Дочь Варии

      Несмотря на то, что произошло в детстве — Челси была моей самой лучшей подругой. Я научилась прощать и не вспоминать плохие поступки. Но не надолго.       Я любила её, как родную сестру и частичку души. Она всегда была со мной. Я даже порой ловила себя на мыслях, что ревную к ней маму, потому что по внешности они больше походили на мать и дочь.       Обе были блондинками.       Обе являлись обладательницами лиловых глаз.       Только у Челси был более темный оттенок.       Может, из-за схожей внешности и я воспринимала её, как родную.       А может она просто вела себя так. — Я всегда хотела себе сестричку, — призналась Челси спустя месяц нашего знакомства. — Думала, что так мне будет легче жить с мамой и папой. Что, наверное… было бы не так страшно, если бы мы обе прятались от бушующей и пьяной мамы.       Тогда я подумала, что тоже хотела бы себе старшего брата. Взрослого-взрослого. Чтобы он защищал маму от папы, когда у того начиналась ломка. И меня.       Но нашим желаниям не суждено было сбыться. Ребёнок старше меня у моих родителей родиться не мог, а вот мама Челси регулярно ходила на аборты и агрессивно реагировала на мольбы дочери о том, чтобы оставить ребёночка. Причина была проста: мама Челси беременела от клиентов. Грязных, вшивых, пьяных отбросов общества. Папа Челси однажды сказал ей, что зарежет маму, если та вдруг решит родить ребёнка от одного из своих «ёбарей». Мама Челси знала, что так и будет, потому что её муж по молодости отмотал полный срок за поножовщину.       Вообще, даже Челси была не нужна своим родителям. Она родилась только потому, что срок был слишком большой для аборта. Одна единственная бабушка по маминой линии отказалась её растить. Тоже та ещё престарелая сволочь.       Вот поэтому никто из родных Челси не стоил внимания.       Челси жутко стыдилась их, и всё старалась не заикаться о жизни дома.       И не одна она.       Я тоже жутко стыдилась Андрэа. Он стал собутыльником отца Челси. Это нехило сплотило нас, но всё же... Всё же готова была отдать, что угодно, чтобы мой папа забыл о том алкаше.       Однажды её папу посадили, и она подумала, что станет легче жить. Но легче не стало.       В одиннадцать лет Челси стала жить с нами. Моя мама забрала её, потому что мать Челси решила, что не хочет кормить её за свой счёт. Что Челси уже подросла и некоторые клиенты у неё могут появиться. Тяжело вспоминать сколько слёз тогда выплакала Челси. Её мать шизанулась настолько, что делает свою дочь проституткой. Нова даже предлагал дать ей разок по роже. Я была за. Однако сама Челси и Небиа считали это бесполезным порывом эмоций. Зато Небиа предлагал помучить её иллюзиями. В общем, некоторыми усилиями мы подпалили бывший дом Челси.       Нет, её мама не умерла в пожаре, если вы уже успели об этом подумать. Мы не могли её убить. Она же была мамой, как никак. Но мы лишили её жилья, и она ушла к одному из своих клиентов. Больше в жизни Челси эта женщина не мелькала.       И вот, всё должно уже быть хорошо, однако… Я стала той, кто разрушил нашу неплохую жизнь.       В тринадцать я случайно повстречала дилера. Того самого, который продавал наркотики моему папе до его смерти. От нашего недолгого разговора меня перемкнуло.       Я не стала наркоманкой.       Я захотела быть тем, кто вталкивал людям наркотическое дерьмо.       После некоторого шока Челси сказала, что поможет мне.       Дилеры же неплохо зарабатывают, между прочим.       А деньги, идущие из семьи Грачо, уходили только на лекарство для моего больного сердца.       Нова и Небиа страх как ужаснулись и много чего сделали, чтобы остановить меня, но я пригрозила им, что сама стану наркоманкой. Либо я толкаю дурь другим, либо толкаю её себе.       Естественно, что Нова с Небиа предпочли пожертвовать другими. Но сами они не могли принять сильное участие. Нова тогда уже состоял в NN и ему поручили несколько высоких миссий. От них зависело станет ли он цветком или нет. А Небиа на время улетел с семьёй в Испанию, к старому военному другу деда.       Первые полгода было трудновато. Нужно было обзавестись хорошими поставщиками, четкой клиентурой и сделать так, чтобы полиция ничего не узнала. И скрыть всё от мамы.       К тому времени как мы с Челси уже освоились, так сказать, Нова и Небиа смогли к нам присоединиться. Дела шли хорошо, но на это мне было как-то плевать. Я просто хотела знать, что чувствуют люди, зная, что их «помощь» убивает людей.       Не хочу описывать сколько дерьма увидела во время работы. Скажу лишь, что ещё полгода спустя решила выйти из игры, но по уши в ней застряла. Поставщики оказались слишком серьёзными людьми. Точнее, за ними стоял слишком серьёзный человек. Доход от наркоты принадлежал ему. Он не знал обо мне ничего, но его устраивало то, как легко я могу толкнуть человеку даже самое дорогое «лекарство». Я прославилась тем, что делала из нормальных людей — наркоманов.       