Бог Милосердия

      Вознесение, как таковое, не должно было сопровождаться резью в горле, закладывающимися ушами от стоящего на всю Поднебесную гулом колоколов и головной звенящей болью, но в первую очередь болью, в своих дьявольских тисках сжимающей грудную клетку и разрывающей её на тысячи мелких-мелких осколков.       Сяо Синченя, словно замок из тысячи лепестков сусального золота, сломали и построили заново, оставив за собой горький привкус разочарования и разрушенных надежд.       О его Вознесении мало кто узнал, и последователи пути Дао Де Дзин не воздвигали в честь него храмы, не организовывали молебны, не жгли благовония и — что отчего-то даровало безграничный в своём молчаливом очаровании покой — ничего не просили. Не приходили с мольбами о помощи, не возжелали невозможного.       Да и сам Сяо Синчень очень сильно сомневался, что что-то сейчас было в пределах его сил.       Духовная мощь, ощущаемая волнующим поискривающим светом на кончиках пальцев, в три, а то и пять раз выше, что пребывала в его теле при жизни, не имела путей к воскрешению давно убитых и никем не узнанных людей.       А Небесная Столица поражала богатством, обилием слепящего золота, резными балконами и рядом уходящих ввысь колоннад у ворот каждого именитого Дворца.       Вознесение, как акт милосердия, снисхождения к поступкам человеческих, признанием всех совершённых для мира смертных благ не должно было казаться пыткой в замкнутом порочном кругу притязаний, но таковым являлось. Возможно, только для самого Сяо Синченя.       — Ваше Высочество Сяо Синчень, — окликнули благочестивым тоном и ненадолго побудили оторваться от созерцания раскинувшего под ногами человеческого мира. Смертного мира. Синчень в своё время хотел умереть, и даже допустил себе эту маленькую оплошность — ножом по горлу, конечно, просто потому что кто-то — очень значимый в своё время — говорил ему, что если ты чего-то желаешь всей душой, так сделай это.       «Не думаю, что он конкретно это имел в виду».       У Сяо Синченя даже умереть достойно не вышло, какое он теперь право имеет зваться «Высочеством».       — Слушаю.       Линвень с глубины своего положения, редко выбегающая на солнечный свет, показалась ему до боли забитой обстоятельствами. Синчень не вникал в суть многих вещей, связанных со всеми обитающими в Столице Небожителями, помнил данный урок не лезть туда, куда не просят, но, глядя на Совершенного Владыку, отчаянно желал хоть на секунду скрасить её положение. Она, возможно, очень долго не спала.       — До Вас невозможно было достучаться. Вы не подключались к Духовной Сети?       — Не представилась ещё такая возможность.       — Я Вам помогу. Придумайте для начала пароль для личных сообщений, чтобы не беспокоить всю Небесную округу.       Её тонкие пальцы легко взметнулись к виску и там застыли, как догадался Синчень, в ожидании, когда он снизойдёт до предоставления пароля. У Небожителей было всё гораздо пространнее в качестве связи, как оказалось, ни писем, ни посланий. А если судить о жизни хотя бы отдельно взятого Небожителя, то и инновационнее.       А с другой стороны, так оказалось проще — никогда не угадаешь, куда занесёт тебя нелёгкая и обманчивый попутный ветер.       — Помни о десяти заветах Дао Де Дзин.       — Даос? — брови Линвень взметнулись поразительно высоко для Божества, который должен чтить чужие нормы морали, в несколько ироничном изломе, словно где-то подобное она уже слышала. А как заведующий кадровым отделом, так тем более странно было в понятии Синченя допускать удивления к подобным вещам.       — Моя наставница исповедует даосизм. Я воспитывался у неё с моего самого первого осознанного воспоминания, пока не принял решение проложить себе свой путь самосовершенствования в мире людей. Не думаю, что мне удалось спасти хоть чью-то душу, но от своего пути и пути своей наставницы я не откажусь.       — Похвально, — кивнула Линвень и её размеренный голос вмиг пронёсся изломанной линией у Синченя в голове:       «Когда решитесь наладить с кем-то Духовную Связь, достаточно будет мысленно произнести чужой пароль. То же требуется и от Вашего собеседника».       «Спасибо».       Духовная Связь, как таковая, показалось Сяо Синченю приспособлением необычным, будто в голову кто-то настойчиво пытается проникнуть, в каждый из потаённых отсеков наполненной при жизни страданиями памяти, без ключа и отмычки.       «Вы же искали меня не для установления этой Связи, Совершенный Владыка?»       «Вы проницательны, Ваше Высочество. Если Вы ещё не знаете, у нас нехватка кадров. Боги Войны не могут вырваться из собственных владений, а от Богов Искусств не так много проку. Вы уже в курсе, кому покровительствуете?»       «На самом деле, я даже не начинал выбирать».       «А зря», — сжатые в тонкую полосу бледные губы Линвень изогнулись в едва уловимом подобии улыбки, а Синчень, напротив, не помнил даже, когда в последний раз пытался улыбнуться. — «Всё выбрали уже за Вас».       «Да? И кто же я теперь?»       — Вы Бог Милосердия, Ваше Высочество. Ваш храм недавно был воздвигнут неподалёку от города Цайи, в владениях Ордена Гу Су Лань.       Воцарилось минутное молчание.       Сяо Синчень подумал, как иронично, что отвергнутый им когда-то Орден снизошёл до постройки храма никому неизвестного Бога.       Линвень, оторвав пальцы от виска, шагнула ближе и тихо встала по правую руку, взглянув с высоты, гораздо большей птичьего полёта, вниз и продолжила:       — Вам знакомы эти места? — вероятно, взглядом пыталась определить, где же эти самые запрятанные от чужих недобрых глаз Облачные Глубины находились.       — Не хочу показаться непочтительным, но разве это имеет отношение к истинной причине нашего с Вами разговора?       — Совершенно никакого.       — Совершенный Владыка, Вы сказали, что в Небесной Столице нехватка кадров. А Повелители Стихий? Другие покровительствующие Боги?       — В том-то и дело. Один Бог попросил помощи в Общей Сети, но никто не откликнулся. И это вполне очевидная вещь, но, в рамках своих полномочий и ответственности, я не могу проигнорировать зов о помощи.       — Я не понимаю, Владыка Линвень, — огорчённо и полу-устало выдохнул Синчень, пытаясь размять напряжённые от тяжких дум виски. Глаза к небесному свет, почти никогда не закрывающемуся увесистыми клубами облаков, зудели и пересыхали слишком часто для Бога. Если бессмертная жизнь — жизнь, полная мучений, то он желает отказаться от мнимого бессмертия.       Премного благодарит за второй шанс, со всеми почестями и коленопреклонениями, но отказывается мучиться до бесконечности.       — Вы слышали о Боге Войны в короне из цветов?       — А я похож на чело… Бога, который знает что-то больше собственного имени?       — Тогда вы не будете предвзяты в отношении к нему.       Сяо Синчень едва заметно кивнул. Он никогда не был предвзят и перед — как это странно понимать — смертью сожалел лишь о том, что духом был слаб вынести свалившиеся на его плечи невзгоды. Но и в данный момент не до конца уверен, что духом сможет вынести те же испытания сейчас.       «А ведь с момента Вознесения прошло не больше трёх месяцев».       — Куда мне отправляться?       — Монастырь Водных Каштанов. Вас уже ожидают.       — Прямо сейчас?       — А у Вашего Высочества имеются неотложные дела? — Линвень искоса взглянула с шаловливой улыбкой на почти сияющий, преисполненный духовными силами образ Бога Милосердия, и Синчень понял, что имел честь оборонить глупость.       У него никаких дел не было с первого дня вознесения.       — Я, если честно, даже меча не имею.       — Ничего страшного. Он тоже.

***

      Пышные и праздные одежды, многослойные ханьфу и вышитые сложными, многогранными, поражающими представления о красоте узорами наряды Сяо Синченю были далеки и, порой, неприятны. Ему не было смысла кичиться богатством и влиянием, когда ни первого, ни второго он на самом деле не имел, и привычные белые одежды на теле чувствовались милее и краше всяких шёлков, водопадом стекающих с плеч.       Потому, наверно, первый взгляд на Бога Войны в короне из цветов показался ему обманчивым, точно новые, зачем-то дарованные ему глаза нагло врут без стыда и совести. Синчень правда думал, что у Бога Войны на голове будут… цветы. И не думал, что титул этот был дарован Се Ляню ещё задолго до рождения Синченя на свет и его появления у Баошань.       А вот Се Лянь ни разу не смутился.       — Ваше Высочество Сяо Синчень, Дворец Линвень предупредил меня о Вашем приходе. Я очень рад, что Вы согласились мне помочь и составить компанию.       Тяжело было сказать, что Синченю банально не оставили выбора, а также грубо, своевольно и чересчур самонадеянно по отношению к Богу, который на первый взгляд не показался искрящим заносчивостью и самолюбием.       — Можно просто Сяо Синчень, — учтиво поклонившись, ответил он, и даже на секунду попробовал улыбнуться. Но улыбка не натягивалась, груз в душе, камнями тянущий его на дно, не давал даже такой снисходительности, и Синченя это, право, расстраивало ещё сильнее.       Как много должно было пройти времени, чтобы прошлое оставить в прошлом?       — Тогда можно просто Се Лянь. Ненавижу титулы, — а вот Се Лянь улыбался тепло, хотя совершенно не был похож на… Синченю легче выразиться «человека», кто так просто может подпустить кого-то ближе намеченной дистанции. — Маньтоу? Ещё также осталось немного фруктов от прихожан, если вы голодны.       — А нам разве не нужно спешить?       — Не совсем, — Се Лянь жестом попросил следовать за собой, раскрыл дверь в монастырь перед гостем и предложил присесть. На нескорую дорожку, видимо.       Синчень уселся за импровизированный стол и попробовал не пялиться, когда так сильно хотелось всё пожирать жадным взглядом, потому что золото Столицы отталкивало одним своим наличием и напоминанием о красочных одеждах Лань Линь Цзинь.       А здесь всё казалось более, чем уютным — стол и пару стульев, сложенная циновка в углу, крайне мало место для проживания свыше двух человек и… алтарь. Се Лянь ведь говорил что-то о прихожанах.       — Это ваш монастырь?       Се Лянь, ставя перед гостем пиалу с чаем и чашку с ещё не испорченными сезонными фруктами, согласно кивнул.       — Скажете, странно? Что Бог сам себе монастыри возводит?       — На самом деле, до сегодняшнего утра, я думал, что у меня нет ни одного, и как-то не стремился к всеобщему просветлению и известности. Да и о порядках я знаю… не очень, чтобы много. Думаю, в своё время у вас была причина его открыть, — Сяо Синчень говорил прямо и не лукавил, смотрел в чужие глаза и видел в них странные плескавшиеся эмоции — что-то очень родное по духу. — Спасибо за чай.       — На самом деле, я тоже не слишком часто интересуюсь политикой и светской жизнью в Небесной Столице. Но могу рассказать что-то, что знаю и что вам будет интересно.       Сяо Синченя действительно интересовал некоторый ряд вопросов, например, за какие заслуги он вознёсся, кто вернул ему глаза и что ему теперь делать в веренице открывающихся бескрайних широт предстоящих лет, когда все друзья и знакомые давным-давно уже почили.       — Тогда, — Синчень неоднозначно хмыкнул и на секунду позволил себе расслабить державшиеся всё это время в напряжении плечи, ведь его здесь никто, кроме Се Ляня, не увидит, — расскажите, пожалуйста, почему вам потребовалась моя помощь? Вы ведь Бог Войны. И почему нам не стоит торопиться?       Се Лянь на пару секунд задумался и поджал губы. Он прикидывал, а с какого момента стоит начать рассказ, чтобы досконально донести суть грядущего похода, максимально опасного и двояко неоднозначного. А глядя на совершенно растерянного Сяо Синченя осознал, что можно, пожалуй, начать с самого начала зарождения Божественного Пантеона, о котором он сам знал немного.       — Вы что-нибудь слышали о горе Тунлу?       Синчень ощутил скорый прилив сводящий коликами живот истерики. Наверно, ему стоит на лбу у себя ножом вывести: «Я ничего не знаю». Но Се Лянь, воровато улыбнувшись, продолжил, не ожидая ответа.       — В самой горе рождаются демоны. Раз в столетие туда собирается вся демоническая рать, дабы увеличить собственную мощь и силу, чтобы впоследствии стать… непревзойдённым. Это ранг. Каждое столетие Небожители сдерживают наплыв на гору Тунлу, чтобы к уже имеющимся непревзойдённым не добавился ещё один, потому что, — Се Лянь глубоко вздохнул и вздохнул со всем пониманием отвратности дела, криво усмехаясь, — честное слово, это сплошная головная боль.       — И нам следует остановить поток подбирающихся к горе демонов?       — Не совсем, — усмешка из кривой вдруг стала совсем плачевной, а взгляд, потупившись, сделался почти виноватым. — Гора уже закрылась, и… даже открылась. Всего за три месяца. Новый непревзойдённый уже оттуда вышел.       Настала тишина, которую Сяо Синчень никак не мог идентифицировать. Это плохо? Насколько плохо? Миру грозит опасность, да только когда она ему вообще не грозила?       — И в чём тогда заключается наша роль?       — Нам нужно будет его поприветствовать и убедиться, что он не несёт в себе посылы глобального уничтожения.       Теперь брови Синченя взметнулись вверх в очень сомнительном выражении, и в глухой тишине раздавшийся ломкий смех едва ли не пробрал до мурашек. Он даже не понял, откуда до него доходит этот смех, а чуть позже понял, что это он сам — с надломом и болью за грудиной — смеётся.       — Простите, — Сяо Синчень глубоко, в меру имеющихся сил, вздохнул и, смутившись собственной глупой реакции, отвёл взгляд.       — Ничего страшного. Что-то не так?       — Нет, — Синчень помахал открытой ладонью, разгоняя навеянный морок иллюзий из прошлого — убедиться, что зло есть не зло, а не просто так называется. — Просто я впервые слышу, что демоны могут быть…       — Доброжелательны?       — А вы таких встречали?       — Одного — да.       — Тогда вам несказанно повезло, Се Лянь.

***

      Они решили выдвинуться спустя час. Сяо Синченю стоило дать время подумать, решиться и перестать оглядываться за плечо, точно там кто-то стоит и выжидает момента его максимального проявления слабости.       Се Лянь оказался поистине не таким, как все остальные Небожители: о чистоте и сердечности демонов говорил, но сам никогда в них не верил. Потому что безнадёжно это всё.       А ещё горячо и искренне просил перейти на «ты», что колыхнуло внутри Сяо Синченя странный порыв подойти ближе и… наверно, расплакаться.       Тошнило от всей напускной элитарности, возвышенности и крайней учтивости. Не для души Сяо Синченя это было, когда каждый встречный обязательно «уважаемый господин» и «дорогой друг», но никак не «Ваше Превосходительство», да и собственное «Высочество» принималось только навскидку со всем приложенным усердием.       Из высокого в его жизни только рост.       Где-то к вечеру они уже переходили через третью по счёт реку и спасали пятую по очерёдности деревню от мелких пакостников-духов. По мелочи, тут и там, дарили покой и уют в дома, которого им самим так не хватало в повседневной жизни. Только и из-за этой же бесконечной помощи ночевать им приходилось посреди леса, под пышными кронами лиственных деревьев, сквозь которые даже свет растущей луны едва проступал.       — Сяо Синчень, — окликнул Се Лянь чуть громче шёпота, ведь откуда им знать, какие монстры обитали в округе, а напороться на ходячих мертвецов, не имея при себе ни меча, ни толкового оружия ровна феерическому проигрышу. «А с другой стороны, может ли Божество умереть?»       — Да?       — Не пойми превратно мои слова, но мне стоит извиниться за предоставленные неудобства.       — Почему? — Синчень искренне не понимал, за что Се Лянь смотрел на него в свете распаляющегося огня малость покаянным взглядом. Потому что они вымокли до нитки, переходя последнюю реку, и пришлось в срочном порядке сушиться в лесу? Так это ведь не вина Се Ляня, что мост оказался прогнившим до основания, что не смог выдержать вес двух рослых мужчин, хоть общего весу в них было — любая бабушка поплачет и захочет откормить. Да и стабильные радости жизни заклинателя — изгонять нечисть всеми возможными способами. Быть там, где творится хаос и нести добро — что-то подобное говорили про одного из Нефритов Гу Су Лань.       — Меня не слишком жалует удача. Вернее, совершенно не жалует. Поэтому отсутствие толкового места ночлега и сплошные передряги по пути больше из-за меня.       — Честно?       Се Лянь непонимающе нахмурил лоб.       — Честно.       — Тогда спасибо тебе, — выдохнул Сяо Синчень и попробовал… улыбнуться. И если выражение лица Се Ляня вдруг стало предельно мягче в таком же жёлто-огненном свете, то, значит, у него получилось.       Они ещё немного посидели в тишине, ожидая, когда верхние одеяния просохнут и их можно было бы использовать, как подстилку. Спать на голой земле никогда не было верхом удовольствия, но Сяо Синчень никогда и не жаловался.       — Я могу задать… немного личный вопрос? — Се Лянь сидел по другую сторону костра, но расстояние это составляло максимум два чжана, и смотрел. Просто смотрел. Синчень безмолвно кивнул и взглянул в ответ. — Шрам на шее ведь не посмертное ранение?       Сяо Синчень немного потупил взгляд, так необычно ему до сих пор было видеть собеседника и странно понимать, что желание обвязать голову лентой с каждым днём угорало, как тлеющие в дикой природе угли. Но пока это желание вновь спрятаться от мирского пылало внутри него лесным пожаром.       — Это давно произошло, как я понял.       — Если тебе не хочется отвечать, я не настаиваю. Мы можем поговорить о чём-нибудь ещё. Или вообще не говорить.       — Я не знаю, как об этом говорить.       Се Лянь улыбнулся и улыбнулся больше понимающе. Жое тихим ужом соскользнула с его запястья и по воздуху под пристальным взглядом Синченя с лёгкой осторожностью легла мягкими объятиями поверх старого, давно зажившего шрама.       — Я однажды пытался повеситься. Это было в промежутке между первым и вторым вознесением, и тогда мне казалось, что у меня просто не осталось иного выбора, кроме как умереть. Но я не смог. Наверно, плохо пытался.       — Даосизм не приветствует суицид и суицидников.       — Это точно.       Они на мгновение встретились взглядом, и вдоль тропинок леса, огибая крупные стволы деревьев, покатился их синхронный тихий смех звонкими переливами.       — Я, кстати, — начал Синчень, подушечками пальцев проходясь по шёлковой ленте на шее. Она ещё согревала неплохо, — тоже не до конца уверен, что удача приветствует меня. При жизни я не раз попадал в ситуации, в которых обычные люди без на то должного таланта просто так не оказываются. Или это судьба так насмехается.       — Это всегда можно проверить, — ответил Се Лянь и быстрым движением вытянул из мешочка цянькунь в рукавах ханьфу игральный кубик. — Если мы будем играть «в большее», то у меня выпадет единица.       — Всегда?       — Всегда, — кивнул Се Лянь и подкинул кубик в сторону Сяо Синченя. — А когда играем «в меньшее», у меня всегда шестёрка. Так что просто попробуй выкинуть самое большое или меньшее число от одного до шести.       — Удача разве так работает? Не знал.       — Об этом мало кто задумывается, но от удачи ровным счётом почти ничего не зависит, если ты уверен в том, что сможешь добиться желаемого.       — Возможно, свою я растерял, когда спустился с горы и покинул наставницу.       — Ты этого никогда не узнаешь, пока не сыграешь в кости. И опять же, — Се Лянь мягко улыбнулся, — посмотри на меня, я живу без удачи уже восемьсот лет.       — Это… действительно много, — Сяо Синчень неловко рассмеялся и покрутил на ладони кубик. А стоит ли вообще узнавать о наличии у себе удачи? Есть — ну и славно, нет — так ничего всё равно не попишешь.       «Восемьсот… Трудно представить, сколько всего он увидел за прожитые годы».       Синчень подкинул кубик обратно и ласковым шёпотом под нос, поглаживая Жое по краю шва, попросил её вернуться к хозяину, а от Синченя не убудет, он привык спать в самых экстремальных условиях.

