Королева отверженных

      В часовенке, затерянной где-то в недрах Торгового Квартала, было светло и тихо. Сюда мало кто приходил, хоть она и стояла в относительной близости от главной площади района — в конце концов, Аури-Эль не был популярен у редгардов, и сюда заходили в лучшем случае приезжие эльфы.       Одинокий альтмер приятной наружности подметал пол и насвистывал себе что-то под нос, и его незамысловатая песенка эхом уходила в высокие своды часовни, наполняя ее хоть какими-то звуками. Стояла звенящая тишина. Шаги альтмера и шуршание веника по каменному полу казались ужасно громкими, раздражающе громкими, и лишь не очень профессиональный, но приятный напев эльфа смягчал это.       Он вздохнул. Хаммерфелл, и, в частности, Сентинель — это прекрасное место, но после каждого посетителя альтмеру приходилось подметать пол. От вездесущего песка не спасало ничего, никакие ухищрения не давали результата — он все равно оказывался везде, где можно, начиная помещением часовни и заканчивая карманами его мантии.       Ох уж эти пустыни…       Скрипнула дверь. Альтмер повернулся и увидел высокую фигуру в плаще. Широкие плечи и довольно мускулистые руки выдавали в ней мужчину, так что эльф разогнулся, потерев затекшую спину, и с улыбкой бросил: — Сын мой, будь любезен, стряхни песок со своих сапог. Я уже устал тут подметать.       Некто, немного постояв на пороге, послушно вытер свою обувь и лишь после этого зашел внутрь. Альтмер довольно кивнул, вернувшись к своему занятию.       Мужчина в плаще, кем бы он ни был, молча подошел к алтарю, сел на ближайшую скамью и замер, словно истукан; лишь побелевшие пальцы, которыми он вцепился в ткань собственных брюк, выдавали его волнение и напряжение. Альтмер, священник, закончил свое дело, отправил уже изрядно надоевший песок на улицу и спрятал веник с совком в специальной нише для всякой хозяйственной утвари. Неосторожно задев швабру, он устало вздохнул, когда она рухнула на пол, и звон от удара деревяшкой по каменным плитам эхом разлетелся по часовне.       Единственный прихожанин инстинктивно дернулся. Священник справился со шваброй, вернул ее на место и закрыл дверцу ниши.       Время шло. Солнце потихоньку клонилось к закату, и лучи его, острые и золотые, словно рога самого Аури-Эля, пронзали витражные стекла, растекаясь по полу. Прихожанин все еще сидел на своем месте. Священнику он никак не мешал, и все же напряженная его поза, побелевшие кулаки и поджатые губы подсказывали ему, что ему нужна помощь; собравшись с духом — все-таки альтмер не хотел беспокоить несчастную душу зря — он подошел к мужчине в плаще, сев на скамью рядом с ним.       Тот даже не пошевелился. Лишь немного повернул голову в его сторону, но моментально вернулся в прежнее положение. — Сын мой, — после некоторого молчания начал священник. — Что случилось?       Мужчина недовольно скривился. Альтмер вздохнул. — Ты сидишь здесь уже несколько часов. Твои руки дрожат. Тебя что-то беспокоит, причем очень сильно.       Прихожанин упорно молчал. Священник немного грустно улыбнулся. — Гордыня никогда и никого не доводила до добра. Люди приходят сюда за помощью. Я готов оказать ее тебе, но вместо того, чтобы принять ее, ты отвергаешь ее. Зачем?       Человек — вернее, альтмер, судя по цвету кожи — в плаще с недовольным вздохом повернулся к священнику, схватился за горло и слегка театрально, беззвучно закашлялся, словно пытаясь выдавить из себя хоть какие-то звуки. — А, так ты нем?       Прихожанин кивнул и отвернулся. Священник юркнул в свою каморку, взял пару листов бумаги, перо с чернильницей, и старую деревяшку в качестве подставки. Он вернулся со всем этим скарбом к альтмеру в плаще, и тот снова недовольно вздохнул. Видимо, это уже не первый раз, когда его выводят на разговор с помощью пера.       