***
Сны Марко имеют свойство раздражать, даже когда они милостивы к нему. Этой задачи достаточно, чтобы отвлечь его от мыслей о том, что его подсознание готовит ему в следующий раз, но в то же время это чрезвычайно утомительное и медленное занятие. Марко снял забрызганную кровью пижаму и теперь пытается тщательно стереть кровь с кожи в душе. Единственная причина, по которой его кожа не порозовела от многократной чистки — это сила его дьявольского фрукта. Именно в этот момент у Марко заканчивается отсрочка. Прошло уже больше двух лет, но Марко никогда не забудет этого присутствия. Он делает глубокий вдох, чтобы сосредоточиться, кладет губку, выключает воду и выходит из душевой, чтобы взять полотенце. Он не может избежать обсуждения смерти Тича с плодом своего воображения, воплощающим ояджи, но он, по крайней мере, не сделает этого голым. Марко оборачивает полотенце вокруг талии и садится на одну из больших скамеек в ванной, которую он с удивлением вспоминает в таких подробностях. Под ногтем его левого мизинца осталось пятно крови, и Марко едва начал ковырять его, когда дверь открылась. Марко не поднимает глаз. За последние два года он видел разочарованные взгляды на лице ояджи во многих вещах (в основном, из-за многочисленных неудач Марко), но он отказывается видеть это из-за этого. Наступает затянувшееся молчание, прежде чем ояджи делает глубокий вдох и говорит. — Я слышал, что случилось, — его голос звучит странно — или подсознание Марко говорит ему, что это странно; после двух лет некоторые детали трудно вспомнить — и несколько отстранённо. Взволнованно. Печально. Внезапная мысль приходит в голову Марко. Что, если Тэтч не понимал, что пытался сделать Тич? Что, если, даже если бы он и сделал это, это не имеет значения? Это правило их команды, не так ли? Тот, кто убивает члена экипажа, умирает. Может быть, именно поэтому ояджи говорит так, потому что он так давно знает Марко и сожалеет о том, как всё закончится. Истерический смех грозит вырваться у Марко. Единственный раз, когда ему удаётся убить Тича, и он готов умереть за это. От рук ояджи. На этот раз его разум действительно превзошёл самого себя. — Посмотри на меня, Марко, — говорит ояджи, и это… не приказ. И всё же это не просьба. Как будто он умоляет Марко. Любопытно. Марко думает, что ояджи будет легче убить его, если они не будут смотреть друг на друга. Ох, но это не ояджи, это его разум, и он, вероятно, хочет показать Марко новый путь, в котором он может быть разочарованием. Да, это имеет смысл. Марко медленно поднимает голову, пока его глаза не встречаются с глазами ояджи. Это как удар под дых. Он не может описать выражение лица ояджи, не может различить множество эмоций, которые, кажется, собрались там, но это определённо не то выражение, которое ожидал Марко. От отвращения и разочарования, с которыми Марко так хорошо познакомился за последние два года, не осталось и следа. Это совершенно новый взгляд. — Ты собираешься убить меня? — спрашивает Марко, надеясь прервать разговор. Ньюгейт отшатывается, и на этот раз он выглядит так, будто его только что ударили под дых. — Что? — спрашивает Белоус едва слышным голосом. Марко пожимает плечами, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, потому что, если он ослабит бдительность, то сломается, попытается урезонить отца и умолять его понять. Это никогда не сработает, так что Марко больше не будет этого делать. Он не умрёт в слезах, как жалкое подобие сына, которым он является, даже в своей собственной голове. — Ты сам сказал, что слышал, что произошло. Разве это не правило экипажа? — Тэтч сказал, что Тич пытался его убить, — отвечает ояджи, широко раскрыв глаза и глядя на Марко. Марко борется с желанием съёжиться, как из-за пристального взгляда, так и из-за неожиданного ответа. Это не то, что должно было прозвучать из уст ояджи, это не обвинение. Это нарушает общую картину. Марко не знает, как реагировать сейчас, чтобы покончить с этим как можно быстрее. — Да, — кивает Марко. — Итак, если ты здесь не для того, чтобы убить меня, — ояджи не сказал так много, он мог бы сделать это в любом случае, — тогда почему ты здесь? Ояджи, кажется, не находит слов, всё ещё глядя на Марко. Марко мог бы поклясться, что теперь он дышит быстрее. Молчание затягивается, и Марко решает вернуться к ковырянию в крови, застрявшей под ногтем, потому что не знает, что делать с этим ояджи, который, кажется, не презирает его, но и не воспроизводит ни одного из многих хороших воспоминаний Марко о нём. — Тэтч сказал, что ты его как будто не слышал. Или кого-либо, кто появлялся. Он сказал, что ты как будто сошёл с ума. Ох. — Можно сказать и так, — отвечает Марко, стараясь выглядеть беззаботным. — Не мог бы ты объяснить это? — просит ояджи, и теперь, когда Марко следит за разговором, он, кажется, снова встаёт на ноги. Грёбаный мозг. Марко решает ответить, но отказывается подыгрывать. Он слишком устал для мысленных игр, даже своих собственных. Особенно его собственных. — А чего ты ожидал? — спрашивает он, снова встречаясь взглядом с отцом. — Я не могу продолжать делать это вечно. — Ты не можешь продолжать делать что? — спрашивает Белоус, выглядя искренне смущённым. С Марко уже достаточно. — Всё это! — кричит он, вставая и указывая на смехотворно детализированную ванную комнату. Он даже может разглядеть силуэты членов, нарисованные на большом зеркале, если прищурится. — Это достаточно трудно — пытаться удержать всех вместе! И потом, каждый раз, когда я закрываю глаза, прошлое напоминает мне обо всем, что мы потеряли или… — Марко быстро и многократно машет в сторону ояджи, подыскивая нужное слово. — Или призраки, напоминающие мне, насколько я неудачник! Марко выскакивает из ванной, намереваясь зарыться в свою кровать, пока утро не вытащит его из этого кошмара. Он удивляется, когда призрак ояджи не следует за ним.***
