ОХОТА НА ЛИС
Сакура не могла скрыть свой интерес к нежданной семейной встрече. Несмотря на то, что признать себя частью диаспоры Учиха ей оказалось намного сложнее, чем она представляла себе всю свою жизнь, Сакура не собиралась мириться с участью безмолвной жертвы обстоятельств. Сравнивая помпезный свадебный фуршет среди японской элиты с не менее помпезным свадебным обедом в особняке Ями Ичизоку среди самых что ни на есть настоящих членов якудза, Харуно пришла к выводу, что и то, и другое можно пережить. С единственной лишь разницей, что когда как в первом случае фраза звучала метафорично, во втором слово «пережить» следовало воспринимать буквально. Тем не менее Харуно более не пугало и это. Саске Учиха, волей или неволей – уж это Сакуре не было известно – заставил её думать, что с ней ничего не случится. В конце-концов она уже оступалась несколько раз, и несколько раз Саске не только не наказывал за это, но ещё и успевал протянуть руку помощи. Как считала Сакура, разумеется, чтобы сберечь её ради получения выгоды – той самой тайны, что она хранила, и о которой сама не имела ни малейшего понятия. За неделю, что была отведена на подготовку к поездке, Сакура успела переиначить свои мысли если не десятки, то сотни раз. Саске в её мыслях то становился подонком, запершим её против воли из-за каких-то неясных слухов, то хладнокровным членом мафии, замышляющим плохое, то гнусным, увёртывающимся от ответов, червяком. Больше всего остального ей не нравилось думать, что Саске пользуется ей, как пользовался её отец. Стоило ей подумать, что за каждым добрым жестом Учиха скрывается злой умысел, что все его поступки направлены лишь на то, чтобы выудить из неё информацию, что он использует её, как ядерный чемоданчик, и что, в конце-концов, относится к ней бережно лишь из-за этого, Харуно сразу же начинала себя ненавидеть. Сердце её всё глубже и глубже погружалось в обиду и требовало к себе жалости, а злые мысли жалили почти каждую минуту, что она была наедине с собой – благо таких минут у неё было бескрайне много. В конечном итоге почти каждый вечер, что она проводила в одиночестве, Сакура заканчивала либо слезами, либо ярым желанием раскрыть все тайны и, наконец, вывести Саске на чистую воду. Она обязательно обещала себе любыми способами выяснить, что же такое заставило Саске жениться на ней. Эти же мысли мучали её и по дороге в Киото. – Подожди, – Сакуру окликнул севший после долго молчания голос Учиха. Задержавшийся на ней взгляд чёрных глаз заставил замереть прежде, чем она успела нажать на ручку двери. Как и обычно, одно его слово поднимало целый ворох мыслей в голове. – Мои сотрудники каждый раз переживают о том, что ты вываливаешься из машины раньше, чем они успевают её обогнуть. Пожалуйста, позволь им выполнять их рабочие обязанности, и жди, чтобы для тебя открыли дверь. Договорились? Харуно нерешительно кивнула, смутившись. Они молчали всю дорогу, и ей не терпелось покинуть салон, чтобы, наконец, сбежать от неловкости. Она вовсе не намеревалась вести себя неподобающе своему положению, но в Палермо двери редко распахивались перед ней сами, и оттого привитые с детства правила хорошего тона бесследно растворились в суматохе обычной жизни. Теперь придирки к таким пустякам её удивляли. Учиха, больше не сказав ни слова, покинул салон автомобиля, а уже несколько мгновений спустя дверь распахнулась и со стороны Харуно. Она с удивлением взглянула на протягивающего ей руку Суйгецу. Увидеть его недовольное лицо ей было особенно приятно после долгих, долгих и утомительных, дней в одиночестве среди незнакомцев, и она не сдержала улыбки. Стоило Сакуре выпрямиться и отпустить руку, как зрелище, развернувшееся перед её глазами заставило её вновь удивиться. Вымощенная каменной плиткой небольшая площадь перед входом в минка ，была переполнена чуть ли не сотней мужчин в чёрных одеждах. Их головы и спины склонились в низком поклоне, скрывая лица, а руки были плотно прижаты к бокам. Они стояли не шевелясь и, когда Саске обогнул машину и подошёл к Харуно, толпа разразилась голосами один громче другого. – С возвращением, господин Учиха! Сотня голосов заставила Сакуру вздрогнуть. Она совсем не заметила, как Саске успел обойти машину и остановился рядом с ней, невесомо положив ладонь ей на талию. Она всё ещё не могла усмирить дрожь в руках. Внезапно все клише, которые она знала о якудза, всплыли в её голове, и она сглотнула, чувствуя, как внутри всё сжимается. – Добро пожаловать, госпожа Учиха Сакура! – ещё громче вскрикнули ряды мужчин, и, настолько внезапно, что Сакура даже отступила на шаг назад, совершили догэдза, касаясь головой земли. Сакура взглянула на сотню упавших в её ногам, и сердце замерло в глубоком ужасе. Она оглянулась на Саске. На красивом лице играла открытая ухмылка, от мужчины сейчас буквально разило величием и превосходством, которое нельзя было назвать беспричинным – одного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько сильно эти люди уважают и признают его. Саске, конечно же, прекрасно почувствовал её смятение, и может быть поэтому, а может быть по какой-то иной причине, он пошёл вперёд, плавно увлекая Харуно за собой. Испытывая ужаснеющую неловкость, Сакура опустила взгляд на светло-серую плитку под ногами, стараясь не смотреть на согнувшихся в догэдза. От этого внимание её сосредоточилось на притягивающей её руке Учиха. Если бы не Саске, ей вряд ли удалось бы преодолеть и половину пути. Он уверенно шёл по направлению к главному входу в японский традиционный дом, уделяя внимания на замерших в поклоне мужчин не больше, чем на пыль под ногами. Семейный особняк Учиха в Киото совершенно отличался от того, что Сакура видела в Токио, в горах Тибы. Под сенью осенних деревьев, где словно зонты, возвышались черепичные крыши на деревянных опорах и глиняных белых стенах, плясали под ногами солнечные лучи, пробивающиеся сквозь их крону, и упавшие листья рубиновых клёнов. Мощёный двор упирался в деревянные ступени минка. Невысокие, но раскидистые крыши почти касались листвы, и черепица, покрытая старым тонким мхом, ловила опавшие листья. Балки из красного дерева подпирали резные навесы, а под ними лежали ряды бамбуковых татами. Стоило чете Учиха подняться по ступенькам, и шагнуть по ним, как те сразу же впитали все звуки, делая шаги практически бесшумными. Сакура больше не стеснялась смотреть по сторонам. Они прошли через раздвинутые сёдзи, попадая с веранды в дом, изнутри обставленный скромно и сдержанно: лишь обнажённое дерево стропил и балок, да решётчатые переплёты сёдзи из бамбука и рисовой бумаги, пропускающей тёплый свет снаружи. – Господин Учиха, госпожа Учиха. На мгновение отвлёкшись, Сакура вновь вздрогнула, напуганная внезапным появлением рядом с ними главы по безопасности, выглядящим как всегда безупречно, а оттого выделяющегося на фоне светлых стен и бамбуковых перекладин сёдзи. – Почему снаружи такая толпа? – невзначай поинтересовался Саске, не останавливаясь, когда Но Собаку склонил голову в знак приветствия. Они медленно шли по старинному дому, проходя всё дальше и дальше в его глубь. Сакура удивилась, насколько огромным он оказался внутри. – Мне едва удалось удержать большую часть на местах. Как только все узнали о вашем прибытии, захотели поприветствовать. К тому же, это их первая встреча с госпожой Учиха, не удивительно, что все стоят на ушах. Надеюсь, госпожа Учиха, эти мужланы не принесли вам неудобств. Сакура не знала, чему больше ей