнате веером, и Энди является его центром. По палате распространялся запах горелого мяса, Маджента уже почти заткнулся, только хрипел и булькал. И было невыносимо жарко. Я дернул Энди на себя, но он упал на пол, выгибаясь, как кататоник, и захлебываясь криком. И я взвалил его на плечо и выбрался в пролом, образовавшийся на месте двери. Воздух в коридоре дрожал и плавился, а стены шли трещинами. Я побежал к лестницам, чувствуя себя уже не Джеймсом Бондом, а Годзиллой, похищающим голую блондинку. Только Энди был не голый. А еще он изгибался и вопил у меня на плече, и, слава богу, что выход из Бункера был только этажом ниже, вряд ли меня хватит на значительное расстояние. Только наши десятый и девятый этажи были наземными, остальные прятались в скальных породах — где-то в самой глубокой дыре штата Айдахо. В конце коридора, почти у самого выхода валялись раздавленные и сожженные охранники. Как Маджента. Я вспомнил о Блэке и мимолетно пожелал ему удачно выбраться. Все-таки он неплохо мне сосал, хоть и был таким же ублюдком, как и все здесь. На девятом этаже все так же выли сирены, а стены трескались и горели. А еще доносились выстрелы, как раз со стороны, где был выход. Я пошел медленнее, но скорее от тяжести, чем от желания затаиться — с вопящим Энди на плече последнее было бы нереально. На моем пути творился пиздец, все падало и взрывалось, только каким-то чудом не задевая нас. А в холле у проходной полыхал настоящий ад и израиль, что-то грохотало, где-то стреляли, и везде валялись трупы. Каменные обломки лопались прямо перед нами и рядом. А потом мы встретили их. Компанию ебаных сбежавших психов, от присутствия которых ноги у меня стали ватными, а в ушах завыло. Хотя я не боялся их, я имею в виду, среди всех этих взрывов и трупов было бы сложно бояться еще больше. Но эти мутанты выглядели так, как, наверное, и должны были выглядеть люди, над которыми восемь лет ставили опыты. — Это же Эндрю, — сказал один из них, руки у него полыхали огнем. – Эндрю, ты пришел, я чувствовал тебя. — Ага, блядь, на мне и пришел, — сказал я, и все посмотрели на меня, как на пустое место. А Энди вдруг перестал хрипеть и извиваться, обмякнув на моем плече. Я поставил его на землю и придержал, чтоб он не упал. — Я раскалывал стены, — прошептал Энди, — как это получилось, я раньше не мог. — Они называли это резонансом, но не смогли справиться с ним и все подохли, — сказала посверкивающая электричеством женщина. — Мы все впали друг с другом в резонанс, и теперь никто не справится с нами! — воскликнул еще один мутант. — Бежим отсюда, Энди, — я справился с собой и ломанулся к выходу, таща Энди за руку, и толпа психов повалила за нами. Не буду рассказывать, как мы искали машины, чтобы свалить из долбанного леса. Как девчонка-мутант, заливаясь дебильным хохотом, летела над нашими джипами, ни в какую не соглашаясь залезть в кабину. Но она нам пригодилась, раньше всех заметив военный вертолет, пиздующий явно по наши души. Этот вертолет взорвался, успев сделать лишь один выстрел. И ебучий осколок от этого выстрела попал точно мне в бок. Наша машина съехала с дороги, а Энди вытащил меня из-за руля. — Грей, Грей, только не подыхай, Грей, — говорил он, зачем-то стягивая с меня штаны. — Больно сволочь, не трогай, — ругался я, и мой голос звучал так слабо и неслышно. — Что ты делаешь... — Мы сейчас, сейчас займемся сексом, и ты выздоровеешь, — сказал Энди. — У меня не встанет, — беззвучно засмеялся я, не знаю уж почему мне стало так смешно. — Зато у меня встанет, Грей, — сказал Энди и засадил мне с размаху, чертов извращенец. На фоне развороченного бока потеря моей анальной целки прошла незаметно и безболезненно. — Меня зовут Грег, — прошептал я, лицо Энди расплывалось перед моими глазами. — Грей, — упрямо повторил он. А потом боль начала проходить, и доебывал он меня уже почти здорового, если не считать того, что все мое тело горело и плавилось, как на адской сковородке. — Энди, — сказал я, когда он кончил, и прижал его к себе, худого и вздрагивающего. Это было настоящим чудом, то, что произошло со мной, тем самым чудом, после которого нормальные мужики становятся всякими там пророками Мухаммадами и Мессиями. В тот момент мне казалось, что я родился заново, и мир, живой и дышащий, никогда не будет прежним, и центром и светом, озаряющим его, был Энди. Я не знал, как и чем это объяснить, может тем, что я двинулся после возвращения с того света. — Эти психи нас бросили? — с надеждой спросил я, залезая обратно в развороченную машину. Энди промолчал. Психи нас ждали за поворотом. — Хорошо, что не бросили, — сказал Энди, — без них я чувствую себя таким беззащитным. *** Психи не хотели предавать свою историю