Марко просыпается и видит, что он по-прежнему находится в той же самой каюте, только на этот раз её освещает свет, вероятно, полуденного солнца. Какого чёрта? Он стонет, поворачивается и накрывает голову подушкой. Раздается стук в дверь, и Марко чувствует, что снаружи стоит Виста. Это облегчение, что это он, потому что Марко не чувствует вины, игнорируя кого-то, кто будет там утром. — Марко, я чувствую, что ты там. — Тогда какого хрена ты стучишь? — Это вежливо, — отвечает Виста, открывая дверь. Марко не потрудился запереть её, в этом нет никакого смысла; люди во сне могут делать раздражающие вещи, такие, как ходить сквозь стены, и это не похоже на то, что дверь остановит любого из его братьев и сестёр в реальной жизни. Марко не оборачивается, даже когда слышит, как за Вистой закрывается дверь. Если он будет держать глаза закрытыми, то сможет притвориться, что не спит. — Да что с тобой такое? — спрашивает Виста. — Ничего. Виста усмехается. — О да, потому что это твоё нормальное поведение. Ты сходил с ума прошлой ночью, — Марко прикусывает язык, чтобы не было привязки что-либо бесполезно, что Тич заслуживает намного хуже (Марко не просто изобьёт его, если у него когда-нибудь появится ещё один шанс убить его), — ты ведёшь себя, как подросток, и… ояджи очень волнуется. — Волнуется? — спрашивает Марко, не в силах сдержать вопрос, несмотря на то, что всё это не имеет отношения к делу. — О чём бы вы ни говорили, он не сказал ни слова, но ясно, что он вообще не спал. О, это чувство вины. Это впечатляет, насколько интенсивно это происходит, учитывая, что это сон. Где же это размытое ощущение? Где же отсутствие преемственности? И отсутствие осознанности, которая позволяет Марко верить в ложь, пока он не моргнет, просыпаясь? Нет, чёрт возьми, нет, думает Марко, но уже слишком поздно. Мысль пришла, и она не уйдёт, пока Марко не докажет, что, как ни странно, это сон. Марко скатывается с кровати и игнорирует Висту, чтобы пойти взять пару брюк из шкафа. Это всё, что он делает, одеваясь, прежде чем идти к двери. — Куда ты собрался? — интересуется Виста, когда Марко открывает дверь. — Я должен кое-что сделать, — говорит Марко, пытаясь вспомнить, куда именно он должен идти. Может быть, и прошло два года, но Марко прожил на этом корабле очень долго, и память легко возвращается. Марко не хочет, чтобы этот воображаемый Виста мешал ему, поэтому он бежит от него по коридору. Виста, конечно, следует за ним, но Марко всегда был быстрее (и с каких это пор реальные факты имеют значение в снах?), и ему нужен только небольшой запас прочности. Он входит в кладовку, захлопывает дверь и идет прямо к полке, где, как он помнит, раньше хранились наручники из морского камня. Марко обхватывает своё левое запястье, хватает правую руку и ломает предплечье надвое. Вспышка боли и удивления, пронзающая его тело, заставляет Марко упасть на колени. Когда он приходит в себя, Виста что-то кричит ему и вставляет ключи на наручнике вокруг запястья Марко, но Марко не слушает. Это больно. Почему это так больно? В снах нет боли. Но это больно. Это чертовски больно. Марко падает вперёд, кладёт голову на плечо Висты и начинает трястись. Неужели это не сон?***
Виста должен поддерживать Марко, когда тот падает, чтобы тот не упал. Виста чувствует, как по его телу бегут мурашки. Он напуган — напуган — и встревожен тем, что увидел за последние несколько часов. Виста наконец находит нужный ключ, и синий огонь появляется на руке Марко, как только морской камень перестает касаться его кожи, но Марко не реагирует. Виста берёт Марко за плечи и отталкивает назад, чтобы взглянуть ему в лицо. У Марко потерянное выражение лица, и он явно не смотрит на Висту. — Марко, — зовёт его Виста, но ответа нет. Виста старается не думать о том, как это нервирует — видеть Марко таким. Он взял его, но Марко не реагировал, даже когда Виста встаёт и поднимает его на ноги. Виста должен забрать его, когда станет ясно, что Марко не сможет идти самостоятельно. — Что происходит? — спрашивает Виста, не зная, что делать. Марко не отвечает.***
Ньюгейта выгнали с палубы и приказали немного поспать очень недовольные медсестры, но он не может заставить себя отдохнуть. Закрыв глаза, он видит только тревожное лицо Марко, которое видел прошлой ночью, и слышит его слова. Его сбивающая с толку речь перед тем, как он выскочил из ванной, и этот ужасающий вопрос. «Ты собираешься убить меня?» Ньюгейт снова вздрагивает, когда слышит в своём сознании мёртвый голос своего сына. Как будто Марко смирился с этой участью, когда спросил об этом, как будто он действительно верил, что Ньюгейт убьёт его. Прошлая ночь навсегда останется в кошмарах Эдварда. Он чувствует Висту и Марко в коридоре и встает, чтобы пойти поговорить с ними, надеясь, что Виста сумел узнать, что происходит. Он не ожидал, что встретит их, когда Виста несёт Марко, и ему не нравится потерянный взгляд Марко. — Что случилось? — спрашивает Ньюгейт, подходя к ним. Виста смотрит на него снизу вверх, и хотя он выглядит потерянным, выражение его лица совсем не похоже на лицо Марко. — Я не уверен, — говорит Виста и смотрит на Марко сверху вниз. — Мы можем войти внутрь? Я не думаю, что он должен быть один.***