Служитель Аури-Эля бесцеремонно положил дощечку с бумагой на колени прихожанину, поставил на скамью чернильницу и стал ждать. Мужчина молча смотрел на кусок бумаги перед собой, и губы его подрагивали. — Сын мой, я здесь для того, чтобы разделить с тобой твои печали, — священник вежливо улыбнулся. — Я протягиваю тебе руку помощи, ожидая рукопожатия, но…       Альтмер в плаще вздохнул, взял перо и принялся что-то быстро писать. Закончив, он выдал священнику записку: «Я не нуждаюсь в помощи». — Правда? Я повторяю, ты сидишь здесь несколько часов. Ты дрожишь. Ты вцепился в собственную одежду так, что побелели кулаки. И ты хочешь сказать, что у тебя все в порядке?       «Кулаки? У меня? Бледнеют? — Жанду, которую, как обычно, приняли за мужчину-альтмера, задумчиво посмотрела на собственные руки. Костяшки пальцев действительно были немного бледными. — Вот это внимательность у смертных. Я тоже так хочу».       Оторвавшись от созерцания собственных рук, она снова потянулась к перу, и священник получил новую записку: «Хорошо, у меня проблемы, но я разберусь с ними сам». — Что-то мне подсказывает, что не разберешься, — священник покачал головой. — В любом случае, я здесь, и я в твоем распоряжении. И самое главное — сам Акатош слышит тебя.       Жанду усмехнулась. Она уже битый час молилась гнарлову богу, но тот молчал. Она знала, что аэдра работают как-то не так, как даэдра, но не имела ни малейшего представления, как с ними разговаривать. Или смертные все время просто молятся, не ожидая никакого ответа, и все?       У них правда хватает терпения на это?       Священник ушел, оставив аурил в одиночестве, и та ушла глубоко в свои мысли. Может, Аури-Эль не отвечает ей, потому что она — даэдра? Ну конечно, о чем она думала вообще, когда шла сюда… Кто из богов в здравом уме будет якшаться с ней? Она же чудовище, порождение плана Безумия, с ней люди-то разговаривать не будут, а уж аэдра и подавно…       Она вздохнула и закрыла лицо руками, уперевшись локтями в колени. Кошмар. Полный кошмар. Дожили. Она рехнулась. Аурил, которая молится Аури-Элю. Да вся крепость Бреллак засмеет ее за это! Вместе с Шеддой, вместе с Зэдой, вместе с…       По ее щеке прокатилась одинокая слеза. Жанду не заметила, как сама начала плакать. Она изо всех сил старалась вести себя спокойно, не желая внимания священника, но тот все равно пришел, держа в руках две кружки.       Он сел рядом с ней и молча протянул одну из них аурил. Та взяла и непонимающе уставилась на напиток. — Это вино, — пояснил он. Жанду едва не засмеялась. Он что, пытается ее споить? — Я понимаю, нехорошо предлагать напиваться в храме, но, может, ты хоть так расслабишься и, наконец, прорыдаешься.       «Хороший план, смертный, но я не пьянею», — усмехнулась про себя аурил. Она взяла кружку и, дабы продемонстрировать жалкому эльфу, что вино на нее не действует абсолютно никак, она запрокинула голову и выдула все, что было, в два глотка…        …забыв, что на ней капюшон, который свалился с ее головы, как только она решила немного побравировать.       Жанду показалось, что весь мир замер. Она зажмурилась, искренне надеясь, что священник не увидел ее желтые глаза — круглые уши в комплекте с типичной альтмерской золотой кожей она бы еще как-то объяснила — и настолько сосредоточилась на происходящем, что забыла про кружку с вином, которую все еще держала у рта. Не вспомнив, что его, между прочим, надо пить, она вылила его себе на лицо, перемазав рубаху.       Она кое-как натянула капюшон обратно и посмотрела на него из-под него, пытаясь понять, понял ли он, кто она, но эльф, сидящий около нее, смеялся. — М-да, — протянул он, когда немного успокоился. — Ничего, не расстраивайся, я приберу тут. Эх, и рубаху тебе другую выдам, вернешь потом.       «Он увидел?.. Заметил, нет? Наверное, если бы заметил, то уже бежал бы за стражей», — панически размышляла Жанду. — Прости, надеюсь, мой смех тебя не обидел, — улыбнулся альтмер. — И прости, что называл тебя «сыном». Не признал.       «Все-таки видел, — с какой-то горечью подумала Жанду. — Но за стражей не бежит. Кажется, я его не пугаю». — Ничего страшного, — ответила она ему и с удивлением обнаружила, что глаза священника удивленно округлились. — Что с твоим голосом?.. Так. Подожди. Ты…       «Какая ж я бестолочь», — подумала про себя Жанду. Священник увидел ее лицо, понял, что она женщина, но не заметил ярких даэдрических глаз, потому что она почти сразу зажмурилась. У нее был шанс остаться неузнанной, и она так глупо его упустила! — Спокойствие, ладно? — прошипела она альтмеру, напугав его еще сильнее. — Тихо. Да, я даэдра. Нет, я не собираюсь убивать, осквернять, насиловать, жечь все вокруг, как это делают мои соотечественницы. Не ори, хорошо?       