удивляться: тому, что Гаара внезапно обратился к ней самой, или же тому, что он назвал банду головорезов мужланами, и поэтому сначала повернулась к Гааре, а затем снова посмотрела на Саске. – Если вам придётся не по нраву их внимание, только скажите. Харуно ждала, что Саске возразит что-нибудь на слова главы, но тот лишь продолжал идти, размеренно ступая по светлым татами, словно всё было в порядке. В просторном коридоре, который они пересекали, стояла тишина. Звуки шагов заглушались настилом, и Сакура слышала лишь шорох одежды. Гаара неспешно последовал за ними, и вскоре лабиринт из сёдзи перешёл в просторную террасу, сбоку выходившую во внутренний двор, где раскинулся огромных размеров пруд. Широкий прямоугольный водоём был застлан ковром белых водяных лилий уже приготовившихся к зиме. Сакура совершенно не ожидала увидеть подобное во внутреннем дворе и лишь сейчас поняла, что поместье занимало немалую площадь. Пруд был окружён внутренними стенами других помещений, а площадь вокруг застлана мелкой галькой. Внутри не было ни одного дерева, и стены превращали внутренний сад в подобие гигантского прямоугольного колодца. К пруду вели деревянные ступеньки с веранды, окружённые раздвижными сёдзи по бокам, поэтому за ним можно было не только наблюдать из-под навеса, но и спуститься вниз, чтобы поглядеть на воду. Учиха бросил на свою жену короткий взгляд, однако, так и не сказал ни слова, продолжая вести её вперёд едва заметно подталкивая рукой, словно стараясь минуть открывшийся на внутренний сад вид как можно быстрее. Сакура не смела сопротивляться, продолжая рассматривать всё, что попадалось на глаза, но таких вещей было не много. Дом, и в самом деле, был выполнен в традиционном стиле как снаружи, так и внутри, а потому в нём не было практически ничего – лишь светлые стены, седзи из рисовой бумаги и дерево. Однако вскоре закончились и они. Саске, Сакура и Но Собаку минув несколько коридоров, вышли в большой внутренний двор, и уже успевшее успокоиться сердце Харуно снова сбилось с привычного ритма. Японский сад, наполненный всевозможными растениями и деревьями, камнями и беседками, образовывал вереницу старых деревьев и кустарников, то уходящих ввысь, то склоняющихся у небольших водоёмов, соединял несколько построек минка в единый ансамбль, и, наверняка, как рассудила Харуно, был центром особняка. Отсюда было видно и осенние горы, высящиеся за черепичными крышами и старыми клёнами. Однако в саду они оказались не одни. – Ну, наконец-то, – раздавшийся с боку голос заставил всех троих обернуться. Мужчина в чёрной форме для кендо вышел вперёд. Харуно незамедлительно узнала в нём одного из Учиха по цвету глаз и волос, но по большей части по надменному выражению молодого лица. – Саске, в этом году я не намерен дать тебе и малейшего шанса! – улыбаясь договорил он. Учиха пренебрежительно отвернулся ещё до того, как человек успел закончить первую фразу, и лицо того сразу же исказилось от злости. Сакура не знала, стоит ли ей отвернуться вслед, и заторможено уставилась на молодого человека. – О каких шансах речь? Разве ты не в первый раз участвуешь в охоте? – произнёс ему в ответ кто-то ещё. Людей появлялось всё больше и больше. Некоторые из них тоже были в хакама для занятий кендо, другие – в костюмах. По мере того, как они внезапно появлялись будто бы из неоткуда, Сакура всё больше и больше терялась, открыто переводя взгляд с одного незнакомого лица на другое. Ажиотаж вокруг их с Саске появления возрастал, многие мужчины без стеснения окидывали Харуно нескромным взглядом с ног до головы, бросая двусмысленные высказывания. Всё это начинало походить на церемонию их обручения в особняке Ями Ичизоку, и Сакура безумно разволновалась, не зная, куда обратить взгляд, когда внезапно прямо у её уха раздался голос Учиха, вынуждая тело покрыться мурашками. – Гаара проводит тебя в твою комнату. Иди, – он подтолкнул её к главе по безопасности, словно нехотя убрав руку с талии. – Молодая госпожа Учиха уже уходит? – Не жаль и золота, чтоб запахом цветов её упиться, – слишком смело и неприлично произнёс всё тот же молодой Учиха в хакама, чем обратил на себя долгожданное внимание Саске. Учиха развернулся в его сторону, и по десятку рядом стоящих лиц пробежала испарина – настолько тяжёлым был этот взгляд. За подобные высказывания Учиха мог бы отрезать язык, но, по правде говоря, не желал останавливаться лишь на этом. Но Собаку жестом пригласил Харуно в другую сторону, и вскоре стены минка скрыли от Сакуры всё происходящее. Глава по безопасности шёл чуть впереди, слишком быстро ведя её по коридорам. Её пребывающее в смятении сердце зашлось от гнетущей тревоги. Глиняные стены поглотили все шумы, и сердце Харуно будто окунулось в ледяной омут. Оно всё билось и билось, будто бы крича на непонятном Сакуре языке, пока она наконец не остановилась настолько резко, что Но Собаку успел сделать ещё несколько шагов, отдаляясь от неё. Когда глава по безопасности обернулся, он не успел опомниться, как госпожа Учиха развернулась вокруг своей оси и помчалась обратно, невесть что надумав в своей голове. Он с трудом нагнал её как раз тогда, когда Сакуру и толпу якудза отделял лишь один поворот. Преградив ей путь, Но Собаку встал перед ней, широко распахнув руки. – Прошу, госпожа Учиха, не нужно туда идти. – Но они… – Сакура запнулась, не зная, что собиралась сказать. Хотят ли те люди оскорбить Саске, воспользовавшись ей, как слабым местом, или собираются вцепиться друг в друга, словно звери – и то, и другое в равной степени приводило её в ужас. Она никак не могла успокоиться зная, что вновь причинила ему проблемы. Перед её глазами всё ещё стояло то пробирающее до костей выражение чёрных глаз, и волнение охватило её с головой. – Поверьте, вам не на что там смотреть, – мягко уговаривал Гаара, ему не хотелось уводить госпожу Учиха силой, но и позволить беспрепятственно вмешаться в дела, где её присутствие было крайне нежелательно по приказу господина Учиха, не мог. – Господин Но Собаку, они… В звенящей тишине послышался неясный шум, напоминавший старый, скрипящий словно старческий шёпот, и она замолчала не договорив. За искажённым хрипом голосом невозможно было разобрать, были то слова или стоны. Но Собаку не двигался, не дозволяя Харуно ступить ни шага далее. Оттого взгляд её встретился с его собственным, и в душе неприятно защемило. Госпожа Учиха прижала сжатые ладони к груди, явно не зная, как поступить, но всем сердцем желая стоять рядом с Саске. На её лице отразился неподдельный страх, ясные зелёные глаза широко распахнулись, будто впиваясь в душу. Она собиралась сказать что-то ещё, но внезапно всепоглощающую тишину вновь прорезал, словно лезвие ножа, голос. Сердце Харуно снова затрепетало. – Я не расслышал. Заглушая доносившееся хрипение, ледяной голос Учиха Саске зазвучал будто бы в самой душе Харуно, невольно замеревшей вместе со своей хозяйкой, старавшейся уловить каждый шорох. Неясное шипение становилось всё громче и громче, пока внезапно не превратилось в страшное отчаянное клокотание. Там, где стены минка мешали Харуно увидеть происходящее, уже собралась толпа, окружившая двоих. Саске Учиха вскинул брови, без тени жалости глядя на корчащегося на земле шутника. Молодой мужчина цеплялся пальцами за его ногу, пытаясь сместись с собственного горла чёрный туфель, но Учиха лишь наступал сильнее, вдавливая подошву дерби в краснеющую кожу. От прилившей крови лицо якудза напоминало перекошенную рожу