Сказать, что экипаж обеспокоен, было бы преуменьшением. История о том, что произошло прошлой ночью, распространилась по всему экипажу, и все, понятно, обеспокоены. Они шокированы тем, что пытался сделать Тич, а что касается действий Марко… лучше всего это можно описать, как «недоумение». В случае с Тэтчем дела у него идут не лучше. Он мог умереть прошлой ночью — умер бы; он был слишком ошарашен, чтобы вовремя отреагировать и защитить себя — и это достаточно плохо. Но видеть, как Марко теряет контроль над собой, было ужасно. К тому времени, как Тэтч отреагировал вчера вечером, Марко уже атаковал Тича, и его было не остановить. О, Тич, скорее всего, погиб бы за этот трюк, но обстоятельства потрясли команду. А ещё есть ояджи, который выглядел таким взволнованным и измученным этим утром, что медсёстры выгнали его в постель. И никто сегодня не видел Марко. — Что, чёрт возьми, с ним случилось? — спрашивает Эйс, который не отходил от Тэтча с тех пор, как узнал о случившемся. Тэтч знает, что Эйс чувствует себя ответственным за то, что чуть не случилось с ним, даже если он этого не сказал. В конце концов, Тич был частью второй дивизии. Тэтч вздыхает. — Понятия не имею. Я много раз видел Марко сердитым, но никогда таким. Виста пошёл поговорить с Марко пару часов назад, и ещё не вернулся. Тэтч надеется, что ему удалось пробиться сквозь толстый череп Марко, и они поговорят о том, что происходит.***
Когда Марко просыпается, его нет ни в той комнате, где он спал в последнее время, ни в его старой каюте. Ему требуется мгновение, чтобы узнать большую каюту — каюту ояджи. Марко замирает. «Всё ещё здесь?» — думает он, заставляя себя дышать ровно. — «Этого не может быть.» Марко не сразу понимает, что он не один в комнате. Ояджи и Виста здесь; ояджи сидит на своем стуле, а Виста на большом ящике. Марко делает глубокий вдох, осознавая, что они знают, что он проснулся. Он не может притворяться спящим с открытыми глазами. Это не реально. — Марко? — зовёт его Белоус, и голос у него встревоженный. — Как ты себя чувствуешь? Марко садится на кровати. Ему нужно выбраться отсюда. — Я в порядке, — заверяет он их, стараясь говорить как можно спокойнее. Виста усмехается. — Чёрт бы тебя побрал. Ты сломал руку два часа назад. А, это. Это действительно произошло, не так ли? — Я в порядке, — повторяет Марко, устраиваясь поудобнее на кровати, свесив ноги (проклятая штука слишком высокая), — ты же знаешь, что эти штуки на мне долго не держатся, — он оглядывает пол в поисках своих сандалий, прежде чем вспоминает, что никогда их не надевал. — Физически ты можешь быть в порядке, но ты не в порядке, — говорит ояджи очень взволнованным голосом, который останавливает Марко, прежде чем он может встать. Он не хочет этого разговора. Если это чрезвычайно сложный кошмар, в котором он по какой-то причине может чувствовать сильную боль, то он не хочет усугублять ситуацию. И если это не кошмар, как слишком большая часть его разума решила надеяться… что ж, в таком случае нет причин волновать их, потому что опасность миновала. — Я в порядке, правда, — повторяет Марко, на этот раз стараясь говорить увереннее. Эти два года стойкости ради других людей сейчас очень пригодились. Марко спрыгивает с кровати. — Думаю, мне пора одеваться, — добавляет он, небрежно оглядывая себя. Но не слишком небрежно; он старается, чтобы это прозвучало так, как будто эта мысль только что пришла ему в голову, а не как предлог, чтобы как можно скорее покинуть комнату. Он направляется к двери. — А что случилось с Тичем? — спрашивает Виста, сразу переходя к делу. Марко замирает. — А… Он не оборачивается. — Я видел, как он собирался убить Тэтча, и остановил его. Я думал, что это уже ясно? — отвечает Марко, стараясь говорить ровным голосом. Он отказывается терять хладнокровие из-за этого снова. Если он это сделает, то в конце концов скажет что-то, чего не должен говорить. Если это сон, его мозг найдёт способ использовать его слова, чтобы причинить ему боль, а если это не так… ну, ни в одном из этих слов нет смысла. — Так оно и есть, — говорит ояджи с явным неодобрением в голосе («Ну, это больше похоже на другие сны», — с горечью думает часть Марко), — но мы беспокоимся о том, как ты, казалось, потерял себя прошлой ночью. — Я не люблю предателей, — говорит Марко гораздо холоднее, чем ему хотелось бы. — Это больше не повторится, не волнуйся. Не дожидаясь ответа, он выходит из комнаты. Он не знает, как долго может говорить об этом, не отрываясь от чего-то.***
Виста смотрит на Белоуса и видит, что в его глазах отражается та же тревога. — Что только что произошло? — спрашивает он, потому что два часа назад Марко перешёл от беспокойного безумия к ледяному спокойствию, которое Виста не помнит, чтобы когда-либо видел в нём. Ояджи качает головой и смотрит на открытую дверь. — Понятия не имею, — говорит он. — Я никогда не видел его таким. Это не утешает. — Он слишком упрям, чтобы говорить с нами, а? — спрашивает Виста, хотя уже знает ответ. Отец снова качает головой. — Дай ему время разобраться самому. Тогда он, возможно, заговорит. Ньюгейт не очень уверен в своих словах, и они не так убедительны, как он, без сомнения, хочет.***
Марко одевается в одежду, которая была уничтожена два года назад, и начинает осматривать каюту. Если он собирается играть так, как будто всё это реально, тогда ему нужно знать, что происходит, какие кусочки нормальной жизни были потеряны со смертью Тэтча. Одежда Марко висит в шкафу, все его старые книги заполняют книжный шкаф почти до отказа, и есть сумка с туалетными принадлежностями, брошенная сбоку от двери. Он находит то, что ему нужно, на столе. На бревне лежит свёрнутая карта. Марко откладывает карту в сторону, садится на стул и начинает вспоминать события прошлой жизни.***