Священник немного отодвинулся от нее и замер, сверля ее испуганным взглядом. Жанду вздохнула. — Я просто пришла, ну… Проклятье. Захотелось мне, вот и пришла. В любом случае, я вреда тебе не причиню, можешь расслабиться, — буркнула она. Альтмер молчал. — Хорошо, если я тебя вот настолько пугаю, я могу уйти. — Не… Нет, не надо, все в порядке, — он кое-как выдавил из себя улыбку. — Прости мне мою реакцию. Нечасто к нам заходят даэдра. — Нечасто, ага… — Ладно, хорошо, ты — первая даэдра, которая пришла сюда за всю историю Сентинеля. — Вот теперь больше похоже на правду.       Жанду отвернулась. Альтмер, судя по всему, немного расслабился. — Так что случилось?       Она поджала губы. — Скажем так. Смертная, за которую я сильно переживаю, может натворить дел. Вот я и подумала, быть может, смогу уговорить вашего бога ей помочь.       Эльф добродушно улыбнулся. — Боги не отвечают нам так, как это делают принцы даэдра. Они лишь иногда дарят нам видения и силы, и то не всем. — М-да. На что я надеялась… — Но зачем уповать на бога, ждать его помощи, если есть ты?       Жанду непонимающе посмотрела на него. Альтмер добродушно улыбался; преодолев свой страх, он сел поближе к ней, без какого-либо беспокойства заглядывая в ее желтые глаза. — Но я не могу помочь ей. Она просто меня не слушает. — Значит, еще не настало время для этого. А раз так, то ни я, ни ты, ни сам Акатош не смогут остановить ее. Или ты думаешь, что мы принадлежим своему богу так же, как ты принадлежишь своему? — Ну… Разве нет? — Нет, ни капли, — он засмеялся. — Живое разумное существо может быть чьей-то собственностью ровно столько, сколько оно в это верит. Даже ты, пусть ты и даэдра, не являешься собственностью своего господина. Или госпожи, не знаю, откуда ты. — Вот как? — она недоверчиво хмыкнула. — Конечно, — мягкий, добрый голос альтмера растекался по часовне, теряясь в высоких сводах. — Была бы ты его (или ее)… — Ее. — Ее собственностью, смогла бы ты оказаться здесь и добровольно явиться в храм? — С чего ты взял, что я пришла добровольно? — Я сильно сомневаюсь, что принцесса даэдра, которой ты служишь, послала бы тебя в храм молиться за определенную смертную. Если бы она была так важна, твоя госпожа сделала все сама. — Уел. — Ты сделала выбор прийти сюда за помощью. Ты пришла, и никто тебя не остановил. Даже сам Аури-Эль, зная, что ты здесь — а он знает, уж поверь — не изгнал тебя обратно в Обливион, хотя сила его ритуалов велика. — Я знаю, — Жанду криво усмехнулась. Будучи даэдра, она не раз оказывалась в Нирне призванной магами разной степени паршивости, и иногда ее возвращение на Острова осуществлялось мощным пинком жреческой магии. Она не знала, каким именно богам поклонялись те смертные, но на собственной шкуре поняла, что шутить с аэдропоклонниками лучше не стоит.       Среди них ненормальных фанатиков частенько не меньше, чем среди почитателей лорда Шеогората. — Возможно, твоя госпожа сильнее влияет на твою жизнь, чем Аури-Эль — на жизнь своих прихожан, но исключительно потому, что Аури-Эль сам по себе пассивнее, чем принцесса даэдра. Иногда докричаться до него нелегко.       Жанду криво усмехнулась и уставилась в пол. — А что собирается сделать женщина, из-за которой ты и пришла сюда? — Отомстить своей семье за смерть своей матери. И, судя по всему, связаться с моей госпожой… — Так, ну, если ее семья действительно поучаствовала в смерти ее матери, то она ее гнев и жажда мести вполне естественна. А что касается до твоей госпожи… Ты боишься ту, которой служишь? — Да.       Альтмер задумался. — Нечасто услышишь такое от даэдра.       Аурил усмехнулась. — Я бы хотела, чтобы кто-нибудь из аэдра встал на сторону той смертной. Защитил ее от моей госпожи. Они же делают это иногда, я даэдра, я знаю, но достучаться хотя бы до кого-нибудь я не могу. Меня никто не слышит.       