Я знала, что это чудовищно.       Знала, что ужасно.       Знала, что должна гореть за это в аду.       Знала, что… настанет расплата.       Но всё равно не желала останавливаться.       Я получала кайф от того, что легко могла превращать вполне нормальную жизнь человека, который просто пришел расслабиться в клубе после тяжёлой рабочей недели, в дерьмо. Я считала несправедливым то, что миллиардам людей живётся лучше, чем мне. Что они проживут до самой старости, а я — до неопределённого «—надцать».       Я завидовала.       У этих торчков могла бы вся жизнь быть впереди, а они — выбрали однажды сдохнуть от передоза.       И вдруг до меня дошло, что я не в праве завидовать кому-либо.       Жизнь принадлежит только тому, кто её проживает.       Уничтожать всех и каждого только потому, что самому отведены считанные годы — верх отчаяния и идиотизма.       Никто из тех, чью жизнь я разрушила, не был виноват в моих проблемах.       Мне просто не повезло.       Это было моей последней мыслью, после которой я решила уйти из мира наркоты.       Но, как уже сказала, это было нелегко. Нас с Челси не пожелали отпускать. За уход — нам грозила смерть. Сперва мы думали, что пока наши «знакомые» не знают наших настоящих имён и лиц, мы в безопасности.       Да, перед работой мы с Челси гримировались по полной. Парики, цветные линзы, закрытая мешковатые одежда, толстый слой макияжа, изменяющий лицо почти до неузнаваемости. Челси становилась рыжей зеленоглазой девочкой, одетой в теплую синюю толстовку, шорты и кроссовки, а я — голубоволосым чудовищем в тяжёлых ботинках, потёртых джинсах и мужской пайте. Нас даже школьные знакомые не узнавали. Но… Челси как-то попалась. В один из обычных школьных дней она вышла в магазин и не вернулась.       Я сразу же почувствовала, что это они.       «Пчёлы».       Так назывались поставщики и разработчики наркоты. А у того неизвестного роководителя было прозвище — Пчеловод.       Такое подходящее…       Я, Нова и Небиа бросили все свои силы, чтобы отыскать Челси, но этого было недостаточно. Силы были не равны.       Слишком неравны.       Моего тогдашнего ума хватило понять, что Пчеловод — какой-то высокий член мафии. Даже его подчинённые пчёлы не знали, как он выглядел. Спустя пару дней мне случайно удалось найти телефон Челси. Точнее, его подкинули в одну забегаловку, где я раньше часто вталкивала дурь. Телефон был полностью очищен от всех файлов. Только в смс был адрес. Третья улица бедняков, первый проулок с мусорными баками.       Я позвонила Нове с Небиа.       До указанного места добралась первой.       Я уже знала, что увижу в мусорном баке и не хотела этого.       Подоспевшие Нова и Небиа обнаружили меня сидящей под стеночкой на грязной земле со слезами на глазах.       Настолько жалкой я ещё никогда не выглядела. И всё же я отказывалась смотреть в мусорные ящики.       Нова заглянул первым.       Во все три ящика.       Я видела, какие перемены произошли с ним, когда он взглянул внутрь ящика, находящегося по середине.       Нова жалобно взглянул на меня и опрокинул ящик. — Приготовься…       Наверное мне повезло, что за месяц до пропажи Челси мы с Небиа поменялись сердцами.       Иначе бы я умерла сразу же, как увидела, что из мусорного бака выпало растерзанное на части голое тело. Ко мне вплотную упала рука. Синеватая, подмороженная, от плеча до кончиков пальцев. На первой фаланге указательного пальца было кольцо Облака. То самое чёрное кольцо.       Лихорадочно глядя на то, что было перед глазами, я должна была закричать, но мой голос резко пропал, как в тех странных кошмарах, которые хоть раз, но снились любому человеку.       Зато я блеванула.       Уж не знаю, сколько времени мы втроём пробыли возле Челси не двигаясь.       Однако я первая заистерила.       Я дико плакала.       Держала в руках тяжёлую голову Челси и прижималась к её лбу своим.       Умоляла простить меня.       Нова с Небиа еле оттащили меня от останков моей лучшей подруги, передали в руки Флавио, который вколол мне успокоительное, и сами занялись телом.       Они перенесли его в один заброшенный погреб.       Мне пришлось взять себя в руки, прекратить убиваться, винить себя, истерить.       Нужно было похоронить Челси и найти ублюдков, убивших её.       Кремация — была моей идеей. Меня ужасало то, что Челси, разрезанная на шесть частей, будет сложена в гробу. Что её попытаются положить как целого человека. Даже сейчас я вздрагиваю от представления этого. Поэтому народу было объявлено, что над ней поработал какой-то маньяк.       