Виста пообещал Белоусу, что он узнает, не было ли что-то не так с Марко до вчерашнего вечера, но он также пообещал облегчить беспокойство экипажа. На этот второй конец он идёт с ложью Марко «может быть» и отвечает на любые вопросы о прошлой ночи, говоря, что Марко запаниковал, когда увидел, что Тич собирается убить Тэтча. Что же касается того, что Марко не появился сегодня, он говорит полуправду и отвечает, что Марко не в лучшем настроении после вчерашнего вечера. Все в команде знают, что Марко имеет обыкновение предаваться размышлениям в своей каюте, когда в плохом настроении. Мало-помалу атмосфера на корабле переходит от беспокойства к печали и ужасному недоверию по поводу действий Тича. Виста не будет думать об этом, не сейчас. Это не задолго до того, как Виста начинает слышать полезную информацию. Несколько человек видели, как Марко бежал вчера вечером, перед всем этим, и у всех есть по крайней мере предположение, чтобы объяснить это (Марко что-то забыл и случайно пересёк сцену, кажется, самый обычный из них). И потом, есть таинственно сломанная дверь. Никто не видел, как это произошло, и хотя двери на этом корабле ломаются по многим причинам, у Висты есть мрачная уверенность, что это сделал Марко. Он вспоминает кое-что, сказанное ему папой ранее. — Он спросил меня, собираюсь ли я убить его, и, похоже, он был твёрдо уверен, что убью. И на мгновение я готов был поклясться, что он тоже думает, что я ненастоящий. Он назвал меня призраком. Виста проводит рукой по его лицу. Всё это не имеет ни малейшего смысла.***
Ньюгейт выходит из своей комнаты, решив при необходимости отослать медсестёр, потому что заснуть ему никак не удастся, и идёт в столовую. Сейчас ещё время обеда, хотя и немного позднее, и камбуз заполнен только наполовину. Он наполняет тарелку, не обращая особого внимания на еду, которую выбирает, и идёт туда, где сидят Тэтч и Эйс. Эйс машет ему вилкой, слишком занятый едой, но Тэтч ничего не делает. У Тэтча на столе лежит дьявольский фрукт, который он нашёл вчера, и тоскливо смотрит на него. — Как ты себя чувствуешь, сынок? — спрашивает Ньюгейт. Прошлой ночью Тэтч был в большом шоке, но теперь у него было время осознать, что произошло. Тэтч вздыхает. — Я не уверен, — он смотрит на Ньюгейта. — Неужели одна из этих вещей действительно стоит того, чтобы предать всё, что ты знаешь? — Нет, не для меня, но кто знает, что творилось в голове Тича. Тэтч снова смотрит вниз и тычет пальцем в плод. — Как Марко? — спрашивает Тэтч после короткого молчания. Эйс перестает есть и поднимает глаза. Ньюгейт открывает рот, готовый солгать (Марко в порядке, но он потрясён и зол из-за того, что произошло, и ему нужно время, чтобы подумать), но он понимает, что Тэтч — один из немногих людей, которые не поверят этим словам. — Не знаю, — наконец признаётся Ньюгейт. — Он говорит, что всё в порядке. — Ты ему не веришь, — говорит Тэтч, и это не вопрос. — Нет, — соглашается Ньюгейт, но отказывается упоминать о событиях сегодняшнего дня. Что бы ни случилось, что бы ни заставило Марко заблокировать свои способности и сломать себе руку, это не то, что экипаж должен знать, и уж точно не то, что Ньюгейт собирается открыть кому-либо, прежде чем у него самого будет больше информации. — Он что-нибудь сказал? — Тэтч настаивает, и Ньюгейту приходится тщательно подбирать слова. — Он сказал, что отреагировал так, потому что ненавидит предателей. Я не думаю, что он лгал об этом, — добавляет он, вспоминая холодный голос, которым Марко сказал это. Нет, Марко, конечно, не лгал, когда говорил эти слова, но Ньюгейт не может припомнить ни одного случая, который вызвал бы такую внутреннюю реакцию у Марко, и это одна из многих вещей, которые волнуют его сейчас. Ещё больше беспокоит то, что упомянутая забота не является самой насущной для Ньюгейта. «Ты собираешься убить меня?» Ньюгейт чувствует приближение Марко ещё до того, как входит в камбуз. Когда Марко входит, громкость в комнате значительно уменьшается, и никто даже не делает вид, что не смотрит на него. Марко игнорирует их всех, идя к еде с книгой под мышкой. Обычно Марко читает во время еды, в особенности если погружен в книгу, но сегодня, глядя, как Марко ставит поднос на пустой стол и садится спиной к столу Ньюгейта, Ньюгейт чувствует, что с ним что-то не так. Тэтч вздыхает и встаёт, хватая свою всё ещё нетронутую тарелку, прежде чем отойти от стола. Когда он идёт к Марко, все вокруг снова начинают говорить — верный признак того, что Тэтч смотрит на них. Ньюгейт хотел бы пойти, но он этого не делает, а просто сидит и смотрит, как Тэтч хлопает Марко по плечу, чтобы привлечь его внимание (как будто Марко не знает, что Тэтч здесь). Марко оборачивается со спокойным выражением на лице, которое выглядит таким же тщательно проработанным, как то, которое он показал Ньюгейту и Висте сегодня утром. У Ньюгейта мурашки бегут по спине, когда он это видит. Вчера в это время Марко дразнил Тэтча из-за неудачной причёски, а теперь смотрит на него так, словно Марко больше всего на свете хотел бы оказаться рядом с Тэтчем. И Ньюгейт понятия не имеет, как, когда и почему Марко вообще научился делать такое лицо. Тэтч садится и весело болтает, как будто не замечает холодного приема Марко — но он должен был заметить, потому что мало кто знает Марко лучше, чем Тэтч, — и ставит еду на стол. Затем, когда Тэтч поворачивается, чтобы начать есть, Ньюгейт видит нечто такое, что выбрасывает весь воздух из его легких. На мгновение, всего лишь на мгновение, прежде чем спокойствие возвращается, на лице Марко появляется выражение чего-то, что нельзя назвать ничем, кроме глубокой скорби. Он смотрит на Тэтча так, словно тот — мучительное зрелище, кто-то, кого ему очень не хватало. Марко смотрит на Тэтча так, словно тот — призрак дорогого ему человека. Призраки. Снова.***
