***
Пора было признать, что Ларе Джонсон с рождения доставалось всё, что взбредало в её хорошенькую светлую головку. Наверное, отчасти поэтому, когда шестиклассница Лара и её взлелеянное родителями самолюбие потерпели поражение на осеннем балу, списать всё на незначительный проигрыш не получилось. Общественное признание только что дало ей крепкий подзатыльник, который вышиб из крошки Лары весь дух. «Не разрыдаться! Не разрыдаться! Не разрыдаться!» — команды тогда ещё по-детски писклявым голосом звучали не слишком убедительно, и слёзы хлынули из глаз как раз на пути из зала. Не помня себя, Лара добежала до женского туалета на первом этаже и склонилась над раковиной. Предательские слёзы разъедали тщательно наведённый макияж, затребовавший всех маминых усилий, руки дрожали и не слушались — из заплаканной Лары совсем плохой командир. Чувство вселенской несправедливости и разбухающая от влаги обида заполняли нутро гадостным цветением, и её стало подташнивать. Это же был её первый бал! Первый бал в средней школе, когда она должна была очаровать всех, развеять любые сомнения в её королевской состоятельности, а для особых скептиков у Лары было заготовлено ещё одно неоспоримое преимущество — крайне симпатичное личико, сулившее с возрастом превратить её в настоящую красавицу. И подумать только, всё это пошло коту под хвост, и благодаря кому! Этой невыносимой, заносчивой гадине, которая сейчас наверняка принимает поздравления и приторно улыбается, придерживая корону. Гадине, которую Лара буквально боготворила в младшей школе, когда та была её нянькой. Что же могло с ней произойти за те два года, пока они не виделись, что она стала такой стервой?! Неужели всеобщее обожание и гормональные перестройки способны на такое? Лара, конечно, была осведомлена, что подростковый период сопровождается сложностями в характере, обостряет восприятие реальности, но чтобы настолько… Ждёт ли её та же участь? И неужели все эти пустоголовые придурки вокруг неё не видели, какая же эта Грант на самом деле самодовольная, манипулирующая, высокомерная… — Грант? Пенни Грант? — хрипловатый мужской голос из темноты подкрался сзади и застал врасплох. Лара вздрогнула и бросила взгляд на зеркало, но рассмотреть ничего не удалось. — Согласен, — темноту в отражении проткнул маленький огонёк, — она, конечно, ничего, но что-то с ней не так, — со следующим вдохом в нос потянулся запах дыма. С ним же в голове взорвалось осознание, что незнакомец закончил фразу из её мыслей. Не мог же он в самом деле быть телепатом? Или… у Лары подкосились ноги. — Я что, сказала это вслух? — промямлила она, повернувшись к собеседнику. У стен в этой школе были не только глаза, но и уши, и не стоило выдавать опрометчивую, гневную речь, лишь понадеявшись на уединение. — Пять баллов, детка, — Лара могла поспорить, что по лицу незнакомца расползлась кривая усмешка. Брошенное сверху, глумливое одобрение приземлилось как раз на останки её самолюбия. Танцев на костях Лара снести не смогла. — А что это ты делаешь в женском туалете? — она уцепилась за эту мысль, как за спасительную соломинку, и её же собиралась воткнуть незнакомцу в глаз. — Сюда учителя почти не заходят, — он, целый и невредимый, сделал ещё одну затяжку. В темноте Лара целилась плохо, — странно будет, если посреди бала мистер Норман ворвётся в женский туалет, а тут ты, рыдаешь стоишь. Пройдёт мимо кто-нибудь, увидит вас, — обвёл он рукой в воздухе. Тлеющий узор тут же погас, — неудобно получится, сама понимаешь, — приглушённый смех шелестел почти угрожающе. На миг голос показался ей знакомым. Далёким, с примесью других детских воспоминаний. Лара не понимала, почему стоит здесь до сих пор, но сдвинуться не могла: сердце ухнуло куда-то в пятки, и сделать шаг означало бы раздавить его. Вдруг незнакомец потянулся вперёд и щелкнул выключателем. Притаившийся в лампочке свет оказался колючим, и Лара на секунду зажмурилась. А когда открыла глаза, не поверила сразу. Перед ней стоял он, тот самый старшеклассник, на которого она с шести лет