у нас в раю август

Здравствуй, мой дорогой соулмейт. Если мне вообще есть, с кем сегодня здороваться. Я никогда не умел передавать словами эмоции, но сегодня я всё-таки это попробую. У меня нет готового сценария, идеи и даже элементарной веры в свои собственные силы и в твоё существование где-то там, но мы не должны сдаваться, даже не попытавшись, верно? Думаю, что да. В конце концов, если ты это слышишь, то, значит, тебе стоит знать, что это последний мой крик тебе в душу. В конце концов, я даже не уверен, что после этих слов ты не уйдёшь из моего сна. Я вырос из грёз о любви, так что потом я тебя не потревожу. И ничто не потревожит меня. Поэтому присядь поудобнее. И слушай. В последнее время я часто приходил к мысли, что эмоции — ошибка сознания. Ты бы оспорил сей факт, но я вряд ли прислушаюсь к твоим недовольствам. Всё равно ты мне ничего не ответишь, как и в последние несколько лет. Так вот. Мы разумны; мы способны на многое в своей голове, и, к сожалению, она же весьма часто нас и ломает. Каждый миг нашей жизни уже обработан в сознании, и всё, что с нами творится, нас так или иначе волнует. Эти волны — как во время тайфуна — порой несутся так быстро, что не всегда успеваешь схватиться за их смысловую составляющую. Ты сидишь на полу среди близких, играя в настольные игры, потягивая чай с шиповником и думая, что уютнее вечера быть просто не может. А потом раз — ты грустишь или плачешь, сидя уже в своей, пустой комнате с открытым нараспашку окном. Зима, тебе холодно, в дверь стучатся любимые люди — ты ушёл с равнодушным к этой жизни лицом, никому ничего не сказав. Ты ощущаешь всё это, но продолжаешь молча сидеть, и непонятно, чего этим можно добиться. Когда всё пройдёт, ты поймешь, что всё это — эмоции, не имевшие цели и смысла. Но в тот момент ты настолько уверен, что так поступать — вполне правильно, что становится страшно. Страшно, что этот неконтролируемый тайфун делает с нашим сознанием, и может ли случиться что-то похуже обычной простуды после зимнего ветра? Эгоистичны ли мои поступки, если я не считаюсь с чувствами людей, что сидели со мной и радовались моему присутствию? Когда я думаю о подобных глупостях, я смотрю в одну точку и чутко вслушиваюсь в ощущения внешние и внутренние: как с каждым вдохом грудная клетка становится теснее, как размеренно гудит даже после одиннадцати что-то на стройке около нашего скромного общежития. Я бы хотел провести меж ними параллели, но с постоянным штормом в своей голове получаются только касательные. И то с переменным успехом. Я люблю, когда у меня получается размышлять, ставить на воображаемой доске точки, искать связи, помечать их нитями. Мне сложно даётся самоанализ и ещё сложнее — извлечение из него пользы, но обычно я что-то да нахожу; этот вопрос оставлял после себя сплошной диссонанс. Я сижу в холле, обуреваемый тоской или гневом, причины которым не нахожу, а стройка неподалеку продолжает исправно работать. Отточенный механизм, которому без разницы, холодно или жарко, солнечно или пасмурно, день или ночь. Да, слышится скрип поврежденной коррозией техники и периодически суровые условия города заставляют рабочих прерваться, но даже с подобными минусами система всей стройки совершенней своих создателей. Пока я не мог думать, не мог делать, не мог жить с вечной бурей в своей голове, примитивная техника спокойно выполняла свою работу. И во всех этих мыслях нашлось одно, одно самое важное отличие меня от всей этой стройки — человеческое восприятие. Эмоции, заглушающие собой все пространство черепной коробки, не имели места в программе заводских настроек, не засоряли собой полноценную картину. Этого