К концу ужина Ньюгейт решил, что не может последовать собственному совету. Он встаёт сразу после Марко и выходит из столовой следом за ним. — Марко? Мы можем поговорить? Марко остановился и обернулся. Снова это ужасное спокойное выражение лица. — Конечно. О чём? — Наедине, — уточняет Ньюгейт, и он уверен, что не представляет себе, как напрягается Марко. — Это срочно? Я немного занят, я до сих пор не записал информацию со вчерашнего боя, — говорит Марко, оправдание слишком точное, чтобы быть только этим: оправданием. — Это не срочно, — настаивает Ньюгейт. Он ясно видит, что Марко не хочет идти, и на мгновение Ньюгейт уверен, что Марко просто повернётся и уйдёт. Это будет не первый раз, когда Марко уходит, потому что он не хочет говорить о чём-то. Вместо этого Марко вздыхает и жестом приглашает Ньюгейта идти вперёд. Это не та реакция, которую ожидал Ньюгейт. На самом деле он рассчитывал, что ему придётся драться с Марко, чтобы убедить его заговорить. Это будет не в первый раз, и на этот раз Марко определённо нужно немного расслабиться. Кивнув, Ньюгейт ведёт их в свою каюту, и они молчат, пока за ними не закрывается дверь. — Что с тобой происходит, Марко? — Ничего страшного, — говорит Марко, и это, по крайней мере, предсказуемо. Ньюгейт хотел бы, чтобы Марко не был предсказуем в этой части разговора. — Ничего страшного, — говорит Ньюгейт, садясь на кровать. Он мог бы остаться стоять и заблокировать дверь, но если Марко решит, что хочет уйти, он просто пробьёт дыру в стене. — Я видел, как ты смотрел на Тэтча. Марко поднимает брови, и ему почти удаётся выглядеть естественно скептически. — Как я на него смотрел? — Это напомнило мне кое-что из того, что ты сказал вчера вечером, — продолжает Ньюгейт и замечает, как тело Марко слегка напряглось. — Почему ты назвал меня призраком? Марко отвечает не сразу, и Ньюгейт почти ожидает, что он сейчас повернётся и уйдёт. У него есть выражение, которое всегда предшествует этому действию. Ньюгейт готовится остановить его, но в этом нет необходимости. — Это не имеет значения, — наконец говорит Марко. — Настолько неуместно, что ты говоришь так, будто не веришь в реальность нашего разговора? — Ньюгейт настаивает, и игнорирует эхо голоса Марко в своей голове, называющего себя неудачником. Он борется, чтобы сохранить свой голос, даже когда он продолжает. — Достаточно неуместно, чтобы ты поверил, что я убью тебя? После долгого молчания Марко резко падает вперёд. — А ты не можешь просто оставить это? Это действительно не имеет значения, — настаивает он, его голос настолько неправильный, что это только усиливает беспокойство Ньюгейта. Марко не выглядит побеждённым. Никогда. За исключением, пожалуй, этого момента. — Марко… сын, я беспокоюсь. Ты явно переживаешь что-то плохое и пытаешься держать всех подальше. Позволь мне помочь. Марко выглядит так, словно его ударили, и это выражение застывает на его лице при слове «сын». Ньюгейт хочет дотянуться до него, но боится, что Марко сбежит, если он это сделает. — Ты мне не поверишь, — наконец говорит Марко, и голос его звучит уверенно. — Ты этого не знаешь. — Я сам не поверил бы, если мне кто-нибудь скажет что-то подобное. Я бы подумал, что они сошли с ума. Это нисколько не облегчает беспокойства Ньюгейта. После стольких десятилетий на Гранд Лайн, Марко готов дать каждой возможности шанс, прежде чем отказаться от него. Что он знает, что не отдаст это, что бы это ни было, даже это… — Но ты прав, — неожиданно говорит Марко, удивляя Ньюгейта. — Я не в порядке, и я сомневаюсь, что смогу справиться с этим. Я и сейчас не преуспеваю, иначе ты не притащил бы меня сюда, — Марко улыбается, но это горькое и самоуничижительное выражение, которое Ньюгейт терпеть не может видеть на его лице. — Значит ли это, что ты мне скажешь? — мягко спрашивает Ньюгейт с надеждой, но осторожно, потому что он говорит с Марко. — Нет, это значит, что я… — Марко колеблется, но то, как он смотрит вверх, говорит Ньюгейту, что он просто ищет правильные слова, чтобы выразить себя. Ньюгейт ждёт. — Допустим, сначала я докажу, что я не сумасшедший. Ньюгейт сомневается, что когда-нибудь сочтёт Марко сумасшедшим, но вместо этого просто кивает. — Очень хорошо. Как ты собираешься это сделать? Марко на мгновение высовывает язык — ещё один знак, указывающий на то, что он думает, а не один из тех, которые он использует, когда придумывает ложь. — Ты помнишь тот дьявольский фрукт, который нашёл Тэтч? — спрашивает Марко, и в его голосе слышится горечь, когда он произносит слова «дьявольский фрукт». — Он называется Ями-Ями-но-Ми. Это логия, которая не делает пользователя нематериальным, но позволяет ему свести на нет силы других пользователей дьявольских фруктов. Ньюгейт на мгновение потрясен силой, которую описал Марко, прежде чем понимает, почему Марко описал её в первую очередь. — Ты не знал, что это за фрукт ещё вчера, — говорит он, прищурившись. — Нет, — соглашается Марко. — Хотя я бы посоветовал тебе проверить это в путеводителе по дьявольским фруктам. Просто чтобы убедиться, что я не лгу. Ньюгейт не знает, во что играет Марко, и почему он думает, что это знание может помочь Ньюгейту поверить, что всё, что с ним происходит, не означает, что Марко сумасшедший, но Ньюгейт кивает в знак согласия и позволяет Марко уйти. У него такое чувство, что записывать информацию о вчерашней битве — или о том, что случилось с Тичем, — это последнее, что приходит в голову Марко.***
Марко решил, что написание информации о проклятой битве — это такой же хороший способ, как и любой другой, чтобы перестать думать о других более насущных вопросах, например, о том, как стало очевидно, что он не может просто отмахнуться от того, что произошло с Тичем, и надеяться, что папа отпустит его. Проблема в том, что Марко мало что помнит о той битве, и он не хочет никого спрашивать. Хотя в прошлом он часто спрашивал у других людей о событиях, которые записывал, сейчас все обращают на него слишком много внимания, и Марко не хочет рисковать, что его загонят в угол и заставят говорить о вчерашнем вечере. Поэтому он пишет самый небрежный отчет о своей жизни и добавляет одну строчку, касающуюся Тича. Покончив с этим, Марко снова падает на кровать и погружается в раздумья. У него есть несколько идей, чтобы доказать, что он не совсем сошёл с ума, но все они имеют свои недостатки. Луффи не надерет Крокодайлу задницу раньше, чем через четыре недели или около того (и, чёрт возьми, но разве Луффи не сказал, что Эйс спас его задницу от какого-то морского дозорного в Алабасте? Смокер, нет? Марко должен будет найти способ добраться туда. Ему просто нужно доказать, что он не сошёл с ума), и до этого не было никаких примечательных событий, по крайней мере тех, которые помнит Марко. Есть некоторые факты, которые Марко мог бы использовать, вещи, о которых он тогда не знал, но есть определённые требования, чтобы использовать их, которые он не ждёт с нетерпением. И всё же… Марко стонет. Он не заглядывает в ближайшее будущее. Ни капельки. За исключением того, что он здесь, потому здесь что вся его семья. Он проводит руками по лицу.***