хання. Стоило ему попытаться произнести хоть слово, Учиха давил сильнее, не позволяя вырваться из глотки ни единому внятному звуку, а затем, не меняя равнодушного выражения лица, снова повторял свою просьбу. Это продолжалось снова и снова. Когда вздувшиеся вены на лице и шее страдавшего опасно посинели до буро-фиолетового, а глазные яблоки наполнились сетью капиляров, Саске лишь оскалился. Пара переполненных ужасом и отчаянием глаз, что смотрела на него выглядела до отвратительного жалко. Дрожащие пальцы, цепляющиеся за подошву и брюки теряли силу, иногда хватая то воздух, то падая на острую гальку. Дерзость сменилась на отчаянную мольбу, но лишь сильнее разжигала в Учиха желание прикончить внезапно осмелевшего члена семьи. Чем больше раз Саске повторял свой вопрос, сдавливая горло до посинения, тем сильнее просили о пощаде его глаза и тем тише и страшнее становились хрипы. – Господин Учиха, прошу, – один из собравшейся вокруг толпы наблюдающих упал рядом с ними на колени, не щадя себя, протаранив лбом садовую гальку. – Я готов понести ответственность за проступок господина! Учиха, не убирая ноги, взглянул на паренька. Саске знал, как знали и все вокруг, что означали слова выбежавшего на поклон молодого кёдай. Тот был готов лишиться пальцев, или даже языка, но своему господину больше не мог позволить корчиться у чужих ног. Саске сцепился с одним из своих многочисленных родственников, однако, настолько дальним, что даже с трудом припоминал лицо. Но и прозвучи подобные оскорбления из уст любого другого, Саске бы это не остановило. Потому этот отчаянный жест подчинённого, у всех на глазах доказывающего свою верность, вызвал на холодном лице лишь тень ухмылки, Саске не собирался так просто отпускать пойманного червя. – Причём тут ты! – шикнул на него другой. – Не лезь, коли жизнь дорога. Не знаешь, что в чужом доме вести себя нужно как полагается! Ещё один парень с другой стороны толпы с начисто выбритой головой тоже вышел вперёд, порывисто выхватывая катану из рук своего товарища, стоящего неподалёку. Толпа тут же разделилась на два лагеря. С одной её стороны повыхватывали пистолеты и катаны те, кто годы назад с лёгкостью согласился с инаугурацией Учиха Мадары, и теперь душой и жизнью обязаны были ему, с другой – те, что всей душой следовали лишь за единственной правящей ветвью семьи и чистотой крови, кто не желал признавать властью никого, кроме неё, а следовательно, для кого Саске Учиха, оставшийся единственным наследником предыдущего кумитё, был единственным достойным стоять во главе клана. Члены группировки несколько лет презирали друг друга если не открыто, то плевками в спину точно, и постоянно спорили о том, кто достоин, а кто – нет быть их главой. Мелкие конфликты то и дело вспыхивали между ними то тут, то там, постепенно раскалывая клан на два дома, где одни скопились в Токио, а другие выбрали жить в Киото. Так, оттенив роскошные своды Токийского особняка в горах Тибы, скромный во всех отношениях дом в Киото стал пристанищем для многих членов клана, принявших сторону Саске. Сам Учиха относился к этому с прохладой, в прочем, свойственной его характеру, неохотно живя жизнью борёкудан, и не стремясь захватить место главы клана, но всё же открыто пользуясь силой своей власти здесь. Это был его дом, и всё и все здесь принадлежали ему. Даже численное преимущество обычных членов клана было на его стороне. В этих стенах его считали за истинного кумитё, и это развязывало ему руки. Вынужденный следить за каждым своим поступком в Токио, здесь Саске не утруждался и половиной семейных правил. Знай об этом упавший на колени молодой якудза, вряд ли осмелился бы падать ниц и спасать другого Учиха. Те же, что хотя бы раз видели Учиха Саске в гневе, поёжились, до единого и не по наслышке зная, почему даже сам Фугаку Учиха назвал своего младшего сына «бешеной псиной». – Кхрхк-крх. Край невысокого каблука кожанного дерби впился в кожу у кадыка с пущей силой, и вынув одну руку из кармана брюк, Учиха протянул её в сторону лысого парня с катаной, не спуская взгляда с того, который упал на колени. Стоило рукояти катаны лечь в ладонь, и по толпе, особенно пронёсся ропот встревоженных голосов. И пока Саске взвешивая катану, махнул ею в воздухе, пронесся лезвие, будто нарочно, у шеи не вовремя высунувшегося щенка, все остальные замерли не дыша. – Вы не можете убить члена собственной семьи, – тем не менее смело заявил просящий якудза, отрывая лицо от земли. Наполненные ужасом глаза уставились на безмолвного Саске. – Кто сказал? – Учиха снова вскинул брови, и его глаза сузились. Паника мгновенно охватила присутствующих, кёдай переглядывались, решая, что делать, если делать было совсем нечего. Немногие члены семьи Учиха, что затерялись в толпе наблюдающих, тоже не спешили отнимать у Учиха Саске добычу. В конце-концов, не был же он настолько конченым психом, чтобы убить своего родственника из-за пары неосторожно брошенных слов? – Он ведь его не грохнеет? – почти неслышно прошептал парень, чья катана сейчас была в руках Саске своему лысому товарищу. – Господин Учиха ведь не надел перчатки… – продолжал убедать он сам себя, не получив ничего в ответ. – Кто знает… Однако следующее молниеносное движение Саске заставило толпу в ужасе застыть. Катана взмыла в воздух, будто серебристая тонкая змея, и прошипела своё проклятье прямо у губ скованного страхом балагура, заставив каждого содрогнуться. Лежащий на земле Учиха не успел ни вскрикнуть, ни вскинуть рук, лишь его глаза инстинктивно зажмурились перед мелькнувшим лезвием. В следующую секунду уходя вдоль от уголков губ расползлись неглубокие порезы, и ярко-алая линия вмиг поделила лицо на две половины, образуя безобразную улыбку. – Если не научился разговаривать нормально, советую в моём присутствии навсегда заткнуться, – Саске убрал ногу и со злостью кинул катану обратно. Молодой Учиха, судорожно заглатывая необходимый воздух, у его ног схватился трясущимися руками за губы, размазывая кровь по лицу, но больше не проронил ни слова. Сдавленное горло больше не мешало дышать, но он закашлялся в ту же секунду, как сделал первый вдох, пуще прежнего скорчившись на земле. Вырывающийся кашель было невозможно сдержать, он лишь сильнее разрывал свежие порезы, вызывая невыносимую боль, превращая каждый долгожданный вдох в пытку. Обернувшись ненадолго, Саске увидел в чёрных остекленевших глазах потрясение. Наверняка, это был первый раз, когда юнец получил подобную рану. Шрамы и царапины были недопустимы на видимых частях тела в семье Учиха и считались позором. А наиболее приближенным к кумитё членам семьи даже запрещалось наносить татуировки, чтобы не портить кожу и кровь. Это также служило отличительным знаком внутри клана: обычные кёдай покрывали татуировками почти всё тело за исключением кистей рук, ног и шеи в честь победы или преодоления порога, семья же Учиха оставалась чистой в знак того, что они не вступали в группировку, как все остальные, а рождались в ней. Разумеется, подобное увечье считалось недопустимым и унизительным. Но сам Саске видел этот жест невероятным милосердием со своей стороны. Катану он всем сердцем желал опустить на десяток сантиметров ниже. Учиха, спроси его кто-нибудь, не смог бы ответить наверняка, что именно его остановило: нежелание вконец разругаться со всем кланом и начать кровавую бойню между фракциями или же прячущаяся за углом жена. – Ещё есть желающие что-нибудь сказать? – прохладно поинтересовался он, обводя