Любовные зелья и способы их применения

По светлой просторной кухне распространяется душистый аромат травяного чая, который наколдован тонкими ладонями Гентаро. Этот запах напоминает Рамуде тот, что всегда неуловимо витает в доме писателя, будто что-то уже неотделимое от него самого, но привыкнуть к нему в собственной квартире всё ещё сложно. У Рамуды обычно пахнет сладостями и крепким кофе, алкоголем и ненавистными леденцами, поддерживающими его жизнь. Запах неминуемой смерти уже прирос к нему и всегда следует за его хрупкой спиной, а от сбора Гентаро веет… жизнью. Да, именно ей. И не так важно, какие у тех или иных трав свойства, для чего Гентаро добавляет их в заварочный чайник, просто сам факт – Рамуда ему не безразличен, он хочет заботиться и оберегать – заставляет чувствовать что-то болезненно-щемящее в груди. Амемура никогда не был сентиментальным, но оказалось, что испытывать эмоции – тяжело. Размяк? Может быть. Не хочется признавать, но он действительно нуждается в своих друзьях, с ними ему спокойнее. Хрупкая чаша его никчёмной жизни играет самыми яркими красками, когда они рядом. Ему в последнее время хуже, но когда Дайс и Гентаро узнали о его происхождении, о его страхах, с плеч свалился какой-то неимоверно тяжкий груз из недосказанности, недоверия, сомнений. – Вот. Мята, кориандр, парочка секретных ингредиентов от древнего мага Юмено-сенсея, что обрёл великие знания, путешествуя по священным местам Японии, – Гентаро с лёгкой усмешкой ставит перед Рамудой аккуратную белую чашечку с ароматным чаем, садится рядом и открывает одну из своих книг, что всегда носит с собой. – Магические свойства этого напитка, как сказано в моей волшебной книге, заключаются в согревающем эффекте и даруют покой тому, кто выпьет сей колдовской напиток! – Хо-о, так древний маг Гентаро может что угодно сотворить с помощью своих удивительных сил? – Рамуда всегда с удовольствием подыгрывает его сказочным спектаклям: рассказчик из Юмено потрясающий. Порой даже Амемуре жаждется верить в эту лежащую на поверхности ложь, потому что от неё становится как-то… тепло. Хочется забыть обо всех своих тревогах, о Чуоку, о том, насколько он – Рамуда – ничтожен и бесполезен на самом деле, о том, что его выбросили, как сломанную куклу, да никогда и не воспринимали иначе. Только рядом со своими товарищами он не чувствует себя мусором, ведь они принимают его даже таким… ненастоящим. – Верно, может, – Юмено кладёт книгу на стол перед собой, листая чуть пожелтевшие от времени страницы. – Но всякую магию нужно использовать с умом, иначе можно нарушить мировой баланс! Если каждый маг будет творить всё, что ему вздумается, вопреки запретам, как думаешь, насколько быстро этот мир обратится в хаос? – Мне кажется, что этот мир уже давно – хаос, – Рамуда усмехается, теряя свою приторность на какое-то мгновение, а после делает небольшой глоток душистого напитка и вновь звонко смеётся. – Впрочем, так ведь интереснее, Ген-та-ро!~ В глазах писателя мелькает понимание, он мягко улыбается и тоже принимается за чай. Все они подверглись жестоким играм судьбы, и искать в этом плюсы – своего рода защитная реакция, попытка ухватиться за спасительную соломинку, когда безвозвратно тонешь в бездонном омуте отчаяния. Они держатся за свои надежды и друг за друга. А вместе совсем не страшно. Рамуде протягивают аж две руки, за которые он может держаться, чтобы твёрдо ступать по земле. Тем не менее, одна из них – тонкая, элегантная ладонь Гентаро, с длинными пальцами и характерной мозолью от постоянного держания пера на среднем – вызывает в нём особенный трепет. Ладонь Юмено дарит странное спокойствие и вместе с тем рождает беспокойство, Рамуде ранее