— Эй, Харута, ты не знаешь кого-нибудь из команды, у кого есть путеводитель по дьявольским фруктам? — спрашиваетл Ньюгейт позже в тот же день, когда Харута лениво откинулся на подлокотник кресла (все стараются вести себя нормально, пытаясь понять, что произошло, и решить, что делать с телом Тича). — Нет, но я могу выяснить, а зачем? — спрашивает Харута, с любопытством глядя на него. — Просто я тут подумал: это слишком большое совпадение, что Тич решил напасть на Тэтча именно тогда, когда он получил этот фрукт. Я хотел бы знать, в чём его особенность, — это даже не ложь. Хотя главная причина, по которой Ньюгейт хочет это знать, — это разговор с Марко, он находит время подозрительным. Харута кивает. — Ладно, я поспрашиваю кое-кого, — сказав это, Харута спрыгивает с подлокотника и бежит к ближайшей группе людей.***
Неудивительно, что Марко прав. Это также оказалось единственным гидом по дьявольским фруктам на борту, и Харута заметил, что никто не просил его об этом в течение многих веков: ни Марко, ни Тич. Это означает две вещи: Тич уже знал о фрукте, и Марко каким-то образом приобрёл это знание в одночасье. Первый пункт — Марко, думает Ньюгейт, даже если он до сих пор не знает, что это значит. На следующее утро он ловит взгляд Марко за завтраком, показывает ему проводник, и Марко, получив сообщение, следует за ним из столовой в его каюту. Команда делает очень слабую попытку притвориться, что все глаза в комнате не следят за ними, когда они уходят. — Я полагаю, ты не скажешь мне, как узнал, я прав? Марко качает головой. — Нет, пока нет. Ты мог бы придумать массу более правдоподобных объяснений для этого знания. Ньюгейт вздыхает, потому что, учитывая осторожность Марко во всём этом деле, он, возможно, прав. Даже если Ньюгейт по-прежнему считает, что он никогда не поверит, что Марко сошёл с ума. — Хорошо, — соглашается Ньюгейт. — Что же тогда делать дальше? Марко гримасничает, и Ньюгейт чрезвычайно рад видеть это. Это первое совершенно нормальное выражение, которое он увидел на лице Марко за последние два дня, не считая задумчивых. Это обнадеживает. — Тебе придется все рассказать Эйсу. Ньюгейт удивлённо моргает. Это… ну, не последнее, чего он ожидал, но это определенно не приходило ему в голову. — Эйсу? Почему? — Потому что это касается его, и… — Марко колеблется и смотрит вниз. — Ему это не понравится. Самое меньшее, чего он заслуживает — это знать, почему я об этом заговорил. Ньюгейт кивает. Даже если он понятия не имеет, о чём говорит Марко, по крайней мере, его рассуждения имеют смысл. Это самое разумное, что Марко сделал за последние два дня.***
Эйс… ну, он не уверен, как себя чувствует. Шокирован, озадачен, страшно обеспокоен. Выйдя наружу, он не знал, почему ояджи пригласил его в свою комнату, и уж точно никак не ожидал… этого. Марко сидит на стуле в углу, и Эйс поначалу украдкой поглядывала на него, пока отец говорил. Теперь он открыто смотрит на Марко, забыв, что манеры диктуют ему не смотреть на собеседника, потому что, что? Чёрт. Неужели Марко всерьёз рассчитывал, что ояджи его убьёт? Так вот почему ояджи выглядел так ужасно после их разговора? Неужели Марко действительно сломал свою грёбаную руку без всякой причины? Какого хрена здесь происходит? Как только ояджи закончил рассказывать Эйсу, как Марко таинственным образом узнал, что делает дьявольский фрукт, который всё это начал, Ньюгейт тоже поворачивается к Марко. — Ну, я ввёл Эйса в курс дела. А теперь, если ты скажешь нам, зачем было впутывать его во всё это… — спрашивает ояджи, и, несмотря на его слова, Эйс видит, что он не раздражён. Нет, он беспокоится и отчаянно ищет ответы. И, честно говоря, Эйс тоже. Он никогда не видел, чтобы Марко по-настоящему терял хладнокровие, даже после самых впечатляющих покушений Эйса на жизнь ояджи, и теперь кажется, что Марко потерял весь контроль над собой. Марко встаёт с очень серьёзным выражением лица и встречается взглядом с Эйсом. — Знаешь, при других обстоятельствах я бы ударил тебя за то, что ты такой идиот, — говорит Марко, к большому удивлению Эйса. — По-моему, это моя реплика, — наконец выговаривает Эйс. Марко качает головой, на его губах почему-то появляется нежная улыбка, и он снова смотрит ему в глаза. — Ты действительно думаешь, что кому-то здесь будет дело только потому, что ты сын Роджера? Эйс замирает. Его первым побуждением, как только он восстановит контроль над своим телом, будет повернуться к ояджи, но полный шок на лице Белоуса говорит ему, что он не сказал Марко. А потом Марко стоит прямо перед Эйсом, всё его тело дрожит, кулаки крепко сжаты, и на мгновение Эйс думает, что Марко собирается ударить его, несмотря на его предыдущие слова. — Ты и в правду думаешь, — вместо этого начинает Марко, и его слова звучат так, словно причиняют ему боль, — что тебе не следовало рождаться? Эйс смотрит на Марко широко раскрытыми глазами, потому что он не говорил об этом ояджи. Единственные люди, которые знали об этом особом сомнении, не могли сказать Марко. — Ояджи, — внезапно говорит Марко, оборачиваясь, прежде чем Эйс успевает собраться с мыслями, чтобы заговорить. Как?..***