взглядом уставившихся на него якудза. Среди присутствующих не было новичков, в особняк в Киото на семейное событие не могли попасть ни шестёрки, ни рядовые, а потому его, несомненно, окружали взгляды уже давно состоящих в Ями Ичизоку якудза, достигших за годы службы наивысших постов. Однако из-за того, что Саске уже долгое время не вёл активной деятельности внутри клана, многие знали о нём лишь по многочисленным, но разнящимся между собой слухам. Удивление на их лицах было вполне объяснимым и ожидаемым. Те кёдай, что служили при самом Саске, сейчас лишь ухмылялись, явно довольные выходкой своего босса. Окинув толпу взглядом, Саске заставил людей расступиться, буквально протаранив взглядом. Он нашёл Харуно почти там же, где и оставил. Собаку Но Гаара опустил взгляд, и почти незамедлительно отошёл в сторону. Сакура виновато поджала губы, она не знала, что именно произошло, а теперь разволновалась пуще прежнего из-за того, что не послушалась его слов и вернулась назад. Саске не выглядел злым, но и привычным спокойствием от него не веяло, оставляя Харуно разгон для взвинчивания собственных мыслей до панических. – Что, мисс любопытство две тысячи, вам так не нравится общество моего главы по безопасности, что вы поспешили вернуться ко мне? – язвительно поинтересовался Учиха, подбираясь ближе. Смутившись, Харуно ещё больше поджала губы, да так, что её подбородок сморщился, и поспешила отвернуться от Учиха, не желая быть предметом его насмешек. Однако даже несмотря на недовольство в чёрных глазах, они не утратили своей магической способности успокаивать Сакуру. – Я… Просто забыла здесь… кое-что… – она неловко кашлянула и, не дожидаясь реакции господина Учиха, с молниеносным рвением направилась в противоположную от него сторону. Саске ухмыльнулся, но, действительно, не стал больше делать замечаний, и безмолвно кивнув Но Собаку, чтобы тот проводил её в комнату. Весь оставшийся день и вечер Сакура провела одна в просторной, но полупустой комнате. Спальная, куда проводил её Гаара, была обставлена куда богаче, чем та часть особняка, в которой ей удалось побывать по пути сюда. У стен стояли резные комоды из красного дерева, торшеры из плетёных прутьев бамбука и даже большая кровать, абсолютно несвойственная традиционным японским домам. Одну из стен занимал встроенный шкаф, где обычно хранились футоны и одеяла, с другой стороны были раздвижные сёдзи, ведущие в открытые горные леса. Комната была тихой, а коридор рядом с ней непроходным и изолированным, откуда можно было попасть во вполне современную ванную лишь стилизованную под японский стиль. Сакура быстро прижилась на новом месте, и только ночью, когда время подошло ко сну, постоянно вздрагивала, оборачиваясь на входные сёдзи, не то боясь, не то надеясь, что в них вот-вот зайдёт Учиха, но тот так и не появился. Перед сном на Сакуру навалился новый поток мыслей, и, наблюдая за тусклым светом торшера у кровати, она пыталась провалиься в сон, думая о Саске и о том, почему сегодня её внезапно посетила из ниоткуда появившаяся тревога за молодого господина. Она скручивала пушистое одеяло под ногами, и всё ворочалась, стараясь не придавать этому большого смысла. В конце-концов, она уже решила, что собирается раскрыть ту самую тайну, которую может знать только она, и заключить с Учиха новую сделку чего бы ей это ни стоило. А потом вернётся в Палермо, и никто больше не сможет запирать её насильно ни в роскошных номерах отеля, ни в скромных покоях минка.***
Утром госпожу Учиха подняли чересчур вежливые слуги, по одежде которых можно было рассудить, что и они то же были членами борёкудан, и многократно кланяясь те сопроводили её в комнату для завтрака, где Учиха уже сидели за несколькими низкими японскими столами примерно по шесть-семь человек за каждым. Сакура тут же нашла взглядом нужного себе, и устремилась к самому дальнему столу. И хотя Харуно старалась добраться до своего места как можно тише и быстрее, всё же почти все взгляды устремились на неё. Среди них, за другим столом, стоявшим ближе всех к закрытым сёдзи, она узнала уже знакомого ей человека с длинными чёрными волосами, и промелькнула перед ним особенно быстро. Присаживаясь на колени на свободное место подле Саске, Сакура едва бросила на Учиха взгляд, отчего-то незамедлительно покраснев. Было очевидно, что из всех присутствующих, они пришла позже всех. Неужели прислуга разбудила её слишком поздно или же сборы отняли слишком много времени? – Доброе утро, – прозвучал над ухом бесстрастный голос. – Доброе утро… Сакуре было бы куда менее неловко отвечать на это приветствие, будь они одни, но за столом сидели ещё четыре человека, совершенно ей не знакомых и кажущихся неприветливыми. Потому она заправила прядь светлых волос за ухо, и почти в этот же момент прислуга поставила каждому по чашке свежего, парящего теплом риса, избавляя её от нужды продолжать разговор. Столы ломились от всевозможных блюд и закусок, превращая завтрак в подобие пира, и всё выглядело очень аппетитным и искусно приготовленным, но Сакура не спешила притронуться к палочкам – её бил озноб. Столы стояли на таком расстоянии друг от друга, что переговоры сидящих за ними оставались сугубо личными, и невозможно было разобрать, о чём они говорят, и всё же Харуно чувствовала, что предметом обсуждений была именно она. – Госпожа Учиха, вам не по душе обстановка? – спросил один из сидящих за их столом, неторопливо, но без издёвки, разглядывая её. – Давайте познакомимся, и вам будет менее неловко. Ты ведь не возражаешь, Саске? – Возражаю. – Хахах, меня зовут Обито. Из всех Учиха я, пожалуй, самый симпатичный, не находите, госпожа Сакура? Сакура подняла взгляд на человека напротив, и не смогла сдержать эмоций, тут же чувствуя стыд перед ним за то, что выражение лица её дрогнуло в невежливом удивлении. Мужчина, что так старательно пытался принудить её к общению, выглядил на несколько лет старше самого Саске, был высок и статен, и имел такие же чёрные, как и у Саске, волосы, слегка тронутые неряшливыми волнами. Вот только его естественно красивое лицо было наполовину покрыто безобразными шрамами, словно от ожога или другого более ужасного недуга. – Пожалуйста, обращайтесь ко мне неформально, – чтобы избежать растерянности попросила она, уже без тени отвращения смотря в живые глаза Обито Учиха. – Ему нельзя обращаться к тебе неформально, – внезапно произнёс Саске, которому явно было не по душе это непринуждённое общение, но который всё же невозмутимо продолжал есть. – Что правда, то правда, – согласился Обито, и хотя был многим старше самой Сакуры, кажется, подобные обстоятельства его нисколько не смущали. – Ваш дрожайший муж, госпожа Сакура, вчера всем ясно дал понять, как следует, а как не следует с вами говорить, – от растянувшихся в улыбке губ, шрамы на его лице тоже собирались в сеть тонких морщин. – Верно, Кагами? Проследив, как мужчина обернулся через спину к столу, что находился за ними, Сакура обнаружила ещё более жуткую картину, чем до этого, и желание есть хоть что-либо пропало окончательно. На этот раз она не нарочно столкнулась взглядом с молодым человеком, не старше её самой. Его взгляд врезался в неё холодным лезвием, и тут же скрылся под ворохом ресниц. Смесь чувств, с которой он даже на миг уставился на молодую госпожу Учиха, заставил Сакуру неуютно поёжиться. Он не выглядел вздорным, но копна чёрных волос, кажется, была совершенно неподвластна своему владельцу и кружила на его голове