***

      По пути через лес в редких проступающих солнечных лучах, отсветами прыгающих по зеленеющему звездопаду зайчиков, им стоило молиться на отсутствие каких-либо серьёзных преград — например, рою восставших из-под земли мертвецов или же озлобленных духов, преследующих по пятам.       Правда, получалось иронично, что молиться в данный момент они могли только самим себе.       От Се Ляня не проступало ни на цунь вокруг никакой духовной энергии, и это вводило в редкую форму озадаченности. Побуждало задаваться вопросами, ответы на которые Сяо Синчень не знал, был ли готов получить и получит ли.       Но вот для той же нечисти, которой увеличивалось с каждым чжанем в радиусе, сам он светился, точно маяк, на который они брели неосознанно без толики самосохранения. Той же духовной энергией Синчень был преисполнен, и не обязательно было иметь при себе меч, чтобы редким всплеском эту же нечисть отпугнуть — и только отпугнуть, что влекло за собой ещё одну вереницу проблем.       По Шуанхуа Сяо Синчень скорбел. Холодящего морозной сталью священного меча, подарка Баошань, его ладоням не доставало и в редких промежутках, когда тело двигалось отточенными инстинктами выживания, руки сами стремились что-то ухватить и крепко сжать, а это что-то всё никак не находилось.       — Что стало с твоим мечом? — задал испытующий и досадный для Синченя вопрос Се Лянь.       — Не знаю. При Вознесении его не оказалось рядом, а само Вознесение… — «было болезненным и агонизирующим, что лучше бы его и не было», — прошло мимо меня. А с твоим?       — Не знаю. Когда я выбирался из могилы, рядом его также не оказалось, так что думаю, сейчас он пополняет чью-то оружейную коллекцию. Или давно был переплавлен. Лучше бы второе, конечно.       — Почему? — Сяо Синчень бросил заинтересованный взгляд в сторону, и Се Лянь, чуть виновато оглянувшись в ответ, неловко рассмеялся.       — Он забрал слишком много жизней. Невинных жизней.       Сяо Синченю в солнечное сплетение кольнуло стыдом, ведь по всем своим бедственным и больным воспоминаниям он делал точно также, сам того не понимая. И своим же мечом, во имя искупления чужих, обманом забранных человеческих жизней, забрал и свою же, только почему-то он всё ещё дышит; дышит и ходит, пьёт, ест, говорит, а они все давно почили в могиле по чужой прихоти и порыва сумасшествия.       — Мне стоит спрашивать, почему ты выбирался из могилы?       — М, эта долгая история.       — Тогда, надеюсь, когда-нибудь ты мне её расскажешь.       — Взаимно.       Из леса они вышли к грядущим сумеркам, за которым стало простираться бескрайнее, казавшимся утопающим в свежем аромате угасающего лета поле полыни.       «Океан полыни».       Синчень не хотел вспоминать, потому что это больно. Больно, эгоистично и нерационально по отношению к себе и людям, которые когда-то эту боль испытали.       А Сяо Синчень до сих пор помнит гнетущий его душераздирающий крик отчаяния, и голос этот был точно не его. Но именно под него он впервые распахнул глаза в чертогах Божественного Пантеона.       — Всё в порядке? — чуть коснувшись чужого плеча, уточнил Се Лянь и посмотрел вверх, едва задрав голову, потому что Синчень, оказывается, был выше. Цуней так на два точно.       — Да. Просто кое-что вспомнил.       — Надеюсь, это что-то приятное.       — Отчасти.       Улыбаться Се Ляню с каждым днём становилось проще, и Синчень задавался вопросом, только ли ему, но душил в себе эти порывы. Се Ляня он знал ровно три дня, и к следующему вечеру они уже подбирались к местам, достаточно далёким, чтобы к ним можно было применить понятие «знакомым».       Сяо Синчень вдруг понял, что за всю свою нелёгкую и такую опасно короткую жизнь мало где смог побывать, и какие красоты природы созерцать ему ещё не удалось, а потому впитывал сейчас это всё в себя вдвойне охотно, как морская губка, опасаясь, что однажды это вновь окажется одним лишь из острых, как нож, воспоминаний, режущих наживую без наркоза.       — Если ты хочешь что-то спросить, спрашивай, Сяо Синчень, — на закате третьего дня пути, когда им удалось примоститься у речки, вымыться и соорудить некоторое подобие ужина из диких ягод и парочку маньтоу, сказал Се Лянь. Потому что видел, что незнание гложет новоиспечённого Бога не хуже всех демонов, скрывающегося у него под воротами ханьфу. Синчень с повинной мягкой улыбкой оглянулся на Се Ляня и губами почти вымолвил: «прости».       Се Ляня, если честно, это умиляло. С высоты прожитых лет Сяо Синчень для него был не больше, чем семилетний ребёнок, едва осознающий себя в окружающем его мире, но порой он смотрел так — глубоко и смиренно, — что Се Ляню начинало казаться, что он смотрит в собственное ожившее отражение.       — У меня много вопросов.       — А у меня не много ответов, но я попробую.       — Первый, наверно, самый важный, — кивнул сам себе Синчень, пальцами отщипывая кусочек паровой, но холодной булочки. — Куда мы направляемся? Конкретное место.       — Призрачный Город.       Сяо Синчень молчаливо и вопросительно изогнул брови, выражая этим всё и ничего одновременно.       — Место обитания демонов и нечисти. Небожители его не жалуют, так как не хотят связываться с его градоначальником.       — Там есть градоначальник?       — Как и в Небесной Столице, иначе бы города просто не было.       — Мне следует уточнять, кем является этот градоначальник? — Сяо Синчень опасался, что ответ ему тоже не понравится, также, как и место, куда они направляются уже третий день. Да и Небожителям в городе демонов что-то делать тоже не пристало, даже если это два несчастных даочжана, идущих на поклон.       — Мы, в принципе, к нему и идём. Его зовут Хуа Чен.       За короткую минуту молчания и жевания чуть затвердевшей булочки Сяо Синчень пытался смириться с бедственным положением вещей. В конце концов, никто не говорил, что будет просто, но сейчас слова Совершенного Владыки Линвень как-то больно били по затылку.       «Предвзяты по отношению». А точно ли другие Небожители предвзяты к Се Ляню, или они в принципе перекидывают мусорные дела, напрямую касающиеся их задниц, на тех, кого не жалко? На Сяо Синченя, например.       — Мне стоит что-то о нём знать, чтобы не вызвать его гнев?       — А ты разве можешь вызвать гнев кого-либо? — из уст Се Ляня это прозвучало… умилительно. По скулам Синченя едва скользнул румянец, заставив притупить взгляд под руки на почти съеденную маньтоу.       — У меня однажды получилось.       — Значит, он соврал.       — Но, всё-таки, — отринув неуместное смущение и попытавшись взять себя в руки, продолжил Сяо Синчень, — кто такой Хуа Чен?       Се Лянь ненадолго призадумался, как объяснить личность демона так, чтобы и страха не нагнать, и не принизить в чужих глазах его достаточно сильную и самодостаточную личность.       — Бабочка?       — Что? Ты о чём? — Се Лянь повертел головой, но в итоге запнулся взглядом о вытянутую к нему навстречу руку и парящую над раскрытой ладонью Сяо Синченя серебристую бабочку.       — Как думаешь, откуда она тут? — Се Лянь пытался подобрать ответ, грамотный, в полной мере вмещающий себя всю многогранность ситуации, только само его естество металось в оковах тела и стремилось панически начать искать Хуа Чена. — Она преисполнена духовной силой. Похоже на послание.       Се Лянь протолкнул кусочек недожёванного маньтоу в горло насухую и смело кивнул.       — Нам намекают, что стоит торопиться.       — Она от Хуа Чена?       — Она что-то вроде духовного оружия. Но без воли владельца зла не причинит.       Синчень перевёл взгляд с порхающей обольстительницы его внимания на разомлевшего в своих думах Се Ляня, который на эту бабочку глядел почти с трепетом, крепко сжимая ладони в кулаки. Вероятно, будь его воля, он бы шёл на зов этой бабочки без сна и отдыха.       Сяо Синчень резко прижал к груди вытянутую ранее руку и теперь точно поплыл краской, опасаясь даже смотреть и озвучивать вертящийся на языке вопрос. Потому что как-то без слов всё удивительно понятно.       — Я думаю, завтра мы можем идти без остановок. Не хотелось бы создавать Хуа Чену трудности с нашим ожиданием, — спустя время выдохнул в привычную между ними царящую и вдыхающую в тело спокойствие тишину Синчень и попробовал понять, хочет ли он спать сегодняшней ночью. Или стоит дальше мучить себя малодушием.       — Сяо Синчень, — позвал Се Лянь, ловя быстрый ответный взгляд. — Хуа Чен один четырёх бедствий, один из непревзойдённых. Его гнев правда не стоит сыскивать нарочно, но он не враг. Божественный Пантеон его сторониться, потому что однажды он бросил вызов тридцати трём небожителям и одолел их всех, но я не думаю, что конкретно по отношению к тебе он будет предвзято относится. По крайней мере, я так думаю.

***

      — К ночи мы будем на месте.       — К ночи?       — Город живёт ночью.       — Я тебе доверяю.       Се Лянь на мгновение даже с толку сбили эти три простых слова, но в тот же момент непривычным теплом по горлу прошлось невысказанное: «спасибо» и «зря ты так».       К обеду под палящими ничем неприкрытыми лучами солнца они оба, крепко стискивая зубы, желали поскорее добраться до простирающегося где-то на горизонте леса, одна из троп которого станет финальной дорогой в их недолгом и таком спокойном путешествии. Се Лянь позабыл, когда в последний раз какие-то поручения от Небесной Столицы исполнялись тихо и без нервов.       — Я спрошу кое-что?       — Всё, что придёт в голову, — кивнул Се Лянь.       — Почему тебя называют Богом Войны в короне из цветов?       — О.       — О?       — Ты, вероятно, не слышал о другом моём имени.       — Не слышал, — улыбнулся Сяо Синчень и благодушно склонил голову вбок. — Поведуешь?       — Мусорный Бог.       — Почему? — Синчень в удивлении под искрящими в свете его духовной силы лучах солнца, которую он пытался, но так и не смог задавить подальше в себя, посмотрел на Се Ляня и ощутил подходящую к горлу мягкую волну праведного возмущения.       Се Лянь простодушно рассмеялся и, пожалуй, впервые начал рассказ, начиная от несправедливости судьбы Наследного Принца и заканчивая собственным осознанным решением, что собирать мусор как-то выгоднее, чем быть Богом Войны.       Например, первое занятие ещё не приводило его в компрометирующие ситуации, при которых кто-то обязательно да умирал.       — К слову, также отвечая на твой предыдущий вопрос, почему «в короне из цветов».       Сяо Синчень слушал молча, в некоторых местах позволял себе нежную улыбку и глубокие мечтающие взгляды, а в некоторых — едва останавливал себя от тихой просьбы прекратить монолог. Он понимал, конечно, что Се Лянь опустил огромную уйму деталей и произошедших событий, но падения собственного государства, гражданской войны и рассказа о поветрии ликов Сяо Синченю хватило с лихвой и на три кошмара вперёд.       — А ты?       — Что — я?       — Бог чего ты? Очень удивлюсь, если такой благосклонный даочжан тоже Бог Войны. На тебя совершенно не похоже, хотя, признаюсь, силой ты не обделён. В Призрачном Городе на тебя весь сброд слетится.       Синчень неловко оглянулся на подбирающийся с каждым часом лес и отсчитывал минуты, когда солнце достигнет края горизонта. На словах Призрачный Город не вызывал опасений, как на деле, с пониманием, что ты действительно единственное светлое пятно в толще и гуще беспросветной темноты.       — Бог Милосердия. Совершенный Владыка Линвень сказал перед тем, как поведать, что тебе требуется помощь.       «Это, правда, тебе подходит, Сяо Синчень», — хотелось бы сказать Се Ляню, но эмоции, как и духовный фон самого Синченя буквально в салочки играли, и не понять, что конкретно сейчас правило в чужой голове, когда взгляд ожесточился и крепко сжались кулаки.

***

      — Ты как? — спросил Се Лянь и одёрнул себя от попытки крепко сжать плечо Сяо Синченя. Он примерно понимал, что ход в Призрачный Город приравнивался к дороге на эшафот по собственному согласию, но если Се Лянь выразил это согласие и даже был готов расписаться под каждой буквой своего имени, то присутствие Сяо Синченя в этом вопросе оговаривалось с большой скидкой на эрудированность самого Се Ляня. Ему требовалась помощь, например, моральная и чуть-чуть духовная, чтобы, в крайнем случае, можно было смело бежать по тапкам от гнева нового непревзойдённого.       — Всё в порядке.       — Я всё-таки прошу прощения, что доставил тебе неудобства. Тебе не обязательно было соглашаться на это.       — Я в порядке, — кивнул Синчень и попробовал не дышать так заполошно.       — Тогда вперёд, пока ты не упал навзничь прямо перед воротами.       Несмелая шутка удалась, и Се Лянь, который давно понял, что чувство юмора у Сяо Синченя на крайне низком уровне, чуть расслабился, заслышав его редкий смех. От страха Небожители ещё не умирали, да и Синчень вряд ли испытывал конкретно чувство страха — скорее, гнетущее неудобство и смятение в окружении сотни тысяч демонов, духов, призраков, монстров. Всяких разных.       А они смотрели, впивались взглядами с жадностью и голодом некормленной месяц сворой цепных псов, и в каждой их неловкой приветствующей недо-улыбке и полу-оскале чувствовалось неистовое желание оторвать от Синченя кусок поувесистее.       До Дома Блаженства они добрели шагом, который едва можно было назвать быстрым — практически бежали, хотя Се Лянь понимал, что конкретно ему, следовательно и его компаньону, бояться нечего.       Но опасаться стоило.       — Се Лянь.       — Да?       — Как зовут нового непревзойдённого?       — Не знаю, — выдохнул он, ступая через порог резиденции Хуа Чена и сворачивая по знакомым коридорам до главной залы. — А что?       — Не хотелось бы показаться дураком, приветствуя и сыскивая милости того, чьего имени даже не представляешь.       — Знаешь, Сяо Синчень, у многих демонов вместо имён давно одни прозвища. Собственное имя — это не то, что они любят раскрывать и показывать, как и своё истинное лицо.       — Истинное лицо?       — Набрасывают личину, видоизменяются. Знаешь, — Се Лянь нервно хохотнул, когда последний поворот показался на горизонте, — я не думаю, что хорошая идея об этом говорить здесь. Но я тебе обязательно расскажу.       — Полностью с тобой согласен.       Со стороны они смотрелись не так, как все остальные Боги и жители Небесной Столицы — без вычурности красок и одежд, без должны парадных одеяний, без сложности причёсок, в простых монашеских ханьфу и собранных, лишь бы только не мешались, на макушке волосах они казались, минимум, служителями Средних Небес, над которыми возвышаются ещё три таких же служителя.       Только неиссякаемая аура Синченя, что как притягивала своим кристальным светом, так и отталкивала прыткой мощью, выдавала в нём истинного Бога.       С какой-то стороны, отмечал Се Лянь, это очень даже хорошо. В патовой ситуации это могло дать им три, максимум, пять секунд форы.       — Градоначальник Хуа, Небожители прибыли, — Его Высочество Инь Юй, стоящий у порога в залу, огласил их визит тихим шелестом собственного голоса, и всё равно что-то предупреждающее инстинктивно сжималось на уровне переставших трястись ещё пару сотен лет назад поджилок.       Хуа Чен, взъерошенный, оскорблённый и — на минуточку — уставший, перевёл взгляд на ступивших за порог залы Небожителей и чуть оттаял взглядом, когда Се Лянь, склонившись в учтивом поклоне, заглянул ему в глаза.       — Рады приветствовать Вас, Хуа Чен, и нового непревзойдённого, — выразил своё почтение Се Лянь и кротко улыбнулся, окидывая взглядом того самого — нового, стремящимся стать пятым бедствием для всего Божественного Пантеона.       А Сяо Синчень пытался дышать. Хотя бы вспомнить, как чувствуется циркулирующий в крови по артериям кислород, и как широко могут расправиться лёгкие за грудной клеткой.       Хуа Чен даже допустил удивительную эмоцию на своём молодом лице статного юноши, которого по привычке Се Лянь хотел назвать «Сань Ланом», — ошеломление, когда его головная боль последних недель, сдерживаемая изо всех его имеющихся сил, подлетела к стоящему поражённым молнией столбом Небожителю, а тот почти… рыдал. Безмолвно. Без слёз. Сотрясался в ужасе и отчаянии, которого нельзя было скрыть за маской банального равнодушия и нелицеприятности чужих прикосновений.

