Ménage à trois

Как была горем — теперь обернусь бедой, В небе три зори, а мне не видать одной. Полны тоскою кисельные берега, Плачь молоком своим, плачь обо мне, река Река

Теа воинственно восседала на лысом камне, сверкала глазами и, в общем-то, выглядела вполне здоровой. Манешка и Матиас неловко переминались рядом, поглядывая на небо — черное, как уголь и будто бы испещренное лавовыми колеями. — Ну и где? — она сложила на груди руки, взирая на Детлаффа снизу-вверх. — Куда ты нас притащил? — Понятия не имею. Саломея сказала ждать у того камня, — он вытянул палец в сторону, — но его расплавило заклинанием. Эльфа, наверное, тоже. — Какого эльфа?.. Шорох песка за их спинами раздался, разумеется, в самый нужный момент; обозначил ответ. Теа подслеповато щурилась на манер спутников — зрительная система еще не восстановилась до ведьмачьего уровня — Детлафф же обернуться не соизволил. Первым в круг луны выступил чужак с изуродованным лицом — Матиас отшатнулся, едва свет пролился на шрам, тихо забормотал оберег. Эльф на то внимания не обратил — привычно выцепил взглядом самых опасных для себя противников, сдвинулся в тень уцелевшего дерева. Саломея шагнула следом, расцветая ядовито-ласковой улыбкой, и от Теи не укрылось легкое движение — как она украдкой отвела руку от руки спутника, разжимая пальцы. Они замерли друг напротив друга. Мало отличимые сейчас в хищных выражениях лиц, заостренных чертах и поджатых мышцах. Если Теа собиралась взять Саломею за загривок и хорошенько оттаскать за месяцы поисков — та намеревалась драпать. Вроде как. Секунда тишины. — Эт-то что такое?.. — выдала Теа совершенно неожиданное для всех остальных, но не для Саломеи. Грубо ткнула пальцем в Исенгрима, привставая на камне, и тут же упала обратно. Отмахнулась от подставленной руки Матиаса и гневно раздула ноздри. Саломея вопрос приняла с приятной улыбкой и даже — гордостью. — Эльф, — молвила со вкусом. — Мы твоего первого мужика еще не завалили, а ты себе второго уже нашла?! — Что ты такая занудная! Смотри, какой хорошенький — весь поломанный, искалеченный. Я таких люблю. — Оно и видно! — Ну кто бы говорил! Исенгрим молчал. Глубокая злая усмешка врезалась складками в его лицо и становилась тем чернее, чем больше сжимался от его взгляда Матиас, прилепившийся к уху Манешки. — Ты говорила про травы, — он лениво отвел от чародея глаза, чуть наклонил голову к Саломее. — А не про оголтелую толпу d'hoine — один другого страшнее. — Ну людей… — Саломея едко усмехнулась. — Здесь, положим, нет ни одного. Ее взгляд красноречиво обежал каждого, но от последнего в ряду она отвернулась первой, так непривычно для себя потупившись. Впрочем, заметили это лишь Исенгрим, да Теа. — Это радует, — серьезно отозвался Исенгрим, и его усмешка даже как будто бы смягчилась. — Правда же, он прелестный?.. — спросила Саломея жужжаще громким, заговорщическим шепотом, чуть сдвигаясь к Тее. Город за ее спиной издал в ответ дикий вой и разразился новой канонадой магических взрывов. Залпы прогрохотали, будто барабанный ритм, и резко смолкли, выдавливая мысли тишиной. — Твоя работа? — равнодушно уточнил Детлафф. — О нет, — Саломея махнула рукой. — Это амбиции у нынешней молодежи… лопаются. Найна с ними управится, и тогда в Проклятых землях прибавится высушенных, нагих трупов… Она не стала пояснять своей мысли, шагнула вперед. Первой распахнула объятия и первой же обняла Тею, не побоясь согнуть спины. Хмурое сопение подруги и ее деланно неприступный вид Саломею не отпугнули. Она улыбнулась коротко и по-матерински тепло, но — всего на долю секунды. Они обменялись взглядами, скрытые от прочих зрителей тенью. Теа нехорошо поджала губы — «Потом поговорим». Саломея безмятежно улыбнулась — «А что-то произошло?» — Здесь есть тропы, — протянула она, разгибаясь. — И заброшенные подземные пещеры, похожие на кротовьи норы, только гигантские. Там можно поселиться, переждать осаду, планы обсудить. — Нас будут искать, Саль. — Несомненно. Но ведь у нас есть