незнакомое. С ним легко и сложно одновременно, с ним нужно вести не озвученные интеллектуальные игры без победителей или проигравших, но именно с ним комфортно и можно не бояться быть собой. Хотя бы ненадолго. Когда ты лжец и притворщик, быстрее всего тебя раскусит другой лжец. Наверное, чувства Рамуды он уже тоже раскусил и распробовал, по капле сцеживая на язык каждую эмоцию своего лидера, каждый жест и любое неаккуратно оброненное слово, объятия и поцелуи, надрывную отчаянную близость, в которой Амемура, кажется, топит собственное одиночество. Обычно он находил для этого девушек, с которыми можно было без обязательств скоротать ночь-другую и больше не пересекаться во всём огромном Токио, но к Гентаро он возвращается постоянно. Они не говорят о том, что между ними происходит, и это тоже часть запутанной игры, в которой нет ни одного прописанного правила. Юмено понимающий, удивительно спокойный, рассудительный и деликатный. И, кажется, он не будет давить на Рамуду, пока тот сам не скажет то, что спотыкается о кончик языка при каждой их встрече наедине. А до того момента безоговорочно принимает любое внимание и почему-то соглашается на все шалости, что посещают амемуров воспалённый разум. – Между прочим говоря, – вновь подаёт голос Рамуда, заплутав в тропинках собственных размышлений о причинах покорности товарища и не найдя верной. – Хаос ведь можно устроить разными способами, разве не так? Иногда достаточно лишь подтолкнуть одну плашку домино, чтобы посыпались остальные. Рамуда сопровождает это щелчком указательного пальца по воздуху, сбивая воображаемое домино. – Твои навыки владения метафорами определённо улучшились после того, как мы стали командой, – отвечает Гентаро со снисходительной улыбкой, после чего театрально взмахивает ладонью, прикладывая её тыльной стороной ко лбу. – Ах! Я собственными глазами могу лицезреть, как мой юный друг познаёт красоты и печали этого мира… Нет ничего лучше для старшего товарища! Я словно Макс Демиан, что ведёт к просвещению Эмиля Синклера*… Рамуда прыскает. – Что за чушь? Вообще-то, я старше тебя на полтора месяца. И ты не ответил на вопрос, Гентаро! – Разумеется, ты прав. В наших силах как подтолкнуть домино, запустив цепную реакцию, так и удержать его от падения. Последнее более предпочтительно. – Значит, ты никогда-никогда не нарушал законов, описанных в вашем магическом кодексе? – Рамуда вновь отпивает из чашки, после чего разворачивает чёрт знает какую по счёту конфету, отбрасывая фантик к разноцветной горстке таких же. Вкус фруктовых леденцов смешивается с травяным ароматом чая, избавляя напиток от едва ощутимой, но всё равно неприятной горечи. – Даже ради невинной шалости? Скажем… ты наверняка умеешь варить любовные зелья! – Не удивлён, что тебя заинтересовала именно эта тема, – Гентаро усмехается и закрывает свою книгу. – Разумеется, все колдуны знают рецепты сильнейших приворотных напитков, способных привязать желанного человека к себе на многие жизни вперёд. В этот раз их игра как-то затягивается, что кажется странным. Для Юмено не составляет труда придумывать ответы на слова Рамуды, пока тот сам не спросит что-то вроде «правда-правда?», чтобы можно было в привычной манере сказать, что писатель солгал. Но похоже, что сейчас лидер уж слишком нуждается в заведомо театральном наигранном диалоге, и раз это то, чего он хочет, Гентаро не в силах ему противостоять. Амемура подсаживается ближе, протягивая к губам своего собеседника леденец и отнимая руку, когда тот пытается забрать конфету. – Не-а, кушай так!