***

      — Сюэ Ян, — неслышно ни для кого вокруг выдохнул Синчень чуть прежде, чем его обняли — слишком сильно для человека, слишком бездумно для демона, опасавшегося за свою жизнь.       На него налетели вихрем, заставили пошатнуться и для упора сделать шаг назад, и никак, ни при каких обстоятельства не хотели выпускать. Даже, когда сам Сяо Синчень понял, что не сможет вывезти эмоции скоропостижной встречи с собственным наказанием.       А «наказание» бездумно шептало вереницу всех слов искупления и извинений, молилось о чужой жизни и здравии, и очень горького сожалело о содеянном.       — Синчень, Синчень, Синчень, Сяо Синчень, — Сюэ Ян пальцами, всё также не в полном наборе, утопал в россыпи тёмных струящихся по спине своего даочжана волос, водил сверху вниз, точно проверяя на истинность осязаемой перед ним картинки, крепко прижимал к себе и давал почувствовать себя. Гнетущий холод тела и глубину исходящего мрака.       Сюэ Ян ведь даже не дышал.       — Сяо Синчень? — позвал Се Лянь, став спасительной соломинкой, тонкой ниточкой надежды из окутывающего и очаровывающего своей глубиной океана отчаяния.       — Чэнмей, отпусти нашего гостя.       — Чэнмей? — шепнул, почти выдавил из горла Синчень, и понимал, что кроме языка, даже пальцем пошевелить не в силах.       А Сюэ Ян Хуа Чена будто и не услышал.       — Глупо, да? Я думал, кем вообще стоит назваться, чтобы куча моих врагов в прошлом не стала искать меня и в настоящем, хотя понимал, что всё это временно, и меня всегда будут хотеть убить, но ничего, — Сюэ Ян глубоко выдохнул, на эмоциях, чем действительно ему это нужно было, — я ничего не мог придумать, кроме этого глупого имени. Ты ведь впервые именно его услышал, а, знаешь, как я его ненавидел при жизни. И всё равно бесит, но сейчас…       — Чэнмей, убери руки, иначе я тебе их оторву.       — Ой, вот не заливай, Господин Градоначальник, — чуть оторвавшись и склонив в сторону Хуа Чена голову, хохотнул Сюэ Ян, но фигуру Сяо Синченя за пояс прижал к себе поближе, не обращая внимание, какую резь и боль приносит ему духовное сияние родного силуэта. — Ты мне все уши уже прожужжал.       — Сяо Синчень? Ты в порядке? — вставил между грозным взглядом и разгорающимся между двумя непревзойдёнными скандалом Се Лянь и сделал шаг навстречу застывшему Небожителю.       Сяо Синчень стоял неподвижно, с закрытыми без движения глазами, спасаясь в такой любимой и ненавистной ему темноте, моля безмолвно Се Ляня о том, чтобы тот даже не думал затыкаться. Иначе Синчень действительно захлебнётся в собственной крови.       Жое незаметно соскользнула с запястье Се Ляня и резво обвилась вокруг правой руки Чэнмея крепким узлом, дёргая её в сторону на эффекте неожиданности. Из чужой левой руки Се Лянь Сяо Синченя выхватил со всей присущей ему по статусу Бога Войны силой, отошёл в максимально противоположную сторону под полный ужаса взгляд Чэнмея и закрыл фигуру Бога своим плечом.       Смешно, наверно, это казалось, учитывая небольшую, но разницу в росте и исходящем духовном сиянии.       — От-дай, — по слогам прошипел Сюэ Ян, скалясь и рыча, не боясь даже выставленной поперёк его груди руки Хуа Чена. Хуа Чен не понимал мотивов Наследного Принца, но потворствовал, так как сам осознавал нестандартность сложившейся ситуации.       — Успокойся, Чэнмей, — грозным тоном, с присущей демону злостью и гневом проговорил Хуа Чен, и когда напряжённая минута тишины спала, крепко, практически вспарывая ногтями чужую ткань одежд, сжал Сюэ Яна за плечо. — Ваше Высочество, что произошло, у Вас есть понимание ситуации?       Се Лянь, в душе едва смутившись, отрицательно покачал головой и правой рукой схватился за бледное, едва ли не ледяное запястье Сяо Синченя. Отрезвило мгновенно.       — Вы знакомы?       Сяо Синчень навскидку был ни жив ни мёртв, в принципе, как и все Небожители, и на фоне собственного света почти сливался с царящей аурой.       — Это…       Синчень хотел сказать: «Сюэ Ян». Но Се Лянь, не слышавший ни про Орден Гу Су Лань, где Сяо Синченю воздвигли храм, и лишь боком заслышавший про Старейшину Илин, который в своё время прославился на половину Поднебесной, понимал, что настоящее имя непревзойдённого демона мало что скажет о ситуации.       А такие интимные подробности они с Се Лянем под бокал вина ещё не обсуждали.       — Он причастен к твоей смерти?       — Что? — мигом за этим вопросом и взглядом с непозволительно близкого расстояния с глаз точно спала пелена.       Синчень как-то не задумывался над этим. Синчень всё это время считал себя слабым, недостойным титула «Ваше Высочество» и сущности Небожителя, и в его сферу мыслей редко допускались такие моменты, как — а не из-за Сюэ Яна ли я удостоил Шуанхуа чести быть окроплённым кровью собственного хозяина?       В суициде не может быть виноватых. Это было его решение — да, импульсивное, эксцентричное, эгоистичное, но сугубо личное. Сюэ Ян даже меча не успел поднести к его шее ближе, чем на чжан.       — Это не он. Я сам себя убил, Се Лянь, — почти бесцветным голосом выдавил Сяо Синчень и метнул взгляд в сторону прищуренных глаз Сюэ Яна. Таких же, чёрт возьми, ярких, как Сяо Синчень помнил в последнюю их встречу у храма Байсюэ. — Чэнмей может быть виноват в смерти тысячи, десятков тысяч человек, но он точно не виноват в моей.       — Выгораживаешь? — раньше, чем Се Лянь успел допустить вслух примерно такую же по смыслу фразу, на стены парадной залы пропел Сюэ Ян и по-дьявольски — вот теперь точно — усмехнулся.       — Ни в коем случае. Говорю, как считаю правильным.       Сюэ Ян в ответ только цокнул, чуть обиженно и приниженно, и мало кто понимал, включая самого Сюэ Яна, что творилось в его несчастной с гиперфиксацией на Сяо Синчене голове. Вероятно, то же, что и у Хуа Чена, как никак, а «по-дружески» рассказать о своих былых и нынешних увлечениях за игрой в кости они всё-таки умудрились.       — Тогда, если конфликт исчерпан, — Хуа Чен перевёл строгий, полный обещанных кар небесных, взгляд на Чэнмея, как бы предупреждая — одно неверное движение и комплект рук и ног станет нуждаться в замене, — может перейдём к обсуждению главного вопроса? Попрошу всех пройти в обеденную залу.

