Демон с лицом ангела

Гарри раз за разом придирчиво обходила зал. Последние часы перед началом показа человеку со стороны должны были показаться концом света в сумасшедшем доме, и лишь немногие знали, чем в итоге обернется этот хаос. Ассистенты снимали чехлы со стульев в зрительном зале, осветители проверяли аппаратуру, с подиума снимали защитный материал. За кулисами уже творили дизайнеры и визажисты, колдуя над образами моделей, создавая гармонию, единое звучание человека и костюма. Через несколько часов зал наполнится гулом людских голосов, которые постепенно будут затихать в ожидании таинства. Ослепительно белый подиум навевал ассоциации с греческим Олимпом, нежно голубая подсветка превращала дорожку, по которой будут ступать модели, в тропу Эдема, казалось, еще немного, и раздастся ангельское пение. Музыка, сопровождающая первую часть показа, завораживала своей простотой и возвышенностью, она скорее была предназначена для библейских песнопений, а не для демонстрации коллекции с провокационным названием «Демон», но именно это заставляло зрителей, затаив дыхание, следить за действом, разворачивающимся у них на глазах. Глянцевая белизна подиума резко контрастировала с иссиня-черными экстравагантными костюмами а-ля Коко Шанель, переливающимися и струящимися вечерними платьями, в которых не зазорно было бы появиться и в Букингемском дворце. Черный главенствовал и подавлял своей глубиной, его дополняли серебристые аксессуары: пояса, шарфы, изящные шляпки и туфельки и, конечно, изысканная бижутерия, не уступающая по своей неожиданной красоте драгоценным камням. Выполненное в ретро-стиле черное платье невесты, которое демонстрировала блистательная Лили Дональдсон, дополненное шляпкой с вуалеткой и букетом новобрачной из белых роз, было встречено такими бурными аплодисментами, что Ирэн не выдержала и выглянула из-за кулис, чтобы запечатлеть в памяти этот момент триумфа. Мужская коллекция подавалась под другую музыкальную композицию, в которой словно сражались два начала, темное и светлое, порочное и невинное. Демократичные твидовые пиджаки и брюки в городском стиле сменялись классическими костюмами тройками. Они оживлялись серебристыми рубашками и шелковыми платками, цвета искрящейся на солнце росы, элегантные френчи цвета спелой сливы дополняли кардиганы тонкой шерсти, бархатистость которых была ощутима даже без прикосновений. Смешение стилей и фактур позволяло воспринимать единую цветовую гамму как нечто удивительно правильное и единственно верное. Джон был всецело поглощен происходящим. Безупречный пиджак был забыт на стуле, галстук ослаблен, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Он, как истинный художник, с восторгом ощущал и впитывал все эмоции публики. Ему очень хотелось быть сейчас в зрительном зале, но он знал, что его место здесь, за кулисами, там, где сейчас необходимы его поддержка, совет и просто ободряющий взгляд. Осталось всего полчаса показа, кульминация, апофеоз, и чем ближе они подходили к финалу, тем нервознее становился Диммок, нарезающий круги около Джона и Ирэн. - Джейк, прекрати сейчас же, ты ведешь себя как… - Джон замялся, не зная, стоит ли произносить то, что так и просилось с языка. - Как кто? - Диммок повысил голос и сверкнул глазами. - Как влюбленный идиот, - отрезал Уотсон, который злился, сам не понимая на что. - Иди уже к нему, только не знаю, кто из вас кого должен успокаивать в такой ситуации. Диммока как ветром сдуло, и Джон вздохнул с облегчением. Модели, сменяя друг друга, подходили к Уотсону, он в последний раз скользил по ним оценивающим взглядом, что-то дополняя, что-то подчеркивая, уверенной рукой проводя по тонкой ткани, поправляя галстучные узлы, с небрежным изяществом повязывая шелковые кашне и расстегивая пуговицы щегольских пальто. И вот, снова он, электрический разряд, и Джон уже знал, кого он увидит, подняв глаза. Медленно, словно боясь спугнуть, к нему шел Шерлок, собранный, напряженный и по-прежнему безумно красивый. Блестящие лаковые туфли тонкой кожи, костюм цвета бархатной южной ночи, безупречно сидящий на утонченной фигуре, шелковая рубашка цвета переспелой вишни казалась почти черной, если бы не контраст с безупречной белоснежной кожей самого невозможного мужчины на земле. Небесно-голубые и серебристо-серые глаза встретились, и Джон ощутил себя словно парящим в невесомости. Не было ничего вокруг, только этот взгляд, в котором вселенная, его, Джона, вселенная. В них столько невысказанного, столько непознанного. Он тонул, погружался с головой в обволакивающий плен этих глаз… Где- то на краю сознания Уотсон услышал знакомую, но такую неуместную сейчас мелодию. Телефон. Голубые глаза