~ – Рамуда смеётся в ответ на то, как Гентаро чуть закатывает глаза, но всё же размыкает губы, позволяя вложить в рот леденец. – И что, ты никогда не готовил любовных напитков, чтобы испытать свои магические силы? – Сомнительный выбор для практики в магии. В конце концов, напои я того же Дайса приворотным зельем, и он будет околачивать порог моего дома двадцать четыре часа в сутки, а мне и так его визитов хватает, – Гентаро продолжает говорить, несмотря на то, что Рамуда взбирается его на колени, устраивая свою худую задницу поудобнее и с живым интересом ловя каждое слово. – Да и потом, отбрасывая шутки, такая магия воздействует на человека, лишая его собственной воли, нужно быть достаточно жестоким, чтобы ставить над другими подобные эксперименты. – Я не очень понимаю, что испытываешь, когда любишь кого-то, – отвечает Амемура, укладывая на плечо писателя острый подбородок. – Может, я бы хотел испытать это на себе. Рамуда лжёт. Его чувства к Гентаро ничто иное, как любовь. Только она бывает такой воодушевляющей и болезненной, тягучей и бурной, жгучей и бередящей, естественной по природе и чуждой его нечеловеческой натуре. Он хочет вжиматься в Юмено до трещин в рёбрах и отталкивать его всякий раз, когда от собственной зависимости становится страшно, греть в ласковых объятиях и вгрызаться зубами в его белую кожу, ловить каждую мимолётную улыбку и заставлять плакать, думать о нём постоянно и не вспоминать никогда, умолять быть с ним и слать к дьяволу, целовать бескровные губы и вколачивать в постель до бессознательности. Рамуда противоречит сам себе, и это разъедает его. Свои же чувства он не может понять, но они совершенно точно не такие светлые и радужные, какими их описывают в бульварных романах и показывают на огромных экранах в кино. – Но ведь это не будет искренними чувствами. Только принуждение, – голос Гентаро мягкий, убаюкивающий, льётся топлёным молоком, но вместо спокойствия будоражит что-то жуткое и когтистое под рёбрами, скребущееся в маленьком теле. – Я не против. Если это будет напиток, приготовленный тобой, – Рамуда укладывает на плечо Юмено щёку и проскальзывает подушечками пальцев по шее, наблюдая за тем, как под кожей двигается кадык, когда писатель судорожно сглатывает, а сама она покрывается мурашками от прикосновений. – Всё, что ты делаешь, вкусное, даже если оно горчит. – Ты же пьёшь мои сборы вместе с конфетами, – Гентаро усмехается, укладывая тёплые ладони на талию дизайнера, и между его словами слышно, как он перекатывает леденец во рту. – Приворотные зелья нужно пить без всего. М?.. Рамуда не выдерживает и ловит последние слова своими губами, целуя. Юмено вновь безропотно поддаётся ему, прикрывая глаза и впуская мягкий язык в свой рот, и тот сразу же нашаривает подтаявшую конфету. У Амемуры нет ответов, почему Гентаро всегда ведётся на его манипуляции, сам будучи отличным манипулятором, но, в любом случае, он не перестаёт этим пользоваться. Возможно, в Рамуде слишком хорошо ощущается некая свойственная ему одному властность, против которой не может выступить даже Юмено Гентаро, и лидер сам не знает, рад этому или нет. Он зарывается в русые волосы, слегка сжимая пальцами, и скребёт кожу затылка ноготками, прикусывает губы, срывая с них шумный вздох. Он жаден до ласки, нетерпелив и не разменивается на поиски предлогов – лишь делает то, что хочет. – Рамуда, – голос Гентаро совсем немного дрожит, но этого уже достаточно, чтобы Амемура восторженно выдохнул, перекатываясь пухлыми губами к покрасневшему уху. – Кухня не лучшее место для подобных утех, ты не находишь?.. – Разве есть разница? – Рамуда хихикает и ёрзает на чужих бёдрах, запускает ладони под многослойные одежды писателя: ему сейчас жизненно необходимо коснуться горячей кожи, и эта манера Гентаро заворачиваться в ткань словно капуста его даже раздражает. – Лучше