— Да? — спрашивает Ньюгейт, и ему требуется вся его сила воли, чтобы сосредоточиться на Марко. Эйс действительно так думает? Как Эйс может так думать? — Ты можешь позвонить Крокусу на мыс Близнецов? — спрашивает Марко, прерывая ход мыслей Ньюгейта. — Да, — отвечает Ньюгейт. К этому времени он уже оставил попытки угадать следующий ход Марко. Он ничего не понимает. — Тогда позвони ему. Луффи, должно быть, уже был там. Пару дней назад, я бы сказал. Он ввязался в драку с Лабуном, объявил ничью и нарисовал свой флаг на голове Лабуна, чтобы тот не бился головой о Рэд Лайн. Он обещал, что они закончат бой, когда он вернётся. Всё ещё ошеломлённый и совершенно сбитый с толку, Ньюгейт не спрашивает, как Марко мог знать такое, и вместо этого тянется к Ден-Ден-Муши.***
Марко прав. Когда ояджи спросил Крокуса, был ли там пират по имени Луффи, Крокус рассказал им историю, которую им рассказал Марко. — Ты развил в себе такие способности, как Мадам Ширли, или что-то в этом роде? — спрашивает Эйс после долгого молчания, в котором ему не удалось найти другого объяснения. — Нет, — это говорит Белоус, и когда Эйс смотрит на него, единственное, что он может придумать, чтобы описать выражение лица отца — это ужасное осознание. Ньюгейт пристально смотрит на Марко. — В ту первую ночь ты не думал, что наш разговор был настоящим, — это был не вопрос. — Я до сих пор не совсем уверен, что это было так. Или этот, если уж на то пошло, — говорит Марко с самоуничижительной улыбкой, которая не подходит к его лицу, указывая на комнату руками. — Теперь ты понимаешь мою нерешительность? Я собирался сказать тебе это медленно, но потом понял, что кто-то должен быть в Алабасте через несколько недель или… — Марко качает головой и опускает глаза. — Или ничего. Я отказываюсь думать об альтернативе. — Может быть, ты расскажешь нам, что происходит, сейчас? — ояджи просит, нет, умоляет. Марко не поднимает глаз, но подходит к стене, садится спиной к нему и начинает говорить. — В ту ночь Тич действительно убил Тэтча.***
Ньюгейт далеко не в ужасе. Он застыл на месте, глядя на Марко широко раскрытыми глазами так долго и пристально, что моргает только тогда, когда у него начинают болеть глаза. Он не может… нет, он не хочет верить словам Марко. Это слова из ночного кошмара, что-то, что не может произойти. И всё же, две ночи назад, Марко был замечен бегущим туда, где был Тэтч, и прибыл как раз вовремя, чтобы спасти жизнь Тэтча. А потом… ну, Эйс задал правильный вопрос: либо Марко каким-то образом развил способности провидца, либо он уже знал. «Ты собираешься убить меня?» Ньюгейт не думал, что этот вопрос может ужаснуть его ещё больше, но оказалось, что он ошибался. — Марко, — начинает Ньюгейт, с ужасом ожидая ответа, — если ты думал, что тебе снится сон, почему ты ждал, что я убью тебя? Марко по-прежнему не поднимает глаз, но Ньюгейт всё равно видит на его лице гримасу, которую никак нельзя назвать улыбкой. — Почему? — с горечью повторяет Марко. — Я только что рассказал тебе, как прошли эти два года, почему бы тебе не сделать этого? С Ньюгейта довольно. Он встаёт и подходит к Марко. Прошло много времени с тех пор, как Ньюгейт заметил, как мал Марко, но когда он опускается перед ним на колени, его снова поражает осознание того, что, независимо от того, насколько сильно он действует, у Марко есть свои пределы. Он отказывается думать о Марко, называющем себя неудачником. — Всё, что ты мне рассказал, это то, что ты потратил два ужасных года, пытаясь изо всех сил сохранить нашу семью вместе. С чего бы мне злиться на тебя? Марко наконец поднимает глаза, широко раскрыв их от удивления, и Ньюгейт не нуждается в устном ответе. Марко всегда был слишком суров к себе. — Эйс, — говорит Ньюгейт, не сводя глаз с Марко, — не мог бы ты позаботиться, чтобы нас никто не беспокоил до завтра? Марко нужно отдохнуть. — Да, — говорит Эйс немного сбитым голосом. Ему есть о чем подумать, как и Ньюгейту. Всё должно измениться, если они хотят избежать другого будущего, подобного тому, о котором им рассказал Марко. — Скажи Висте, чтобы он пришёл, — говорит Марко, прежде чем Эйс успевает сделать хоть шаг. — Вчера я напугал его до полусмерти; самое меньшее, что я могу сделать — это дать ему объяснение. — Завтра, — говорит Ньюгейт. — Тебе нужно отдохнуть. И Марко не скоро исчезнет из поля зрения Ньюгейта.***
Прошло уже много лет с тех пор, как Марко использовал ояджи в качестве подушки, и всё же он сразу знает, где находится: свернувшись в форме Феникса на груди у ояджи. Эдвард держит его за руку, и его пальцы двигаются, потирая все нужные места, чтобы расслабить его. — Ты вообще спал? — спрашивает Марко. — Я недавно проснулся. Я слишком стар, чтобы проводить много ночей без сна. При этих словах Марко преображается и встает на колени, чтобы встретиться взглядом с ояджи. Это немного трудно, но он справляется. — Тебе лучше позаботиться о себе, я не позволю тебе умереть в ближайшее время. Глаза Белоуса грустнеют, и Марко понимает: он вспоминает вчерашний разговор. — Я не умру. — И ты позволишь мне вмешаться в следующий раз, когда окажешься в трудной битве, — требует Марко, потому что уже больше двух лет жалеет, что подчинился приказу ояджи не давать отпор пиратам Чёрной Бороды. Папе требуется мгновение, чтобы ответить. — Я так и сделаю. — Хорошо, потому что я ослушаюсь тебя, если ты этого не сделаешь. Ояджи удивляет Марко смехом, и этот звук настолько неожидан для Марко, что слёзы собираются в его глазах, и он проглатывает рыдания. Он не слышал этого смеха больше двух лет и не думал, что когда-нибудь услышит его снова. Ньюгейт берёт его на руки — раньше Марко был бы так смущён этим — и снова прижимает к груди, одной из своих больших рук лаская спину Марко. — Эй, давай, ты уже дома, — говорит капитан, успокаивая, несмотря на явное беспокойство в его голосе, и Марко приходится сдерживать еще один всхлип. — Я не думаю, что когда-нибудь буду полностью уверен, что это реально.***