чародей… — она пристально взглянула на Матиаса, будто подумала совсем не о том, что сказала. — … способный помочь с этой небольшой проблемой? — Боюсь, мне вас не порадовать, госпожа Саломея, — обреченно покачал головой Матиас. — Моих сил не хватит и на узкую лесную опушку. Брови Саломеи взлетели по-настоящему изумленно, и Матиас в такт тому нездорово побледнел, словно наконец понял, о чем та спрашивала. Оба молчали, смотрели друг на друга, и воздух, пропитанный луной, натягивался в струну. Тревожный взгляд Матиаса вопреки обычному заострился, наливаясь твердостью, и Саломея легко отступила. Только теперь косилась на чародея так, что на него смотрел каждый. Теа тихонько вздохнула. Не было разума, в коем Саломея не сумела бы посеять сомнения, истачивающего изнутри, что голодный червяк. Исенгрим за ее плечом ухмылялся едва-едва, но свет резче нужного выделял черты его лица — действительно чудовищного, такого, на которое смотришь с жалостью и ознобом. Теа не понимала, как Саломея может столь безмятежно поворачиваться спиной к такому страшному… не-человеку. И брать его за руку тоже — кожа к коже. — Что ж, если на чародея рассчитывать не приходится… — Саломея вздохнула. — Подземные пещеры многочисленны, ходов много. Скроемся в лабиринтах, а если не выйдет, — она взглянула на Детлаффа с чуть игривой, насквозь лживой улыбкой. — Разберемся по старинке?        Костер шипел сухими веточками, плевался в низкий потолок пещерных сводов. Саломея сказала, что раньше здесь жил неусидчивый шарлей, но совсем недавно его натравили на некоего одноглазого бандита, и бедняга сгинул в ловушках. Шарлей, разумеется, а не бандит. Матиас от этой истории и вовсе покрылся творожной бледностью, косился на Исенгрима, как на вестника Часа конца и в честь этого был утащен Саломеей к основному входу. Она что-то тараторила о колдовской защите, о том, что ей нужна помощь, но Теа иллюзий не питала. Если Матиас переживет эту ночь — получит боевое крещение. — Зря ты это сделал, — сказала Теа в темноту, пока Детлафф ощупывал низкие потолки пальцами и щурился на вырезанные там же письмена. — Зря вступил с Саломеей в сговор. Он не ответил, напряженный до того, что плечи его выглядели каменными. Выражение каменно-скульптурного лица, жесты и задумчивые взгляды; и опасливые — вполоборота — наклоны головы Саломеи, обращенные к Детлаффу… Что-то крутилось, крутилось… Вот же оно, на самой поверхности — — Магия, — скривился Детлафф, поворачиваясь. Теа сморгнула. — Что? — Твоя подруга начала колдовать, — он кивнул в сторону проходов. — Хуже обычной магии может быть только извращенная жреческая. Та, что проклятая. — Разве она тебе не близка? Кровь зерриканских ведьм берет начало от высших вампиров. — То, что мне нравится молоко, не значит, что я хочу пить его с дегтем. — Тебе нравится молоко?.. Детлафф прошелся туда-сюда, слишком поспешный и встревоженный — почти возбужденный. Теа наблюдала за тенями, что зловеще следовали вслед за Детлаффом, едва поспевая перепрыгивать со стены на стену. Не заметила и того, как привычно уже перехватила пальцами бляшку оберега, запрятанную в кармане. Оглаживала ее пальцами, проводя пальцами по глубоким бороздам, успокаивалась… — Что ты делаешь? Теа сморгнула снова. С удивлением уставилась на собственные пальцы, сжатые на рукаве Детлаффа. Мизинец неловко прижимался к чужому запястью — прохладному и плотному. — Зачем мельтешишь? — выкрутилась она. — Сядь и поделись тем, что мучает. Он смотрел сверху-вниз томительно долго. Так же медленно опустился рядом и без обиняков взялся за оберег в ее руках, потянул его к себе. Теа неохотно выпустила вещицу из рук и тут же охнула. — Это… — Он читает тебя, — удовлетворенно сказал Детлафф. — Запоминает твое лицо. — Это очень странная магия. Никогда не видела такой. Как она защищает? Детлафф молчал, хмурился больше обычного. Будто не был уверен, что его поймут, как надо. — Это не магия. Это… метка. Теа смотрела непонимающе, ждала. Детлафф взглянул задумчиво и исподлобья — тяжелый взгляд, придавливающий к месту, сказал больше, чем слова. Не магия — метка. Или клеймо. Не трогать — чужая собственность. Внутри вспыхнуло и вывернулось раздражение — будто плеснувший хвостом по воде спрут. Смазалось картинкой, образом Детлаффа — чуть смущенного, мрачного, с опустившимися в неуверенности плечами. — Неприятно, — согласился он хрипло. — Но эффективно. Вернул оберег, на коем теперь можно было прочитать лицо самой Теи — смазанное, будто то проступало дымкой под толстым, затемненным стеклом, а не сквозь дерево. — Дай руку, — сказала она вдруг. — Что? Теа не стала объяснять — потянулась без лишней резкости, перехватила ладонь Детлаффа обеими руками. Закрыла глаза, погружаясь в ощущения, как делала при медитации. Чуждая сила, пробирающая до дрожи своей инородностью, потекла из центра в центр ладони. Теплым облачком растворилась в крови. Не похоже ни на эликсир, ни на алкоголь. Это скорее… родство. Очень отдаленное. Слишком звериное, чтобы очеловечить его логикой и чувствами; слишком хрупкое, чтобы дать ему название. Следом пришло иное — образ или сновидение — высокие, смуглые женщины со светлыми глазами; смеющиеся от проливающейся в них силы. Бывшие жрицы — нынешние ведьмы, тех, что станут — стали — прародительницами чудищ, известных под именем брукс. — Как будто я украла, — Теа очнулась, шумно втянула воздух, но тот был слишком пыльным и затхлым. — Украла что? Голос прозвучал вкрадчиво и ближе привычного — почти у самого уха. Прозрачные, ясно-голубые глаза — самое лишнее, что можно было бы представить на таком лице. Ладонь Детлаффа в руках нагрелась от рук Теи, стала будто бы мягче, словно плитка горького шоколада, подставленная под солнечные лучи. Он не забрал ее, даже чуть сжал пальцы, упираясь подушечками ей в кожу, укрепляя прикосновение. — Чужую силу, — тихо ответила Теа, глядя ему в глаза; вылавливая бледные искорки света. — Кровь. Родство. Я как ренегат-убийца, волк в овечьей шкуре. Убиваю тех, кто мне роднее всех прочих. Их же силой, мне подаренной. Детлафф усмехнулся — тепло и коротко, будто огонек свечи вспыхнул особенно ярко, прежде чем окончательно потухнуть. — Мой близкий друг и высший вампир — готов был убить меня ради ведьмака. Год назад. — Вот как? — М-м. Он видел в этом справедливость. Я был к этому готов, — и голос, и взгляд — остались равнодушными, не подернутыми грустью или болью. — Я уважаю его выбор и принципы. — И ты бы принял это, если бы вышел живым из схватки? Простил? — Я не терплю предательства. И лжи. Остальное мало меня трогает — не в моем возрасте, не в этом мире. Я не жду возврата долга за то, что делаю, — эта фраза странным образом относилась не только к таинственному другу — Теа могла бы поклясться. — Или за то, что помогаю. Это мой выбор, а не услуга в обмен на плату. Она сглотнула, не зная, как вывести разговор из хрупкого момента личного откровения. Молчала, подбирая слова, но Детлафф решил дело первым. Настойчиво вытянул руку из ослабшего захвата Теи, зачем-то поднялся и совсем уж неожиданно — стянул с себя плащ. Плотная, нагретая костром кожа, с алым подкладом. Теа удивленно пялилась на иссиня-черную шелковую рубашку с расстегнутым воротом и Детлаффа, что без плаща разом уменьшился в размерах. Короткое движение рук — и плащ взвился в воздух, как одно большое одеяло, птицей опускаясь ей на плечи. Придавил приятно тяжелым весом, обернул со всех сторон — как в кокон. Только сейчас Тея почуяла то, что должна была заприметить еще с минуту назад — терпкий дух сушеных трав. Саломея стояла в проходе, опустив руки по обе стороны от тела, смотрела задумчиво — но исключительно на Детлаффа. Тее она так ничего и не сказала и на нее даже не посмотрела. Лишь приглашающе качнула головой Детлаффу, и он пошел за ней без единых возражений. Оглянулся только раз, когда Тея открыла было рот для возмущенного вопроса, и вдруг строго прицокнул языком. — Тоже мне мамочка с папочкой, — проворчала Теа, цепляясь пальцами за края плаща и непроизвольно стягивая их еще плотнее. — И их взрослые разговоры.        