Я была рада, что это ложь.       Да, я была счастлива, что Челси не стали насиловать.       Её избили, задушили и расчленили.       Если бы в этой цепочке ещё было бы и сексуальное насилие… не знаю, что ощущала бы.       Мать Челси рыдала.       Это было удивительно.       Она пила, рыдала и вспоминала, какой девочкой была её доченька.       Возможно, это был всего лишь театр.       Может, она просто хотела выпить за чужой счёт.       Похороны же были мной устроены.       А возможно… она и правда горевала.       Хотелось бы, чтобы она всё-таки горевала.       Я никогда не забуду то странное чувство.       Чувство, когда держишь расписанную урну с прахом и не можешь до конца осознать, что это — ОНА. Твоя лучшая подруга, которой ты всё простила, которую ты любила, как родную сестру, и которая была частичкой твоей души. — На поиски убийцы ушло много времени. Но так и не удалось узнать, кто такой Пчеловод на самом деле, и добраться до него было невозможным. Пчёлы даже не были уверены, существует ли этот Пчеловод на самом деле, — в довершение рассказу добавила я.       Варийцы начали переглядываться. — И ты забросила поиски? — спросил Скуало. — Да. Потому что Тсуна уничтожил всю сеть пчёл, находящихся в Милане, — ответила я. — Так это все в Милане происходило? — не дошло до Леви. — Да. Я не хотела действовать у Тсуны под носом, толкая дурь. Я почти год легко от него все скрывала, ну, а потом… Челси. — М-да… А я-то думал, это ты свою подружку убила… — как-то задумчиво изрёк Бельфегор. — Может, и я убила, — легко хмыкнула я. — Вдруг я только что соврала вам. — ВРОООООЙ! Не пытайся взять свои слова обратно, идиотка! Сказанного назад не заберёшь! — наорал на меня Скуало. — Ничего я не пытаюсь забрать, — пробурчала я. — Бедная Ви-чан! Как это ужасно! — кинулся меня обнимать Луссурия. — Тебе нужно было сразу рассказать мне! Обещаю — мы больше в Милан ни ногой! — В… всё нормально, — задыхаясь от объятий сказала я и попыталась вырваться. — Не город же Челси убил… — Но… Но всё равно! — Да-да, — мысленно махнула я на качка рукой.       Он не может отказаться от Милана. От города моды. — Пчеловод — кто-то из первой десятки альянса, — вдруг подал голос Мармон. — С чего ты взял?! — вдруг вырвалось у меня. — Хпф, я, вообще-то, за свои рассуждения деньги беру, но да ладно. Всё равно у тебя их нет.       Я чуть не взвыла, но Мармон начал объяснять свои мысли. — Я уже слышал об этом Пчеловоде. Три года назад, в Палермо. Он распространяет разные наркотические вещества по всей Италии, даже в самые захудалые города. В Палермо, перед одним из боссов альянса, случайно засветилось доверенное лицо Пчеловода. И босс его узнал. Это был какой-то широко известный подчинённый. Однако босс не успел сказать из какой именно семьи. — Он что, умер? — спросил Бел. — Отравили наркотическим веществом. Перед смертью его язык заплетался. Из всего предсмертного лепета стало понятно только, что Пчеловод — кто-то из первой десятки альянса Вонголы. — Это дошло до Тсуны? — спросила я. — Конечно дошло. Вонгола проверила все первые семьи и ничего не нашла. — Разве он сам тебе не рассказывал? — спросил у меня Скуало. — Рассказывал. После проверки это было принято считать ложной информацией, — вяло подтвердила я. — Никто не подходил на эту роль. Вторая семья в альянсе — Глитто. Её босс… — Каллисто увлекался амфетаминами в твоём возрасте, но получил от своего отца так, что по сегодняшний день в сферу наркоты не лезет, — сказал Занзас и отхлебнул виски.       Такое ощущение, что после каждого сказанного слова у него глотка пересыхает, и поэтому он вынужден так часто пить. — Ого, это ж как надо было получить? ~ — вслух подумал Фран. — Папаша Каллисто сломал ему руки, и его не выпускали из комнаты. Стерегли так, что даже знали, чем он в комнате занимался и сколько сделал шагов в день, — ответил Скуало. — У Каллисто радикальный папаша. — Вау… — не знаю почему, но это произвело на меня впечатление.       Тот мужчина, папа Ливио, отнюдь не выглядел человеком, который в подростковой жизни был бунтарем. — Ладно. Третий — Каваллоне. — ВРОООООЙ! Этого придурка вообще отметаем по всем пунктам! Он — второй Савада! — разворчался капитан.       Ага, а ещё у него Силайо наркоман. Вряд ли бы он допустил такое, если бы был наркоторговцем. — Четвёртые в альянсе… — начала вспоминать я, — Топазио.       Фу, Доминика. — Босс этого семейства помешан на благородстве, — сказал Скуало. — А ты можешь быть уверен, что все его действия благородны? — посмотрела я на него. — Нет, — с лёгкой руки ответил мне он.       Вспоминая мои недавние слова, сказанные Виолетте.       «У каждого человека есть то, что он никогда не произнесёт вслух или не сделает перед знакомыми».