беспорядочными вихрями, прикрывающими лоб и брови. Самым ужасным было то, что молодое и привлекательное лицо было варварски обезображенно свежим, едва успевшим запечься шрамом вдоль по обеим сторонам уголков губ, рассекая тёмно-алой линией лицо почти что от уха до уха. Молодой человек, которого Обито назвал Кагами, как и Сакура, даже не притронулся к своему завтраку, и лишь понуро буравил взглядом миску с рисом. Она в миг поняла, что за страшные хрипы ей слышались вчера. Тонкая шея, которую не скрывал ни ворот рубашки, ни короткие волосы, была покрыта гематомами, сизыми и алыми пятнами выделявшимися на тонкой и бледной коже. С нескрываемым ужасом Сакура опустила взгляд, точно отзеркалив позу Кагами, но Обито и Саске расценили этот жест совершенно иначе. Заметив острый взгляд, направленный в сторону их стола, Саске незамедлительно бросил свой в ответ, и с неприкрытым презрением вздёрнул вверх тонкие брови, словно спрашивая, какого чёрта тот осмелился даже смотреть в их сторону. – Кагами, еда в моём доме кажется тебе невкусной? – холодно, но громко поинтересовался Учиха, недовольно возвращая свои палочки на место так, что они звякнули о подставку. Никто не посмел заступиться, хотя все до единого прекрасно услышали издёвку. Учиха Мадара лишь усмехнулся: ему не по душе было, что Саске задевал его подчинённого, но всё же у последнего на то были все основания – в клане действительно запрещалось пренебрежительно относиться к тем, кто выше тебя по званию, а статус Кагами и супруги Саске Учиха не возможно было сравнить, даже если бы Кагами совершил величайший подвиг. Поначалу всем показалось, что Кагами собирался что-то сказать, потому что его губы и шея дрогнули. Но, видимо, молодой человек вовремя вспомнил сказанные вчера Учихой слова, и не посмел издать ни звука в его присутствии, виновато склонив голову. Однако на Саске это ровным счётом никак не подействовало, Сакура лишь пуще ощутила исходящее от него раздражение. – Ешь. Казалось, Учиха Саске мог бы отступить, смягчившись покорностью младшего родственника, но тому было не до прощения и не до жалости. Саске не понаслышке знал, как опасно попускать мелкие огрехи, балуя малые бесчинства мощить дорогу Варфоломеевским ночам. Несколько человек, Сакура могла поклясться, что слышала как они сглотнули, отвернулись от Саске в сторону, не желая обратить его гнев ненароком на себя. Спасать юношу никто не собирался, и Кагами поднял палочки, вкладывая их в ладонь. Многие поспешили заняться своими делами, будто бы забыв о только что случившемся, и от столов послышался привычный приглушённый гомон. Саске не сводил взгляда с зачерпнувшего палочками совсем небольшую порцию риса молодого Учиха. Кагами поднёс палочки к губам, и Харуно чуть ли не физически ощутила боль, представляя, как трескается запёкшаяся за ночь кровь. Она просто-напросто не представляла, как ей следовало поступить, ведь и сама боялась Учиха, как огня. Её мучила каждая длань этой бессмыслицы, и что более того, она ощущала исполинскую вину, будучи напрямую причастной к этому суду. Она не могла сказать, что её в действительности не задевали упрёки и издёвки Учиха в тот день или в день свадьбы, но она совершенно не хотела их никоим образом за это винить, и тем более наказывать подобными пытками. – Гос… – К тебе это тоже относится, ешь, – безапеляционно прервал её Саске на полуслове, не давая публично назвать себя «Господин Учиха», переводя взгляд на неё саму. Сакура на это оторопело моргнула, не замечая, что раздражение и злость с лица Учиха слетели сразу же, стоило ему посмотреть на неё. – Молодая госпожа, – вновь обратился к ней Обито, по-видимому, пытаясь разрядить повисшее над их столом напряжение и с тем отвлекая её вимание от удручающего зрелища позади, – вы знаете, как проходит в клане охота на лис? – Охота на лис? – переспросила Харуно, вспоминая, как Саске однажды тоже использовал подобную формулировку для семейной встречи. Её рука тоже покорно взяла палочки, но в отличие от Кагами, они только перебрасывали рисинки из одной стороны чаши в другую. – Да, в горах Курама рядом с поместьем водятся горные лисы. Сейчас как раз сезон охоты, и мы частенько устраиваем соревнование в этом несложном искусстве. Участвовать могут даже дочери клана, если изъявят желание, и самые приближенные кёдай. Хотя последний раз мы собирались здесь уже несколько лет назад, так уж сложились обстоятельства, – тут Обито словно невзначай опять взглянул на Саске, снова безучастно принявшегося за завтрак. – Поэтому этот сезон точно будет особенным. Многие молодые члены семьи ещё ни разу в ней не участвовали, и это будет для них такой же новинкой, как и для вас, госпожа Сакура. – Вот как. – Первый этап начнётся сегодня ближе к вечеру, а второй через день ранним утром. – Сакура, разве я сказал ковыряйся и делай вид, что ешь? – внезапно, прерывая их беседу, вмешался Саске, посмотрев в её тарелку и недовольно меря Сакуру взглядом, полным бессильного негодования. Жалобы от Сая и госпожи Шиин по поводу несносной привычки Харуно перебирать едой, которые он слышал чуть ли не на постоянной основе до этого, но считал беспочвенными, теперь показались ему во всей красе своей правдивостью попадая не в бровь, а в глаз. Сакура запнулась, чуть не выронив палочки, и так же пристально уставилась на Саске, не веря, что он и в самом деле при всех произнёс что-то настолько постыдное, и густо покраснела, переводя взгляд на Обито, который, как и все за их столом, всё прекрасно услышал. В ней вспыхнули сотни чувств от желания провалиться сквозь землю до невероятной злости за то, что Учиха вёл себя с ней будто с несмышлёным ребёнком, да ещё и на глазах у всей его семьи. Впрочем, слова его слышали лишь те, кто сидел с ними за одним столом, да и те поскорее сделали вид, что их очень интересует последний кусочек дашимаки тамаго на общей тарелке. – Я вовсе не ковыряюсь! – всё же возразила она, во все глаза посмотрев на Саске, будто бы он произнёс откровенную ложь. Но ей действительно не лезла ни крошка в горло. – Я бы тоже потерял аппетит среди таких отвратительных уродцев, – гортанно прохихикал Обито, обводя взглядом всех остальных за столом. – Не беспокойтесь, госпожа Сакура, Саске просто не знает, что аппетит можно легко потерять. Этого истукана не тревожат мирские проблемы, – Обито ухмыльнулся, и Сакура прониклась к мужчине бесконечной благодарностью и симпатией, тут же решив больше никогда не судить людей по внешности. – Попридержи язык за зубами, Обито. – Конечно-конечно, молодой господин, – Обито сделал вид, что закрывает рот на молнию, но между тем совсем не собирался останавливаться. – Полагаю, вам интересно, как проходит сама охота, госпожа Сакура? Находясь под палящим взглядом Учиха, Сакура не сообразила ничего иного, как всё же съесть немного чего-нибудь через силу, и усердно закивала, надеясь, что за рассказом Обито Саске больше не привяжется к ней с претензиями. – Событие это в нашей семье считается очень важным – мы редко собираемся все вместе. От этого и проблем возникает каждый раз не мало, – мужчина снова многозначительно кашлянул. – В поместье для этого случая имеется и конюшня, и псарня, и лесничие. Если хотите, после завтрака я могу отвести вас туда, посмотреть. Семья Учиха держит отличных гончих, хотя к ним лучше не подходить. А вот с лошадьми проблем быть не должно, – получив весьма и весьма неуверенный кивок, Обито Учиха продолжил, не обращая внимания на то, что взгляд Саске тяжёлым