смотрела с благоговейным трепетом. Тут же вспомнила, в каком виде сейчас оказалась перед ним, и едва не разрыдалась снова. Его равнодушно-внимательный взгляд скользил по коже — руки зудели от желания немедленно отряхнуться, пока насланные муравьи не заползли под одежду. Он кивнул на браслет с её конкурсным номером: — Ты что, надеялась отобрать у госпожи Грант корону? Лара утвердительно покачала головой. Одна слезинка пробилась-таки сквозь ресничную оборону и потекла вниз. — Не выйдет. Там всё крепко сидит. Пояснительно-поучающая интонация кольнула под ложечкой. Она открыла рот, не собираясь оставаться в долгу, но её опередили: — Не плачь, малышня, вырастешь — покрасивее Грант будешь. Точно тебе говорю, — сердце в пятках затрепыхалось, и она поднялась на носочки. — Я Лара, — уголки губ без спроса поползли вверх. — Зак, — выдохнул он, выпуская очередную порция дыма.***
На следующие несколько лет Зак забыл о её существовании. На все попытки завязать разговор, в которых с каждым разом прослеживалось всё меньше энтузиазма, он отвечал молчаливым безразличием. Лишь летом перед девятым классом, когда ей исполнилось пятнадцать, они столкнулись в очереди в местном супермаркете, и он поздоровался с ней сам: — Ты Лара, да? — Да, точно, — необдуманно широко улыбнулась она и тут же попыталась прикрыться лёгкой небрежностью: — А ты Зак, верно? Радость встопорщилась поверх интонации и бессовестно её выдала. Он усмехнулся в ответ. Впоследствии Лара предпочитала думать, что он просто ждал, пока она подрастёт, и встреча у кассы на самом деле была спланированной неожиданностью. Зак не возражал. Его предсказания сбылись — повзрослевшая Лара с её очаровательной живой мимикой и любознательным блеском в глазах могла если не сместить госпожу Грант, то хотя бы составить здоровую конкуренцию. Но с появлением Зака желание как-либо конкурировать отпало: он не любил всю эту «шелуху» (кому и зачем ты собираешься что-то доказывать?), а Лара, похоже, хоть и запрещала себе в этом признаваться, любила его. Зак был другим — она это чувствовала. Он действительно вырос, и в последние несколько лет держался в стороне ото всех школьных потасовок и рейтингов, но славные годы упорного труда над репутацией не прошли даром, и теперь та исправно отрабатывала. Нельзя сказать, что они были вместе, скорее, они были рядом. Она ни о чём не просила, а он ничего не предлагал, просто в определённый момент жизни их дороги слились в одну, достаточно широкую, чтобы идти вдвоём, но каждому в своём направлении: места хватало — держаться за руки было необязательно. Зак невзначай дожидался окончания её уроков, они неторопливо прогуливались и, так удачно складывалось, что останавливались прямо у гаража, в котором Зак воплотил свою тайную обитель. Он позволял ей смотреть, как возится с мотоциклом, оставленным отцом, она старалась запоминать названия инструментов и запчастей и очень гордилась, если удавалось угадать и подать нужный ключ. И ей хотелось верить, что он, в тайне, гордился тоже. Иногда по средам его старенький додж подъезжал аккурат под окна Лары. Зак запирался изнутри, зажимал ему боковыми стёклами ноздри и выкуривал по одной сигарете прямо в изношенном брюхе автомобиля: додж тарахтел и плевался, выхлопной кашель раздирал трубообразное горло. Лара легко сбегала по ступенькам, стучалась, как и положено хорошим девочкам, Зак галантно толкал дверь — слышался вздох механических лёгких. Они тотчас трогались с места, оставляя за собой поводы для грязных слушков и пересудов соседей. Он возил её в кинотеатр под открытым небом, где крутили исключительно чёрно-белые фильмы. Лара проникалась романтикой прошлого и пару раз порывалась взять его за руку, но в руки он не давался. Компромисс пришёл в виде крепкого, как и положено мужскому, плеча, и половину фильма Лара смотрела под другим углом. — Тогда были красивые женщины, — в одну из сред ответил ей Зак, когда она спросила о причинах любви к такому кино. — Тебе повезло, что ты родилась сейчас. Конкуренции меньше, — внезапный пинок для гордости Лара постаралась перенести стойко — только передёрнула плечами. От холода, конечно же. — Хотя, ты бы и там не пропала, — добавил он и поспешил спрятаться от своих слов в машине. Пострадавшая гордость приподняла голову.***
Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее ей не хватало его, когда приходилось быть порознь. И Лара, подначиваемая неуёмным сердцем, стала занимать часы у других сфер жизни, для двоих не предназначавшихся. В долг пришлось брать, в первую очередь, у учёбы — и к концу семестра она столкнулась с плачевными результатами кредитной системы приоритетов: отдавать нужно было с процентами. Тогда Зак исчез на две недели, кинув короткое «скоро вернусь». Чтобы заглушить сердечные вопли, Лара твердила формулы вслух: строгий математический расчёт требовал тишины, грузом накопившихся знаний припечатывал к полу, не позволял мыслям-смутьянкам начать восстание. Очаги волнений вспыхивали только ночью, но быстро развеивались налётом усталости. Он вернулся, когда закончился последний экзамен, и освобождённые чувства встретили его, как героя. Он исчезал в конце каждого семестра и возвращался, когда все долги были розданы.***
Хэллоуин Лара встретила во всеоружии: коротенькое приталенное платье сидело как влитое, меховое болеро обернулось вокруг тонких плеч; уложенные волнами волосы и тонко подрисованные брови должны были прозрачно намекать на лоск старого Голливуда. — Мэрилин Монро, да? — спрашивали с сомнением. — Не совсем. Лана Тёрнер*, — снисходительно прощала Лара невежество ровесников и украдкой высматривала его. Зак был здесь. Она ловила на себе его взгляд, но он быстро соскальзывал с атласной ткани; Лара незаметно комкала край платья и жалела о потраченных усилиях. Больше половины вечера они провели врозь: Зак старался сохранять визуальную дистанцию, Лара — привести в чувства собственную гордость, которая грозила вот-вот рухнуть без памяти. И когда Лара наконец бросила попытки совершенно случайного сближения, они столкнулись спиной к спине: нить, сдерживающая их, свела концы вместе. — На Грейс Келли** ты больше похожа, — первое, что сказал он, глянув через плечо. Лара несколько секунд смотрела молча, пока он затянулся ещё раз. Тогда стало ясно, что ждать больше нечего. Она чересчур резко качнула головой и удалилась прочь. Когда все собрались в гостиной, и кто-то больше на потеху, чем всерьёз, объявил медленный танец, изнутри поскреблась зудящая месть и вынудила Лару послать пару кокетливых взглядов Чарли Коулу. Тот оказался куда более расторопным, и уже через минуту Лара пожалела об этом. Не сказать, что Чарли был ей неприятен, до этого она и вовсе была уверена в обратном. Но стоило позволить тому прикоснуться, как тело выразило рефлекторный протест: чем ближе тот наклонялся, тем сильнее Лара выгибала спину, прикрывая путь к отступлению виноватой улыбкой. Тяжёлый взгляд, который она удовлетворённо отметила про себя, пригвоздил к месту и заставил прильнуть в ответ. Из кольца его рук хотелось выскользнуть, выпасть; потное тепло чужих ладоней отдавалось брезгливой дрожью по коже. Как раз, когда нос Чарли коснулся Лариной щеки, краем глаза она уловила движение сбоку — Зак встал и спешно вышел из комнаты. Оставшись наедине со своим подопытным и почему-то умолкшей местью, она почувствовала лишь, как гадостный осадок облепляет сердце со всех сторон. Лара нашла его на балконе и остановилась в паре шагов, боясь предстать перед ним такой — вымазанной, перепачканной. Он обернулся первым и, увидев её, сделал вид, что грязи не заметил: — Чарли хороший парень. Под стать тебе. — Зак, ничего не было… — начала было Лара, но её прервали. — Не оправдывайся. У нас ведь тоже — ничего, — укол-таки вырвался из смягчающе-равнодушной обёртки. — Я говорю тебе правду. Зак усмехнулся. — Разве у меня есть причины не верить?***