помоги мне с этим! Амемура чертыхается и сдувает упавшую на лицо прядь ярких волос, показательно дёргая Юмено за фиолетовый край накидки, скреплённой на груди золотой цепочкой с символикой их дивизиона. Тот с громким хрустом разгрызает конфету. – Предпочитаю, когда имеется больше удобств и всё необходимое под рукой, – с усмешкой отвечают ему, после чего пальцы Гентаро касаются украшения и лёгким движением отстёгивают его. Накидка соскальзывает с острых плеч, приковывая горящий взгляд голубых глаз. – Но, ох, не похоже, что у Амемуры Рамуды, моего лидера, которому я должен подчиняться, достаточно терпения, чтобы переместиться в спальню. Ухмылка не сходит с лица писателя, когда он неторопливо снимает белое кимоно и чёрный бадлон вслед за ним, обнажая худую грудь; не сходит и тогда, когда его ладони скользят под свободную рубашку Рамуды, замирая на талии и ощупывая позвонки. Ах, вот оно. Истинное лицо Гентаро Юмено, которое он прячет за показательным благоразумием и фальшивой добропорядочностью. Вовсе Гентаро не такой, каким хочется казаться. Ему неведомо смущение от близости, он уверен в своих действиях и желаниях, да и на слова не скупится даже в постели. Рамуду это интригует, цепляет, да что уж греха таить, откровенно заводит. Есть что-то, что делает их похожими, но при этом Юмено всё ещё совершенно другой, недосягаемый, его хочется изучать, открывать страница за страницей, погружаясь всё глубже в самое его нутро. Да блядь, признаться честно, Рамуда бы и не только мысленно в Гентаро погрузился, потому что от медленных дразнящих поглаживаний от лопаток до ягодиц уже всё тело горит, а чужое дыхание и губы на шее рождают мурашки на коже и заставляют колени дрожать. Низ живота сводит томительным густым желанием. Он, наконец, может ощутить под ладонями тепло Гентаро, водить пальцами по плечам и груди, задевая соски, рвано выдыхать и хихикать, потому что волосы партнёра щекочут шею. И он пользуется этим. Склоняет голову набок, открывая горячему языку больше пространства, льнёт к чужому телу и вжимается бёдрами в пах. Под тонкой тканью хакама уже ощущается возбуждение, и это льстит. Рамуда ёрзает, потираясь тазом о чужой пах, и с наслаждением ловит хриплый стон. Однако долго упиваться этими дразнящими ласками Гентаро ему не позволяет, потому что подхватывает под задницу на руки и всё-таки встаёт с тесного кухонного диванчика. До спальни они добираются, целуясь и то и дело посмеиваясь друг другу в губы. Юмено, вообще-то, не настолько силён, чтобы долго держать Рамуду на весу, так что руки немного дрожат от напряжения. Постель, всё-таки, куда лучше. Рамуда буквально тонет в ней, а когда матрас прогибается под весом склонившегося над ним Гентаро, лёгкие отчего-то спирает. Не то, чтобы Амемура вообще хоть сколько-нибудь одобрял доминирование кого-либо над ним, пусть даже в сексе, поскольку подобного отношения достаточно натерпелся от сук из Чуоку (ох, нет, он не хочет сейчас думать о них), но с Юмено и тут всё совсем иначе. Инициатива с его стороны всегда вызывает какой-то странный, практически детский восторг, а ещё желание подразнить и заполучить ведущую роль обратно. Но только не сейчас. Сначала Рамуда вдоволь насладится тем, как Гентаро, бережно отстегнув брошь, развязав ленточку на шее и расправившись с пуговицами рубашки, скатывается щекочущими поцелуями от груди к низу живота. Амемура сладко выдыхает, прикрывает глаза и растекается в обжигающих ласках. Ему почти хочется вскрикнуть, когда тонкие пальцы Юмено уверенно сдавливают член через брюки, а затем практически невесомо обводят ткань по контуру. – О-ох, Юмено-сенсей сегодня так н-напорист, – Амемура хихикает, непроизвольно ёрзая, чтобы