бременем лёг теперь на него самого, и владелец его явно был недоволен. – Вам в любом случае следует сходить в конюшню, если вы поедете на охоту или прогулку. Большинство наших дам едут по безопасному маршруту в горы для простой прогулки, не каждый находит интересным носиться с ружьём на перевес за рыжими тушками. Думаю, вы с лёгкостью сможете к ним присоединиться. Охота идёт долго, до самой ночи, а прогулка заканчивается намного раньше и не принесёт вам никаких неудобств. Посмотрев на Саске и поняв, что тот не имел ничего против, так как молчал, Харуно согласилась, про себя думая, что скорее всего выбора у неё как такового не было, и ей в любом случае пришлось бы ехать со всеми в горный лес забавы ли ради или ради дани традициям её новой семьи. Обито ещё долго и долго говорил о правилах и о том, что требуется хорошо обращаться с ружьём, чтобы попасть в лисицу не испортив мех. Он углублялся во всевозможные подробности, и Сакура не заметила, как прошёл завтрак, и как комната постепенно пустела. Когда Учиха внезапно поднялся из-за стола, Сакура вздрогнула. Она была настолько увлечена бессмысленной болтовнёй, что не обратила внимание на то, что доела почти всё, что ей полагалось, и потому не связала эти два события воедино. Обито и Сакура поднялись вслед за ним, а после Учиха действительно не воспрепятствовал тому, что мужчина со шрамами, беззлостно улыбаясь, действительно предложил Сакуре пройтись по поместью до конюшен, и разрешил им отправиться восвояси напоследок лишь присоединив к ним Суйгецу, который весь завтрак дежурил у сёдзи снаружи, и ещё одного человека из отдела по безопасности. Все вчетвером – Сакура была невероятно рада тому, что теперь её окружали сразу два человека от которых буквально разило общительностью и приветливостью – они покинули дом, на этот раз оказавшись не во внутреннем саду, а на огромном поле подле подножья гор, у которых располагалось поместье. Территория была не просто большой, и Сакура уже в который раз про себя ужаснулась богатству рода Учиха. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, если приходилось вспоминать о том, что они были одним из самых влиятельных кланов якудза. Утро было свежим и по-ноябрьски прохладным. Восхищаясь красотой тронутой осенней проседью природы, Сакура следовала за своим новым знакомым, иногда кивая головой на его вопросы, а иногда вставляя целые фразы, когда не высказать своё мнение было просто невозможно. Её всё ещё поражала несвойственная остальным Учиха – ведь Сакура уже давно навесила проклятий на весь их род – открытость Обито и искреннее дружелюбие. Он не поднимал неподобающие темы, не расспрашивал её ни о чём личном, и тем не менее ловко находил темы для разговоров, подключая в них ещё и Хоодзуки. Последний вёл себя более сдержано в его присутствии нежели чем когда был с Сакурой наедине, но вскоре и он разболтался так, что Сакура лишь успевала переводить взгляд то на одного, то на другого. – А вот не был бы туман, сегодня утром я бы уже заполучил целого оленя, какие там лисы! – Обито похлопал себя по груди, они уже подходили к конюшням, полностью выстроенным из выструганного дерева. – Я бы и в тумане не упустил, – вольяжно бросил в ответ Хоодузки, намекая на свою профессиональную заточку. – Кстати, госпожа Учиха, раз уж мы тут, господин Учиха просил показать вам лошадь, которую приготовили для вас. – Но я не то, чтобы хорошо держусь в седле, – Сакура не преуменьшала свои умения нарочно, она действительно лет шесть не держала в руке поводья, и не была уже так уверена в своих навыках. Мужчины переглянулись, многозначительно промолчав, и прежде, чем Суйгецу успел ответить, к ним вышел седовласый конюх, поздоровавшись и тем прервав беседу. За его спиной из двух продолговатых белокаменных конюшен доносился шум лошадей. На вытоптанной земле у них стояли где необточенные балки, где уличные загоны. – Вот, самая тихая и послушная из всех в табуне, – старик вывел им стройную и мускулистую гнедую лошадь, которая тут же принялась рыться копытом в выцветшей полевой траве. Тёмно-рыжая шерсть, будто растопленный шоколад, лоснилась под солнечными лучами, и Сакура незамедлительно провела по ней рукой. В последнее время ей, и в самом деле, везло на знакомства: и люди, и даже лошади попадались весьма и весьма дружелюбные. Чёрный глаз, обрамлённый густыми и длинными ресницами, посмотрел на неё, выпрашивая лакомство, и Харуно подумала, что если бы Саске не вёл себя столь отчуждённо, возможно, его глаза можно было бы назвать такими же красивыми. Провозившись ещё немного с кобылой и выслушивая похвалу в её сторону от старого конюха, Сакура успокоилась, заверенная в том, что с такой не свалится даже ребёнок. Суйгецу тоже погладил лошадь по гриве, но та неожиданно громко клацнула у его руки, и тот поспешно её убрал. Они уже собирались уходить, как совсем рядом показалась одинокая фигура. Мужчина в белой рубашке и поверх накинутым пальто шёл, казалось, прямо в их сторону, но как только поднял взгляд и обнаружил нежданных гостей, будто бы свернул немного в сторону, направившись к конюшням с другой стороны, где путь был явно длиннее. Сакура узнала человека сразу же по жуткой ране на лице, и оттого в ту же секунду, как встретилась с ним взглядом, отвернулась обратно к лошади, делая вид, что очень заинтересована в деталях удил. Кагами Учиха, почти так же старательно, как и Харуно, пряча глаза, мрачно прошёл мимо них в конюшни, и старик тоже спешно распрощался с гостями, встречая следующего. Всё оставшееся время до начала охоты дом Учиха пребывал в суете и сборах. Слуги, собирающие тенты на поляне и расставляющие стулья и столы для тех, кто собирался следить за событием не заходя в лес, судачили на перебой то о заварушке, завязавшейся между Саске и Кагами, то о молодой его жене, из-за которой эта заварушка и состоялась, то о предполагаемых победителях, то о ясной погоде и грядущей холодной ночи – говорили, что температура в горах к вечеру опустится до нуля, впервые за осень известив о скорой зиме. Занят был и отдел по безопасности, который Сакура с лёгкостью узнавала среди остальной толпы по чёрным костюмам и серьёзным лицам. Охрана была рассосредоточена по разным частям широкого поля, а также у тентов и столов. Вдали уже были экипированы и собраны лошади, и некоторые Учиха уже были готовы начать, переодевшись в более удобную и подходящую одежду для езды и для охоты. Сакуру тоже переодели, сменив неофициальный утренний свитер и брюки на обтягивающие чёрные штаны с леей для езды, белую водолазку и короткое чёрное пальто, воротник-стойку которого Харуно распахнула сразу же из-за того, что припекающее солнце всё ещё жарко согревало. Многие другие женщины, которых она успела увидеть, были одеты похоже. Некоторые из них, что были постарше, уже сидели под тентами и пили чай, другие постепенно, но резво, одна за другой взбирались на лошадей и уже прогуливались верхом, подначивая остальных издалека. Сакура во всей этой гурьбе людей связанных родственными узами или же общими делами выглядела весьма и весьма одиноко. Вернувшись в поместье, ей пришлось расстаться с Обито, а вскоре и Суйгецу был вынужден уйти, чтобы занять свой пост. Пока они ходили в конюшню и осматривали территорию вокруг особняка, Хоодузки успел упомянуть, что вечером тоже будет участвовать в охоте вместе с господином Учиха, а потому Сакура и не надеялась, что он сможет составить ей компанию. С другими же работниками отдела по безопасности у Сакуры