минуса нет в механизме. Но человек — другое. Я — другое. Насколько бы жизнь была проще без всего лишнего, совершенней. Если даже малое дитя переписывает черновик на чистый лист без помарок, почему природа не может исправить свои ошибки? А потом я думаю о тебе. Я думаю о тебе, как о спасательном круге, как о лучике лунного света после дождливой недели. И понимаю — нет, не проще. Моя жизнь рисуется красками цвета эмоций, случайностей и наивной и нежной любви к тебе. Последний — мой любимый. Я не уверен, рационально ли любить того, кого даже примерно не знаешь, но почему-то только в этом чувстве я ни разу не стал сомневаться. Да, я абсолютный и невозможный дурак, но знай, что ты можешь сбежать от любых моих эмоций — но не от моей любви. Потому что любовь сильнее и крепче любой эмоции. Потому что любовь не уменьшится от деления. Её станет лишь больше. Мне от тебя ничего не нужно. Я принял твоё отсутствие, я выстоял твою холодность, и я ни за что не дам себе слабину. Ты можешь ломать меня, продолжать игнорировать или даже раскритиковать моё каждое слово — я справлюсь. Я боялся тебя, твоей непреклонности — но еще больше я боюсь потерять тебя, запретив тебе многое из-за собственных глупостей, от которых пора избавляться. Говори всё, что хочешь, только, пожалуйста, говори. Нет испытания сложнее, чем испытание тишиной. Прошло уже столько времени, ты не задумывался? Столько лет я спотыкался о твоё безразличие, ненавидел и плакал, рос над собой, становясь с каждым днём только лучше. Я смотрю на себя прошлого с откровенным презрением, понимая, как много ошибок мне пришлось допустить, чтобы стать сейчас тем, кем являюсь. Надеюсь, ты тоже стал лучше себя предыдущего. Как минимум, игнорируешь меня ты всё так же замечательно. Помнишь ли ты, как во снах я рассказал тебе об устройстве рефрактора? Об устройстве небесного свода? Как хотел быть тем самым, кто подарит тебе с неба звезду? Я так много рассказывал, что, наверное, ты счёл меня болтуном, но на деле я лишь искал тебя в ночной темноте, чтобы хоть раз убедиться, что ты существуешь. А та болтовня — попытка остаться в том моменте подольше. Сейчас я точно уверен, ты тогда видел тот сон, потому что я чувствовал, что сердце твоё дрогнуло, когда этим августом падала, перед тем ярко вспыхнув, звезда. Я в ту ночь пожелал, чтобы всё у нас было отлично. И позволил себе немножечко погрустить, что мы не были в тот момент вместе. Интересно, что пожелал ты? А помнишь, я пел тебе в своих снах? В те ночи я очень на тебя обижался. Не знал, почему ты не вышел ко мне хоть единожды. Пел ли я плохо, иль не те песни? Или, быть может, ты настолько меня ненавидел, что к тому моменту не желал слышать ни слова? Я не знаю правды до сих пор, но поделать ничего не могу. Я просто научился с тобой жить. С тобой и со своими эмоциями, что регулярно давят на мозг, не давая заняться чем-то более продуктивным. В те года я стал зависим от транквилизаторов, потому перестал ловить сны так ловко, как делал раньше. Иногда я, конечно, заглядывал в наш мир — было пусто. Ты не приходил, не говорил со мной, не пел песен и вообще словно избегал с этим местом контакта. Как будто, оказываясь в моей вселенной, ты вмиг просыпался, как от самого страшного кошмара. Не удивлюсь, если я прав. Ты вряд ли это чувствовал, но спустя время я стал редко радоваться. Я был измотан, подавлен и бесконечно и безнадежно одинок. Моим другом было море, а любовью — собака, но ничто не могло избавить меня от тебя. Ведь ты — соулмейт. Быть одному в этом мире чрезвычайно сложно. Особенно, когда все попросту нашли себе того самого и не нуждаются в сторонней любви и поддержке. Я