Эйс стоит, облокотившись на перила, и смотрит на море. У него в голове повторяется вчерашняя история Марко. Тэтч. Тич. Банаро. Маринфорд. Луффи. Ояджи. Марко. Команда. И всё из-за гордости Эйса, его импульсивности и глупой неспособности отступить от драки. — О чём бы ты ни думал, остановись. Эйс оборачивается и видит Марко, стоящего позади него. Эйс хочет извиниться — чёрт возьми, он хочет броситься на Марко и поклясться, что никогда не сделает ничего подобного, но как извиниться за то, что разрушил чью-то жизнь? — Ояджи выпустил тебя из виду? — вместо этого он спрашивает. — Нет. Он может видеть нас со своего места, — говорит Марко. Он подходит и опирается на перила рядом с Эйсом. — Ты же знаешь, что это не твоя вина. — Что? — Маринфорд. Это была не твоя вина. Мы бы сделали то же самое для любого. — Да, но правительство не пошло бы на войну только из-за кого-то, — бормочет Эйс. Марко не сказал этого, но Эйс знает, что единственная причина, по которой правительство пошло бы на войну из-за него — это кровь Роджера. — Ну и что? Мы бы штурмовали Импел Даун, чтобы вытащить их оттуда, — говорит Марко с внезапной усмешкой. — У Луффи была правильная идея, нам всё равно надо было идти прямо в тюрьму. Эйс моргает, удивляясь тому, как легко Марко говорит о нападении на Импел Даун, а затем он замечает подтекст в словах Марко. — ЧТО СДЕЛАЛ ЛУФФИ?! — кричит Эйс. Вчера Марко об этом не упоминал. — Он вырвался, не волнуйся. Он даже нашёл там друзей, — говорит Марко с лёгкой улыбкой, которую Эйс не видел с тех пор, как сражение, которое теперь кажется вечностью, закончилось. Эйс в отчаянии проводит рукой по лицу. — Ты ведь с ним встречался? — Да. Он интересный парень. Он мне нравится, — говорит Марко и нежно улыбается. Эйс безмерно гордится своим братом, сумевшим заслужить такое уважение со стороны Марко. — Кстати, о Луффи, — продолжает Марко. — Ояджи придумывает предлог, чтобы отправить корабль в Рай. На Джаю, наверное, чтобы ты мог заскочить в Алабасту и спасти его задницу от того дозорного с силой логии, который уже зациклился на его поимке, — Эйс свистит, впечатлённый способностью Луффи попадать в неприятности, а Марко хихикает. — Но не задерживайся там. Луффи там ждёт битва, в которой он должен сражаться сам. Эйс почти спрашивает, но решает, что не хочет знать. — Ты не пойдешь со мной? — вместо этого он спрашивает. — Ояджи запретил. Виста будет отвечать за это, — верно, потому что они, должно быть, уже рассказали Висте. — И, — продолжает Марко, положив руку на плечо Эйса, — я собираюсь приказать ему обучить тебя основам хаки. Мы все знаем, что у тебя есть потенциал, и ты научишься использовать его, даже если это убьёт меня.***
За обедом Виста садится рядом с Марко. До сих пор они почти не разговаривали. Сегодня утром ояджи рассказал Висте эту ужасную историю, а Марко сидел в стороне и говорил только тогда, когда казалось, что ояджи не может произнести ни слова. Затем, пока Виста всё ещё обдумывал, Марко встал и сказал, что они должны проверить Эйса, прежде чем у того будет слишком много времени для размышлений. И вот теперь они здесь. — Как поживаешь? — неуверенно спрашивает Виста, потому что, что вообще можно сказать в подобной ситуации? — Я в здравом уме, или мне так кажется. Виста кивает. Там не так уж много места для разговора. — Через три дня я отправляюсь на корабле в Рай. Ояджи всё твердил, что хочет получить информацию из первых рук о том, как там обстоят дела. Эйс тоже идет, — это то, что будет сказано команде, потому что никто больше не узнает о ситуации с Марко. Они начали успокаиваться вокруг него теперь, когда Марко ведёт себя как и раньше. — Убереги сопляка от неприятностей. — Он не отойдёт от меня ни на шаг. — Эй! — восклицает Тэтч из-за их спин, и Виста замечает, что руки Марко на мгновение напряглись на столовых приборах. Потому что Тэтч мёртв для Марко уже много лет, и никто не собирается говорить ему правду. Виста оборачивается и сдерживает гримасу, когда видит дьявольский фрукт. — Ты уже решил, что делать с этой штукой? — спрашивает он. Марко делает паузу, чтобы обернуться, но в этот момент он выглядит спокойным. — Я его не съем, — говорит Тэтч, к большому удивлению Висты. Он слышал, что делает этот фрукт. — Ояджи понял, что он делает. Предполагается, что он отключает другие способности дьявольских фруктов, но в книге не сказано, как это сделать. Что, если, используя его, я обманываю всех наших фруктовиков? Так что нет, спасибо, — произносит Тэтч, пожимая плечами, и удивляет Висту ещё больше, предлагая фрукт Марко. — Ты спас мою задницу, так что тебе решать, что с ним делать. Марко принимает фрукт, и Виста просто знает, что он сделает всё возможное, чтобы фрукт никогда больше не увидел дневного света. — Так или иначе, — продолжает Тэтч, вероятно, приняв серьёзность Марко за реакцию на напоминание о том, что чуть было не произошло. Тэтч поворачивает свою самую яркую улыбку к Висте. — Виста, дружище, я слышал, ты собираешься… — Нет, — одновременно восклицают Виста и Марко. Тэтч не покинет Моби Дик.***
Если кто-то и удивится, увидев Марко, сидящего на плече у Белоуса, пока они смотрят, как уходит корабль Висты, то ничего не говорит. Люди начинают разбредаться, пока ояджи и Марко не остаются одни у перил. — Ояджи, — говорит Марко. — Да? — Возможно, я намеренно что-то упустил, когда говорил с Эйсом, но я решил, что будет лучше для всех, если ему не придется ждать этого. — А? И что же это такое? — Ну, мы должны связаться с революционной армией. Ньюгейт качает головой. — Это легче сказать, чем сделать. Этих сопляков трудно отследить. Марко усмехается. — Нет, если ты знаешь, где Балтиго. Белоус издаёт удивлённый смешок, и Марко откидывается на его плече. Да, возможно, он никогда не избавится от страха, что это все-таки сон, но у него есть практика борьбы с собственными демонами, и это битва, в которой он более чем готов сражаться.