Дневные кошмары

      Ступеньки тихо поскрипывали под армейскими ботинками, но, по счастью, вампиры были слишком сосредоточены на том, что ждёт впереди, чтобы обратить внимание на следующую за ними женщину. Вивьен держала оружие наготове, хотя и понимала: если обернутся все разом, в лучшем случае она уложит одного-двух, прежде чем остальные разорвут её на куски. Сколько раз они с отрядом вот так спускались прямиком в логова? Тогда рядом был кто-то, чтобы прикрыть спину. Грегори, Отис, Мелани, Аиша, Маркус… Увы, после смерти Грегори их отряд распался, и, хотя они продолжали поддерживать связь, на совместную охоту больше не выходили.       Отис, если бы знал, назвал бы её ненормальной. Напомнил бы, что ни одно мелкое травоядное в одиночку не одолеет сильного хищника. Её двоюродный брат был хорош, как медик, но слабо представлял, какой удивительной бывает порой дикая природа. Да, обычно змея сжирает мышь. Но та же крошечная мышка способна загрызть гремучую змею, чтобы выдрать из её распотрошённого брюха своего мышонка.       Она прикончит столько, сколько потребуется. Её цель — не окончательная победа. Её цель — помочь Ребекке. И развелось же здесь тварей! Вивьен рассчитывала, что их будет двое. Но, помимо двух беловолосых вампиров, о которых она знала, в замке оказалось ещё четверо.       Может, всё же следовало попросить Отиса отправиться на охоту.       Высокий вампир с необычной для твари смуглой кожей отпер дверь в конце коридора и тут же отшатнулся. На миг Вивьен вздрогнула. Она знала: то, что она увидит, не будет опасным для людей. Никогда и ни за что её Бекки не навредит человеку.       Вампиры… Вампиры — другое дело.       Но то, что передвигалось, согнувшись к земле и опираясь на руки, с вывернутыми локтями и коленями, не походило даже на человека. Ребекка рычала и скалилась: тонкие острые клыки блестели от крови и мутной, желтоватой жидкости. Когда дочь на секунду замерла, Вивьен заметила, что платье на груди разорвано, и за ним виднеются края глубокой раны. Два чувства смешались в ней: тревога и эйфория. Здесь, перед ней, подтвердилось так давно сделанное предположение, и то, что прежде было лишь теорией, восстало с пыльных страниц живой неукротимой силой. Здесь, перед ней, мучилась от боли её единственная дочь.       Ребекке нужна кровь. Кровь вампира, чтобы безумие отступило. Последнее пробуждение, самое болезненное и яркое, которое Грегори предсказывал ещё в тот день, когда им пришлось сделать Ребекке первую инъекцию.       Один из вампиров — бледный, беловолосый, вдруг вскинул руку, и что-то блеснуло в ней. Пистолет! Гнев, всколыхнувшийся внутри, был столь велик, что Вивьен Шерро заорала во всё горло: — Эй, ты!       Покачнувшись, как пьяный, бледный вампир обернулся: она заметила, что лицо и водолазка залиты кровью, но времени на размышления не было. Только чёткий, ещё во времена их с Грегори юности сложенный алгоритм: всегда стрелять первой.       И Вивьен выстрелила.