***

      Сяо Синчень изначально планировал не говорить, беря в расчёт свою прижизненную неопытность ведения переговоров и заканчивая своей только недавно смирившейся ролью Небожителя. И хоть Се Лянь также делал помарку, что новый непревзойдённый также неопытен, глуп и несведущ в делах Небесных, всё-таки поход был организован не обеда ради — и каждый это понимал.       Хуа Чен не желал очередной боевой потасовки с участием Наследного Принца Сяньлэ, Се Лянь не планировал тратить свободное время, силы, как моральные, так и хуаченовские духовные, которые заимствовать придётся в любом исходе, но оттянуть бы этот момент до крайнего неотложного, а Сяо Синчень по глубине своей натуры был натурой безконфликтной, мирной и… домашней.       Чэнмей, удивительно, глядя на Сяо Синченя, как на пришествие длани мирской, протянутой к его лбу рукой покоя, в корне также не желал войны и прочих вытекающих обстоятельств.       Гора Тунлу вытрясла из его тела весь имеющийся запал агрессии и раздражения.       Переговоры вышли не в пример сложившегося знакомства тихими, согласованными, Его Высочеством Инь Юеем законспектированными и продекламированными. Се Лянь, позволив себя эту кроткую вольность, выдохнул с облегчением, но бледную руку Сяо Синченя в душе отпускать опасался — испытующий взгляд Чэнмея, без препятствий и оград, забирающийся Синченю прямо под кожу, его напрягал.       — Позволите разговор, Ваше Высочество, — с кислой миной проговорил Сюэ Ян, поднимаясь из-за стола и протягивая раскрытую обещано безопасную ладонь Сяо Синченю, но смотрел волком исключительно на Се Ляня. Который отвечал — пытался — ему тем же.       — Чэнмей, без глупостей, — оборонил Хуа Чен, и Сюэ Ян возмущённо нахорохорился, будто он сам себе мог позволить грубость по отношению к даочжану.       — Хуа Чен, а это… — «безопасно?» хотел сказать Се Лянь, но Сань Лан с мягкой, но требовательной улыбкой прервал его на полуслове.       — Позволь им поговорить, Ваше Высочество. Я думаю, у них найдутся общие темы.       Се Лянь внутри себя был совершенно с этим не согласен! Чэнмей дышал, думал и жил темнотой души, на него бы маску нацепить — и кошмар Се Ляня оживёт и заиграет новыми, сумасводящими красками.       Сколько из этого отразилось в его глазах, на лице и движениях, понять было трудно, но крепко сцепленные на запястье Сяо Синченя пальцы сам Синчень легко накрыл свободной ладонью, безмолвно говоря: «Всё в порядке».       «Я в порядке».       А Хуа Чен, исподлобья наблюдающий и ничего дальше пальцев Сяо Синченя на руке Се Ляня не видящий, был не в порядке.       Наверно, стоило им с Се Лянем обменяться паролями от Духовной Сети общения, так было бы гораздо проще доносить свои мысли без излишних прикосновений. Но с ними и дарился душевный покой и уверенность в собственных силах.       — Пойдём, Чэнмей, — кивнул Сяо Синчень, но протянутую ладонь оставил без внимания и шагнул в сторону открытой, обозреваемой со всех углов веранды. Чисто на всякий случай.       Уже за мелькнувшей следом фигуры Сюэ Яна, которую Хуа Чен проводил осторожным взглядом по касательной, он посмотрел на Се Ляня с нежным обожанием, душа все порывы скрыть Наследного Принца в лабиринтах собственного дома.       — Почему ты так переживаешь, Ваше Высочество?       Се Лянь судорожно вздохнул и сжал ладони в кулаки покрепче.       — Потому что он похож на мой персональный ночной кошмар.       — Это не он.       — Почему ты в нём так уверен, Сань Лан?       Хуа Чен мягко улыбнулся, так, как позволял себе улыбнуться только в присутствии Его Высочества, одаривая его искренним сиянием до конца невыраженных необъятных чувств.       — Потому что вижу в нём себя.       * * *       — Не закрывай, — на выдохе произнёс Сяо Синчень, когда быстрые руки Сюэ Яна потянулись к дверным створкам в попытке скрыться от чужих испытующих глаз.       Сюэ Ян заскрежетал зубами, был готов оставить росчерк острых ногтей, звериный и дерзкий, но глубоко вдохнул — для успокоения, как советовал Хуа Чен, ведь непревзойдённым демонам не пристало себя вести, как дворовым бешеным шавкам, уж больно в такие моменты Сюэ Ян напоминал Ци Жуна — и с ним Сюэ Ян тоже познакомился. Имел честь, так сказать. И воочию узрел то, кем становится не желал.       — Ладно.       — О чём ты хотел поговорить? — Сяо Синчень оглянулся на оставшихся сидеть за обеденным столом Се Ляня и Хуа Чена, и — странно, отчего-то побоялся даже на расстоянии почти в пять, а то и шесть чжанов назвать Сюэ Яна настоящим именем. Он не до конца понимал значимость настоящего имени для демона, но чужие порядки чтил, как когда чтят основы даосизма, люди к ним не причитавшиеся. — Чэнмей.       — О Бог ты мой, — с заискиванием хохотнул Сюэ Ян; до боли и судорог в каждой переломанной по несколько раз косточке захотев вновь коснуться светлого образа Сяо Синченя, вновь под пальцами ощутить бешено бьющееся сердце и почувствовать его сорванное, такое живое дыхание на своей коже.       Сам Сюэ Ян как восемь лет мёртв. Мёртв и холоден ко всему, что не Сяо Синчень.       — Извини за каламбур, даочжан, мне ведь ещё можно так тебя называть? Или всё-таки по титулу?       Синчень с проступающим редким сомнением на лице медленно кивнул. От «Его Высочества» поистине тошнило, он его не заслужил.       — Даочжан, — споро, словно все восемь лет только и ждал возможности сказать это живому — живому! не трупу! — человеку, проговорил Сюэ Ян с глубоким придыханием и силой воли и упорных долгих лет тренировок заставил устоять себя на месте.       А в момент узнавания не сдержал. Не смог. Захотел убедиться в сию же секунду, что не морок, не накинутая на кого-то другого личина, что никакая мразь Поднебесной не прознала о его первой и единственной слабости.       Сяо Синчень попытался вглядеться в это лицо, преисполненное откровенной радостью, немыслимым счастьем, попытался понять, что такого произошло за несколько лет его пребывания не-живым, что Сюэ Ян перестал плеваться ядом, как молодая гадюка. И никаких причин этому не находил.       А Сюэ Ян по-прежнему был высеченной на обратной стороне его века копией себя молодого, по-юношески дерзкого и с капелькой демонической сути… противоестественно притягательным.       — Мы можем простоять в молчании, но, если это всё, что ты хотел сказать, я, пожалуй, пойду, — Синчень склонил голову в почтительном жесте, как перед существом, стоящим гораздо выше него на эволюционной ступени развития.       Было бы легче Сюэ Яна в ближайшей бесконечности больше не встретить, но и броска игрального кубика не надо было, чтобы понять, что удача Сяо Синченя отвернулась от него ещё с момента схождения с горы.       — Нет! Даочжан, я… — скучал? Невыносимо перед тобой виноват? Не убил ни одного человека после твоего такого фееричного ухода из жизни и жил лишь единственной целью достать тебя из лап смерти, которая по-правильному несправедлива к таким ублюдкам, как я?       — Что, Чэнмей?       — Не знаю. Не знаю, что из всего вертящегося в голове хочу сказать, чтобы ты перестал смотреть на меня так.       — Как?       Сюэ Ян истерично хмыкнул под вопросительный излом тонких бровей Сяо Синченя.       — Как будто действительно не винишь меня в своей смерти.       — Я правда не виню тебя.       — Почему?!       Сяо Синчень от переполненной праведным гневом фразы, обращённой Сюэ Яном на самого себя, инстинктивно отступил на шаг и удивился. Почему? А разве он когда-то по-настоящему винил Сюэ Яна в чём-то?       Может быть, только по отношению к несправедливой резне в клане Чан и храме Байсюэ, но прошло столько времени… так мало в понимании Се Ляня и так много в глазах Сяо Синченя.       — Потому что ты меня не убивал. Я сам это сделал.       — Но ведь… это я…       — Чэнмей, — мягко начал Синчень и рукой скользнул по холоду резных перил, — это только моя вина в том, что я не смог справиться с собственным отчаянием и поступился принципами. Какие бы невзгоды не встречали меня на пути, я должен был выдержать, выстоять и принять их, как полагается даосу. Но я не выдержал и позорно сбежал. И в этом нет твоей вины.       Сюэ Ян с каждым произнесённым словом тоже чувствовал, что теряет такую нужную его телу опору. Стоило свалиться перед Сяо Синченем на колени, ведь это он тоже заслужил — стоять перед ним на коленях, пока коленные чашечки сквозь мясо проступать не начнут.       — Ты святой, что ли? Блять, точно святой.       — Не выражайся, пожалуйста.       — Извини.       Неловкое молчание ненадолго затянулось в свете горящих в Призрачном Городе огней. Шум нескончаемой толпы едва доносился до Дома Блаженства, и это, наравне с настоем ароматных трав, который следовало бы заварить по возвращению в Небесную Столицу, весьма успокаивало       — Даочжан.       — Да.       — Кто отдал тебе эти глаза?       Это было ещё одним пунктом из приоритетного списка вопросов, которым задавался Сяо Синчень, но так и не находил ответа.       — Я не знаю. А что?       — Они не твои.       — Что?       — Не твои. Я помню, как выглядят твои глаза. Эти — не твои, если только качественная копия.       «Ты дурак?»       По щекам Сяо Синченя скользнул румянец и растворился в глупом смущении и попытке взять над собственными эмоциями вверх.       Да где ж это видано, чтоб его глаза — такую неприметную часть, — запоминали, а потом ещё и говорили, что то — высококачественная подделка.       — Да что с тобой такое? — в глухом бессилии выдохнул Синчень, схватившись за перила крепче. Сначала обнимает, доводя до исступления неожиданным, свалившимся на голову резким порывом, заставляя всерьёз опасаться за целостность внутренних органов и сомневаться в прочности костей, а затем выдаёт такие волнующие фразы и смотрит исподлобья хуже побитой собаки.       — Со мной? Со мной всё хорошо, всё отлично, знаешь ли, я впервые за восемь лет чувствую себя настолько живым.       — Восемь лет? Погоди, что…       — О, — выдавил Сюэ Ян и горького… улыбнулся. Совсем немного, краешком губ. — Так ты не знал?       — Я, — Синчень прочистил горло и неуместно неловко отвёл взгляд, — в последнее время слишком часто снисхожу до осознания, что вообще мало что знаю об устройстве мира. Вознесение не сопровождалось подобным пособием.       «А жаль».       — Ясно.       И замолчал.       На самом деле Сяо Синченю бы хотелось, чтобы Сюэ Ян не прекращал говорить, помня о его манере трещать без остановки сорокой, это дарило смутное понимание, что хоть кто-то из когда-то знакомых ему людей следил за вереницей проходящих в мире событий.       Но натура Сюэ Яна — когда-то лживая, противоположная, грубая и в то же время бесконечно ранимая — отложилась на памяти Сяо Синченя несмываемым пятном огромных притязательств и сплошного недоверия.       — Скажи мне, Чэнмей, — аккуратно начал Синчень, боковым зрением ловя на всё готовый взгляд Сюэ Яна, — что произошло? Почему ты стал… таким?       — Хах, даочжан, — весело рассмеялся Сюэ Ян, опираясь локтями о те же перила, что служили Сяо Синченю опорой в диалоге, лицом к непрекращающемуся сомневаться в его беззлобности Се Ляню. И подмигнул, чтобы Наследный Принц Сяньлэ даже не думал расслабляться, несмотря на присутствие такого сильного и надёжного Хуа Чена. — Это было так давно, кажется. Хотя, по заверениям, и эти воспоминания скоро покажутся необъятно далёкими. После твоего ухода, — «смерти, Сюэ Ян, смерти», — я пытался тебя воскресить. Знаешь, долго пытался, поддерживал твоё тело всевозможными печатями и заклинаниями, вливал духовную силу, в общем, всё, что угодно, что приходило на тот момент в голову. А потом я умер. Когда в очередной раз ничего не получилось, и твоя душа раскололась…       — Моя душа раскололась?       — Да, — кивнул Сюэ Ян, ловя пронзительный взгляд Синченя и удерживая его как можно дольше. — Именно так. Потом я умер. Не помню, как именно, кажется, напоролся на твой меч. Или это был Цзянцзяй, тяжело сказать. Я был не в себе, точнее, не в себе больше обычного, и тьма просто забрала меня себе. Смерть, достойная босяка, ступившего на Тёмный Путь и не сумевшего сохранить самое ценное в своей жизни.       — Что сохранить?       — Её смысл. Он также раскололся. Глупо и просто. Кажется, я умирал в канаве, где ты меня и нашёл. А потом я стал демоном, потому что не мог просто так бросить твоё тело гнить в похоронном доме города И, потому что святой даочжан, спасший убийцу, проявив милосердие и чистоту порывов не мог умереть такой противной и жалкой смертью. Ведь это была моя прерогатива, мне она была предначертана свыше. Затем я пытался выжить в мире демонов, много узнавал, запоминал, кое-где и кое-кому идеи вкидывал, но, знаешь, так никого после из людей и не смог убить. Хотя очень, очень хотелось. Просто шёл в тот дом, где ты лежал без движения стотысячный по счёту час, и просил, чтобы ты в один момент очнулся. Как-то познакомился с Хуа Ченом, цапались с ним, я пару раз буквально восстанавливал себя по кусочкам, а потом… — Сюэ Яном вдруг замолчал. И тяжёлым взглядом окинул спину Хуа Чена: ровную, статную, с широко расправленными плечами.       — А потом?       — Потом он увидел тебя. Не знаю, что он там нашёл, ты всё ещё был мёртвее Призрачного Генерала. Но мы, вроде как, нашли общий язык. Так я узнал о Его Высочестве Наследном Принце Сяньлэ, да и следом, спустя год-два, он сам объявился. К слову, вижу его впервые, Хуа Чен всё не стремился мне его показывать, пока непревзойдённым не стану.       — Зачем?       — Да кто ж его знает. Может, потому что не пристало таким напыщенным индюкам со всяким сбродом якшаться. Но заслуг Хуа Чена в моём ранге с гулькин хрен, я всегда был самостоятельным мальчиком. И понимал, что нужно было этого ранга добиться, когда ещё ты рядом был, но всё откладывал на потом. Знаешь, а ведь испытания на Горе Тунлу, порой, занимают и годы. Я просто не представлял, что не увижу тебя так долго, да и что потом увижу по возвращению.       — И…       — Тебя всё равно у меня забрали. Воскресший Старейшина Илин и его приблуда в виде Второго Нефрита Лань. Тебя забрали, а меня, как бы, убили. Я решил не расстраивать учителя Вэя, в конце концов, он очень старался нести справедливость в этот мир на своём горбу. И потом мне просто стало нечего терять: ни свою жизнь, ни что-либо ещё. Да и по стечению обстоятельств Гора Тунлу открылась, вот я и… пошёл. Даже не помню, как оттуда вышел, а передо мной Градоначальник Хуа, весь такой изящный, гордый, аж зубы свело, и наглый. Так что как-то так.       Сюэ Ян ненадолго замолк, вспоминая собственный взлёт самых разных ощущений — от неконтролируемого гнева, ярости и отчаяния до покаянного смирения с несправедливостью насущной жизни.       А Сяо Синчень, неожиданно для себя, волнующе улыбался простирающейся на горизонте ночи и думал — долго, детально, вспыхивая краской на достаточно интимных моментах рассказа, ведь это всё ещё было… его тело.       А тот крик при вознесении — очень сильно походил на излом души самого Сюэ Яна.       «Господи, как стыдно».       — Ну, а ты? Как тебя угораздило, даочжан, стать святым теперь во всех смыслах этого слова?       — Честно? — улыбнулся Сяо Синчень и тихонько под нос рассмеялся, когда Чэнмей кивнул и ответил:       — Честно.       — Понятия не имею.       * * *       Се Лянь, снедаемый нервами, волнением и комом к горлу подступающими опасениями ошарашенно шумно вздохнул, когда Сяо Синчень шёл на своих двоих, без дрожащих губ и в благодушном положении дел.       Сюэ Ян, мельтешащий тёмным пятном у него на фоне, размываемый аурой Небожителя, каждому его шагу внимал с горячо покровительствующим взглядом.       — Всё хорошо? — подойдя поближе к Сяо Синченю, уточнил Се Лянь, на что Хуа Чен ревностно и безосновательно цокнул.       — Да, — по губам Синченя скользнула мягкая добрая улыбка, которой он одарил каждого присутствующего, вводя в непоколебимый транс смирения. Видимо, духовные силы он свои не рассчитывал и как-то двояко воздействовал на собственное окружение из ещё одного Небожителя и двух непревзойдённых. — У нас ещё остались дела?       — В принципе, всё разрешилось более, чем благополучно, — подвёл черту Се Лянь и, виновато поджав губы, взглянул на Хуа Чена, не удостоившего никого чести своим поднятием на ноги. — Хуа Чен?       — Никаких протязательств на трон в Небесной Столице не выражаю, — со сладостью тягучей потоки ответил Хуа Чен и дополнил предложение словами, но уже предназначенными исключительно для ушей одного Се Ляня: «Но на одного Бога Войны всё ещё имею виды».       «Сань Лан», — Се Лянь закусил внутреннюю сторону щеки и в растерянности на секунду потупил взгляд в пол.       — Чэнмей?       — К всеобщему спокойствию, Ваше Высочество, мне будет достаточно святости одного даочжана, — с ухмылкой ответил Сюэ Ян и посмотрел на Сяо Синченя, пытающегося не смеяться с таких глупых намёков. — Как с тобой связаться, даочжан? А то вряд ли в вашей Небесной Столице обрадуются моему визиту.       — Чэнмей, мы ведь не друзья, — сказал, как колом в сердце ударил, Синчень, но уже с более присущей его характеру серьёзностью продолжил: — Тем более, я всё ещё помню о Сун Лане. И подозреваю, что произошло с А-Цин, хоть ты её ни разу так и не упомянул. Поэтому… дай мне время. Я не виню тебя в своей смерти, но смерть… лучшего друга вряд ли смогу…       — Я понял. Не продолжай.       Се Лянь воровато оглянулся с сожалений одного на попытки пересилить и задавить в себе искренний порыв разрыдаться другого, и всё же — пора.       — Хуа Чен, не поможешь с печатью «сжатия тысячи ли»?       — Для Его Высочества — всё, что он пожелает.       За время прорисовки каждого символа Сюэ Ян и Сяо Синчень не сказали друг другу ни слова, и это должно было погасить настороженность Се Ляня относительно нового непревзойдённого, но в тот же миг — в совершенно противоположной стороне — Сяо Синченя что-то глубоко коробило и пыталось съесть. Его демоны за воротами ханьфу.       Когда печать была готова, Синчень, не до конца разбирая ряды повторяющихся символом, сделал шаг навстречу двери, которая, предполагаемо, должна была доставить их в монастырь Водных Каштанов, и в тот же миг Сюэ Ян, плюнув на терпение, собранность, совладение с собственными порывами, сомкнул пальцы на белоснежном запястье Сяо Синченя и крепко, до боли в глазах от бьющего небесного света и сгорающих от него же открытых ладоней, обнял, прижимая чужую, худую и тонкую фигуру Бога Милосердия к собственной груди.       Там сердце не билось, но ему очень хотелось, чтобы Сяо Синчень услышал его прижизненный отклик.       — Я бесконечно буду виноват перед тобой, Сяо Синчень. Но я никогда от тебя не отвернусь, даже если когда-нибудь ослепну от твоего неугасаемого света.       * * *       В потоке нескончаемых трудовых будней Сяо Синчень пытался забыться: он на всяческих бесправных мотивах по прибытию вызвался помочь Дворцу Линвень, пока его Совершенный Владыка не запнулся о тёмные мешки под глазами.       Работа с документами для Синченя, что при жизни, что посмертно казалась новой, непонятной и требующей огромной концентрации, впрочем, стыд и совестливость активно подгоняли к действиями, мотивируя фразами: «Ты три месяца лежал без движения и внесения вклада в общее дело. Отрабатывай».       Сяо Синчень мучился, выл, тёр больные, казавшиеся песочными веки, но исправно трудился.       За бумагами, архивацией и докладами незаметно пролетел месяц. А следом за ним ещё один. В этих же бумагах Сяо Синчень неожиданно для себя вычитал, что Сун Лань после Вознесения Сяо Синченя был погребён, а его душа отправилась в цикл перерождения, следом за душой А-Цин, которая, впрочем, ушла из мира без сожалений.       Сяо Синчень искренне верил, что когда-нибудь они ещё свидятся.       Потом, в какой-то момент, незаметно пролетающий, как слитый, целый и непрерывный, Синчень услышал это:       «Ваше Высочество, прошу Вас, даруйте мне покаяние».       Мольбу.       Вероятно, первую за весь период своего пребывания в Небесной Столице, и от неожиданности такого знаменательного события подорвался на месте, рукой задев одну из высоченных столпов бумаг. Те листопадом окропили вычурный мраморный пол Дворца Линвень и вмиг нагнали тоску на всех проходящих мимо служителей Средних Небес.       А Сяо Синченю стало невообразимо стыдно. И очень-очень хорошо. Ведь кто-то просил его о помощи, вырвав, хоть и нагло, неаккуратно, из круга бумажной волокиты, которой он пытался заполнить пустоту в голове.       — Ваше Высочество, что-то случилось? — Совершенный Владыка заинтересованно косо взглянула с другого конца зала и выжидающе молчала.       — Да. Не подскажите, а что Боги делают, когда слышат обращённые к ним молитвы?       Линвень посмотрела на Сяо Синченя с доброй усмешкой в уголках глаз и отложила смету по строительству очередного дворца на край стала. До следующей недели.       — Пытаются помочь? Сделать всё возможное, что в их силах.       — А… как?       — Для начала, выясняют обстоятельства и первопричину молитвы. Что сподвигло верующего обратиться к тому или иному Божеству. А следом, используя весь свой имеющийся опыт, наставляют на праведный путь.       — Ясно, — волнительно кивнул Сяо Синчень и хотел было присесть обратно, но… не хотел. Хотел срочно отправиться в один-единственный воздвигнутый ему храм, чтобы протянуть руку помощи действительно отчаявшемуся человеку.       — Думаю, сейчас, Ваше Высочество, у Вас действительно образовалось неотложное дело. Не переживайте. Здесь всё уберут и справятся без вас.       — Точно?       — Ну раньше же как-то справлялись.       * * *       Сяо Синчень не знал, куда ему идти. Вернее, чувствовал, но Облачные Глубины — обширны и необъятны, подчинены Ордену Гу Су Лань, и вряд ли кто-то пропустит его на чужую территорию, даже скажи он от чистого сердца, что пришёл по просьбе одного из его адептов.       Почему-то чувствовалось, что правила Гу Су Лань распространяются даже на Небожителей Божественного Пантеона.       — Ну и что мы тут делаем? — шепнули со спины доселе невероятно знакомым голосом на ухо. По острым позвонкам прокатилась стая бесовских мурашек и исчезла в районе копчика, но оставила за собой ничем и никак не передаваемые волнующие ощущения.       — Сюэ Ян! Нельзя же так подкрадываться, — подорвался на месте Синчень, стоя у самого подножия прорезающих облака гор, окинуть цельным взглядом которые не предоставлялось возможным.       — А ты ещё громче прокричи, кто я. Боюсь, ещё не все услышали.       Сяо Синчень издал звук: что-то среднее между мученическим стоном и вздохом сожаления. Им действительно не следовало привлекать внимание.       — А вот так делать не советую, — по чужим губам прошлась дерзкая, с осознанием собственной привлекательности соблазнительная ухмылка, открывая на секунду взгляд на острые клыки. Они и раньше-то выделялись, а теперь как-то яро притягивали взгляд, лишая возможности их не заметить.       — Почему?       Чэнмей вздохнул и махнул рукой. Это бесполезно, это святое существо перед ним не понимало, не понимает и не будет понимать даже открытых намёков. Сюэ Ян допускал мысль, что, даже сказав о своих притязательствах на душу, тело и сердце Сяо Синченя в прошлую встречу, тот даже бровью не повёл в правильную тропу домыслов. — Так что ты тут делаешь, даочжан?       Даочжан окинул взглядом гору, постарался, по крайней мере.       — Мне молились с храма, который находится на территории Гу Су Лань. И Совершенный Владыка Линвень сказала, что, как Божество, я должен внять этой молитве и сделать, всё что в моих силах, чтобы верующий…       — Стал верить ещё сильнее?       — Что-то вроде того.       — И в чём проблема?       Сяо Синчень скептически косо глянул на Сюэ Яна, мол, а ты разве сам не видишь? Сюэ Ян же оставался при своей позиции, что, если тебе куда-то нужно попасть и чего-то добиться, а перед тобой встаёт стена — сломай стену.       — Сюэ Ян, в Орден Гу Су Лань нельзя попасть без приглашения.       — Почему это? — расплылся в усмешке Сюэ Ян — «истинный демон». — Я знаю тысячу и один способ, как попасть туда, куда мне нужно.       — Они все подразумевают под собой взлом и проникновение на чужую территорию. Вот тебе было бы приятно, если бы в твой дом вторглись без приглашения и ведома?       — Этот кто-то остался бы, как минимум, без ноги.       — Вот и я о том же. Мы создадим неудобства, устроим переполох и все благие намерения канут в небытие.       — Я понимаю, — кивнул Сюэ Ян и шагнул чуть ближе к Сяо Синченю, теряя всякое понятие о личных границах и зонах комфорта. — Но это ведь твой храм.       — …что?       — Это твой храм, Сяо Синчень. А раз он твой, то вторжение уже не будет считаться таковым, так как туда пришёл его истинный хозяин.       — Но…       — А если ты пригласишь меня, то и моё появление в пределах твоего храма не будет считаться проникновением на частную территорию.       — Но это же богохульство! Демон в храме Небожителя!       — Да? Тогда храм Его Высочества Наследного Принца Сяньлэ также считается богохульством. Его ведь воздвиг Хуа Чен. Демон, как ты помнишь, ранга непревзойдённый.       — Ох, Сюэ Ян, — залился краской Сяо Синчень и был готов упасть в ловко обвившую его со спины руку, но упасть уже не предоставлялось возможным — рука держала крепко. — Ты меня с ума сведёшь.       — Разве?       — Да.       — Так что делаем? Пригласишь в гости? А я тебя, так и быть, доведу прямо до дверей.       — Ты знаешь, где находится храм?       — Я якшаюсь с Хуа Ченом. Приходится соответствовать, чтобы время от времени перееигрывать самого Собирателя цветов под кровавым дождём.       — Ты невозможный, — выдохнул Сяо Синчень и с красными скулами и глуповатой улыбкой утонул в изгибе чужой шеи, неприкрытой мягкими шелками нижних одеяний.       — Может быть, — вкрадчивым шёпотом пропустил Сюэ Ян и ласково соскользнул пальцами вверх по тонкой талии Сяо Синченя, приобнимая за плечи — и в то же время не давая полностью отстраниться.       А Сюэ Ян вкусно пах. Сладко, как те конфеты, что Сяо Синчень приносил ему по утрам давным-давно.       — Чэнмей, — выдохнул Синчень, понимая, что у него изначально не имелось других путей выхода из сложившейся ситуации, — проводишь меня до храма? Я приглашаю тебя.       — С удовольствием. Закрой глаза, даочжан.       — Зачем?       — Прогуляемся по теням.       * * *       — А у тебя здесь уютно, — первое, что услышал Синчень, но… ничего даже не почувствовал. Они… действительно в храме? — Хей, ты уже можешь открывать глаза.       — Если эта такая шутка, Сюэ Ян, то я тебя толкну.       — При желании ты можешь меня даже избить, — заманчиво-уклончивым тоном пропел Чэнмей, и, хмыкнув и подумав о чём-то своём, Сяо Синченю недоступном, разомкнул объятия и сделал шаг вперёд — глухой поступью в стенах храма отразились его шаги и замолкли, предположительно, перед алтарём. В противном случае там больше не на что смотреть.       И Сяо Синчень посмотрел, нерешительно, с тихим интересом, пытался почувствовать духовную связь с местом, откуда, по божественному замыслу, берут своё начало его духовные силы (но Синчень всё-таки допускал малую вероятность, что не только отсюда, ведь ореол божественного сияния неумолимо сверкал день ото дня, и медитации ещё ни разу не оказали положительного эффекта для его… исчезновения).       — Ну что, убедился?       — Да, — трепетно выдохнул Синчень и живым беглым шагом прошёлся по всему храму, обогнул алтарь, стараясь не вглядываться в воздвигнутую по центру статую его самого. Зато Сюэ Ян на неё смотрел неотрывно, откладывая в памяти цунь за цунем, и всё равно бессмертный идеал, носящийся маленьким сверкающим вихрем, казался краше даже в размытых откликах рябью шедшей перед глазами картинки. — Это просто…       — Ничего удивительного?       — Ты всегда такой недовольный?       — Только когда дело касается того, что меня действительно волнует.       — И что тебе опять не нравится?       — Можно было сделать побогаче?       — Я не Бог Богатства.       — Я в курсе. Но раз они просят у тебя снисхождения во имя прощения собственных грехов, то можно было бы отнестись к этому как-то щепительнее что ли.       — Сюэ Ян, — назидательно и нравоучительно хмыкнул Сяо Синчень, скрестив руки на груди, — расскажи мне, чему учат десять заповедей даосизма?       — Не знаю? — вопросительно изогнул брови Чэнмей и усмехнулся. — Воздержанию?       — Сюэ Ян! Мы в храме!       — А что я такого сказал? — и он ведь, право слово, правда считал, что всех даочжанов в первую очередь учат воздержанию: в жизни, любви, постели. Ни в чем нельзя разгуляться, святая ж простота и очарование в минимализме. — Разве я не прав?       Синчень оторопел и помедлил с ответом — ведь по сути, одна из заповедей действительно гласила о собранности мыслей и не допущению распутства тела.       — Технически, прав.       — То есть вам действительно запрещено… всякое там, людское. А как же продолжение рода святых даочжанов?       — Почему тебя волнует только это? — смутился Синчень и очень пожалел, что у него не имелось спасительного веера, как у Повелителя Ветров и Вод, за которым, как минимум, удобно прятать красное лицо. А если Сюэ Ян продолжит свои нелепые разговоры, Сяо Синченя гарантировано ожидало перегревание от притока крови в голову. — Мы… можем. Но я не представляю, как сейчас на мне это скажется. Где-то слышал, что… ну…       — Секс? — учтиво подсказал Сюэ Ян и даже не поморщился. «Сволочь такая».       — Он самый. Что он плохо сказывается на духовных силах, и Небожители, чья религия этому… акту воспрепятствует, потом испытывают нехватку этих самых сил. Это также может затянуться на года вперёд, ну, восполнение этих духовных сил.       — То есть, даочжан, ты так светишься, потому что девственник?       — Что?! Сюэ Ян! А ну живо выметайся, либо прекрати молоть чушь в пределах священного места! Ума не приложу, что я рядом с тобой делаю.       — Ну-ну, не обижайся, даочжан, — Сюэ Ян шагнул навстречу, подначивая ощущение бедламного положения Сяо Синченя наедине с этим… демоном.       «А ведь я сюда по делу пришёл! А что в итоге? Говорю с один из непревзойдённых на тему этого… секса!»       — Я ведь, правда, не со зла, прости меня, — миролюбиво проговорил он на каждый совершённый шаг и встал перед застывшим без движения даочжаном, решаясь либо за руку взять, либо нежно приобнять. Но, казалось, любое движение по отношению к телу даочжана воспринялось бы им, как домогательство и бесстыдное совращение.       «А я ведь даже не начинал».       — Звучит неискренне.       — Как умею. Не злись.       — Я не злюсь. Я в панике.       — Я больше так не буду, обещаю.       — Ты в курсе, что в противном случае я имею полное право отвадить тебя от этого места? Ты сейчас самому Богу пообещал вести себя прилично.       — Да? Ну, бывает.       — Какой же ты…       — Извините, что прерываю, — послышался голос со стороны главных дверей и обратил на себя внимание одного Небожителя и одного корыстного непревзойдённого; голос вкрадчивый, статный и именно тот, который услышал Синчень вчера во Дворце Линвень.       * * *       Лань Сичень в одолевающей его задумчивости пронзительным взглядом окинул наглую фигуру Сюэ Яна, в уме задаваясь вопросом, а стоило ли вызвать подмогу в виде полного состава Ордена Гу Су Лань, или присутствие самого Бога в его же честь воздвигнутом храме как-то сгладит углы преткновения.       — Меня заверили, что вы почили в городе И.       — Дезинформировали, — ухмыльнулся Сюэ Ян и сложил руки на груди. — Отчасти.       — Приму к сведению, — кивнул Глава Ордена и обратился к Небожителю. — Мне стоит вызвать охрану?       — Не думаю, — с неловкостью, присущей только Сяо Синченю, учтиво улыбнувшись, ответил он и обратился к Чэнмею: — Оставишь нас?       — А нужно?       — Мне бы хотелось поговорить с Главой Ордена наедине.       — Тц, — языком цокнул Сюэ Ян и развернулся, уходя за алтарь, в отбрасываемую нефритовой статуей самого Сяо Синченю мрачную тень. — Буду ждать у подножия горы.       — Спасибо.       Формальную благодарность Чэнмей оставил без внимания, и по храму Бога Милосердия прокатился взволнованный вздох Лань Сиченя. Без прикрас и лживых подоплёк, он, приходя сюда при выдавшейся минутке покоя вдали дел Ордена, не рассчитывал на персональную встречу с самим Богом — это в Синчене выдавало его неумолимое сияние, как ни прячься.       — Я рад Вас приветствовать, Ваше Высочество, — Лань Сичень покорно опустился в благочестивом поклоне, не ведая, а есть ли какие-то определённые правила чествования Богов воочию. Стоило ли склонять голову ниц и падать на колени?       — Права ради, не стоит, Цзэу-цзюнь, — Сяо Синчень замялся на месте, помятуя о нелепой ситуации, в которой Глава Ордена застал их с Сюэ Яном наедине. Богов, как и заклинателей, в присутствии демонической нечисти не жаловали, если это не битва на смерть. — Это ведь я пожелал с вами увидеться.       Лань Сичень в удивлении вскинул брови и по-доброму, давая волю благодушному смущению проступить на своём лице, улыбнулся.       — Вы никак не изменились с момента нашей последней встречи. До сих пор сожалею о Вашем отказе стать приглашённым учеником, в Вас чувствовался большой потенциал. Но, — сделал он паузу, — тогда сейчас бы Вы не являлись тем, кем являетесь.       Синчень покачал головой, разделяя улыбку Главы Лань       — Это не так, Цзэу-цзюнь. Я не жалею о своем отказе, только потому что жизнь впоследствии столкнула меня с людьми, которым требовалась моя помощь. Вознесение к этому никоим образом не относится. Хотя, — он позволил себе сделать первый шаг навстречу, в конце-концов, Божество он или нет? — даже сейчас, думаю, я могу сделать и помочь гораздо большим людям, чем прежде. Это ведь вы просили о покаянии?       — Ваше Высочество услышало мои слова? — Лань Сиченя мощной эмоциональной волной окатило поражение, сбивая с толку и немного с места, точно опора в виде высеченного из нефрита пола неумолимо рушилась.       — Они были единственными, которые я услышал, — признался Сяо Синчень и на секунду, позволяя краске проступить на щеках, смутился.       «Не это ли означало, что Бог из меня «не очень?»       — Ваше Высочество, — освещаемый лучами божественного сияния, низким, смиренным голосом выдохнул Цзэу-цзюнь, — я виноват перед всем миром заклинателей. От моей руки погиб мой сводный младший брат, но и из-за моей беспечности и слепого доверия он же погубил нашего старшего брата и внёс раздор в жизни многих людей. Я не ведаю, как мне искупить эту вину.       — А почему вы себя вините?       Лань Сичень быстро моргнул и, поглощённый в тумане прошедших событий, кровью выписанных у него на внутренних сторонах век, почти слепо вперился взглядом в спокойно стоящего перед ним Бога. Без цуня жалости, огорчения и вины в его глазах.       — Потому что из-за меня погибли люди.       — Но разве вы их убили?       — Они погибли, потому что я не замечал корысти в действиях своего сводного младшего брата.       — Цзэу-цзюнь, но разве это действительно ваша вина? Не заметить зла в чужих словах и действиях — это то, с чем сталкиваются люди ежедневно, мы никогда не сможем уследить за всем и всеми.       — Ваше Высочество, по вашей вине и незнанию когда-то гибли люди? — Лань Сичень захотел дать себе оплеуху — спрашивать такое у Бога было непочтительно, неправедно и неуважительно. Множество Богов Войны в прошлом стирали с лица Поднебесной тысячи и десятки тысяч смертных, и в этом не должно было быть ничего предосудительного.       Сяо Синчень позволил себе кроткий вздох сожалений и глухой боли.       «Конечно, гибли».       — В какой-то момент я сам выступал их палачом. Меня обманули: добились доверия, оказывали помощь, выступали страховкой во время ночных охот, а после — воспользовались слепотой и заставили убивать ещё живых на тот момент людей.       — Прошу прощения. Я не должен был спрашивать.       — Вовсе нет. Это было, и от этого не избавиться. Цзэу-цзюнь, вы просите покаяния для себя, но, на самом деле, дать себе его вы можете только сами. Мы все всегда будем в чём-то виноваты — в чужих несчастьях или же смерти, просто потому что жизнь несправедлива. А, может быть, таков её замысел, чтобы каждый бессмертный смог добраться до истины своей сути. Вы ведь знаете, что я вознёсся не сразу после своей смерти? — спросил Сяо Синчень и, дождавшись положительного кивка, продолжил. — Думаю, этому тоже была дана некоторая причина расстановки истинности вещей. Но я по-прежнему не знаю, почему Вознесение настигло именно меня, ведь во всей Поднебесной есть люди, чьё усердие на пути самосовершенствования гораздо выше моего. Например, Хангуан-цзюнь.       — Вы так считаете?       — Никто не в праве запретить мне это делать. И в то же время, это то, что делаете вы — вините себя за смерть других, когда, на самом деле, в этом не виноваты. Мы виноваты только в собственной смерти, Цзэу-цзюнь, и даже в этом вы гораздо выше меня. Вы живы, а это значит, что воля и дух в вас непоколебимы.       — И всё-таки я приношу свои извинения, — пропуская короткую улыбку и на цунь склонив голову, сказал Лань Сичень. — Но, позвольте спросить, Ваше Высочество, кто же тогда виноват?       — Может быть… — Сяо Синчень запнулся, поджимая губы, и косо обвёл угол храма задумчивым мягким взглядом.       «А ведь и правда…»       И также воздушно и мягко усмехнулся.       — Может быть, никто? Нет виновников, есть одни только пострадавшие от чужих ошибок, и те, на кого мы так споро и смело вешаем ярлык «вины», страдают тоже, в первую очередь, от собственных мотивов, которые когда-то сподвигли их на необратимые поступки.       — Думаете… он тоже страдал?       — Я не читаю ваши мысли, Цзэу-цзюнь, и не могу сказать, кого конкретно вы имеете в виду, но да, я так считаю. Ведь если мы не проявим сострадания и милосердия к нашим же палачам, то кто же это сделает за нас? Всегда был и есть кто-то «первый», удивительно, но такова суть людей — сходится во мнениях и продвигать это мнение в массы. Но никто без крепкой воли и сильного духа не решиться стать этим «первым».       — Вы удивительны, Ваше Высочество, — Глава Ордена от хаоса бурлящих чувств и всполошённых мыслей растерянно вдохнул свежего воздуха скалистых гор, где почти на самой их высоте стоял храм Бога Милосердия. — Премного Вам благодарен.       — Я также вас благодарю, Цзэу-цзюнь, — поймав вопрошающий, за что же конкретно, взгляд Лань Сиченя, Синчень спохватился — Цзэу-цзюнь также не читал его мыслей, (что удивительно легко получалось Сюэ Яну), — за мольбу. Я ведь и не думал, что кто-то действительно жжёт благовония в мою честь.       Лань Сичень позволил себе тихий смешок перед Богом, который до странного так подходил Облачным Глубинам — без спеси, гордыни и бахвальства, в строгом смирении сделанного точно по всем свыше четырёх тысяч правилам Ордена Гу Су Лань.       — Цзэу-цзюнь, если позволите, — скомкано начал Сяо Синчень, выглядывая за порог храма и не видя перед собой ничего, кроме уходящей вниз по склону вытоптанной дорожки, — не могли вы мне указать путь с гор? Я бы не хотел тревожить адептов вашего Ордена без веской на то причины и своим неожиданным появлением.       — Конечно, — участливо улыбнулся Лань Сичень, пропуская Небожителя вперёд и ступая следом, отставая буквально на шаг.       Сяо Синчень скороговоркой вымолвил:       — Премного благодарен, — и сделал непривычный шаг под крутым углом на спуск. Выросшие в горах адепты Гу Су Лань здесь, точно козочки, прыгали, но отвыкший от долгих странствий Синчень ощущал неуверенность в каждом своём шаге — странно ведь будет Божеству оступиться и покатиться кубарем на глазах своего верующего. «Ведь так?»       — Позволите вопрос, Ваше Высочество?       Синчень хотел сказать, что уже можно и без «Высочества», но в даруемый ему титул был заложен некоторый смысл, достаточно мощный всплеск духовных сил, потому убрал это желание на «потом». Далёкое «потом».       — Конечно.       — Когда Вы сказали, что, доверившись чужим словам, убивали невинных… Что стало с тем, кому Вы доверились? Вы его простили?       Тишине, вставшей в округе, трудно было дать грамотное описание. Для Сяо Синченя она была удручающей, преследующей его первое время с момента Вознесения, а для Лань Сиченя показалась удушающей.       — Моё прощение никак бы не изменило то, что когда-то произошло. Как бы отчаянно я этого не желал. Но и простить себя он может только сам, осознав всю глубину противоестественности совершённых поступков и заслужив это прощение у себя же самого. Мы несём ответственность за самих себя, и даровать что-то такое, как прощение, можем только мы сами. Цзэу-цзюнь, согласитесь, даже если бы весь мир в своём многообразии сказал, что вы ни в чём не виноваты, разве вам бы самому стало легче от этого? Пока вы сами считаете себя виноватым, так будут считать и другие. Когда вы поймёте, что за все свои прегрешения уже отплатили достойную цену, тогда прощение само настигнет вас — в тот час, когда вы ожидаете этого меньше всего.