гласности, они хотели вечно бежать и прятаться. — Будете сходить там с ума и вынашивать планы мирового господства? — спросил я, заводясь. Ведь они могли утянуть с собой моего Энди. — Всегда в бегах и нелегально? — Я умею подделывать документы, — сказала вдруг электрическая девочка. "Дура", подумал я. — Мы уже один раз попробовали выйти на свет, и что случилось? — сказал огненный. — И куда же вы пойдете? — спросил я. Они пожали плечами, для них явно самое важное было не куда и где, а вместе. Мы расстались с ними в том оставшемся для меня безымянным городке, спящем где-то посреди штата Айдахо. Мутанты ушли в свою другую жизнь, как будто растворились среди страниц моих любимых комиксов. "Они еще вернутся", сказал Энди, и мне тоже хочется верить, что они живы и здравствуют, летают и пускают файерболы где-то в жопе своего безумного мира. А Энди остался со мной, несмотря на то, что без других мутантов он был совсем беззащитен. На товарном поезде мы добрались до Нью-Йорка и сняли комнату в дешевом мотеле — на те самые двести долларов сенатора Торнтона. — Обратимся к журналистам, Энди, — сказал я. — Ты думаешь, это поможет, — его губы нервно вздрогнули, и я провел по ним пальцем. — Конечно, поможет. Я верю в демократию и свободу, они обязательно победят. Это же Америка, — сказал я, и Энди рассмеялся, закрывая лицо ладонями. — И преступники будут наказаны, а правительство больше не будет скрывать? — спросил он, все еще всхлипывая от смеха. — Конечно, — сказал я, прижимая его к себе и тиская за задницу. А на следующий день мы нашли спеца, который восстановил видеозапись с украденного мною чипа. И там оказался последний пациент Энди, тот самый, что вырвал ему ногти. — Какой скандал, — сказала моя подружка журналистка, услышав эту историю и увидев запись. — Это же губернатор Шафнер. Это будет позорище почище Уотергейта и Абу-Грейба. И в тот же день эта запись, запущенная на ютуб, набрала тысячи кликов, а статья моей подружки Тони в "Нью-Йорк таймс" стала настоящей бомбой. Через несколько дней Тони предложила Энди написать книгу в соавторстве: "Ты рассказываешь историю, а я записываю ее красиво. Только тему мутантов оставим в стороне, педалируем издевательства и эксперименты над людьми". Энди неопределенно пожал плечами. — Соглашайся, Энди, бабла заодно срубишь, — я хлопнул его по плечу. — К тому же проговаривание травматической ситуации помогает от нее избавиться, — сказала Тони. — Вы полагаете, я хочу забыть? — сказал Энди, криво усмехаясь. — И мне не нужны деньги, я и так достаточно богат. — Достаточно? — фыркнул я. — Это насколько достаточно? — Настолько, чтобы купить себе летний дом на берегу Нантакета, — сердито буркнул Энди. — О, остров миллионеров? — засмеялся я. — Тогда действительно, достаточно. У меня как камень с души свалился, когда я узнал, что мой Энди оказался состоятельным человеком. А то все волновался, как он сможет жить и работать после всего, что произошло с ним. — Поедешь со мной на остров? — спросил Энди, когда Тони ушла. И добавил смущенно: — Если ты вдруг захочешь отдохнуть на море несколько месяцев. — Поработать твоим личным санитаром? — спросил я, забираясь ему в штаны и поглаживая пальцем поджимающуюся дырку. — Жалко, ты не баба, Грей, а то бы я женился на тебе и обзавелся личным санитаром на всю жизнь, — улыбнулся Энди немного грустно и изогнулся, выставляя задницу. Я гладил его по животу, взвешивал в ладони яйца и разминал дырку, готовясь войти. Энди, горячий и податливый, он звал и соблазнял к вторжению каждый миг. — Для этого не надо быть бабой, нам, пидорам, теперь можно тоже жениться, — выдохнул я, вколачивая его в стол. — Да? — простонал Энди. — Америка сильно изменилась за восемь лет... И я не гей. — Конечно, — сказал я. И мы уехали на несколько месяцев на Нантакет, где волосы Энди снова стали темно-русыми, а сам он научился ходить в туалет и выходить из дома без моей компании. Позже мы переселились в Бостон, и там Энди занимался непонятно чем, какой-то светской фигней, а я устроился работать в госпиталь для психов-преступников. — Зачем тебе эта ужасная работа, — спросил Энди меня как-то ночью и хихикнул: — Пошел бы в детскую клинику лучше, тебе бы очень подошло. — Не знаю, я просто люблю психов, — засмеялся я, пропуская его волосы между пальцев. А ту книгу они с Тони все-таки написали, и там даже были три главы от моего имени. Но, конечно же, там не было всей той правды, которую я рассказал сейчас вам. А на задней обложке этой книги, среди восторженных рецензий, которые принято писать в таких местах, были слова сенатора Торнтона, которые он сказал на ступеньках суда: "Shit happens", сказал бывший сенатор Торнтон, и был он как никогда прав. КОНЕЦ