***

      Когда Ребекке было девять и они жили в трейлерном парке на окраине леса, она случайно потерялась: вышла на улицу проведать, не пытается ли соседская собака снова помочиться на колесо, метнулась за мелкой злоумышленницей в кусты и потеряла дорогу. Но даже те десять минут, что она блуждала среди деревьев и не видела ни одного огонька, были не сравнимы со скитаниями во мраке собственного разума. Тогда над её головой сияла сквозь ветки потрескавшаяся луна. Сейчас не было ни света, ни огней. Иногда клубящаяся темнота складывалась в образы, рассеивавшиеся при приближении. На секунду Ребекке показалось, что она видит Этана. Но стоило броситься к нему, и образ покрылся трещинами, а затем разлетелся ранящими осколками. Перед ней пролегало ничто. Пропасть, в которую ничего не стоило бы сорваться.       Сперва Ребекка шла, затем — бежала. Тело не чувствовало усталости, хотя, происходи это всё наяву, она давным-давно выбилась бы из сил. И всё же она продолжала обречённый путь в поисках выхода. Или хотя бы точки опоры, чтобы укорениться в неё, как растение — в почву, и вновь прорасти в реальность.       Но единственным реальным оказалась девушка, на которую она с разбегу налетела. Незнакомка с её лицом, задумчиво глядящая во тьму. Её глаза хищно светились, так же, как у того беловолосого вампира за миг до нападения. Ребекка на всякий случай вскинула руки: если сейчас придётся сражаться, она не сдастся без боя. Девушка зеркально повторила жест. — Кто ты?       Незнакомка стояла в той же позе, что она, но напоминала скорее уличного мима, подражающего движениям прохожей, чем настоящее отражение. Ребекка повторила вопрос, медленно опуская руки, и поняла, в чём причина: пока она говорила, губы второй «её» оставались неподвижны. Они разомкнулись лишь тогда, когда вновь повисла тишина: — Ты.       Короткий ответ показался лишь эхом. Ребекка покачала головой: — А кто тогда с тобой говорит? Я — одна! Меня не может быть две сразу! — Есть только ты. Никого больше. Только ты.       Она не насмехалась, как прежде. Голос, бесновавшийся и жаждавший вырваться из глубины, звучал так устало и жалобно, что Ребекка не узнавала в ней то самое, до дрожи пугавшее существо. Девушка с её лицом шагнула навстречу и осторожно дотронулась до лица, сравнивая: на щеке от прикосновения остался липкий багровый след. Кровь… Как можно было не заметить, что она вся в крови? — И что теперь? — невольно вырвался короткий смешок. — Ты, которая «я», пришла убить меня? — Защитить. Спасти. Такая маленькая. Такая слабая…       По щеке второй её, смазывая подсохшую кровавую маску, скатилась слеза. Она раскинула руки, и Ребекка, отчего-то поверив, шагнула навстречу, в пахнущие кровью объятия. — Никто не ранит тебя, никто не сможет, не посмеет, — повторяла она, крепко обнимая её. — Моя маленькая Бекки. Моя девочка. Моя…       Темнота, казавшаяся вечной и незыблемой, постепенно расступалась. Ребекка почувствовала щекой колючий шерстяной свитер и поняла, что её обнимают, прижимая к плечу. Она медленно вдохнула знакомый запах и прошептала: — Мам? — Всё хорошо, Бекки, — знакомые руки аккуратно гладили по голове, ощупывали, проверяя, цела ли она. Вот, значит, в чём дело… Та фигура, почудившаяся ей, лишь повторяла мамины слова. Ребекка опустила глаза и с огромным облегчением не увидела раны в груди: та испарилась без следа. И всё же привычка взяла своё: чуть отстранившись, она заглянула в лицо матери и спросила: — Какого цвета небо? — Изумрудного.       И, хотя это был правильный ответ, Ребекка вскрикнула: теперь, когда она не утыкалась лицом в плечо, она могла видеть подвал. Где-то она видела похожую картину: кровь и разодранные тела. Она зажала рот рукой, замотала головой, повторяя: — Они не были… Они не… Боже мой!       Мама прижала её к себе, баюкая, как маленькую: — Так и работает их гипноз, Бекки. Это не твоя вина. Никто не может сопротивляться. Они находят, что и кому внушить, чтобы сделать удобными жертвами. Вампиры — чудовища, милая. Не люди. Не забывай об этом.       