общение никак не складывалось, потому что они вели себя строго по уставу и никогда не болтали. – Госпожа Учиха, всё вот-вот начнётся, – Сакура вздрогнула от неожиданности, когда кто-то заговорил за её спиной, и обернулась, наткнувшись на Но Собаку. – Прошу прощения, что напугал вас, – тут же извинился он. Солнце постепенно переплыло на вторую половину чистого небосклона и теперь медленно спускалось к горизонту. Обращённые к свету глаза главы отдела по безопасности приобрели невероятный светло-зелёный оттенок будто мерцающей под лучами озёрной воды. Сакура улыбнулась, подумав, что Учиха, возможно, лишает тысячи молодых девушек повстречать такую красоту, пленив Гаару, который был вынужден проводить подле Саске двадцать пять часов из двадцати четырёх. Глава не пришёл к ней один, держа за узду гнедую лошадь, уже опоясанную седлом. Подумав о том, что прямо сейчас её придётся залезть на неё, Сакура вновь ощутила неуверенность, но она едва успела подойти к ней в плотную, как неподалёку послышался топот копыт, и Харуно увидела за спиной Но Собаку направляющегося к ним всадника. Саске Учиха держал собранные поводья одной рукой, направляя вороного коня в сторону Но Собаку и Сакуры. Его статная фигура обрела ещё более резкие, но с тем и изящные черты из-за высоких ездовых сапог и одежде по фигуре. Чёрное короткое пальто было распахнуто, а за его спиной висело на кожаном ремне охотничье ружьё. Саске заметил миниатюрную фигуру ещё изадлека, хотя бы потому что и макушка Харуно, и голова Но Собаку ярко выделялись среди прочих особенно в лучах солнца, и хотя уже собирался отправиться с остальными по лесной тропе, всё же отпустил тех вперёд, решив сперва удостовериться в другом. – Гаара, можешь идти, – Учиха ловко спешился, заблаговременно сняв ружьё. Гнедой жеребец, оставшись без наездника, не спешил уходить, и обладая королевскими манерами остался стоять спокойно наблюдая за свои хозяином, изредка издавая бормотание. Сакура отвела взгляд подумав, что если продолжит так таращиться, то Саске точно что-нибудь скажет. Но Учиха невероятно шёл подобный антураж, и если до этого она могла бы назвать его просто чертовски красивым, то теперь этих слов было недостаточно, чтобы выразить и толику ауры, которая исходила от её мужа. Сняв с рук чёрные кожаные перчатки, Саске принял поводья из рук главы по безопасности. – Выглядишь растеряной, – заметил Учиха, посмотрев на Сакуру, явно огорчённо провожавшую взглядом удаляющуюся фигуру Гаары. – Я давно не ездила верхом. – Не думаю, что что-то изменилось с последнего раза. Давай, – он подвёл лошадь, одновременно держа в одной руке и собственные перчатки, и уздечку, так, чтобы Сакуре было удобно сесть в седло, вторую руку вытянув к ней, чтобы поддержать, если это потребуется. Сакура посомневалась ещё немного. А когда она уверенно поставила кончик сапога в стремя и, подтянувшись за край седла, перекинула вторую так, будто всю жизнь только этому и училась, Саске довольно ухмыльнулся. Оказавшись сверху, Сакура ухватилась за край седла ещё сильнее, стараясь унять ускоряющееся сердце. – Спокойно, – Саске взглянул на неё снизу вверх, и вручил поводья. Пока Сакура силилась совладать со страхом, Учиха вдруг атаковал её совершенно с другого фронта, внезапно несильно сжав щиколотку левой ноги. Сердце забилось лишь сильнее, когда даже сквозь кожу сапога Харуно смогла почувствовать тонкие пальцы. Конечно же, Саске совершенно не обратил внимание на вспыхнувшее лицо Харуно сверху, увлечённый своим занятием. Он поправил стремя и подтянул ремни. – Удобно? – Учиха снова посмотрел вверх. Светлые волосы, собранные в хвост, взметнулись из-за того, что Сакура резко отвернулась. – Не удобно? – Всё в порядке, – выпалила она. – Хорошо. Почувствовав, что Саске слегка отступил, Сакура повернулась обратно, но оказалось, что Учиха никуда не отходил, а лишь сделал вид. Будто нарочно, его руки опустились с каждого края седла, проверяя надёжно ли оно сидит, и его лицо оказалось напротив её живота, а бедро почти задевало его торс. Она услышала, как Учиха победно ухмыльнулся. – Разве вам не пора? – недовольно поинтересовалась Сакура. – Где твои перчатки? – он не то нарочно, не то действительно не услышал её вопрос. Недовольно хмыкнув, Сакура вытащила из кармана перчатки и надела, неторопливо натягивая чёрную кожу на ладони. – Хорошо. С тобой поедут два человека из отдела по безопасности. Не отходи от них далеко. И не переусердствуй. Если устанешь, просто скажи лесничему, который будет вас сопровождать, или кому-нибудь из них, совсем не обязательно ехать весь маршрут, – инструктируя её почти без остановки, Учиха осмотрел экипировку, словно конюхи в поместье не знали, как выполнять свою работу, хотя в самом деле поправлять было особо нечего. И всё же Саске хотел убедиться в её безопасности лишний раз. – Может, стоит надеть шлем? Учиха заранее знал, что получит решительное и безапелляционное «нет». Никто вокруг не был одет в шлем, и Сакура бросила замечание о том, что они всего лишь проедутся по лесным тропам, а не будут заниматься конкуром. – Я не могу отправить с тобой ни Суйгецу, ни Гаару, – продолжил Учиха. – В прогулочная группа в основном состоит из женщин и охраны. Маршрут пролегает в противоположной стороне от места, где будет вестись загон. Учиха потянул за узду лошадь, и взяв в другую руку поводья своей, повёл их в направлении собиравшейся у подступа к лесной чаще группе. Сакура издалека увидела, как у ног лошадей вьются гончие, обнюхивая полевую землю. Учиха ступал, разгребая сапогами сухую траву, которая становилась всё выше по мере того, как они подбирались к деревьям. Он вёл лошадей, и Сакура почти не управляла поводьями, полностью доверившись уверенным движениям Учиха, лишь наблюдая за его спиной. Они пересекли поле. На Сакуру оглянулось несколько девушек, одна из них помахала им с Саске рукой, как только они приблизились. Они подошли к прогулочной группе, во главе которой стоял один лесничий. Около десяти-пятнадцати женщин и девушек, а также несколько человек из охраны, не все из которых были на лошадях, казалось, снова ждали лишь одну Сакуру. Саске подвёл её лошадь к двум сидящим верхом работникам отдела по безопасности, и отпустил узду. Многие уже обратили внимание, что Саске лично сопроводил Сакуру до места начала прогулки, и Харуно опять смутилась под чужим вниманием. Печальнее всего было то, что Саске в скором времени должен был уйти, и как сильно ей бы не нравилось его общество, его отсутствие было ещё хуже. Сакура совершенно не хотела снова оказаться одной в этой огромной толпе. Вдали от них послышался протяжный свист. Над полем ворохом прозвучал звонкий лай собак и чей-то громкий клич. В противоположной стороне охотники готовились войти в лес, собаки бежали вперёд. Саске тоже оглянулся, но совсем ненадолго, а затем, проведя ладонью по шее лошади, похлопал её, и перевёл взгляд на Сакуру. – Сакура, – тихо позвал он так, что только сама Хаурно за исключением двух секьюрити, что стояли рядом, – смотри мне в глаза, – не понятно было просил Учиха или требовал, но Сакура не могла проигнорировать пару прожигающих глаз, и собрав волю в кулак, ответила такими же зелёными. – Вот так. Теперь обещай, что будешь хорошо слушаться и не уезжать далеко от группы. Сакура поджала губы. Она вовсе не собиралась больше сбегать, или если Учиха волновался, что она ускачет от него прямо из леса, то он сильно ошибался. Харуно уже несколько раз убедила себя, что пока не