О Господи (male version)

***

Моей главной задачей, как нового напарника Сасори, было сделать то, что не смог бы он. Поэтому сидя сейчас в захолустном гей-клубе на окраине Берлина, я не пью алкогольные напитки и коктейли. Мой взгляд неотрывно прикован ко входу в комнату охраны, потому что оттуда только что вышел низенький мужичок в форме, явно собирающийся устроить перекур. Кругом была куча людей, дискошар вертелся вместе со световыми пятнами, создавая мир глазами безумца, но во всей этой котовасии я углядел фигуру своего напарника. Совсем неприметная, но она уверенно двигалась по небольшой лестнице на второй этаж клуба, где был стриптиз и ресторан. Ровно в тот момент, когда он скрылся за другой дверью, я сиганул к выходу, и интуитивно наткнувшись на курящего охранника, хорошенько приложил его о стену. Людей на улице не было, так что о слежке можно было не волноваться. Схватив ключи, я снова бегом направился обратно в эту суматоху и принялся боком продираться сквозь снующих туда-сюда парочек. До чего же противно, но мне предстояло терпеть их общество еще недолго. Я заскочил на вахту и поспешил запереть за собой, чтобы ко мне внезапно не пришли незванные гости. Теперь было дело за малым. Я стер данные с камеры на заднем дворе, где было видно, что я вырубил мужчину хорошим ударом, затем выключил еще парочку на втором этаже и чисто для себя оставил одну, чтобы наблюдать за работой напарника. Я жутко волновался, так, что даже колени тряслись, а губы были все искусаны в нервном предвкушении, но в Сасори я был уверен. Он был великолепен в своем безумстве, хотя так близко на работе я его еще никогда не видел. Он мог убить человека одним движением пальцев, из которых словно лучи, сочились металлические струны, так четко и быстро перерезающие людям гортани. Я всю жизнь мечтал и грезил о том, чтобы вырасти и работать в той сфере, в которой я нахожусь сейчас, но, вот черт, будущее превзошло все мои ожидания! Надо же мне было натолкнуться на своего земляка в такой далекой стране и при этом еще и получить его расположение. Да, я был юн для своей работы и достаточно неопытен, но он разглядел во мне потенциал и позволил стать чуть ближе. Настолько ближе, что одним вечером рассказал мне о своем искусстве, своей мании, о своей страсти. Я не понимал, что он говорил, но это казалось мне чем-то безумным и в тоже время настолько преисполненным смысла, что складывалось впечатление, будто это я какой-то глупый. Наконец я увидел знакомые движения своего напарника, потому что тот вскочил на стол и изогнул кисти под неестественныи углом, словно они были переломанны невидимой рукой. Странно, но до безумия прекрасно, во мне не появилось ни капли омерзения, когда с толстой шеи мужчины слетела такая же жирная голова и покатилась по полу, как мяч для боулинга. Я видел, с каким маниакальным нетерпением смотрел мой напарник на каждую новую свою жертву, хотя и было все это настолько мимолётным, будто мне показалось. Я видел блеск, видел зрачки, видел действия… Не прошло и двух минут, а на скамейках развалилось четыре бездыханные тушки, изрезанные и испещеренные на отдельные части, будто кто-то специально расчленил их для чего-то более интересного. Сасори так и продолжал стоять на столе и пялиться стену, словно увидел там приведение. Снова началась моя работа. Я вынул кассету с записью и принялся вырывать пленку с корнем, наматывая на кулак, а затем скомкивая и засовывая их в свою сумку, чтобы чуть позже уничтожить. Мельком взглянув на экран, я заметил подозрительное движение. Акасуна что-то делал в углу комнаты, склонившись над чужой головой и мельтеша над ней своими конечностями. Но, к сожалению, все заслонила его спина, да и пленку надо было выкинуть всю, поэтому я вырубил камеру и направился на улицу. Ещё несколько минут, никто не заметил массового убийства на высоте пары метров, а гул и смех так и не прекращался. До чего же раздражает. Я сидел в нашем автомобиле на пассажирском сиденье и просматривал план здания и выходы, из которых вероятнее всего покажется чужая красноволосая макушка вместе с сумками денег и наркотиков. Да, мы должны были устроить зачистку в этом заведение и сорвать небольшую сделку между главами двух мафиозных группировок. Тоже скучно, но это моя первая командная работа. Тоже опыт. Но я не думал, что все окажется настолько просто и тихо, будто мы вообще ничего и не сделали. Я ожидал какой-то более бурной реакции от своего тела, хотя до дрожащим коленок всё-таки дошло, но обычно я чуть ли не борюсь с обмороком. Видимо постепенно я начинаю привыкать, или работа с этим человеком меня успокаивает?  — Пленку будем уничтожать чуть позже, — Сасори кивнул мне, садясь на водительское и пристегиваясь, — Я безумно хочу есть, вы не против заехать куда-нибудь? Он как-то странно поглядел на меня, будто с лёгкой насмешкой, но все равно его лицо не выражало никак эмоций. –Ладно-ладно, — я поднял руки, будто извиняясь, и повернулся к окну, вглядываясь в силуэты старых зданий.  — Мы едем ко мне, тут ближе, — ну неужели, наш мистер «безэмоциональность» вдруг проявил сочувствие к моему желудку, — Надо уничтожить пленку как можно скорее. Он слишком сильно и с напором выделил слова «как можно скорее», я даже пожалел о том, что мы едем к нему в гости. Да, я бывал у него, когда мы встречались по работе и просто обсудить план нашего будущего задания, но это случалось пару раз, не больше. Сердце ухнуло ещё сильнее, когда он открыл мне дверь и запустил в незнакомый мне подъезд, потому что то место, где я бывал до этого, было намного презентабельней.  — Это ваш настоящий дом? — я указал пальцем на железную, обитую кожей, дверь передо мной в изрисованном граффити подъезде, и недоверчиво покосился на напарника. Меня проигнорировали, и пока он вытаскивал ключи и открывал квартиру, я успел осмотреться по сторонам, подмечая все больше неприятных мне деталей. Коробка с выкинутыми книгами, какие-то крысы, мусор и бумажки…все это настолько не сочеталось с внешним видом Сасори, что мне никак не доставало ума совместить жилище и его хозяина. Ну уж ночевать я здесь точно не собираюсь, ну его нахер. В животе безбожно заурчало, а я стыдливо спрятал нижнюю часть лица за рукавом, потому что мою странную улыбку видеть напарнику точно не надо было. Все в такой же тишине приступы голодных спазмов ещё пару раз вызвали мою улыбку, но вот теперь мне стало не до смеха. Живот конкретно скрутило, и я чуть было не согнулся пополам, пока красноволосый возился в с дверью.  — Дай сюда, — мне протянули руку и я сначала даже не понял, о чем меня попросили. Я дал ему свою руку и поднял одну бровь в немом вопросе. Сасори лишь поджал губы, будто я снова сделал что-то, из-за чего он пожалел, что связался со мной, — Не руку, пленку.  — А, пленку… — я хлопнул себя по лбу и принялся лихорадочно дергать язычок кожанной сумки, чтобы достать необходимое. Не хочется терять партнёра в первый же день. Но в любой момент можно было оправдаться своей молодостью и неопытностью, ведь мне всего восемнадцать, а Сасори двадцать семь. По сравнению с ним я ещё совсем ребенок, хоть и иногда мы можем найти волну единения разумов.  — Заходи, — он махнул рукой и я оказался в странной старомодной квартире, хотя выглядела она достаточно опрятно, по сравнению с подъездом. Милые зелёные обои с цветочками, деревянный паркет, покрытый лаком и странного вида люстра с канделябрами. Но больше всего меня поразила кухня, на которой мы и решились сжигать всю украденную с камер информацию, потому что делали мы это на шикарном столе в стиле модерн, напротив которого стоял непонятно откуда взявшийся военных годов холодильник. Шумящий, как тысячи паровозов, и иногда даже шипящий, будто змея. Но он был работающим, вот что самое интересное! Пепел мы развеяли в окно, как прах какого-то нашего общего родственника, а я облокотился на подоконник, вглядываясь в ночное неприглядное небо. Сасори ушел в соседнюю комнату, оставив меня одного, а я решил забраться на подпорку с ногами и позволил себе даже высунуть их наружу, хотя мы и были на пятом этаже, самом последнем. Рука моя потянулась к карману джинс, времён моей военной службы, поэтому они были темно-зеленые, в тон обоям, и я выудил помятую пачку Camel. Отвратительные сигареты, от них у меня опять начинается астма, но напряжение и приступы адреналина надо свести на нет. Иначе меня будет колбасить ещё пару суток, как бесноватую мартышку, а я и так сейчас держусь, чтобы не залезть на крышу этого здания. Краем уха я услышал, как мой напарник вернулся на кухню и почему-то долго стоял без движения, словно застыл. Я оторвался от ночного города и посмотрел на него.  — Вы не против?.. — я махнул перед ним заженной сигаретой и попытался сделать ещё одну затяжку. Но у меня ловко вытянули никотиновую трубочку прямо из пальцев и затушили об край раковины под мой удивленный взгляд. Я попытался остановить его, ведь там оставалась ещё добрая половина, но спрыгнув с подоконника, я зацепился ляжкой о какой-то странный гвоздь и умудрился распороть собственные штаны и даже кожу. С шипением я приземлился на корточки и схватился за едва заметное, но очень ощутимое ранение. Пока Сасори выбрасывал бычок в мусорку под раковиной, я успел полностью изгадить свою ладонь в крови и даже пролить пару капелек на чистый пол. Он не обратил на мои жалкие потуги остановить кровь никакого внимания. Может не заметил, мы же сидели почти что в полной темноте. Но когда он повернулся ко мне, я заметил как дернулись его ноздри, а взгляд, хотя может мне и показалось, стал более хищным.  — У вас есть бинты? — мне потребовалось бы засунуть всю свою хваленую гордость в кулак, чтобы попросить у него аптечку, но хватило меня только на бинты.  — Это случилось сейчас? — я раздосадованно кивнул и бросил гневный взгляд на все ещё торчавший гвоздь в стене. Он как-то странно поправил волосы, заправляя их за уши и все его аж передернуло, но может это только так мне привиделось в неверном лунном свете. Спустя пару минут я уже сидел у него на кровати с разодранной правой штаниной и кое-как пытался перетянуть глубокую царапину белоснежным бинтом. Напарник все это время сидел рядом, сложив ноги, и подозрительно серьезно наблюдал за тем, как путаются мои руки. Меня все ещё потряхивало от недавнего задания, поэтому собраться я никак не мог. Наконец я бросил это унизительное занятие и умоляюще глянул на Акасуну. Тот будто и ждал этого знака, достав из всей аптечки бутылку спирта и вату.  — Тебя всегда так колбасит? — я пропустил это мимо ушей, потому что в голове будто вырезали раскаленным ножом: боль. Я сдавленно захрипел и даже отвернулся от столь непритягательного действия промывания моей раны чистым спиртом. Он все так же сдержанно повторил свой вопрос и до меня наконец дошло, что сейчас только меня одного трясет как проститутку перед дозой. Неприятно. Кожа на ноге покрылась мурашками, потому что в комнаты через открытое окно залетел поток ледяного северного ветра, а меня стало трясти ещё больше.  — Мне нужно домой, — я чувствовал себя ещё более неуютно, когда он подозрительно нежно провел кончиками пальцев по моему такому же открытому бедру, а меня внезапно посетила мысль, что с такими штанами я отсюда не уйду-не уеду. К тому же свою машину он мне вряд ли отдаст, да и такси сюда не ходит.  — Надо перетянуть, — он одним движением кисти отрезал до конца мою штанину, так что эта нога полностью оголилась, будто я был сейчас в шортах. А на дворе между прочем не июнь стоял, а самый настоящий март. Прохладно как никак. Я поежился от холода и скрестил руки на груди, чтобы воздух не пробрался под толстовку. Еще пару мгновений — и вокруг моей ляжки оказалось несколько слоев бинта проспиртованной ваткой, а царапина неприятно поднывала. Тут ещё и мой желудок взвыл от голода, как морской кит, а мне стало ещё больше неуютно и стыдно. Я заметил, как его взгляд скользнул чуть выше моей раны, там были шрамы, поэтому я поспешно подтянул колено к груди и склонил голову на бок, выдавливая странную улыбку.  — Вы отвезёте меня домой? — я странно усмехнулся своему дрожащему голосу и слегка прищурился, убеждаясь в том, что ему совсем не до смеха.  — В холодильнике есть пару бутербродов, — он сделал необычное движение рукой, указывая на коридор позади себя, который вел на кухню, но я все ещё сомневался, можно ли мне встать и так нагло пойти выжрать чужой холодильник. Тем более без одной штанины, я выглядел бы крайне странно.  — Я не хочу есть, — я гордо мотнул головой и глянул в окно. Луна уже стояла в зените, если это можно было так назвать, но была она так высоко, как никогда. Сасори почему-то продолжал молчать, но спустя пару минут я немного напрягся, потому что явно чувствовал, как скользит его все ещё маниакальный взгляд по моей ноге. Я тоже поспешно сложил их, закрывая оголенную ногу второй, целой штаниной, и расслабленно откинул голову назад, облокачиваясь на стену за мной. Пульс бешено стучал в висках, а тело все ещё не собиралось успокаиваться. Казалось, будто прилив адреналина только усилился, но я не понимал от чего. Подняв руки перед собой, я увидел, как дрожат мои пальцы. Совсем неприятная побочка после заданий, а я должен был уже привыкнуть к ней. Но каждый раз как заново рождаюсь. Бесит.  — Тебя совсем не слушается твое тело, — я удивлённо перевел фокус на фон позади рук и встретился с блестящими карими глазами. Я не понимал, исходя из чего он сделал такой вывод, но в мозг начал закрадывается странный червь подозрения, что это может быть правдой. Я умоляюще возвел глаза к небу, и попытался вспомнить, когда у меня ещё выдавались такие сильные побочки. Может недели две назад или три. Я тогда совсем не соображал и носился из одного района в другой как бешеный зверёк, тыкаясь в каждый переулок и пугая своим видом каждого встречного. Как назло, его догадку подтвердил мой порыв выбросить руку вперёд, чтобы коснуться его шеи, но я почти смог подавить это желание, зависнув где-то уже у его горла.  — Я могу и убить за такое, — печально, я совсем забыл что чуть не вцепился профессиональному убийце в глотку, хотя ещё несколько минут назад он лично обрабатывал мне мою рану. Чувствую себя неблагодарным куском дерьма. Его рука неожиданно точно легла мне на выпуклость в штанах, а я чуть не подавился воздухом от такой наглости.  — Понятно, Виагра, — я захлебнулся собственным возмущением и одним рывком сбросил с себя его руку. — Кофе, чай?  — Кофе, — я выплюнул это ему в лицо и оскалился, как дикий зверь, потому что теперь обстановка меня стала напрягать ещё больше. Да, я глотнул пару чашечек кофе в том ссаном клубе, но я же не мог догадаться, что бармен подсыпет мне Виагру в чашку! Сука такая… Вот поэтому я не люблю геев! Да, у меня по мимо дрожащих конечностей был ещё и стоящий член в штанах, но я думал это тоже является частью побочки. Я думал это все от перевозбуждения на работе! Сасори, сохраняя абсолютно каменное выражение лица, снова залез мне под толстовку и его рука опять оказалась у меня на причинном месте.  — Прошу прощения, не мог бы я… — я подорвался с кровати и попытался вскочить на ноги, чтобы свалить из этой квартиры нафиг, но мой мозг не слушал мой разум, и отдавал моему телу совсем другие приказы. К тому же мои ноги не слушались и я просто беспомощно свалился на колени перед своим напарником со страдальчески перекошенной рожей. Мой мозг сладко нашептывал мне: " Ну давай, от одного раза же ничего не будет… Это не твоя вина, ты просто посмотри, как загорелись его глаза от одного вида твоей ножки… Тыы можешь быть привлекателен…». Я не мог никуда деться от этого разврата в моей голове и, шумно выдохнув, уронил голову на ладони. Почему именно на меня всегда валиться все самое неприятное?  — К сожалению я не могу сейчас тебе ничем помочь. Моя лаборатория в другом месте, а я надеялся, что ты будешь благоразумнее, — то есть он имел ввиду, что он бы дал мне какой-нибудь препарат от искусственного возбуждения? Мда, похоже это я немного перегнул палку и он просто хочет мне помочь, чтобы я чувствовал себя нормально.  — Я хочу в ванну, — я сказал это хрипло и затравленно, совсем уже не слыша голос разума, который изо всех сил бил тревогу, и попытался снова подняться на ноги.  — Ты течешь, — хм, а я, конечно, не заметил. То что по голой ноге у меня уже стекает смазка это конечно феномен тот ещё. Я стыдливо закрыл лицо руками и закусил губу. Что мне делать?  — Уйдите, — мне нужно было остаться одному хотя бы на пару минут. Хоть на минуту, я же имею право?  — Ты испачкал мне пол, — да вымою я потом его, и даже могу белье перестелить, если оно тоже испачкано! Все что угодно, только пускай этот маньячина свалит отсюда!  — Уйдите… — я совсем потерял себя, вцепившись кулаками в простыню перед собой и сминая ее в кулак. Я готов был взвыть от беспомощности, но вдруг я услышал, как спружинила кровать, а шаги Сасори все удалялись в коридор, направляясь на кухню. Слава богам, наконец-то я смогу сделать то, что должен. Я словно маленькая коала вскарабкался обратно на кровать и сдернул с себя промокшие штаны, оставаясь в одних трусах и толстовке. Несколько минут я лежал почти что без движения, только продолжая тереться, словно какое-то животное, о подушку своего напарника. Это было просто отвратительно, я чувствовал себя каким-то извращенцем, потому что у меня даже не было сил чтобы снять белье и нормально подрочить. Я все двигался в каком-то странном прерывистом ритме вперёд назад, пытаясь сымитировать движения при сексе, но разрядка все никак не наступала, и от этого хотелось просто взвыть. Выбор один единственный, хотя он был и мерзок.  — Сасори, вы можете… — я задыхался, моя грудь вздымались слишком часто, а я сам слишком бесстыдно изогнулся, пытаясь получить желаемое, —…вы можете…пожалуйста… Он вряд ли бы меня услышал, хотя я уже не помню, кричал ли я это, или бессвязно шептал в одеяло.  — Как же ты жалок, — я услышал его голос совсем рядом с собой и даже почувствовал, как меня перевернули и одним рывком прижали к стене. Нет, мне не было больно, я только с силой свёл колени, то ли пытаясь скрыть возбуждение, то ли пытаясь получить разрядку. Слишком стыдно мне было, хотя мой стояк и продолжал скрываться под огромной черной толстовкой, будто что-то, что действительно может остаться незамеченным. Через пару секунд я остался без белья, но почему-то «верх» с меня никто снимать не собирался, а между прочим становилось жарковато.  — Чего же ты хочешь…м? — я вытянул шею и зажмурился, потому что в висок странно стрельнуло. Когда у меня последний раз болела голова? Я продолжал молчать, но странные булькающие звуки все ещё вырывались из меня, как стоны во время секса. Мне было безумно стыдно перед взрослым мужчиной, которого я заставил слушать и смотреть весь этот концерт, но я ничего не мог поделать. Грудная клетка замерла, а я бестактно вцепился дрожащей рукой в чужое плечо, когда ощутил, что по моему агрегату провела незнакомая рука. Так странно, ведь этой же рукой он может и убить меня, как течную псину, а вместо этого зачем-то доставляет мне удовольствие… Но тут же я тихо заскулил от наслаждения, потому что до чего же приятно было кончить от чужих пальцев, я даже не представлял себя. Меня ещё сильнее вжали в стену, а я позволил себе зарыться носом в чужие растрёпанные волосы, которые словно красным огнем полыхали у меня в глазах. Безумно, как шабаш, я чувствовал себя в личном аду, вот до чего было горячо. Мне дали сделать этого ещё пару раз, причем с каждой новой разрядкой я чувствовал, как теряю не только контроль, но и вообще какие-либо силы. Я жутко надеялся, что он не захочет воспользоваться мной в такой момент, но вдруг он действительно не знал о тактичности. Хотя мне ли говорить. Его тихий шепот сводил меня с ума, при этом я не чувствовал себя каким-то извращенцем, который согласился на дрочку от напарника, потому что он не посягал ни на мою задницу, ни на мои соски, ни на мои губы. Это был единственный плюс во всем действии, хотя шанс быть оттраханым все ещё оставался. Спустя пять минут таких изощрений с моим телом, я вцепился в Сасори, как в дерево, обвил руками и ногами и попытался притереться стояком об его живот. Но какого же было мое удивление, когда он вместо того, чтобы поддаться искушению, абсолютно бесцеремонно оттолкнул меня и повторил знакомую фразу.  — Я за такое — он явно намекнул на мою распущенность, — и убить могу.  — Ну так давайте! — я откинул прилипшие волосы назад и смело взглянул ему в глаза, будто забыв о его «струнах». — Все равно же я никудышный напарник… Его ледяной взгляд резанул меня словно нож, а я сам ощутил крепкую затрещину, такую, что правую щеку словно подожгли. Я вскрикнул и снова свёл ноги, потому что до этого я бесстыдно развел их, открывая весь вид на свое хозяйство Сасори.  — Ты ещё молод, чтобы умирать, — он был слишком безэмоционален, чтобы быть таким же возбуждённым как и я. Но мои руки все ещё не слушались меня, так что я вцепился в его руку, когда он уже встал, и растянул рот в кривоватой улыбке.  — Хотите — можете взять меня… — я прошептал это так страстно, как только мог. Как только позволяла мне моя гордость и совесть.  — Глупый мальчишка, — в его голосе сквозила неуверенность, и ещё чуть-чуть, я бы даже сломал его. Было заметно, что он колебался, а я, как черт из ада, будто издевался над его выдержкой и испытывал на прочность.  — Ну давай те же… — я почти что не слышно продолжал шептать это, продолжая возбуждаться все больше. Он вздрогнул от моего голоса и глаза его как-то подозрительно сузились.  — Это было ошибкой. Одевайся, я принесу тебе бутербродов, — он гордо мотнул головой и, оставляя меня одного в комнате, снова направился на кухню. Я чувствовал себя совсем потерянным, а его серьезное лицо будто остудило мой секундный позыв отдаться кому-то. Что я там говорил? Ненавижу геев? Точно, я ненавижу геев и ненавижу себя. Потому что повел себя, как последний идиот. Надо же было ещё и самому напроситься, мог бы сдержаться и ничего не пить в том долбанном баре. Коленки у меня все ещё дрожали, а внутренняя часть бедер была вся влажная от пота и смазки. Мерзость, но вытереться я мог только простыней или трусами. Из всего этого я выбрал первое, а второе натянул на себя, чтобы иметь более-менее пристойный вид. Напротив меня было зеркало и я, увидев там растрепанного себя, с синюшными мешками и ярко горящими глазами, готов был взвыть. Зачесав свои патлы кое-как назад и вытерев потный лоб рукавом толстовки, я встал и медленно, опираясь на стены, будто какой-то больной после капельницы, я добрел до кухни, краем глаза замечая сидящего на краю столешницы Акасуну. Рядом с ним стояла большая тарелка с известным содержимым, а он сам заваривал чай, успев за этот короткий промежуток времени вскипятить чайник. Какой молодец!  — Простите… — все что смог выдавить я, откусывая бутерброд с колбасой и стыдливо опуская голову. Меня не прекращало потряхивать и с каждой секундой я был все больше отвратителен самому себе.  — Со всеми бывает. Главное не наделать глупостей, — вот же сука. Ещё больше пытается втоптать меня в грязь, мне и так херово. Знаю — знаю, ну наделал я глупостей, и что? Вы тоже, кхм, не ангелочек. Сасори зачесал свои влажные волосы назад и сел на столешницу чуть поглубже, так что ноги его продолжали болтаться, как у куклы.  — У меня паралич лицевых нервов. То есть я не могу показать мимикой то, что я чувствую, — что? Я чуть не подавился бутербродом. Это был намек на то, что он на самом деле возбуждён, но я этого не понимаю? Так, что-то сложновато. Это сто процентов был намек. Поэтому я положил второй откусанный бутерброд на тарелку, и нагло повернувшись к нему лицом, встал перед напарником почти вплотную. Лицо его оставалось таким же нечитаемым, даже глаза не блестели, но вот что-то было не так. Нет, он же не…  — Это был не намек. Просто констатация факта, — я не верю. Даже если это не мое настоящее возбуждение, но я все равно вижу, как вы тяжело дышите. У меня же не у одного колени дрожат? Я скользнул обеими руками на его колени, пытаясь подтвердить свои догадки, но, черт, я совсем забыл с кем имею дело.  — Глупый мальчишка, — он дёрнул рукой и мою шею сжало что-то тонкое, но очень прочное, грозясь перерезать мне артерию. — Почему ты не можешь нормально поесть бутерброды? Действительно, почему? Почему я продолжаю вести себя как придурок?  — Я иду спать, мы сегодня неплохо поработали, — меня отпустили, а мой напарник снова свалил от меня в другой конец квартиры, оставляя мой расплывшийся мозг наедине с кипятком и тарелкой. Идиот. Я хлопнул себя по лбу и заскрипел зубами. Что это вообще было? Я тип домогался до него или как? Ничего не понимаю, почему он меня ещё не прирезал? Решив поскорее отпустить эту щепетильную для меня тему, я умылся ледяной водой на кухне и лег спать на скромненький диванчик там же. Ещё чего, будто меня кто-то пустит к нему в кровать. Об этом я мог даже не мечтать Черт, на меня нахлынула новая волна стыда. Какой же я идиот.