Ночь отдалялась к рассвету, редела перламутром на самом горизонте. Детлафф стоял у входа в пещеры, засунув руки глубоко в карманы, и даже будто бы зябко ежился. Саломея примостилась рядом на лысом камне, но рассветный холод нисколько не трогал ни ее, ни ее обнаженные руки и шею. — Что там случилось? — Детлафф кивнул на город, что вспыхивал кроваво-алой полоской пожара. — Начало гражданской войны. Судя по размаху, у бунтовщиц есть немалые шансы выдрать достаточно клоков с королевской проплешины. — Не очень-то ты ее любишь для урожденной зерриканки. — Я с ней незнакома. Но у власти стоящие мало чем друг от друга отличаются, — Саломея наклонила голову по-птичьи; взглянула на Детлаффа с лукавой усмешкой, хотя в глазах пряталось иное. — Как догадался? Не верю, что сам его почуял. Слишком ты молод для этого. Детлафф не удивился резкой смене беседы, только повернул голову. Пожал плечами как будто бы рассеянно, но взгляд его оставался цепким. В отличие от прочих — он не боялся смотреть Саломее в глаза. — Сначала в таверне, где люди погибли, а потом воскресли, — заговорил он. — Почему воскресли — не знаю, как погибли — тоже. Но знаю, что ни капли магии — ни чародейской, ни жреческой — там не было. В первом разрушенном святилище — тоже. И то, что ты от обычного чародея столько лет бегаешь — показалось странным. А когда Теа сказала, что тебе не больше сотни лет… Откуда-то ведь ты должна была взяться? — он грубо усмехнулся. — И кто-то должен был быть за тебя в ответе. Саломея хмыкнула. — А я уж подумала — понял, когда узнал про охоту. Про преследование, про то, что он загоняет меня, как подбитую дичь. Годами не желает выпускать из когтей… Такая ведь ваша любовь? Звериная. Страшная. Детлафф прищурился, задумчиво провел рукой по складкам рубашки — звук мягкий, а движение — пугающее. — Ты этот вывод по Боклеру сделала? — Признаться, я на него тогда подумала. Что это он сотворил. Очередная неуместная шутка — мне послание. А когда заглянула в город да историй понаслушалась — до-олго смеялась… Хоть на самом деле хотелось лишь плакать. Жаль, что не умею. — Значит, не те истории ты слышала. — Каждый себя обелить норовит, но не у каждого — духу хватит признать чудовищем себя. Детлафф покачал головой, наблюдая за лицом Саломеи — живым и выразительным, но до нелепости бесстрашным. Только пальцы, уложенные на выцветших многослойных юбках, оставались жесткими, будто вместо костей — в них загнали стальные штифты. — Ты правильно понимаешь, — кивнула она с достоинством. — Я не боюсь тебя не без причины. Есть, что предложить в обмен на грешную мою душу. — Души меня мало интересуют. — Но у тебя есть желания… — она улыбнулась, не отводя взгляда, и Детлафф непроизвольно сощурился, как на режущем солнце. Саломея продолжала: — У всех они есть. Какие твои — не знаю, но если даже великий бессмертный не может их исполнить, значит, дело и вправду трудное. — С чего ты взяла, что не могу? — Я годы рядом с ним провела, — голос ее просел, как у старухи. — Рука об руку. Смеялась и плакала. Любила, конечно. Он был старый, очень старый. Про таких говорят — раньше мира родился. Знаю теперь, каковы ваши мысли и потаенные страхи — у долго живущих, бессмертных и одиноких. Не больно-то вы и отличаетесь друг от друга. К нему подход нашла — так думаешь, с тобой не справлюсь? Детлафф не ответил. Все так же стоял угловатым, впитывающим свет во тьму камнем, и с каждым словом будто бы мертвел. — Допустим, так. Допустим, есть такие желания. Что с того? — Одна пташка мне нашептала об ифрите в землях Хакланда, — пожала плечами Саломея, вновь обращаясь в игривую девчонку с искристыми глазами. — Нордлинги зовут их джиннами, хоть это и неверно. Детлафф прищурился. — Я не могу взять в руки печать. Это магия этого мира, она меня отвергает. Джинн никогда не исполнит моего желания. — Ты не можешь, а я могу, — улыбнулась Саломея. — Попрошу за тебя. Все что угодно. — Что мне мешает найти