освободились из плена бесконечности. Джон невидяще смотрел на экран телефона, но через мгновение морок исчез. - Клара? Да, это я. Гарри? Не берет трубку? – Джон автоматически двигался туда, где было не так шумно, не замечая, с каким сожалением его провожает дымчатый взгляд, полный тоски. - Нет, что ты, у нас всё в порядке. Как ты? Началось? Не волнуйся, я сейчас же её найду. Всё будет хорошо, родная, держись. Через пять минут активных поисков Джон наконец нашел сестру, которая в банкетном зале отдавала последние распоряжения относительно приёма. - Гарри, звонила Клара, - Джон увидел панику, которая тут же исказила безмятежные черты лица. - Успокойся, ты просто не отвечала на её звонки. Я думаю, сейчас тебе лучше быть рядом с ней. - Джон… я… - Её уже увезли в родильное отделение, - Джон сжал руки сестры в своих. - Поспеши. Мы справимся без тебя. Ты должна быть с ней. Гарри чуть заметно побледнела, но затем овладела собой и, чмокнув брата в щеку, побежала к выходу. Когда Джон вернулся за кулисы, все уже было готово к финальному выходу. Диммок и Ральф стояли рядом, держась за руки и так смотрели друг на друга, что Уотсон почувствовал себя лишним. Ральф был невероятно хорош. Белый смокинг превосходно сидел на его идеальной фигуре, прелестный юношеский румянец и золотистые кудри делали его похожим на херувима. Уотсон смотрел на Ральфа, стараясь унять бешено колотящееся в груди сердце. Всё не так, не правильно, не этот юноша должен сейчас выйти на подиум твердил ему внутренний голос, но чувство собственного достоинства и извечная спутница несчастий, гордость, глумились, вновь напоминая о предательстве и долгих бессонных ночах. Финальный выход, в зале распыляют аромат, породивший столь неоднозначную коллекцию, аплодисменты перерастают в восторженный гул. Ирэн практически выталкивает оглушенного Джона на подиум. Он держится с присущим ему достоинством, благодарит публику и окруживших его моделей ослепительной улыбкой, принимает букеты цветов и изысканные композиции в изящных корзинках. Он смог, у него получилось, он выстоял и не дал себя сломать, взгляд Уотсона скользил по счастливым лицам собравшихся людей, но не видел того, в чьи глаза он хотел бы сейчас заглянуть… Джон должен был чувствовать себя счастливым - полная и безоговорочная победа, к которой они так тяжело и долго шли. Счастлив? Едва ли. Самого себя обмануть невозможно. *** В то время как в зале непрекращающиеся аплодисменты заглушали музыку, Ирэн с замиранием сердца следила за тем, как высокий худощавый брюнет с бледным лицом, переодевшись в свою одежду, нервно завязывал изящными пальцами темно-синее кашне, накидывал длинное пальто, шагал к кулисам, с жадностью глядя на одного единственного человека, словно стараясь запечатлеть его образ навсегда в своей памяти, и никем не замеченный, покинул помещение через черный ход. В его движениях такая обреченность, а в глазах такая решимость, что даже хладнокровной Ирэн становится не по себе, и чтобы успокоится, она устремляет взгляд в зал, но выражение глаз Шерлока Холмса она не забудет никогда, как и выражение других глаз, беспокойно ищущих кого-то в толпе восторженных зрителей. *** Марта Хадсон была очень мудрой, деловой и проницательной женщиной, поэтому ей претила лесть и избитые комплименты, но сегодня она принимала их с благодарностью. Приём, состоявшийся после показа, удался на славу, в восторге были даже давние конкуренты и вечно недовольные всем критики. Лучшие журналисты ведущих модных изданий готовы были душу продать, чтобы оказаться этим вечером рядом с Джоном и Диммоком или запечатлеть восходящую звезду Ральфа Эмбера в обнимку с хозяйкой вечера. Миссис Хадсон была великолепна в элегантном вечернем платье в пол и широком меховом палантине, укрывавшем от холода и нескромных взглядов открытую спину и плечи. Марта очень устала и с нетерпением ждала окончания этого тяжелого дня, который, тем не менее, принес им столько счастья, подарил неповторимые моменты. Она не спеша потягивала изысканное красное вино, предвкушая, как проведет неделю заслуженного отдыха в тихой солнечной горной швейцарской деревушке, как вдруг услышала голос Ирэн и обернулась. Рядом с бесконечно-элегантной Ирэн стоял немолодой мужчина, который должен быть как минимум лордом, если судить по его манере держаться и аристократичному лицу, а также безупречно сидящему костюму. На руку мужчины опиралась миловидная девушка лет шестнадцати в прелестном светлом платье, идеально сидевшем на тонкой фигурке. - Миссис Хадсон, разрешите вам представить наших гостей из Монако – граф Франческо Барберини и его очаровательная внучка - Стефания. Они мои давние и очень хорошие знакомые. Мужчина