бы хотел быть полезным, но каждый день убеждался лишь в том, что я, особенно в новом городе, никому не нужен. Глядя на прошлое, я бы с радостью хотел назвать это обычными подростковыми сомнениями, но, к сожалению, даже сейчас я убежден в том, что остаюсь одиноким. Я всегда убивался морально, но продолжал держать всё в себе. Я хотел верить, что справлюсь со своим одиночеством, но, увы, я не настолько силён, как хотелось бы. Меня не хватает. Я на последнем издыхании продолжал радовать окружающих шутками и спонтанными встречами, своих монстров в то же время пряча где-то в углу под кроватью, и я искренне верил, что я смогу быть счастливым в действительности. Увы, ничего не могло мне помочь, и я смирился с тем, что мне это попросту не дано. Однажды я пришёл в наш мирок в последний раз, и оставил там две веточки туи. Сейчас я вернулся, и их нет. Тебе нравится туя? Или в глубине души я тоже нравлюсь? Как жаль, что я уже не узнаю ответа. В один момент я чуть не покончил с собой. Я долго обдумывал это решение, на весах своего сознания деля всё на «за» или «против». К пункту «за» я отнёс в тот момент столько глупостей, что я даже не вспомню сейчас, что там было. Что-то о том, что судьба наказала меня, что я — одинокое нечто на обочине жизни. Типичные глупости типичного подростка, думаю сейчас я. Тогда я держался за данные тезисы как за негласную истину бытия. В пункте «против» был ты. Я поднес свеженаточенный нож к тонкой коже, сквозь которую виднелись бесконечные капилляры и вены. Я любил свои руки. И точно так же я любил все порезы, что я делал, рисуя бордовым по белому. Но все те рисунки — глупость в ныне невидимом прошлом. В тот раз я был нацелен серьезно. Мне не было дела до красоты. Я почти это сделал, но ты посчитал необходимым уберечь меня от этой ошибки. Тебе хватило одного лишь слова, чтобы перечеркнуть все мои тезисы, которые я едва уложил в своей голове. Чувствуешь, Бальзак, как много ты для меня значишь? Я безумно тебе благодарен, но по сей день не знаю, зачем тебе это было так нужно. А еще я так и не понял, как ты прорвался в мой разум. В мой разум вне мира грёз. Впоследствии я много мечтал о иной жизни. О жизни, где ты ни с кем не связан. Где нет соулмейтов. Как думаешь, Бальзак, нашли бы мы там друг друга или нет? Был бы там способ связаться друг с другом на расстоянии? Полюбил бы ты меня так же, как я люблю тебя здесь и сейчас? Может ли быть другой мир, где мы существуем? Где мы познакомились, связавшись как-то друг с другом. Где ты показывал мне свой город так же радостно, как я тебе — свой, но во снах. Где я помнил каждое слово, тобой где-либо сказанное. Где я пел что-то про колесо сансары, потому что в одном из переходов твоего города эту песню играли уличные музыканты, а потом ты ворчал на меня за то, что я взял тональность пониже, чем остальные, чем сбивал всю твою систему в сознании. Хотел бы ты такой жизни? Мы бы ходили по старым улицам города, где вместо асфальта — брусчатка, а вместо солнца — ты. Я бы обязательно фотографировал тебя и каждый твой жест. По вечерам я бы пел тебе песни, до боли в пальцах сжимая железные струны акустической гитары. Мне было бы тяжело — тяжелее только твоё молчание — но я делал бы всё, что прикажешь, чтобы сделать твой вечер лучше. Думаю, нам бы понравилось что-то нежное и фолковое. Я был бы счастлив спеть с тобой, Бальзак. Вообще, наверное, ты не из тех, кто любит людей за милые фразы о преданности и любви. И уж точно не из тех, кто их дарит. Думаю, я бы много признавался тебе в любви, получая ответное «дурак». А ты бы свою любовь выражал кружками чая и, может быть, внезапным желанием станцевать