Самодовольные поучения Владимира. Хитрая усмешка Велиата. Книжные, ненатуральные речи Рафаэля. Всё это осталось лишь смесью крови и сырого мяса, стоящими комом в горле. Вот, значит, что чувствуешь, когда другие существа — живые, мыслящие — всего лишь твоя еда? Так по-дурацки проигрывалась в голове, как заевшая пластинка, сцена из старого мультика. Голодный лев из зоопарка, не зная, откуда берётся мясо, вдруг увидел на месте своих друзей живые шницели. Ребекка засмеялась до икоты, закрывая лицо руками. Она не могла, не хотела на это смотреть и отказывалась признавать.       Красная комната, где чудовище, смеясь, рвёт зубами жертву. Это было когда-то, так давно, и даже не с ней…       Среди кровавого месива Ребекка заметила бледное пятно. Она через силу сглотнула и робко дотронулась, уже зная, что не получит ответ. Никакая регенерация не воскресит вампира, вместо грудной клетки у которого — зияющая дыра. Вслепую шаря по полу, она долго не находила ничего, кроме склизких кровавых ошмётков, но вскоре попалось что-то твёрдое. Подняв это на уровень глаз, Ребекка поняла, что это сплющенная серебряная пуля.       Так странно… Словно ты всё ещё спишь, и никак не можешь проснуться от самого дерьмового сна в жизни. Не больно, не страшно — потому что во сне ничего не бывает по-настоящему.       На плечи легла пахнущая табаком жилетка. Ребекка завернулась в неё, пытаясь совместить разбивающуюся надвое картину: подвальный коридор, походящий на скотобойню, и невозмутимая мама с сигаретой в зубах, вот уже третий раз щёлкающая колёсиком зажигалки. Наконец, ей удалось. Вивьен Шерро затянулась и с облегчением выдохнула облако дыма. — Я убила их, — едва шевеля языком, пробормотала Ребекка и стиснула серебряную пулю в кулаке. Мама сочувственно вздохнула: — Не волнуйся, милая. Всё так, как должно быть. — Что со мной?       Реальность становилась всё отчётливее. Реальность, где они с мамой, да ещё, пожалуй, полуживой Иван наверху, были единственными в замке, кто ещё мог дышать. — Дальше должно быть проще, — Вивьен помогла ей подняться. Мокрый пол скользил под босыми ногами.       Подавляя тошноту, Ребекка пробормотала: — Там, наверху… Ещё один. Он ранен. — Потрясающе! — мама хлопнула в ладоши. — Тебе ведь понадобится донор. Надо будет прибраться в подвале и подновить необходимую защиту…       Она вела Ребекку наверх, продолжая рассуждать об опытах, которые необходимо поставить, и о том, как и чем обезвредить вампира наверху до того момента, как приведут в порядок старую лабораторию. Что-то рассказывала об отце, об их совместных охотах, и о том, как сильно он бы сейчас гордился своей любимой дочкой. — Мы возвращаемся домой, Бекки. Мы наконец-то возвращаемся домой.       Вивьен улыбалась, слишком чисто и искренне для женщины с окровавленными руками и одеждой, Чудовище, пожиравшее чудовищ, свернулось клубочком на дне разума, там, куда не доставали даже страшные сны. Ребекка спотыкалась, но шла по ступеням вверх, к свету. Воспоминания о времени, проведённом в замке, накатывали, но она отбрасывала их назад, в темноту, и там они рассыпались пылью.       Ложь… Это ведь действительно было ложью? Вновь и вновь перед Ребеккой вставали лица, и чаще прочих одно — насмешливое, бледное, с прищуренными голубыми глазами, и оно же — растерянное, молящее о поддержке и спасении. Его голос, его смех, его имя… А следом снова  все остальные, по кругу. Они бросили свои растерзанные тела в подвале и призраками шли по пятам, укоризненно глядя в спину. Ребекка зажмурилась, не давая скатиться слезам.       Пусть они уйдут, пусть оставят в покое, и дадут, наконец, насладиться сполна силой, заключённой в её руках.       Силой, которая не позволит миру ночи снова обмануть и ранить.       Никто больше не причинит ей зло.       Никто и никогда.