поймать чужие прикосновения, но Гентаро отводит ладонь каждый чёртов раз, – …и, похоже, слишком обнаглел. Рамуда и сам не понимает, его это больше злит или раззадоривает, но минуты подобного издевательства становится достаточно для того, чтобы его мучитель был резко опрокинут на спину и вжат на постель. Поёрзав на бёдрах, дизайнер тянет губы в довольной улыбке. Так-то лучше. – Юмено-сенсей полагал, что Амемуре-куну нравятся такие игры, – Гентаро выдыхает и улыбается в ответ, положив ладонь на худую ляжку и чуть сжав её. – Возможно, и так… Но всего должно быть в меру. Я не люблю, когда меня дразнят, Гентаро.~ Чтобы избавить писателя от хакама, требуется некоторое время, за которое Рамуда, возможно, успел бы пройти ни один круг ада. Ощущения от этих поясов и подвязок, к слову, такие же. Тем не менее, Амемура соврёт, если скажет, что не находит это в какой-то степени сексуальным. То есть, он не из тех, кто растягивает процесс избавления партнёра от одежды, но в случае с Гентаро это даже создаёт интригу. Плохо здесь то, что тот ему никак не помогает и лишь посмеивается, утопая головой в обтянутой розовыми наволочками подушке и чертовски соблазнительно разметав по ней свои русые волосы. – Осталось совсем немного, Рамуда, ты почти справился, – негромко выдыхает Юмено, взбираясь массирующими движениями выше по ляжке к бедру и останавливаясь на бляшке ремня. – Блядь, – голосом ниже обычного ругается Амемура, нетерпеливо ёрзая. – Если бы это был не ты, у меня бы уже давно упал. – Должен ли я воспринимать это как комплимент? – Гентаро садится и нежно целует Рамуду в висок, отчего всё раздражение внезапно растворяется, будто его и не было никогда. С лязгающим звуком ремень Амемуры расстёгивается, а следом и ширинка. Вероятно, приятнее пальцев Гентаро на напряжённом члене только горячий шёпот на ухо этим чертовски сексуальным, но при этом мягким голосом. – Я успел понять, что тебе нравится, когда я дразню тебя, Рамуда. Судя по этому, – пальцы проходятся от головки к основанию и слегка нажимают на чувствительную кожу, – даже очень нравится. Не отрицай. Не дав хоть что-нибудь ответить, Гентаро целует его. Рамуда не в состоянии спорить или возражать, он, вообще-то, сейчас не в состоянии даже думать хоть о чём-то, кроме руки Юмено в его штанах. Тесно. Чуть подрагивающими пальцами Амемура приспускает их с бёдер и призывно толкается в ладонь. Стон в поцелуй выходит приглушённым, зато шуршание ткани писательского хакама заполняет комнату, пока Рамуда стаскивает их, опрокидывая Гентаро обратно на подушки. Он, чёртов Гентаро Юмено, красивый. Без одежды особенно. В том, чтобы видеть его таким, есть какое-то особенное очарование. Обычно он всегда закрыт настолько, что даже фигуру через все эти слои тканей не разглядишь. И то, что Амемура, возможно, едва ли не единственный, кому доводится видеть это, определённо льстит и тешит его самолюбие. Рамуда неприкрыто любуется худым телом, когда скользит ладонью от плоской груди по животу и к паху, чтобы, наконец, тоже сжать стоящий член. Кстати, тоже красивый. У Амемуры, честно говоря, хоть и были сексуальные партнёры обоих полов, подобные мысли касательно мужских достоинств нечасто возникали. Так что Гентаро может гордиться. Правда, Рамуда ему не скажет, так что (если, конечно, великий древний маг Юмено не умеет читать мысли) ему не доведётся узнать. Какая жалость. Амемура почему-то хихикает от этой мысли и ловит на себе вопросительный взгляд Гентаро, которому, кстати, краснеть и часто дышать идёт безумно. Юмено сам по себе негромкий, так что и стоны у него больше похожи на тихие вздохи, но Рамуде нравится. Как и всё остальное в нём. – Тебя... хах… так мой член веселит? – Гентаро