со мной вальс. Думаю, у нас бы не получилось: я бы засмущался. Кстати говоря, о нашем знакомстве я вовсе не думал. Возможно, я бы зря волновался о правильности своих действий, что мне, в общем-то, не присуще по отношению к людям. Я ведь врываюсь в любое событие, не церемонясь и не волнуясь о собственной репутации. Иногда я задумываюсь о том, а нормально ли я поступаю, но, пожалуй, это единственное, где мне думать вреднее, чем действовать. Я не ломал ничьих жизней, не кусал и ругался, я был другом. Хорошим другом. Наверное, я бы познакомился с тобой так же резко и странно, не боясь потерять то, чего и так не имел бы. Думаю, нам бы понравилось вспоминать нашу первую встречу. Если всё прошло бы прекрасно, то в дальнейшем я бы точно нашёл причину для собственных переживаний. Видится мне, я бы волновался насчёт твоих чувств. Подбирал бы слова как можно правильнее (и всё равно бы говорил такие глупости, от которых хотелось бы спрятать морду в ладошках). Дарил бы что-нибудь вкусное, милое и, обязательно, что-то на память. Я бы нашёл самую лучшую ракушку, чтобы она была только у тебя, Бальзак. А ты бы наверняка придумал, куда её можно использовать. О, я всегда переживал насчёт всех своих подарков. Подарки тебе были бы ещё сложнее. Я корил бы себя за то, что не могу подарить тебе всё. За то, что я не профессионален. За то, что не могу впечатлить тебя по-настоящему. И своим страхом сделать что-то не так попросту злю. Да даже эти слова. Что в них красивого или логичного? Я бы тысячу раз их сменил, будь бы они сухим текстом, но, увы, я говорю это в лоб. Поздно метаться под влиянием урагана эмоций. Слова уже сказаны, я не увижу твоей реакции, хотя, признаюсь, у меня проскальзывало желание подсмотреть, что бы ты сделал в дальнейшем. Но я не нарушу своего обещания. Хватит с меня этих детских нелепых глупостей. А представь, как было бы здорово, сидя в сосновом лесу, играть на гитаре? Кричать во весь голос любимые песни, пока нос обжигает костёр, и лица от тепла красные-красные!.. А как было бы здорово вместе лежать на крыше. Мы бы могли ещё раз поймать ту звезду — мы бы точно подумали об одном и том же. Хотя, есть шанс того, что я смотрел бы в твои глаза. Уверен, они в сотни раз краше звёзд. В любом случае, ночь — это холодно, и мы бы точно лежали в обнимку, под одеялом, согревая друг друга не то теплом тел, не то нашей любовью. Если бы мы жили там, я обязательно ввязался бы в подобного рода авантюры. Я был бы счастлив жить в таком мире. В мире, где нам не нужно страдать друг от друга. В мире, где каждый — отдельная личность, отдельная сборка эмоций, чувств и физических характеристик. Я был бы счастлив любить тебя там. Но мы здесь и сейчас, и потому мне не нужно на эти мечты оборачиваться. Спасибо, Бальзак. Я множество раз ударялся и делал глупости, но если б не ты, я бы так дураком и остался. Хотя, возможно, я для тебя до сих пор дурак. Сегодня я — сильный Драйзер, и я не боюсь идти в эту жизнь в одиночку. Я научился жить со своими эмоциями, я знаю, как преодолеть все препятствия. Просто помни, Бальзак. Я люблю тебя, хоть мне больно и сложно ощущать себя беспомощным в каких-то моментах. Но я усвоил главный урок: вся эта связь не мешает мне быть человеком. Сильным, успешным, умным, интересным, но, самое главное — счастливым. Я буду счастлив, Бальзак, и я желаю тебе того же. В конце концов, раз тебя больше не будет никто донимать, жизнь, наверное, заиграет новыми красками, правда? У меня к тебе лишь одна просьба. Помни, что у тебя был я. Я прощаюсь с тобой в этом мире, но в другом, я уверен, я всё ещё рядом и жду от тебя новостей. И желаю тебе всего наилучшего.