Однажды Лара наблюдала, как он в очередной раз перебирает мотоцикл, и одновременно с этим мучалась от переполнявших её вопросов. Хорошая девочка внутри требовала хоть какой-то отчётности за полтора года, и Лара, не выдержав роя в голове, почти выкрикнула: — Я что, совсем не нравлюсь тебе? Зак оторвался от мотоцикла и внимательно на неё посмотрел: — С чего ты это взяла? Лара порывисто отвернулась. — С того, что ты ничего не делаешь! Мы вместе почти круглые сутки, и, если бы ты хотел, ты мог бы уже тысячу раз меня поцеловать, или… — она замолчала, когда почувствовала его спиной совсем рядом. Тело само повернулось навстречу. — Ты этого хочешь? — не вполне себя контролируя, Лара кивнула. Зак вытер руки, приподнял её и усадил на стол, рядом с которым она стояла. Лара молча повиновалась, не в силах оторвать от него глаз. Внутри всё замерло и стихло, в полой тишине зачастил сердечный ритм. Он наклонился совсем близко, обдал её горячим дыханием — кусачие мурашки мигом разбежались по коже — Лара вздрогнула. В низу живота скрутилась пружина — болезненная сладость разлилась по телу; коленки подкосились — она точно упала, если стояла бы. — Зак, я… я хочу сказать, что меня ничего не пугает. Ты нужен мне таким, какой ты есть, и даже если ты сидел в колонии… — Что ты сказала? — он резко отстранился. — Ничего, я же говорю, мне не важно, что с тобой было раньше, я… — Я никогда не был в колонии, Лара, — слова от тяжести падали на пол. — Я стоял на учёте, меня отстраняли от занятий, но в колонии я не был никогда. — он отвернулся и зарылся руками в волосах. — Я думал, уж ты-то поймёшь и не будешь верить всяким сплетням. Внутри что-то лопнуло — ошмётки разметались повсюду. Что делать, Лара не знала. Изнутри ничего не вымоешь. После этого он пропал надолго.***
Всё случилось по-настоящему, когда в конце ноября он пробрался к ней через окно и вручил маленький бархатный мешочек. Просто так, без повода. — Серьги, — просияла Лара, открыв его. — Такие же, как у тебя. Зак довольно кивнул и собирался было так же незаметно вылезти, как Лара развернула его и припечаталась губами — не оттолкнул. Не отталкивал никогда впоследствии.***
Зак всегда был груб в обращении, но на любителя нежностей он не был похож никогда — успокаивала себя Лара. Единственное, с чем она не могла до конца смириться, так это с тем, что он уходил сразу. Сам процесс ей был почти не интересен, каждый раз она надеялась на эмоциональную близость после. Лежать с ним на кровати и слышать, как синхронно выравнивается их дыхание. Лара не могла сказать, что чувствует себя использованной, ведь много времени они проводили вообще без прикосновений, но то, как спешно он застёгивал ремень, задевало её и без того покалеченное самолюбие. Больше, чем "сентиментальную чушь", Зак не любил только разговоры о будущем, которые Лара старательно пыталась впихнуть в те три минуты, что он натягивал джинсы. — Лара, прошу тебя, давай обойдёмся без этого. — Зак, я так не могу, мне нужна какая-то… — всплеснула руками. — Определённость? Да, ты уже говорила. Извини, я не могу тебе её дать — у меня у самого нет, — усмехнулся. — Собирайся, я тебя провожу. — Ну подожди, почему мы не можем нормально поговорить, — Лара трогательно вцепилась в одеяло, будто боялась, что её сейчас же стряхнут на пол. Зак вздохнул и сел рядом. — Тебе было хорошо? — заглянул в глаза. Она медленно кивнула. — Ну вот. Мне тоже. Зачем всё усложнять? Лара нехотя встала и начала одеваться. Былая уверенность отпустила вожжи и значительно измельчала, но решилась-таки на последний рывок: — Можно мне хотя бы сегодня остаться? — слёзные потоки уже подкатились к границам, но руки Лара держала крепко. — Ты же знаешь, нельзя привыкать. Не забивай мной голову, Лара, — повернулся к выходу. Она отпустила руки. Зак не глядя бросил в неё словами и попал. Воздушные замки в наземной среде оказались не состоятельны и к словесным атакам не приспособлены. — Привычка формируется за двадцать один день. Ты опоздал минимум на шестьсот, — выдавила она и прошла мимо него, к двери. «Уходим в последний раз», — подбодрила она раздавленные чувства. Раненные помогали друг другу подняться. — Лара, — догнало из-за спины. — Оставайся. В руинах внутри что-то зашевелилось.