цепляется пальцами свободной руки за край подушки, второй продолжая ласкать Рамуду в ответ. – М-можно и так сказать. Дизайнер усмехается в очередной раз, срываясь на стон, когда Юмено, будто бы в отместку, надавливает на уздечку, поднимается к головке и смахивает подушечкой естественную смазку. Он, наверное, успел уже выучить, какие прикосновения и где нравятся Амемуре больше всего и умело пользуется этим. Новый град поцелуев сопровождается стонами в губы друг друга, после чего Рамуда выдыхает и отстраняется немного, чтобы прошептать в ухо. – Просто подумал… з-знаешь. Колдунам не запрещено заниматься сексом? – Колдуны не служители церкви, Рамуда, – смеётся Гентаро ему в шею и оставляет на коже влажный поцелуй. – Разве что силы черпают… для первоклассных любовных зелий. – Ах!.. В-вот как. И что, работает? Уже чувствуешь, что становишься могущественнее?.. Амемура с сиплым выдохом отстраняется, чтобы свеситься с кровати и нырнуть рукой в ящик, нашаривая смазку и презервативы. Кончить от одной только мастурбации он не очень-то хочет, его терпение закончилось ещё на излишне долгом избавлении партнёра от одежды. – Меня переполняет мощь, – усмехается Гентаро и вновь ловит Рамуду в объятия. Его руки мягко укладываются на тонкую талию, а ноги послушно раздвигаются шире, когда Амемура проводит ладонями по внутренней стороне бедра и соскальзывает на задницу. Смазка холодная и вязкая, Гентаро вздрагивает с тихим оханьем и прикрывает изумрудные глаза, едва пальцы прокатываются между ягодиц. Он весь подрагивает от массирующих ласк и немного хмурит свои очаровательные брови, отчего над переносицей пролегает маленькая морщинка. Рамуда находит это чертовски милым и не удерживается от того, чтобы подтянуться выше и поцеловать её, а потом и губы Юмено, тонкие и бледные, но такие мягкие и тёплые. Он не привык беспокоиться о чужом удовольствии и комфорте во время секса, однако с Гентаро хочется быть нежным и заботливым любовником. От каждого прикосновения и поцелуя в шею, в грудь, покусывания ключиц и сосков писатель издаёт негромкие вздохи, выгибается, подставляясь под ласки Рамуды, и впивается короткими ноготками в спину. Это пьянит сильнее любого приворотного зелья, кружит голову так, что налитый возбуждением член уже побаливает. Рамуда негромко рыкает, потираясь бёдрами об одеяло, но к подготовке партнёра подходит ответственно – причинить Гентаро боль последнее, чего он хотел бы. Лишь когда три пальца достаточно свободно двигаются внутри, выбивая из Юмено уже не тихие оханья, а поскуливания и всхлипы, перемешанные с просящими стонами, Рамуда удовлетворяется своими действиями и вынимает пальцы, отмечая негромкий разочарованный выдох. – Хе-хе, Гентаро-чан расстроился, что ему не дали кончить от пальцев? – весело спрашивает его Рамуда и оттягивает чужую нижнюю губу своими, посасывая. – Какой Рамуда-кун плохой!~ – Боже правый, просто вставь уже, – с несвойственной для него прямолинейностью шепчет Юмено, запуская пальцы в розовые волосы и ловя губами очередной смешок и поцелуй. – Можно просто Рамуда. С этими словами дизайнер рвёт глянцевую упаковку, натягивает презерватив, подхватывает Гентаро под бёдра и лёгким толчком проникает внутрь. Ох, чёрт. Он из-за этого глумливого лжеца с ума сойдёт, честное слово. Тело обдаёт жаром, на висках проступает испарина. Амемура, наверное, слишком твёрдый, но Юмено под ним никак не комментирует, лишь чуть сжимает и сдавленно стонет, жмурясь. Рамуде ужасно нравится, как он выглядит сейчас, когда сам покрыт капельками пота, цепляется пальцами за край подушки и невольно втягивает голову в плечи. Каждое движение рассыпается искорками перед глазами, потому что хорошо