поклонился с природной грацией и поцеловал руку Марте, которая неожиданно для себя смутилась и забыла все заученные фразы на итальянском, ведь, судя по звучному имени, граф относился именно к этой жизнерадостной нации. Стефания смущенно улыбнулась, и Марта, справившись с волнением, улыбнулась ей в ответ. - Дорогая миссис Хадсон, - заговорил мужчина на практически безупречном английском, - моя внучка является давней поклонницей вашего Дома и буквально влюблена в вашего лучшего кутюрье Джона Уотсона, а я ни в чем не могу ей отказать, поэтому мы здесь, прилетели специально на показ. - Если вы позволите, - Ирэн, пряча улыбку, взяла Стефанию под руку, - я украду у вас юную леди и познакомлю её с виновником этого триумфа. - О, конечно, идите, а мы вас здесь подождем, - Марта чувствовала на себе заинтересованный мужской взгляд и просто светилась от удовольствия. Ирэн и её спутница отправились на поиски Джона. - Я должен быть благодарен Стефани, которая вытащила меня на этот показ, ведь, если бы ни ее желание, я бы никогда не познакомился с такой блистательной леди, как вы, - граф лукаво улыбался, его голос завораживал. Миссис Хадсон отвела взгляд, отмечая, что ей всегда нравились итальянцы и присущий им шарм, а еще их взрывной темперамент…Отсутствие обручального кольца на тонких ухоженных пальцах давало призрачную надежду. Возможно, она нашла свою судьбу, или это судьба нашла её. *** Джон открыл глаза и сладко потянулся. Вчерашний день вихрем пронесся в его голове: показ, восторг и легкое головокружение от успеха, бесконечный приём, на котором он играл роль радушного хозяина, десятки улыбающихся ему людей, счастливые лица друзей и бесконечное гнетущее душу одиночество, которое отошло на второй план и на время затихло, когда позвонила задыхающаяся от переполняющих её чувств Гарри и сообщила, что у него родился здоровый, красивый и очень шумный племянник. Уотсон встал с постели. Привычный утренний моцион, и вот он уже готов ехать. Ему бы очень хотелось сейчас быть рядом с сестрой и Кларой, посмотреть на маленького человечка, пришедшего в этот мир, которого он уже любил всем сердцем, но ему придется ехать в офис и отвечать на бесконечное количество вопросов. Сегодня у него назначена встреча с корреспондентом «Vogue». Кэтти Лэптон, ведущий обозреватель самого известного модного журнала планеты, уютно расположилась в кресле напротив, включила диктофон, взяла в руки планшет, и беседа началась. И вот банальные вопросы о его биографии, юношеских увлечениях, мечтах и прошлых успехах позади. Дальше разговор пойдет о прошедшем накануне показе. - Мистер Уотсон, та таинственная история, которая произошла с предыдущей вашей коллекцией как-то повлияла на вас? - Скорее да, чем нет, - Джон готов был к подобным вопросам, сохраняя на лице безмятежное выражение, он продолжил. - Как говорила великая Коко Шанель: «Сила появляется от поражения, а не от побед». Я очень многое вынес из этой истории, многому научился, многое понял и переосмыслил, и лучшее подтверждение этому - восторженный приём новой коллекции. - А почему именно «Демон», мистер Уотсон? - Кэтти заинтересованно улыбнулась. - Думаю, вашим поклонникам было бы интересно услышать ответ на этот вопрос. - Это своего рода провокация, которая нам удалась. Мы показали «темную сторону», ту, которая таится в каждом из нас, заставляя совершать порой неоднозначные поступки, делать то, чего мы не желаем. Человек слаб по своей природе и не в силах противостоять тьме, особенно, если его гнетет одиночество, и кусочек льда в груди так хочется растопить в пламени страсти, окутав теплом пусть даже выдуманных, призрачных чувств. - Ральф Эмбер - новое лицо Дома моды «Марта» или просто приглашенная на показ восходящая звезда? - Ральф – очень талантливый молодой человек, думаю, мы заключим с ним долгосрочный контракт. - Я вас понимаю, - журналистка сделала многозначительную паузу, ожидая реакции Джона, - конечно, в свете последних событий вам понадобится замена, - Кэтти внимательно смотрела в голубые глаза напротив, в которых сквозило недоумение. - Как вы прокомментируете информацию о заключении под стражу вашей ведущей модели, Шерлока Холмса? Джон, растерянный и оглушенный, смотрел на сидящую перед ним молодую женщину, но не видел её. Заключение под стражу? Шерлок в тюрьме? Как это возможно? Что он еще натворил? Мысли метались в голове Джона как встревоженные птицы. Он с трудом сдерживал порыв вскочить и броситься прочь, чтобы узнать, понять, увидеть своими глазами. Уотсон пытался взять себя в руки, но воображение художника уже рисовало картины одна страшнее другой, и Джона снова накрыло жуткое, щемящее, всепоглощающее чувство вины.