Священник добродушно улыбнулся. — Могу дать тебе слово, тебя услышали все, к кому ты обращалась. — Какая уверенность. Тебе это лично Аури-Эль сказал? — Можно сказать и так, — он все еще тепло, немного задорно улыбался. Жанду посмотрела на него, просверлив альтмера даэдрическими глазами. Светлая золотистая кожа, приятные черты лица, не такие грубые и рубленные, как это часто бывает у его народа, аккуратно забранные назад белые волосы… Он был определенно немолод — его возраст выдавали добрые, улыбчивые морщинки в уголках глаз и небольшие щербинки на коже — но аурил не смогла бы сказать, сколько точно ему лет: в конце концов, все смертные были для нее малолетними сопляками.       От ее взора порождения Обливиона не укрылась мощная энергия аэдра, которую он источал. Кажется, его бог действительно любил его. — Хорошо, — согласилась Жанду. — Но «услышал» и «будет что-то делать» — это разные вещи. Аэдра очень странные ребята. Я так и не увидела закономерности, по которой они помогают или не помогают кому-то. — Каждый бог принимает решение, основываясь на огромном количестве нюансов, — пояснил альтмер. — Они стараются не вмешиваться в естественный ход вещей. Люди и меры прекрасно справляются со своими проблемами сами.       Аурил усмехнулась. — Лучшее, что ты можешь сделать для своей смертной — верить. В нашем мире искренняя вера горы сворачивает. — Какая вера? Я даэдра. — И что? Ты думаешь, боги тебя выгонят из-за этого? — он улыбнулся. — Возможно, некоторые так и поступят, но не Аури-Эль.       Жанду бросила на него скептичный взгляд. Она не могла точно сказать, раздражает ли ее слепая вера альтмера в мудрость его бога, или скорее все-таки веселит. — Ничего не бойся, дочь моя, — священник, кем бы он ни был, словно источал понимание и какое-то… Тепло? — Все идет так, как должно идти. Хорошо ли, плохо ли — не важно. Ваши судьбы вплетены в ткань этого мира, и даже если что-то пойдет не по плану у вас, это может неожиданно обернуться добром где-то в другом месте. — Вот так успокоил, ничего не скажешь, — усмехнулась Жанду. Эльф покачал головой. — Иногда нужно смиренно принимать несовершенство мира.       Аурил фыркнула. — Увы, ты ничего не можешь сделать. Если женщине, о которой ты беспокоилась, приспичило отомстить, то ты вряд ли сможешь ее остановить; единственное, что ты можешь — это направить ее энергию в более мирное русло. — Ага, еще б знать, в какое, — буркнула она. Альтмер немного осмелел и положил руку ей на плечо, немного обескуражив ее — Жанду не понимала, что это означает. — Всему свое время. Время вообще имеет поразительные свойства. Оно притупляет боль, восстанавливает мир вокруг себя… Или, наоборот, разрушает. Оно может как отнять у тебя сердце, так и вернуть его обратно, — по спине даэдра пошли мурашки. Энергия аэдра через прикосновение потекла от альтмера к ней, но если раньше она была жгучей, злой, изгоняющей, но теперь она была добра и явно пребывала в благостном настроении; уже было неважно, действительно ли Аури-Эль обратил на нее свой взор, или все это фокусы эльфийской магии… Плевать. Жанду уже было все равно. — Все то, что ты мне наговорил, все равно кажется мне кошмарной глупостью, но по какой-то причине тебе удалось меня успокоить. — Я рад, что мне удалось это сделать, — он добродушно кивнул. — В следующий раз — а я подозреваю, ты еще придешь — можешь не прятать глаза. — Хорошо.       Жанду какое-то время еще посидела в храме. Общество священника, как бы странно это ни звучало, действительно успокоило ее. Она все еще нервничала, переживая за Азхар, но по крайней мере она держала себя в руках и не натворила глупостей. Кажется, явиться на поклон к чужому богу было отличной идеей.       Решив, что покоя часовни ей пока достаточно, она встала со скамьи и ушла прочь, погруженная в свои мысли; она не заметила, что ей в спину смотрит какой-то мужчина, стоящий за углом.       Марселан не верил своим глазам. Мир, и так шатавшийся из стороны в сторону, в его глазах только что рухнул окончательно.       «Винсенту будет очень интересно это узнать», — промелькнуло в его голове.