какого-нибудь другого чародея вместо тебя? — Ничего. Ищи сколько душе угодно — только не проси потом вытащить тебя из черной клети или по клочкам от стены оттирать. Думаешь, что с тобой сделает чародей, у которого в распоряжении есть личный джинн?.. — Говоришь так, будто знаешь, о чем. — Я была в замке Стигга, — просто призналась Саломея. — Искала того, кто сумеет мне помочь. О Вильгефорце ходили самые невероятные слухи. Некоторые приравнивали его чародейский талант к божественному… Как оказалось, он действительно сумел бы мне помочь — не убить высшего, но покалечить достаточно, чтобы к моменту его регенерации я бы уже умерла от старости… Только вот он тоже умер. Какой-то болван-ведьмак его убил. Идиот. — Забавно, — недобро протянул Детлафф. — Я тоже был в том замке. Шел на помощь другу. Жаль, мы не встретились тогда — дело бы решилось гораздо быстрее. Саломея осклабилась. — Угрожаешь? — вальяжно повела плечами. — Да брось, чернявенький, весь этот разговор — пуст, как дырявое ведро. Ты пойдешь со мной, потому что хочешь увидеть собрата. Задать ему вопросы. Быть может — защитить от меня. С самого начала ведь потому терпишь и компанию, и ведьмачку, — она заложила ногу за ногу будто бы невзначай, но Детлафф увидел чуть выше колена, на бедре — клеймо клана Тдет. — И меня до сих пор не тронул, поскольку я принадлежу такому, как ты. Для вас ведь это многое значит. Саломея улыбнулась его взгляду еще слаще. Добавила тихо: — А еще — потому что Тереза тебе приглянулась. Только слишком ты гордый, чтобы это признать. Прозвучало обыкновенно, но стылая угроза — и во взгляде, и в жестах — кинжалом царапнула мнимое перемирие. — Ты-то мне совершенно не приглянулась, — голос Детлаффа потускнел, как намерзающий на камень лед. — И проку от тебя нет — только вред. Они пободались взглядами, что два бывалых чародея, которым нет нужды и руку для чар поднимать. Вся их сила — в одном только разуме. — Теа тебе моего убийства не простит, — вкрадчивым шелестом, пробирающим до дрожи. — А это должно меня заботить? — резко и напоказ рублено. — Ну если не заботит, — проговорила Саломея, по-змеиному изгибая губы. — Так убей прямо сейчас. Докажи всем, что я не права. Пойди на принцип. Детлафф смотрел ей в глаза со свойственной ему мрачностью, но отчего-то — проигрывал. То ли эта улыбка — старая и понимающая; то ли ясный взгляд, лишенный настороженности и тревоги, притом пробирающий насквозь — так на него никто не смотрел. Быть может, лишь Регис. Детлафф дернул губой, открыл было рот и тут же усмехнулся — едко, рвано. Саломея обернулась вслед его взгляду, заметила Исенгрима. Волк стоял у самого входа, улыбался — скалился — на восходящее солнце; смотрел в небо серыми, что пепел, глазами. Словно воздухом подышать вышел. Опустил глаза на Саломею — взглянул прямо, не хуже Детлаффа. — Болит, — коротко прижал палец к щеке. — Ты обещала помочь. И ведь так сразу и не скажешь, что проведать пришел. Вызволить из неосторожной, опасной беседы. Развелось рыцарей — один другого краше. Саломея смотрела в ответ насмешливо долго, Исенгрим щурился равнодушно, Детлафф молчал с яркой презрительностью. — Ну раз обещала, — вздохнула она, с ленцой поднимаясь с камня. Обернулась к Детлаффу: — А ты, чернявенький, не горячись. Как влюбишься — так и разлюбишь. Уж я-то знаю, как это устроить. Ведьма как никак. Детлафф вспыхнул глазами в ответ на ничем не прикрытую издевку, но прежде чем сотворил непоправимое, сдержался. Отступил — обернулся туманом. Утек сквозь песок, как рассветная дымка. Вынудил тем даже спокойного Исенгрима обескураженно прищелкнуть языком. — Совсем еще мальчишка, — вздохнула Саломея, безошибочно читая ускользающий вампирский след в прозрачном воздухе. — Может, что и выйдет, конечно, если правильно воспитать… — Ты-то воспитаешь. Сколько ему? — Если в годах считать — то мой и твой, и сверху еще такой же хвостик. А если в жизнях… — Саломея и Исенгрим синхронно усмехнулись друг другу. — Он и трети не прожил. Ни твоей — ни моей.