решит, что за тайны он скрывает, убежать не получится. Разве была она настолько глупа и наивна, чтобы надеяться выудить свободу таким способом у кто-то, кто является членом клана якудза. – Не слышу ответа. – Никуда я не денусь! – Сакура дёрнула поводья, разворачивая лошадь от Саске, и поехала в сторону лесничего. – Просто смешно, – недовольно пробурчала она, а когда обернулась, Саске уже был далеко-далеко, его чёрная фигура слилась с вороным конём, а вскоре исчезла среди других наездников и растворилась в сени осенних деревьев. Время приближалось к вечеру, солнце постепенно всё ниже тянулось к горизонту, его ещё яркие, не тронутые закатной рыжиной лучи, пробивались сквозь осеннюю крону. Сакура слушала топот копыт и шорох смятых листьев. Прохладный воздух пах чернозёмом. Процессия двигалась вглубь горного леса, передвигаясь по широкой натоптанной годами тропе по одному или вдвоём. На удивление, прогулка действительно вдохнула в Харуно жизнь. Поначалу ей было неловко из-за того, что женщины вокруг вели семейные разговоры, и она то и дело напрягала слух, не зная, стоит ли ей попытаться тоже заговорить или её действия расценят фривольными, однако спустя полчаса разговоры стихли – все наслаждались тишиной, прерываемой лишь стуком копыт, хрустом веток и трелями птиц. Только изредка все вздрагивали и снова перекидывались парой фраз, когда по лесу эхом проносился звук выстрелов. Время шло незаметно, Сакура то вскидывала голову вверх, наблюдая за красными клёнами, то оглядывалась по сторонам, следуя за пением птиц. Лошадь действительно вела себя крайне послушно, даже если бы Сакура совсем отпустила поводья, та всё равно следовала бы в табуне и мерно шла по тропе. Спустя какое-то время послышался целый ряд залпов, и все начали вновь переговариваться. А затем одна девушек верхом на вороном коне нагнала Харуно, и, поровнявшись, улыбнулась. – Госпожа Учиха, – вежливо обратилась она, и Сакура подумала, как глупо было бы обращаться к ней точно так же – ведь та тоже, однозначно, была «госпожа Учиха» – и поэтому в ответ только кивнула. – Мы делаем ставки, как думаете, кто победит в этом году? – На какой ответ ты расчитываешь, Мираи? – крикнула ещё одна девушка издалека, её голос звучал звонко и ясно, и даже не оборачиваясь можно было догадаться, что та улыбается или смеётся. – Конечно, ты услышишь «Учиха Саске»! – её смех раздался эхом, и ещё несколько девушек негромко хихикнули. – А что такого? – возразила молодая Мираи, хмыкнув. На вид ей было не больше, чем Сакуре, но на самом деле она была возрастом больше схожа с Саске, чем с ней. – Если бы участвовал твой муж, разве не назвала бы ты его имя? – рассмеялась ещё одна девушка. – Ах, если бы у меня был муж, – Мираи обернулась на остальных, её распущенные волосы взмыли в воздух, невероятно красиво переливаясь под ярко-рыжими закатными учами, – то всё равно сказала бы «Учиха Саске»! – и показала всем язык. – Так что, госпожа Учиха, что вы думаете? – она снова посомтрела на Сакуру. – Вы можете называть меня просто «Сакура». Высказывая эту просьбу вслух, Харуно снова почувствовала себя не в своей тарелке – ведь все вокруг называли друг друга просто по именам, но именно её выделяли среди остальных, и она снова почувствовала проведённую между ними линию. – Ох, нет! – незамедлительно ответила Мираи, в прочем, в её голосе не было ни одной надменной или злой ноты. – Вы же видели за завтраком, что случилось с Кагами? Не зная, нарочно ли девушка упоминает этот случай или нет, Сакура в одночасье ощутила чуть ли не испанский стыд. Из-за неё член их семьи и, возможно, даже сын какой-нибудь женщины, что была вместе с ними на прогулке, так серьёзно пострадал, и Харуно испытывала вину, полностью отдавая себе отчёт в том, что подобное событие не лучший вариант того, с чего начинают знакомство с родственниками мужа. Девушка продолжала смотреть на неё, но определить, были ли её слова издёвкой или же она говорила не задумываясь первое, что приходило ей в голову, казалось невозможным. – Может, вам и неловко, – не дождавшись ответа решила продолжить девушка, – но на самом деле такое обращение у нас вполне привычно. Саске ведь не какой-то там… – она ненадолго задумалась. – В общем, если бы не господин Мадара, вы бы сейчас были женой самого кумитё, – важно заметила Мираи. Голос её понизился, так что вряд ли остальные уже слышали их разговор. Сакура не поверила своим ушам. Волей или неволей Мираи взболтнула одну из тех вещей, что Сакуре по обыкновению знать было не положено. Девушка не заметила перемену в зелёных глазах, и задала ещё несколько пространных вопросов, но Харуно их почти не слышала. Мысли её унесли Сакуру глубоко в пучины сознания, накидываясь на неё всё с пущей силой. Саске Учиха был не просто членом борёкудан, а ещё и тем, кто, возможно, мог стать во главе целого синдиката. Разве могла она представить что-то настолько ужасное? Разве господин Но Собаку не уверил её когда-то, что это не так? Неужели и он ей солгал? Но всё же Мираи сказала «если бы не Мадара», а значит Саске всё же не был кумитё. Значит, кумитё – это Мадара, и если она правильно помнила, именно с ним Саске поздорил в день свадьбы. Мысли сменяли в ёё голове одна другую так стремительно, что Харуно не заметила, как к лошади приблизился пеший секьюрити, один из тех, что не был в числе отдела по безопасности, а пришёл с другими членами семьи Учиха. Он прошёл к лесничему, в начало строя, Сакура отчуждённо заметила, как вдвоём они остановились и что-то друг другу сказали, и уже было пришла в себя, начиная различать болтовню Мираи сбоку от себя, как внезапно что-то случилось. Под одной из лошадей, где-то недалеко от них, со звонким хрустом треснула ветка, и вызвала волну волнения среди табуна. А когда Сакура оглянулась, чтобы посмотерть, откуда шёл шум, лошадь под ней внезапно заржала, дёрнулась, и рванула вперёд так резво и сильно, что Сакура едва-едва успела покрепче ухватить поводья и прижаться ногами к её бокам. Как сильно Сакура не пыталась остановить её, лошадь больше не слушалась словно обезумев. Им хватило несколько мгновений, чтобы та умчала её вперёд, едва не задев лесничего и телохранителя рядом с ним, которые в последнюю секунду успели разойтись в разные стороны. Оглянувшись на скаку, Сакура увидела, что двое сотрудников отдела Но Собаку кинулись за ней почти в тот же момент. Её сердце колотилось в груди, и дыхание тут же сбилось – в таком темпе оставаться в седле было не так уж и легко. Она развернулась прямо, надеясь, что телохранители вскоре нагонят их, и больше не оборачивалась, стараясь унять лошадь самой. Тянуть поводья с силой ей было страшно, казалось, лошадь сразу же встанет на дыбы, и скинет её. Поэтому Сакура неслась и неслась вперёд, уже давно сойдя с тропы, пробираясь сквозь лесную чащу. Вокруг мелькали листья и ветки, деревья и заросли, под копытами попадались корни и кочки. Казалось, эти скачки продолжались целую вечность, и в панике Харуно не заметила, как рядом пропали звуки отправившихся в погоню людей, а когда она обернулась снова, вокруг был только глухой осенний лес, уже затягивающийся сумерками. Сакура не на шутку испугалась, но не успела и вскрикнуть, как лошадь резко остановилась, встав на дыбы. Несмотря на то, что кобыла остановилась самостоятельно, было уже слишком поздно, так как встать на дыбы её заставил крутой овраг, и в следующую секунду Сакуру так резко тряхнуло, что она окончательно вылетела из седла и куборем покатилась вниз.