***

      Ступив в полноправные владения Ордена, Сяо Синчень на мгновения поколебался духом. Компания Главы Ордена априори дарила уверенность в разлаженное царство сомнений, но первые же промелькнувшие мимо них адепты взбаламутили воду и нагнали безосновательного страху кому-то… помешать.       Он очень сильно сомневался, что людям, как совершенствующимся заклинателям, так и не имеющего Золотого Ядра, позволено видеть Небожителя. Точнее, что самому Небожителю позволено мелькать у них под носом божественным бельмом.       — Ваше Высочество, не поймёте превратно, если до подножия горы Вас проводит другой человек?       Они остановились близ ханьши, где Лань Сичень планировал обдумать и разложить по полочкам выдавшийся достаточно тяжёлым разговор. Слишком много тонуло в мраке его сердца, чтобы дать узреть это кому-то, кроме Бога Милосердия.       — Совсем нет.       Сяо Синчень не протестовал, только глупо надеялся, что этот адепт будет таким же немногословным, ответственным, и будет являться органически цельной личностью, как Второй Нефрит, чтобы косые, испытующие и любопытные взгляды в спину не ощущались также остро.       Он не злился за это, то всё же были юные дарования, которым с трудом удавалось затаить в душе огнём горящее ощущение святости и редкости момента — узреть воочию истинного Небожителя!       Сяо Синчень подумал, что первым же делом по прибытию в Небесную Столицу всерьёз займётся вопросом о сокрытии своей истинной сущности от посторонних глаз.       — Я попросил Ванцзи как можно быстрее подойти. Вас будут ждать.       — Спасибо за заботу, Цзэу-цзюнь.       — Это мне стоит Вас благодарить, Ваше Высочество. Надеюсь, я не отвлёк Вас от важных дел, присущих каждому Небожителю.       — Никак нет.       «Потому что, на самом деле, вы моё первое важное и неотложное дело».       — Хорошо. А вот и Ванцзи. Я помолюсь Вам ещё раз на закате, Ваше Высочество.       Лань Сичень, лишая Синченя возможности ответить, скрылся за створками ханьши. Сяо Синчень с трудом и дрожью в пальцах выдохнул — его первое дело окончилось. И таил надежду, что не провальное; что у него получилось помочь верующему сыскать путь в лабиринте собственных угрызений.       — Ваше Высочество Сяо Синчень, — глубоким голосом Лань Ванцзи привлёк чужое внимание и смиренно склонился перед Божеством. Сяо Синчень полагал, что никогда к этому не привыкнет; слишком много необоснованного закладывалось в титул, приветствующую позу, почтение. Он этого не понимал. Он всё это время чувствовал и ощущал себя тем Сяо Синченем, который только-только спустился с горы Баошань, который покинул наставницу, невзирая на всё её нежелание отпускать одного из горячо любимых учеников в мир, окутанный грехом и пороком, где зло перевешивало справедливость.       — Хангуан-цзюнь, — он склонился в приветственном поклоне, ещё помня о правилах приличия за штормом мыслей в груди, — и…       — Сяо Синчень?       — Вэй Ин, — предупреждающим взглядом окинул фигуру в тёмно-кровавых шелках ханьфу Лань Ванцзи и осуждающе смерил чужой пыл кинуться вперёд, как ополоумевший.       — Погоди-погоди, Лань Чжань, но…       — Я тебе не говорил.       — Но почему?!       — Ты не спрашивал. Нас не было в Облачных Глубина почти полгода, я решил, что это не очень важно, — ровно и уверенно проговорил Хангуан-цзюнь, в противовес отсутствия понимания вещей Сяо Синченя, что же здесь происходит. Кто всему первопричина?       — Но это было важно. Сяо Синчень мой шишу, — безапелляционно выдал Вэй Ин, схватился пальцами за тёплую ладонь, преграждающую путь, и нежно убрал со своей груди. Семейные споры можно было оставить за дверьми цзинши, когда колокол пробьёт час отхода ко сну. — Так что я в первую очередь имел право знать о его Вознесении. Здравствуй, — с улыбкой он выдохнул и шагнул навстречу, останавливаясь в пределах недосягаемости божественного света. Что-то интуитивное, засевшее с момента воскрешения, остановило.       — Я ведь чего-то не знаю? — доброжелательно улыбаясь в ответ, задавив остатки растерянности, спросил Сяо Синчень. — Буду рад услышать подробности, Господин Вэй.       * * *       — Как давно ты вознёсся, шишу? — со снедаемым его изнутри нетерпением спросил Вэй Ин, едва они ступили за границу Ордена Гу Су Лань, а мельком брошенных любопытствующих взглядов в спину не стало всуе. Сяо Синчень вздохнул с облегчением и с кровью обливающимся сердцем.       — Наверно, как только моё тело покинуло город И. Я не помню конкретно, как это произошло, ведь я был…       — Да, прости, — неловко хохотнул Вэй Ин и передёрнул плечами. Сяо Синчень посмотрел взглядом искреннего непонимания, почему человек, называемый его буквально «дядей», проносит свои извинения, ведь если то, что произошло, действительно произошло. Когда это за неприкрытую правду пристало извиняться?       — Господин Вэй.       — Да, шишу.       — Вот об этом я и хотел спросить. Как так получилось, что вы зовёте меня шишу?       Вэй Ин допустил стон, подразумевающий под собой горькую истину, печальные события и искорку некоторой волнующей радости.       — Моя мать — Цансэ санжень.       — Я не знал, что у неё был сын, — воодушевлённо выдохнул Сяо Синчень и крепко сжал кулаки, душа порыв сжать Вэй Ина в объятиях, ведь это бы показалось на редкость неприличным, слишком интимным жестом. Эмоции одолевали, бурлили в горле и вызывали широкую, искрящуюся счастьем улыбку на губах. — Это так… трогательно.       — Вы её помните?       — Наставница часто о ней вспоминала. Говорила и описывала, какой Цансэ была ещё до того, как решилась спуститься с горы, и ставила в пример. Я вырос, желая уподобиться любимой ученицы Баошань, и хоть я не знал её лично, сейчас кажется, что вы её воплощение, Господин Вэй.       — Спасибо, — чересчур тихо и трепетно произнёс Вэй Ин для человека, секунду назад шагающего чуть ли не вприпрыжку, но черта мальчишечьего возраста давно была оставлена позади.       — Вам не за что меня благодарить, — его исходящее ореолом сияние размывало тёмный образ Старейшины, казалось никому не нужным бельмом, и Сяо Синчень тихо шептал себе под нос, что это всё ненадолго. Он тоже устал светиться, как новогодняя гирлянда фонарей. — Могу я также задать вопрос?       — Конечно.       — Что вы с Хангуан-цзнем делали в городе И? — Лань Ванцзи, идущий позади, немногословно хмыкнул и словил обращённый к нему взор Вэй Ина, спрашивающий — «а можно всё рассказать или только чуть-чуть?». Ведь если Вэй Ин начнёт с самого начала потуг Цишань Вэнь затмить своим кровавым сиянием солнце, то они и к ночи не придут к событиям, произошедшим в городе И.       — Как считаешь нужным, Вэй Ин.       — О, ну тогда, — начал он и выбрал момент, отложившимся достаточно красочным пятном на своей не шибко большой памяти. Тут скорее подойдёт слово «избирательной». — Благодаря действиям одной неподтверждённой личности — не буду говорить, кто это, дабы не вносить разлад в твои мысли, шишу, — я воскрес.       — Вы умирали, Господин Вэй?       — Было дело. Ты никогда не слышал про Старейшину Илин?       Это я.       — Я пришёл в этот мир гораздо позже событий, произошедших со Старейшиной Илин, и не захотел вникать в суть событий, на которые был не в силах оказать влияние. Иначе бы заел себя мыслями, что стоило спуститься гораздо раньше.       — Это точно, — ностальгически вздохнул Вэй Ин и замедлился шагом, предчувствуя, что разговор сможет затянуться. — Это не про то, что тебе стоило спускаться, ведь шишу тогда было… лет семнадцать? Точно, семнадцать. Ты бы просто ничего не смог поделать. Даже я не смог.       Они немного помолчали, и смятение, мягким омутом обвившее головы, задело даже Лань Ванцзи, цепким взглядом следящего за каждой шествующей перед ним фигурой.       — И что произошло после того, как вы воскресли?       — Мы узнали, что почивший от искажения ци бывший Глава Ордена Цин Хе Не был расчленён, и части его тела стремились воссоединиться, дабы отомстить своему палачу.       — А в городе И…       — Там была захоронена одна из его частей.       Сяо Синчень не находил, что на это ответить, кроме как задать вопрос, где же захоронили бывшего Главу Цин Хе Не, чтобы возжечь благовония и помолиться об упокоении его души, дабы та вновь смогла влиться в цикл перерождения.       — Неприятно.       — Скорее, было очень опасно. Ведь помимо нас в том городе очутились и младшие адепты именитых Орденов, которых Сюэ Ян заманил в ловушку.       — Что?       — Что?       — Повторите, пожалуйста, Господин Вэй, что Сюэ Ян сделал?       — Очень активно пытался нас с Хангуан-цзюнем отвлечь от поиска части тела Главы Не. Там был, конечно, не только он, но когда дети отравились трупным ядом, это вызвало некоторые трудности.       — Трупным ядом?       — В телах восставших мертвецов был. В городе И никого больше и не было, кроме них, но уловку Сюэ Яна я оценил. Достаточно способный малый бы вышел, если бы мозгов имел чуть побольше.       — А что с младшими адептами? — бесцветным голосом с лицом, белее снега, спросил Сяо Синчень и напомнил себе — всё это уже произошло, разрешилось и возможности исправить жизнью не предоставлялось.       — Живы-здоровы, носятся на ночной охоте, как ужаленные и горя не знают, если удалось с парочку гулей зарубить. Детишки же, — рассмеялся Вэй Ин с высоты собственного возраста и потянулся. Подножие начинало проглядываться средь нагромождения пышных ветвей, несмотря на подступающую к порогу зиму, когда по вечерам сквозь неплотно прикрытые створки цзинши по голым пяткам разгуливал морозный ветер.       — Ясно, — с облегчением выдохнул Синчень и напомнил себе о словах Сюэ Яна, чувственно сказанных наедине — «я никого так и не смог убить». Сяо Синчень не боялся смерти, а опасался, что именно тогда — с приходом Вэй Ина, Хангуан-цзюня и младших адептов — Сюэ Ян искренне пытался отнять чью-либо жизнь.       — Шишу, а вам, как Небожителям, вообще разрешено по Поднебесной просто так разгуливать?       Вэй Ин окинул Сяо Синченя заинтересованным любопытствующим взглядом, в который Лань Ванцзи цепко вперился и незаметно повёл бровью.       — Не могу сказать, — пристыженно с кроткой усмешкой ответил Синчень и склонил голову набок, — я, по правде, и большинства Небесных правил не видел, не слышал. Мне сказали, что я имею право помочь своим верующим, потому и явился. Изначально, даже не ведал, как на территорию Ордена ступить.       — Видишь, Лань Чжань? Не один я не знаю всех этих ваших дурацких правил. Зачем голову лишним забивать?       — Вэй Ин.       — Что?       — Ты понял, что сейчас сказал?       — Ну да.       — Нет.       — Почему это, Лань Чжань?       — Ты выразился, что правила, по которым живут Небожители, дурацкие. В присутствии Небожителя.       — Ой.       Сяо Синчень, ступающий с осторожность, на миг оторвав взгляд от земли, едва не споткнулся, но всё равно шумно засмеялся, когда злого и сильного, внушающего страх Старейшину Илин небезосновательно пристыдил сам Хангуан-цзюнь, как неразумное дитя.       — Простите, пожалуйста, — сквозь смех выдавил Синчень, пытаясь прикрыться и заглушить хохот внешней по-мёртвому бледной стороной ладони.       — Это я должен извиняться, шишу, — Вэй Ин слегка смущённо хохотнул и также пристыженно отвёл взгляд, когда словил себя на мысли, что смотреть на Сяо Синченя можно также долго, как… на Хангуан-цзюня. Что-то такое было в Небожителе, приковывающего к себе взгляд, не отпускающего до конца, оставляющего неизгладимый незримый след в подкорке сознания.       Свет, наверно, которым тот лился. Свет блаженного покоя.       — Мы пришли, — сказал Лань Ванцзи, и в ту секунду крепче сжал ладонь на рукояти Биченя. — Там кто-то есть.       — Оу. Нет-нет, Хангуан-цзюнь, всё в порядке, это за мной, — Сяо Синчень почувствовал, что не скажи он сейчас этих слов, то на ожидающего его Сюэ Яна набросятся, точно на кусок поджарого аппетитного мяса. А Хангуан-цзюнь выглядел достаточно голодной собакой.       Его брови взлетели вверх и молчаливым выражением лица он спрашивал, а точно ли субъект, сквозящий на тысячу ли вокруг тёмной энергией, тот, кого Сяо Синчень действительно имеет в виду. На мгновение, Синчень допустил мысль, что он вновь показался окружающим слепым доверчивым благодетелем, а не… святым Небожителем. Но это было мгновение, и Лань Ванцзи, даже если позволил себе неучтивость в сторону Божества, потом сам себя накажет. И возжжёт пару-тройку благовоний с покаянием.       — Точно, шишу? Потому что эта дрянь должна быть мертва.       — И вам не хворать, учитель Вэй!       * * *       Сяо Синчень чувствовал себя ужасно: по одну сторону от него Лань Ванцзи сжимал в пальцах духовное оружие и Вэй Ин щурился — едко-едко, — тянясь за пазуху рукой в поисках Чэньцин, — а по другую — Чэнмей грелся в редком проблеске солнечных лучей и гадливо, с игривостью в глазах ухмылялся. Прикидывал в уме расстановку сил и, чего в первую очередь опасался Сяо Синчень, может быть планировал отыграться за прошлую полюбовно прошедшую пару пар месяцев назад встречу.       — Чэнмей, без глупостей, пожалуйста, — раньше, чем кто-либо решит сделать первый выпад, сказал Синчень и аккурат встал посередине отрезков встречающихся взглядов.       — Что же ты как Хуа Чен, даочжан, — беззлобно прошипел Сюэ Ян и отвернулся в сторону. — Ваше Высочество, я не допускал ни единого помысла, чтобы Вас расстроить. А Старейшина Илин и его Хангуан-цзюнь меня не интересуют.       — Сюэ Ян! Ты какого демона вообще…       — Учитель Вэй!       — Господин Вэй! Хангуан-цзюнь! Прошу вас, не ведитесь на провокации, на данный момент Чэнмей гораздо сильнее того, кого вы повстречали в городе И.       Сяо Синчень молитвенно прижал к груди ладони и топил в себе желание заткнуть Сюэ Яну рот, что нужно было сделать ещё в храме.       — Глава Ордена знает? — вкрадчиво спросил Лань Ванцзи, не убирая ладони с рукояти меча.       — Да, — споро выдохнул Синчень и обратился к тому, что так ласково звал его «шишу». — Господин Вэй, я ручаюсь за Чэнмея, он не станет бесчинствовать. Он обещал.       — Сюэ Ян? Обещал? Вот уж не поверю, — Вэй Ин истерично хохотнул и покрутил в пальцах Чэньцин, гневно и сокрушенно вглядываясь в тёмный силуэт истинно, что демона, бесшумно приближающегося к Сяо Синченю со спины. А тот даже бровью не повёл, когда на его плечо легка чужая рука, редко вздрогнув, точно от огня. — Что произошло?       — Это трудно объяснить, — сглотнул Синчень и осуждающе оглянулся на Сюэ Яна сбоку. «Ты по-нормальному можешь вообще? Зачем весь этот цирк?»       Сюэ Ян мечтательно и игриво возвёл глаза к небу. Кто ж его знал.       — Я думаю, что мы сможем понять, так, Лань Чжань?       — Мгм.       И с кивком головы Хангуан-цзюня Синченю обрубили все выходы к бессловесному исходу возникшей канители. Если Глава Ордена, замкнувшись на собственном чаянии, не думал о Сюэ Яне, как о проблеме Поднебесного масштаба, то Вэй Ин с фиксацией на героизме и Второй Нефрит с фиксацией, что злу непременно стоит исчезнуть, так просто этого не оставят.       Но как объяснить двум заклинателям, что в мире, где на двух чашах весов в уравновешенном состоянии всегда будет и мировое зло, и праведная справедливость, Сюэ Ян стал его неотъемлемым злом, рядом с которым стояло ещё два таких же.       — Что вы знаете о демонах, Господин Вэй?       — Слишком много, — непривычно для взора Сяо Синченя нахмурился Вэй Ин и окинул притязательным взглядом Сюэ Яна. — Неужели? И когда?       Сюэ Ян интригующе ухмыльнулся, проводя языком по белым клычкам.       «Позёр».       — Восемь лет назад, Господин Вэй.       — Но этого не было в воспоминаниях А-Цин.       — Слепышка умерла раньше.       — Чэнмей, — предупреждающе выдохнул Сяо Синчень и инстинктивно… пропустил духовную силу через собственный ореол, откровенно обжигая лежащую на его плече руку. Сюэ Ян даже не дёрнулся, но замолчал.       — И что же в нём сейчас такого, что ты нас останавливаешь, шишу?       — Он непревзойдённый, Господин Вэй. Будет плохо, как вам, так и всему Божественному Пантеону, у которого… мирный договор с непревзойдёнными.       — Мирный договор? Непревзойдённый? Скажи, что это шутка, шишу, — Вэй Ин с нотками истерики улыбчиво хохотнул, в поисках поддержки посмотрел на стоящего на одном с ним уровне Лань Ванцзи, который, противоположно Старейшине Илин, к Тёмному Пути отношение имел весьма посредственное — он его не принимал, с чем приходилось мириться ежедневно, когда твой спутник на пути самосовершенствования его последователь.       — Я бы тоже не поверил, но мы с Его Высочеством Наследным Принцем Сяньлэ являлись стороной, представляющей Небесную Столицу. Так что всё так, как оно есть. Даже малая, но междуусобица сейчас, повлечёт за собой одни лишь проблемы. Пожалуйста, от имени моего храма, я прошу вас, Господин Вэй и Хангуан-цзюнь, не вступать и не начинать бой. Только не с Чэнмеем.       Сяо Синчень под оскорблённый взор Сюэ Яна и удивлённые, не ожидавшие столь яркого порыва проявления сострадания, мольбы и умаления взгляды заклинателей, сложив руки перед собой, склонился; замер в ожидании, когда кто-нибудь из противоборствующей стороны ответит, желательно, смиренным согласием.       — Выше Высочество Сяо Синчень, что ж Вы делаете, — шёпотом выдохнул Сюэ Ян, огорчённо, жалостливо, совершенно не понимая, зачем кому-то, возвысившемуся так высоко над всем остальным миром, склонять голову так низко. «Глупый даочжан».       Сюэ Ян ткнулся лбом меж чужих лопаток, не обращая внимания на пожирающий плоть божественный свет — не сильный, не больше красных, спадающих через пару дней пятен. Но Сюэ Яну было не страшно даже сгореть в этом свете.       — Хорошо. Я понимаю твою ситуацию, шишу.       — Спасибо, Господин Вэй, — с улыбкой и святой благодатью на лице ответил Сяо Синчень. Чэнмей показательно ради показательности раздосадовано цокнул.       — А моего мнения здесь кто-нибудь спросит?       — Чэнмей, с тобой мы поговорим отдельно. А пока я прошу тебя не вмешиваться в заклинательский мир, как и обусловлено в дороге.       — Да кому ж этот заклинательский мир сдался.       Синчень задушил глупую улыбку, рвущуюся озарить своим наличием целый мир. Сюэ Ян, он же как ребёнок, глаз да глаз нужен, чтоб только бед не сотворил; побурчит — и чёрт с ним, лишь бы руки не зачесались в очередной раз очень несмешно пошутить.       — Тогда мы с вами прощаемся, — смиренно выставив руки в поклоне, подвёл черту Вэй Ин и поклонился вместе с Лань Ванцзи. — Сюэ Ян?       — Да, учитель Вэй, — пропел Чэнмей и коктеливо захлопал ресницами, краем глаза наблюдая, как Хангуан-цзюнь пропустил агрессивный вздох.       — Если с шишу опять что-то случится…       — Не случится!       — Если, — твёрдо повторил Старейшина Илин, и инстинктивно к нему потянулась обитавшая в этих местах тьма, сгущаясь на кончиках пальцев. — То я собственноручно отыщу твой прах и уничтожу в божественном огне.       — Учитель Вэй, но тебе же самому недолго осталось на этом свете.       — Не зарекайся, Сюэ Ян.       Этот разговор Сяо Синчень для себя решил оставить без внимания.       * * *       Сюэ Ян, подхватив его под пояс, всё также бегло тёплым шёпотом на кромку уха попросил прикрыть глаза и утянул в откидываемую деревьями у подножия гор затаившуюся тень.       — Где мы?       — Вдали от любопытных глаз, даочжан.       Синчень оглянулся — и вновь бескрайнее поле полыни зашумело, колыхнулось на ветру, стало рассказывать ему свои грустные сказки о приближающемся увядании природы.       Он оставил невысказанным вопрос, почему Чэнмей решил отвести его в поле — технически, конечно, на окраину леса, следом за которым простирались до линии горизонта океаны замирающей в статике зимы полыни.       — Что с тобой, даочжан? — Сюэ Ян удерживал дистанцию и на лоб откидывал пряди тёмных волос, пряча за ними то, что показывать не спешил, хотя все свои грехи похуже выкладывал лику Сяо Синченю на духу и только не руки протягивал, говоря — «это всё я. Это всё я, смотри, даочжан, это я сделал!»       Синчень смотреть не хотел, в его голове роем вились вопросы похуже и затягивали его в свой дьявольский лабиринт рефлексии. Много событий для одного дня, решил он. Хотел отвлечься, окунуться с головой не в чужую или же собственную боль, а во что-то, где покой отождествлялся с естеством.       — Даочжан? — Сюэ Ян сделал шаг навстречу, и Синчень рефлекторно отступил. — Что тебе сказал учитель Вэй?       — С чего ты взял, что он мне что-то сказал?       — Он… разговорчивый, — неугомонный, болтливый, буквально незатыкаемый, и Сюэ Ян, в силу своего характера, не представлял, как Второй Нефрит Гу Су Лань ещё не слёг с мигренью и не окунулся в извечную медитацию и уединённое самосовершенствование.       Сяо Синчень, пытаясь рассмотреть подоплёку за выражением лица Чэнмея, не видел ничего, кроме искреннего беспокойства. Почему же это так подкупляло?       — Что действительно произошло в городе И? — он едва двинул губами, напоминая себе, что он — Небожитель. Что в его силах дать достойный отпор даже непревзойдённому, пусть это было бы секундным порывом и в действительности Сюэ Яна лишь оцарапало. — Почему младшие адепты были отравлены, ты же говорил, что никого не убил.       — Ох, — Сюэ Ян нахмурился, словно головная боль теперь настигла его, и виски загудели от кучи свалившихся обухом воспоминаний и цепочки событий. — Давай начнём с момента, почему они вообще явились в город И.       — Ты их привёл?       — Зачем мне это было нужно, даочжан? Один очень умный лис в скором времени всё равно бы привёл ко мне учителя Вэя и его приблуду, и лишние глаза только усложнили бы ситуацию.       — Так кто?       — Догадываюсь, — с оценивающей усмешкой хмыкнул Сюэ Ян и криво взглянул за плечо Сяо Синченя, будто там правда кто-то стоял. Но Сяо Синчень оглянулся — и за спиной у него разве что высился в небо мощный ствол многолетнего дуба. — Слепышка.       — Зачем А-Цин это?       — Искренне недоумеваю, — ответил Чэнмей и на прищуренный взгляд своего даочжана, которым тот вглядывался, не отрываясь и почти не моргая, спустя минуту раздосадовано цокнул. Синчень ему не верил. — Клянусь, даочжан, план был предельно простым. Я храню у себя часть тела Не Минцзюэ и печать Старейшины Илин, которую когда-то сам и восстановил, а…       — Ты восстановил печать? — растерянно выдохнул Сяо Синчень, теряя раз за разом силы удивляться. Смысл, если эта жизнь преподносила сюрпризы — один хлеще второго.       — Это было ещё до нашей встречи, когда ты нашёл меня в канаве и выходил. Слушай, даочжан, я понимаю, что у тебя не шибко высокое о моей персоне мнение, но какие-то адепты каких-то там Орденов мне и задаром были не нужны.       Синчень глубоко, на сколько лёгкие и грудная клетка позволяли, вздохнул и в медитативном секундном трансе прикрыл глаза. Он искал причинно-следственные связи, пытался угнаться за логической цепочкой Сюэ Яна и в то же время найти разумное объяснение случившемуся. Ведь все тогда остались живы, не считая самого Сюэ Яна, но Сюэ Ян демон. А демонов так просто не убить.       — Слушаю дальше.       — В общем, — потянул Чэнмей, — учитель Вэй должен был заявиться со дня на день, но на пару минут эта свора щенков их обогнала и порушила все намеченные планы. И, чтобы они не мешались, нужно было на некоторое время вывести их из игры, понимаешь? — проникновенно произнёс Сюэ Ян и заглянул в глаза, сыскивая то самое понимание. — Дезориентировать, чтобы не мешались.       — Поэтому ты отравил их трупным ядом?       — Они бы не умерли. Во-первых, учитель Вэй был рядом с ними, а он бы точно что-то придумал при критических обстоятельствах, а во-вторых, яд за сроком годности теряет свои свойства.       — То есть?       — Ему по срокам было столько же, сколько твоему пролежавшему без движения телу, даочжан, как бы грустно это не звучало. Захотев я их всех убить, я бы придумал способ поизощрённее.       — Но ты не хотел?       — Я же тебе говорил, глупый, — Сюэ Ян хохотнул и широко во весь рот улыбнулся, что у Сяо Синченя точно почву из-под ног выбили. — Я никого не убивал. Но, правда, когда Слепышка поведала учителю Вэю о произошедших с нами событиях, на секунду допустил эту мысль. Только вот они все правда умрут, а я ещё не скоро. Хуа Чен, например, живёт уже восемьсот лет, и ничего, здоровее всех будет.       — Сюэ Ян, — прерывая минуту шутливой радости, позвал Сяо Синчень, и тот вмиг собрался, нехарактерно для себя подбираясь в ожидании следующих слов. В такие моменты Сюэ Ян выглядел гораздо старше, чем хотел казаться окружающему его миру. — Что ты сделал с Сун Ланем?       — Да что ж у тебя за вопросы такие, даочжан, — Чэнмей кротко застонал, рукой забрался в волосы на затылке и крепко отрезвляюще сжал.       — Это правда важно.       — Да знаю я, — буркнул он. — Ничего я с ним не сделал. Учитель Вэй привёл его в чувства, как я понял, вручил тебя, мешочек цянькунь и…       — И?       — Шуанхуа. И исчез восвояси. Я его больше не видел.       — Правда?       — Правда, даочжан. В похоронном доме больше пропадать было нечему, а твой «дорогой друг» был излишне символичным, чтобы позволить кому-либо ещё передавать вещи, связанные с тобой.       — И ты его не искал? — удивлённо выдохнул Сяо Синчень и захотел осесть наземь, чтобы только распределить вес тела и упавших на плечи камнем сложившихся обстоятельств.       Сюэ Ян в ответ замер, прикидывая, а всё ли у даочжана хорошо с памятью с момента Вознесения? Или длительное пребывание в пограничном состоянии сказалось на некоторых отделах его головного мозга.       — Первые три месяца я был на горе Тунлу, там мне было не до твоего «дорого друга». А после я уже встретился с тобой, и потребность в его поисках отпала сама собой. Хотя, — «стоило поискать ради Шуанхуа».       — Что «хотя»?       — Ничего. Почему ты вообще вспомнил о нём?       Сяо Синчень замялся. В последнее время он отринул мысли об А-Цин и Цзычене, едва узнав, что их души были упокоены и со всей ответственностью сопровождены в мир иной, куда-то за гранью действующей реальности, откуда берёт своё начало светлая ци. Но с воспоминаниями о городе И пришли и боль расставания, обиды и скорби, испытываемой ранее непомерной вины, которую Сяо Синчень пытался размазать тонким слоем по стенкам собственной души.       — Неважно, Сюэ Ян. Уже всё хорошо.       — Тогда сделай лицо попроще, даочжан. Тошно смотреть, когда ты такой.       — Какой?       — Как будто пытаешься впитать всю боль этого мира и взять вину всех людей на себя. Ты не виноват, что люди алчны, глупы и жестоки.       — А может, это тебе стоило стать Богом Милосердия?       — Нет уж-ки, — замотал головой Чэнмей и, предчувствуя конец скорой беседы, подобрался к Сяо Синченю совсем близко, ощущая, как вспыхивает огнём кожа под ханьфу. — Это твоя прерогатива, даочжан. Наслаждайся. А мне и так хорошо.       — Ладно, — улыбнулся Синчень, тоже вспыхивая, но лицом, когда почувствовал, как скулы неумолимо краснеют от чересчур близкого контакта с… да даже не человеком, демоном во плоти и по сути.       Они смотрели друг другу в глаза — неописуемо насыщенные, противоположные по цвету, как и их натура, — стояли без движения и безмолвно старались друг друга понять. Сюэ Ян определённо делал в этом успехи, а Сяо Синчень сдавался, не силясь даже начать.       — Даочжан? — прошептал Чэнмей и крепко-крепко схватился за его оголённые запястья двумя руками, преодолевая и без того минимальное между ними расстояние, чтобы Синчень даже не думал взглянуть, как быстро и живо покраснели руки Сюэ Яна.       — Да?       — Даочжан, ты в курсе, что твой свет убивает?       — Убивает? Надеюсь, не в прямом смысле этого слова.       — Он убивает тьму. И меня. Меня в большей степени. Пожалуйста, научись это контролировать, иначе я правда сгорю.       — Что ты такое говоришь, Сюэ Ян? Ты ведь сам сказал, что не умрёшь…       — Не умру. Но гореть буду.       — Сюэ Ян, — с обречённостью и непониманием в голосе выдохнул Сяо Синчень, и выдох этот по касательной ласково облизал щеку Чэнмея. Захотелось ещё и… ближе. — Я постараюсь, хоть и не понимаю тебя до конца.       — Просто постарайся. Я знаю, у тебя получится.       — Спасибо за… веру?       — И за неё тоже, — улыбнулся Сюэ Ян, стискивая зубы покрепче, отсчитывая себе секунды. — Знаешь, даочжан…       Синчень безмолвно поддался чуть ближе, чтобы расслышать тихое бормотание под нос и ласковым солнышком улыбнулся краешками губ, вникая со всей внимательностью.       «Наверно, там что-то важное».       Сяо Синчень, очень надеялся, что не раскаяние во всех совершённых грехах, потому что за сегодня этих грехов он услышал достаточно.       -…я люблю тебя.       Дышать оказалось нечем.       * * *       Небесная Столица стояла непоколебимо; жила и дышала благоденствием перетекающих из одного дня в следующий, слепила очарованием золота на куполах высившихся дворцов и в каждом проулке показывала стать и мощь пребывающих здесь Небожителей.       Сяо Синчень от яркости приёмов и пышных обеденных столов был далёк. Ши Цинсюань, в первую встречу, неволей спутавший его фигуру со спины с Наследным Принцем Сяньлэ и окликнув эмоциональным: «Ваше Высочество!», заставил бегло оглядываться по сторонам в поисках того самого Высочества Се Ляня, каждый раз порывался утянуть в водоворот праздных дней — и безуспешно.       Сяо Синчень не видел смысла в высоких изысканных причёсках, воротил душой от шелков парадных одежд и всячески отнекивался от превращения в женщину, откровенно недоумевая, в чём забавность данного ритуала.       Совершенный Владыка объясняла это тем, что некоторых из Небожителей представляли порой не в том облике, который бы соответствовал действительности — так исторически сложилось, что Бог Литературы Линвень для своих верующих являлась мужчиной, несмотря на то, что по всем обозримым меркам была женщиной. А Ши Цинсюаня, юношу с поразительно притягательными чертами лица и хрупкой фигурой, с какого-то момента начали представлять девушкой.       Это напрямую отражалось на духовных силах Небожителей, и Сяо Синчень на мгновение возрадовался, что верующих у него не так уж и много, а возносящих молитвы — всего один.       «Я люблю тебя».       Как мало было надо, чтобы вытолкнуть Синченя из состояния анабиоза и заставить судорожно осмысливать бренность бытия. С такой, как он полагал, проблемой обращаться во Дворец Линвень не стоило — чревато косыми взглядами, опасениями и потоком предубеждений, — а в компании самого себя Сяо Синчень не мог думать ни о чём кроме.       В какой-то момент, когда самоедство достигло своего кульминацонного завершения и в голову полезли всякие недостойные благородного даоса мысли о восьми пролетевших годах наедине с Сюэ Яном, где сам Синчень лежал молчаливо неподвижной колонной, он понял, что мысли эти должны быть высказаны — хотя бы кому-нибудь, кто споро не осудит, не дослушав всей истории до конца. Правда, и всех моментов Сяо Синчень тоже не знал.       По наводке Совершенного Владыки, Се Лянь большую часть своего время проводил в монастыре Водных Каштанов, и место это почудилось чуть больше родным, чем вся Небесная Столица в многообразии своего величия.       Синчень не знал, правильно ли заявляться без приглашения и предупреждения в чужой храм, но помедли он ещё день или час — и тогда на ближайшие сотни ли Небожители узрели бы взрыв божественной силы, и Небесную Столицу пришлось бы отстраивать заново (об этом Сяо Синчень также узнал от Его Превосходительства Повелителя Ветров Ши Цинсюаня).       Сяо Синчень постучался, как положено людям, боящихся потревожить чужой покой, но от соприкосновения костяшек пальцев с отполированным деревом неплотно закрытая дверь широко отворилась, пропуская внутрь.       — Сяо Синчень? Давно не виделись, — с радостью встречи улыбнулся Се Лянь, подскакивая на ноги и закрывая за даочжаном дверь уже плотнее, чем она была. — Чаю? Фруктов? Могу также обедом угостить, со вчерашнего визита Хуа Чена осталось пару порций.       — Мне следует удивляться тому, что у тебя в гостях был Хуа Чен?       Се Лянь, недолго в уме прикидывая, ответил:       — Не думаю.       — Хорошо, — смиренно выдохнул Сяо Синчень и сел за стол. — Достаточно будет чая. Я не голоден.       — Как пожелаешь, — кивнул Се Лянь, и задал первый назревший вопрос, едва поставив перед невидящим носом Синченя пиалу. — Что тебя волнует?       — Это так видно?       — Ты буквально не видишь ничего вокруг, а твоя аура Небожителя постоянно меняет тональность света. Кажется, это что-то действительно важное.       — Ты прав, — согласился Синчень и сделал глоток, чтобы немного прочистить горло, которое сводило спазмами волнения. — По поводу ауры, кстати, Се Лянь, — он посмотрел усевшемуся напротив Принцу в глаза и продолжил, — как от неё избавиться?       — Ты имеешь в виду, что сделать, чтобы она не освещала всё вокруг тебя?       — Да, пожалуй.       — Трудный вопрос, я уже почти восемьсот лет не сталкивался с этим.       — Самодисциплина?       — Проклятая канга.       Брови Сяо Синчень взметнулись на лоб, и в его судорожной вздохе прокатилась волна недопонимания. Опять.       — Это не покажется неучтивым, если я спрошу, как так получилось?       — Ни в коем случае, — улыбнулся Се Лянь и сдёрнул обвивающую его тонкую шею ленту, за которой тёмным обручем канга статично повисла кандалами. — Наказание после самовольного ухода из Небесной Столицы и последующего свержения. Вторая перекрывает удачу.       — Каждое свержение с Небес сопровождается кангой?       — Практически. Помимо себя, я знаю только о Его Высочестве Инь Юе. Зато меня знают все.       — Два раза падал и три возносился, — улыбнулся Сяо Синчень, видя в этом ничего предосудительного — только истинное стремление внутренней духовной стати и стойкости.       — Из твоих уст это не звучит так позорно, — рассмеялся Се Лянь и повязал лентой кангу, чтоб не стояла бельмом перед чужими глазами. — Я правда не знаю, что тебе нужно сделать. Вероятно, это индивидуально. Что-то мучает тебя, или кого-то, кто в тебя верит, тем самым давая знать, что кому-то ты необходим.       — К слову, об этом, — резко прервал его Синчень и отпил для уверенности ещё. Будь там вино, наверно, стало бы легче, но Сяо Синчень не пил вино при жизни и не был уверен, что начинать, будучи Небожителем, хорошая идея. Се Лянь не торопил его — соберётся с духом и скажет, ведь разве он не за этим пришёл? Чтобы поделиться переживаниями, справиться с которыми в одиночку был не в состоянии. — Я не знаю, как начать. Я не уверен.       — Почему, Сяо Синчень?       — Это… достаточно щепетильный вопрос. Он не касается исключительно меня, но со мной такое впервые, — его щёки обдало жаром, стоило вновь прокрутить в голове последние слова Сюэ Яна перед тем, как тот… просто исчез в тени. Испарился. — Скажи, Се Лянь, а у вас с Хуа Ченом… какие отношения?       — В плане? — Се Лянь потупил взгляд и заёрзал на месте, ощущая подкатывающий узел смущения внизу живота.       — Ну, вы из одного времени, — вкрадчиво, не прерывая контакта глаз, сказал Сяо Синчень, как будто это всё объясняло. Как будто факт того, что демон и Небожитель когда-то давно сосуществовали в едином временном промежутке делал их непозволительно близкими друг другу. — Хуа Чен воздвиг храм в твою честь. Его Превосходительство Повелитель Ветров также сказал, что на Празднике Осени Хуа Чен запустил в небо три тысячи фонарей. Вы также неплохо ладите, как я заметил, и по отношению к тебе он не настроен враждебно, поэтому, пожалуйста, Се Лянь, не заставляй меня это говорить вслух, иначе я с ума сойду от смущения.       Се Лянь и сам в краске сидел, бесшумно постукивая пальцами по краю стола, прекрасно понимая, о чём проповедует Синчень.       — Ты прав, — тихо сказал он и в противовес громко кашлянул. Се Лянь не смущался самого факта таких близких отношений, скорее, не находил себя места от представления того, чему эти отношения служат началом. — И к чему ты ведёшь?       — Я… в общем… недавно я узнал, что меня любят. Он мне сам об этом сказал.       В тихой непродолжительной паузе вся краска и неловкость с лица Се Ляня спала мгновенно от осознания, что не так много существ, окружавших Сяо Синченя, волком рычали на кого-то к нему приблизившегося ближе двух чжаней.       — Чэнмей?       — Да.       — Тв… — Се Лянь закусил губу. Вовремя. — Я бы хотел выругаться, но, боюсь, ты этого бонусом к сложившимся обстоятельствам просто не вынесешь.       — Да.       — Ты в панике?       — Да.       — Смущён?       — Да.       — Тебе противно?       — Нет.       — Не знаешь, как себя вести?       — Да.       — А что ответил после признания?       — Ничего? Я не смог, Чэнмей сразу… растворился. Так всё запутанно, Се Лянь, я не могу прекратить думать, и это… убивает. Похуже всего, что могло бы быть, потому что лучше бы он меня ненавидел, это гораздо привычнее, чем…       — Любовь?       — Да!       — Сяо Синчень, — тепло улыбнувшись, начал Се Лянь и рукой двинул в сторону содрогающейся в приступе паники фигуры, — ты в курсе, что ненависть и любовь — это две стороны одной монеты?       — Может быть, — глубоко вдохнул и выдохнул Синчень, сжимая накрывшую его ладонь руку. Как руку помощи. К этому, конечно, не стоило привыкать, но очень хотелось. — Наставница когда-то говорила об этом. Что влюблённость — чувство, присущее лишь безумцам, но любовь — её истинное «я» — всегда будет дарить покой душе.       — И ты чувствуешь этот покой рядом с ним? Или там есть что-то ещё?       — Я не знаю? Се Лянь, я не понимаю, потому что я не до конца принял даже тот факт, что уже как полгода являюсь Небожителем. Пытаюсь смириться с тем, что всё, что я когда-либо знал, во что верил и чем жил, в скором времени просто исчезнет, а Сюэ… Чэнмей, — вовремя осадил себя Синчень и с заполошно бьющимся сердцем за рёбрами продолжил: — он один остался из того, что я помню о том мире, в который когда-то спустился с горы Баошань. Если я скажу себе, что тоже… чувствую что-то подобное, в чём мне признался Чэнмей, просто потому что вижу в нём то, чем когда-то жил и дышал, разве это не станет обманом? Я в первую очередь обману самого себя, а, если вдруг скажу об этом Чэнмею… на сколько же невообразима окажется его боль, если мои чувства окажутся ложью?       Се Лянь в потоке чужих трепетных высказываний, на грани слёз и недопонимания, отчаяния и невозможности найти ответ прикрыл глаза, и всё равно видел этот божественный, чуть слепящий и накидывающий несдерживаемые слёзы свет.       Се Лянь сжал пальцы Сяо Синченя в своей ладони, чуть погладил большим по нежной коже и скользнул вверх по запястью, прикладываясь подушечками к бешено бьющейся артерии.       — Сяо Синчень, — в тишине монастыря, за его хлипкими продуваемыми стенами позвал Се Лянь. Рука под его пальцами дёрнулась. — Сяо Синчень, выдохни. Найди точку опоры в своём сознании и приди к спокойствию. Можем даже вместе зачитать наизусть Дао Де Дзин, если тебе это поможет, — по его губам прошлась аккуратная улыбка, которая следом скользнула на лице Синченя. Божественный свет поугас, но так и не исчез, делая из Небожителя и правда какой-то новогодний фонарь.Правда, этот будет изгонять и тьму из людских душ.       — Се Лянь, что мне делать, скажи? — прошептал на износе Синчень и глубоко вздохнул.       — По правде, я бы сказал тебе гнать Чэнмея от себя подальше. Он мне не нравится, но это не значит, что он должен не нравится и тебе.       — Что ты такое…       — Успокойся, дыши. Тебе сейчас не стоит волноваться, пока твой эмоциональный фон воздействует на духовный. Я скажу, когда можно будет говорить.       — Ладно, — кивнул Синчень и задышал под испытующим взглядом Се Ляня, отвечая ему проявлением своей искренней беспомощности и незнании данной стороны жизни.       — Знаешь, Сяо Синчень, во время между первым и вторым Вознесением, передо мной престал мой ночной кошмар. Моя головная боль. Безликий Бай, ты, вероятно, не слышал про него, а, если и слышал, то вряд ли что-то жизнеутверждающее. Оно и правильно. Это существо стёрло мою страну, не пощадило даже родителей, не говоря уже о друзьях и мельком знакомых, и самого меня чуть… не оклеймило. Наверно, это можно так описать, — Се Лянь упёрся взглядом в край стола и крепко сжал чужую руку в своей, прощупывая колотящийся пульс и ток духовной энергии в теле Сяо Синченя. И, до боли странно, что эта рука его тоже успокаивала. — Произошло слишком много из того, что можно действительно описать никак иначе, чем «боль». То же, что побудило Хуа Чена возродится демоном. Мне не нравится Чэнмей, не потому что он демон ранга непревзойдённый, к тому же Демону Чёрных Вод я отношусь предельно спокойно, а потому что он напоминает мне мой кошмар. Только заместо меня в этом сне твоя фигура, и кровь, стекающая из множественных ран на хрупком теле, твоя же. Сяо Синчень, я знаю, что ты его не винишь в своей смерти, но ты бежал из жизни из-за его действий, из-за его слов, из-за того, каким он на самом деле оказался…       — Это не он.       — Что?       — Се Лянь, я прожил с ним почти три года. Я знаю, каким был и есть Чэнмей, я, может быть, и не видел его, но его слова, прикосновения и взгляды чувствовал, как никто бы не смог.       — В смысле, ты его не видел?       — А, — Сяо Синчень запнулся и потупил взгляд. — У меня не было глаз.       — Ты же это метафорически? Что был слепым, подвергся влиянию и…       — Се Лянь, я вырвал свои глаза и отдал своему лучшему другу, когда Чэнмей лишил его зрения. Чтобы я смотрел и мучился его страданиями.       — Ты понимаешь, что это не добавляет монет в копилку добрых дел Чэнмея? — истерически хохотнул Се Лянь, теперь как никогда раньше взглянув Сяо Синченю в глаза даже сквозь привносящую рябь картинке белоснежную ауру.       — Странно непревзойдённому демону иметь копилку добрых дел.       — Твоя правда, — выдохнул Наследный Принц, напоследок прощупал чужой пульс и руку убрал с тоскливым сожалением. Что-то всё-таки было в Синчене, что никак нельзя было выразить грамотным оборотом речи — словно лишившись зрения при жизни, сейчас он мог наблюдать всю первозданную красоту царившего мира и следом притягивал к себе взгляды всех остальных. — Так, что ты думаешь?       — Ещё не уверен. Возможно, попытаюсь принять и осознать слова Чэнмея без заполошных истерик.       — Даже несмотря на то количество боли, в которую он тебя окунул?       — Это было давно, Се Лянь, — ласково улыбнулся Синчень и мягко убрал руку из-под чужих пальцев, в покорном жесте складывая ладони на острых коленях.       — Но не восемьсот же лет назад, чтобы так просто об этом говорить.       — Порой, достаточно и часа, чтобы взглянуть на ситуацию под другим углом.       — И сколько ты об этом думал? Все восемь лет, пока был…       — Мёртв? Нет, там и думать не получалось, — Сяо Синчень озарил стены монастыря смехом и мягко посмотрел на Се Ляня, чей покой был слегка в надломленном положении, и за это Синчень ощущал подкатывающий к горлу невыразимый стыд. — С момента Вознесения. И до момента встречи. И, может быть, ещё чуть-чуть после.       Се Лянь смиренно выдохнул и застучал пальцами по столу, оставаясь в состоянии триумфального бессилия перед святой простатой, которой и сам был одарён с рождения.       — Ты удивительный, Сяо Синчень.       — Мне часто об этом говорят.       * * *       Время неумолимо двигалось поступательными движениями вперёд и замедлить его никакое чудо было не в состоянии, а потому зима окропила Небесную Столицу в середине первого месяца воздушными хлопьями снега и замерла в ожидании солнечного чуда.       Природа приняла статическое положение, впала в морозный сон, как волнения Сяо Синченя, принимающего выпады судьбы с учтивым выражением лица и подобающей Небожителю статью.       «Ваше Высочество, я прошу Вашего покаяния, я готов ещё раз сгореть в праведном сиянии Вашего милосердия».       Голос Сюэ Яна в голове показался… неописуемо постыдной вещью, а то, что Сюэ Ян молился за грядущую встречу в храме, где ему быть не положено, на территории Ордена, который был готов гнать его хоть с вилами в руках на другой край Поднебесной, рождало в душе смутное волнение за целостность его тела.       — Ваше Высочество, Вы куда? — окликнул в спину Повелитель Ветров, изящно взмахивая веером, поводя вслед любопытствующим взглядом. Сяо Синчень не знал, как объяснить, куда он так торопиться, не чувствуя рези в коленях — на встречу со своей неминуемой судьбой, наверно. И оттого некрасиво оставляя Ши Цинсюаня без ответа, делая помарку, что потом обязательно даже согласится на одну из его потока неугомонных взбалмошных идей.       В какое конкретно место Сюэ Ян его звал, Сяо Синчень не знал, и интуитивно стремился попасть в последнее, где они разминулись без предшествующих расставанию слов.       «Океан полыни, да?»       — Вы явились, Ваше Высочество.       — А тебе тоже не чужд символизм, Сюэ Ян.       Сяо Синчень чувствовал вкрадчивый, исследующий вдоль и поперёк взгляд Чэнмея лопатками, тот отзывался мурашками по позвонкам и приятно холодил кожу. Но Сюэ Ян держал дистанцию — и ближе чжана так и не позволил себе подступиться к фигуре Синченя, и тот понимал, почему.       — Прости меня, Сюэ Ян, я так и не смог избавиться от божественного сияния, — кусая губы и локти, с сожалением произнёс Сяо Синчень, покорно склонил голову чуть вниз и набок, и бесшумно обернулся к Сюэ Яну лицом.       — Ничего страшного, даочжан, — улыбнулся тот в ответ, и от этой улыбки вкупе с обожаемым, кротким и покаянным взглядом в душе всё перевернулось.       «Я люблю тебя».       Какой же волей стоило обладать, что смочь произнести эти слова, будучи абсолютно неуверенным в чувствах адресата, глядя в глубину любимых глаз и не находя в них ни толики положительного ответа.       — Я верю, что ты старался с усилием, присущим каждому даочжану. У меня для тебя подарок.       — Подарок? Зачем?       — Поверь, этот подарок лучше хуаченовских побрякушек, которым он предлагал тебя осыпать. Я же знаю, ты не принимаешь роскошь, — в игривом выдохе, полный уверенности, протараторил Чэнмей и вытянул меч. Тот самый, покорно лежащий в демонических пальцах без единого проявления недовольства и попытке обжечь не в пример своему истинному хозяину. С лица Сяо Синченя от неожиданности с лица спала всякая краска, а взгляд, внимательный и дотошный, блуждал по каждому цуню резных росписей на ножнах. — Он твой.       — Где ты… вообще… Сюэ Ян!       — Это крик восхищения? Или ты меня осуждаешь? Нет, если не нравится, я могу вернуть туда, где взял, но ещё одного моего визита твоя наставница не переживёт, — поморщился Чэнмей, вкладывая в руку немного силы, чтобы Шуанхуа упал точно в дрожащие, сжимающиеся в кулаки ладони Синченя. — Либо моё тело не переживёт.       Не зная как реагировать — кинуться ли на шею, броситься в объятия или обойтись сухим скупым поклоном, — Сяо Синчень испустил волнующий стон, сжимая холод и лёд родного меча. Тот приветственной вибрацией отозвался в каждой своей частичке и благодушно замолк.       — Ты был на горе Баошань?       — Пришлось сильно постараться, чтобы эту гору найти, а потом добиться аудиенции. В итоге, меч мне отдали, только после того, как я доказал, что ты действительно Вознёсся, и это не мои бредни умирающего и козни непревзойдённого.       — Она тебе поверила?       — Ещё бы, — саркастично прыснул со смеху Сюэ Ян, скрещивая руки на груди, — мучила дней десять, пока сама не спустилась и не удостоверилась, что твоё божественное присутствие действительно витает в воздухе. А потом ещё дней десять доканывала, почему Сяо Синчень сам не может к ней явиться за мечом. Не объяснишь же этой… женщине, что я хотел сделать подарок.       — Но зачем?       — Даочжан, как у тебя всё с этим туго, — Сюэ Ян назидательно покачал головой, решая для себя, что любыми разрешёнными способами надо это исправлять. И пускай, что к Сяо Синченю практически не подобраться без ожогов по всему телу, и что регенерация повреждений от божественного сияния — штука трудоёмкая, долгая и сопровождается смешками Хуа Чена. Всё простительно, если это вызывало улыбку на его красивом в своей простоте лице. — Я же тебе говорил.       Сяо Синчень запнулся о собственную ногу, стоя ровно на земле, и крепко сжал рукоять Шуанхуа в виде опоры без должного понимания, как эта опора должна было удержать его на ногах. Силой мысли, вероятно.       — Спасибо, — трепетно и нежно прошептал Синчень, сглатывая комок нервов, вставших поперёк горла. — Большое тебе спасибо, Сюэ Ян.       — Для Вашего Высочества ничего не жалко.       — Сюэ Ян, я долго думал, правда, это было тяжело, и…       — Не надо, даочжан, — Чэнмей вытянул ладонь перед собой, останавливая поток откровений, который не знал, готов ли был услышать. — Не стоит. Это подарок, а за подарки взамен ничего не требуют. Поэтому просто прими и вспоминай меня время от времени.       — Но я ведь… — с надломом начал Синчень, и понимал, что правда не знает, как закончить. А главное, чем. И подойти боялся, опасаясь, что Сюэ Яну вновь придётся преодолевать сквозь плотно стиснутые зубы распространяющуюся по телу боль. А ведь в первые разы тот сам стремился подойти, прикоснуться, обнять и крепко к себе прижать.       — Что ты? Скучал, вспоминал томными вечерами?       — Да, — выдохнул Синчень и в бессилии опустил руки вдоль тела, сжимая в правой ладони меч, весом, приятно отягощающим.       — Что? Мне не послышалось?       — Нет.       — Даочжан?       — Что, Сюэ Ян? — глубоко вдыхая отголоски когда-то цветущей полыни, пытался не впасть в чаяние Синчень и вспоминал твёрдый голос Се Ляня, наставляющий на успокоение циркулирующей в духовных каналах ци. — Я этого не произнесу, как не проси. Но…       Чэнмей стоически подобрался, сам едва не оступился и аккуратно спросил. Это было всё также тяжело.       — Ты правда скучал?       — Очень. Места себе не находил, и всё в этой Столице так…       — Пафосно?       — Красиво. Богато. Не для меня. Я привык к нашему домику в городе И, где места едва было, чтобы втроём спать улечься, к ночным охотам, где из мест для ночлега — земля под ногами. А в мою честь Дворец поставили. Как будто им других мало.       — Ты же всё-таки Бог, даочжан. Приходится соответствовать, понимаешь? — Сюэ Ян, сцепляя пальцы и зубы, сделал неотвратимый шаг вперёд. Было тепло, было очень тепло в чужом свете, только тепло то кратковременно — и в скором времени всё равно обещало реабилитацию на чужой койке в Доме Блаженств.       Сюэ Ян подобрался почти впритык, мягко коснулся острого подбородка даочжана длинными пальцами и заставил своё Божество поднять голову, как Божеству полагается.       — Тебе же плохо, Сюэ Ян, — судорожно выдохнул Сяо Синчень и прикрыл глаза, уподобляясь тому себе из прошлого, щекой поддаваясь касаниям демонической ласковой ладони. — Не мучай себя.       — А что мне остаётся делать, даочжан? — горько выдохнул Чэнмей и второй ладонью скользнул вдоль шеи Синченя, подушечкой большего пальца трепетно оглаживая нестираемый след поцелуя самой смерти. — Это малое, что я могу себе позволить, но, пребывая в свете твоего милосердия к сирым и убогим, даочжан, мне хорошо и плохо одновременно. Скажите, Ваше Высочество, — прошептал Сюэ Ян, пальцем задевая краешек тонких никем не целованных губ, — как я могу заслужить прощения? Как мне сыскать его в Вашем взгляде?       — Ты же знаешь, — дрожа и словно второй раз умирая, ответил Сяо Синчень, и распахнул глаза, взгляд которых Сюэ Ян поймал и отпускать воспрепятствовал глубиной своей собственнической натуры. — Я не виню тебя. Единственный, перед кем ты виноват, Сюэ Ян, это ты сам. Ты сам сможешь простить себя, когда поймёшь, что действительно достоин прощения.       — Что ж Вы так жестоки, Ваше Высочество.       — Правда всегда жестока к тем, кто от неё всеми силами отворачивается, Сюэ Ян.       — Вы так часто зовёте меня по имени. Пытаетесь не забыть или проверяете на наличие отвращения?       — Дурак, — бесшумно хохотнул Сяо Синчень и прерывистым вздохом обдал приоткрытые губы Чэнмея, по которым следом скользнул проворный язык, собирая капельку того божественного, чему хотелось внимать грядущую вечность, — у тебя чудесное имя. И первое, и второе.       — Глупости.       — Тогда я тоже глупый.       — Всегда так думал, — Сюэ Ян глубоко покатым тоном засмеялся, и почувствовал, как начинают гореть ладони от соприкосновения с кожей Синченя. «Слишком мало», — мелькнуло в мыслях. — «Я хочу больше».       — Сюэ Ян, — позвал даочжан, впервые ловя чужой взволнованный взгляд. — Сюэ Ян, когда мы теперь снова встретимся?       Чэнмей испытующе закусил губу. Слишком долго.       — Может быть, пару недель? Уже в новом году, даочжан.       — Так долго? Неужели даже демону тяжело излечиться от ран?       — От твоих — бесконечно.       — Сюэ Ян, я, правда, сожалею. Я не знаю, как…       — Тише. Всё в порядке. Я верю в своего даочжана, так что когда-нибудь у него обязательно получится, — Чэнмей ободряюще улыбнулся и с верой в лучшее, так ему несвойственной в прошлой жизни, взглядом окинул Сяо Синченя с головой, так, что тому захотелось в чужом взгляде утопиться. — Даочжан, пока мы ещё здесь, и я всё ещё могу говорить, не против при следующей встрече отправиться на ночную охоту? Теперь у тебя есть меч.       — А как же ты?       — Я удачно всё это время справлялся без меча. И Цзянцзай в скором времени тоже найду, вытрясу у Хуа Чена информацию, в крайнем случае.       — Ты невозможен, — заискивающе выдохнул Сяо Синчень и спросил: — Можно? — он не уточнил, что именно, но Сюэ Ян был готов даже на смерть от его руки, даже горло подставит, лишь бы это был Сяо Синчень.       — Конечно.       Даочжан ласково ткнулся лбом в лоб Чэнмея, соприкоснулся кончиком холодного носа о ненормально горячий кончик носа Сюэ Яна — ненормально как для демона, так и для человека, — и виновато застонал в голос.       — Не стоит так переживать, Ваш…       — Спроси меня.       — Что?       — Что угодно, А-Ян, просто спроси, я никогда не скажу этого.       — Сяо Синчень, — волнующим шёпотом почти выдохнул в чужие губы Сюэ Ян, давая почувствовать испускаемый жар и трепет мёртвого тела. — Сяо Синчень, позволь мне поцеловать Бога. Один единственный раз, чтобы я умирал без сожалений.       — Ты не умрёшь, дурак, — почти со слезами едва выдавил из себя даочжан, а следом на губах стало мокро… и необъяснимо жарко.       Сюэ Ян забирал всё, что мог забрать, выхватить, отобрать в кратких миг бушующего урагана чужой духовной энергии, целовал, как целуют любимых, выбивал почву под ногами быстрым движением языка по языку и шумно стонал — стонал от боли, горечи, лопающихся сразу до крови губ. И всё равно целовал, осознавая, в клетки какой патовой ситуации оказалась заперта его душа, влюбившись и любя лишь одного в своей жизни и последующей смерти человека, а следом и Божество.       * * *       Сюэ Ян мазнул коротким взглядом по силуэту Сяо Синченя, отмечая собственную кровь на его расцветающих алым губам, её же разводы на остром подбородке и ловя цепким взглядом бешено бьющуюся жилку на шее.       Он хотел бы что-то сказать на прощание, сказать ещё раз, как сильно любит, но гортань была выжжена буквально изнутри и говорить возможности не имелось.       «Как жаль».       Сюэ Ян утонул в ближайшей тени дерева, а божественное сияние Сяо Синченя, поколебав окружающий воздух, метнулось в Шуанхуа и… исчезло.       Картинка перед светлыми, пусть и ненастоящими, глазами Синченя с момента Вознесения ещё никогда не казалась ему такой точной и насыщенной.       Он провёл кончиком пальца по зацелованным губам, собирая капельки демонической крови и на пробу, ради эксперимента, лизнул, ведь так или иначе та всё равно уже попала в его организм.       Теперь ему было чем поделиться с Се Лянем. Тому точно не понравится.