чертовски. Особенно когда Гентаро обхватывает бёдра Рамуды ногами, стискивает коленями тонкие бока и подаётся тазом навстречу. Дизайнер склоняется над ним, обсыпая грудь очередным градом поцелуев, а затем обхватывает напряжённый член пальцами вновь. Уже пульсирующий и сочащийся смазкой. Обведя большим пальцем головку, Амемура скатывается к основанию, оглаживает мошонку, выхватывая каждый стон и всхлип, доносящийся до его ушей. Пусть Гентаро и не очень громкий, он всё равно красиво стонет. В такие моменты Рамуде кажется, что писатель был рождён, чтобы всхлипывать и выгибаться под ним, настолько естественным ощущается происходящее. Сам он голоса не сдерживает, перекатывается интонациями от высоких к низким, почти рычащим звукам, вибрациями мурашек расползающимся по груди и шее Юмено. Его руки беспорядочно оглаживают спину Рамуды, то и дело вонзаясь ногтями и, наверное, оставляют маленькие царапины, но, серьёзно, похер. Амемура не из тех, кто будет стыдиться следов сексуальной близости. Лёгкая боль лишь подстёгивает его ускорять темп, ведь Гентаро нравится, и тот сейчас открыто демонстрирует это. Возможно, во время секса Юмено наиболее искренен. Почти никогда во время их общения писатель не показывает такого широкого спектра ярких эмоций, скрываясь за маской умиротворённой доброжелательности. И это одна из причин, почему Рамуда любит спать с ним. Настоящий Гентаро такой притягательный, такой удивительно красивый, Амемуре нравится такая честность от человека, что зовёт себя лжецом. Рамуда кончает, впиваясь зубами Гентаро в плечо, с глухим сладким стоном, на что тот шипит и дёргается, крепче сжимает пальцами плечи. Рука продолжает скользить вверх-вниз, пока Юмено тоже не изливается на собственный живот, громко всхлипнув и выгнувшись в спине. Они несколько секунд молча хватают ртами воздух в дымке приятной истомы и тягучего жара тел. – Похоже… останется след, – шёпотом произносит Гентаро, проведя пальцами по месту укуса. – Ты всё равно всегда с ног до головы укутан, – Рамуда роняет голову на его плечо и трётся щекой о влажную от пота кожу. – А жаль… Они молчат некоторое время, и Амемура наслаждается тем, как пальцы писателя ласково перебирают его взъерошенные розовые пряди где-то за ухом, иногда щекочуще поглаживая хрящик. После секса накатывает удивительное ощущение спокойствия и умиротворения, и вот так лежать в объятиях Гентаро Рамуде безумно нравится. Пусть его чувства и противоречивы, и он сам не понимает, чего хочет от товарища по команде и что тот к нему чувствует, такие моменты всё равно ценны. – Может, ты меня и правда приворотным зельем опоил, – негромко хихикает Рамуда, а после вдруг утыкается в чужую грудь лицом и почти неслышно бормочет. – Иначе почему я чувствую всё это?.. Повисает недолгая пауза, но за это время Амемура успевает испытать слишком много всего, словно целую вечность стоял над пропастью, а сейчас, наконец, сделал шаг в черноту бездны, но понятия не имеет, что ждёт его на дне. – Я могу считать это признанием? – наконец доносится до него мягкий вопрос. Вместо ответа Рамуда кивает и к собственному удивлению слышит негромкий смех. Гентаро мягко отстраняет его от себя, чтобы посмотреть в смущённое лицо и провести тонкими пальцами по щеке. – В таком случае, мы будем любовными напитками друг для друга. Короткий взрыв эмоций от этих слов растворяется в чувственном поцелуе. Рамуда обнимает Гентаро, вжимаясь в него до спёртого дыхания, отдаётся колдовскому безумию взаимной влюблённости. Когтистый зверь под рёбрами мурчит, как прирученный кот, и теперь каждая их игра без правил будет неизбежно выиграна. Если они приворотные зелья, то отныне могут раз за разом испивать друг друга до дна.