***
Встречаться с ним на работе каждый день сложнее, чем она представляла. Бенедикт намеренно ее игнорирует, и это задевает куда больше, чем она готова признать. Казалось бы, вполне взрослое поведение: попробовали, не получилось — не повод для трагедии. Разумом Каттлея это понимает, но сердцем... она ожидала двусмысленных фраз, обиды, саркастичных шуточек, но не безразличия. Бенедикт даже не смотрит на нее при встрече, только холодно кивает в знак приветствия и идет в свой закуток или болтает с другими куклами. — Что между вами произошло? — как-то спрашивает Клаудия. — Ничего. — Он сказал тоже самое, — хмыкает тот. — Не верю ни одному из вас. — А что ты хочешь услышать? — злится она. — Историю о неземной любви, которую растоптали? Клаудия удивленно на нее смотрит. — Вообще-то думал, что вы поругались в очередной раз, но вижу, что проблема куда глубже. Каттлея закатывает глаза. Надо же так бездарно проколоться. — Бенедикт повзрослел, видимо, — ровно говорит она. — И перестал подворачивать ноги на каблуках. — Ты же знаешь: он их носит только для того, чтобы привлечь твое внимание. — Ты преувеличиваешь. — Это ты не замечаешь очевидного, — по-доброму улыбается Клаудия и чуть сжимает ее плечо. — Пожалуй, тебе так проще. — Клаудия, отстань! — А еще ты перестала его смущать, обнимая меня по поводу и без, — подмигивает он. — Бросается в глаза так же сильно, как и его намеренное дистанцирование. — Какое тебе дело, — качает она головой. — Это никак не сказывается на работе. — На вас сказывается, а это важнее, чем работа. Каттлея довольно долго молчит. Смотрит куда угодно, но не в глаза Клаудии. Кто бы мог подумать, что он настолько наблюдателен. Похоже, она недооценивала его проницательность. Каттлеи не хватает Бенедикта, но страшно ему в этом признаться. Она понятия не имеет, чего он хочет и сможет ли она ему это дать.***
— Давай поговорим. Первой не сдерживается Каттлея. Она убеждает себя в том, что Бенедикт прихрамывает. Даже в мыслях звучит жалко. — Письмо нужно срочно доставить? — бесцветно интересуется он. — Бенедикт, — она берет его ладонь в свою и сжимает. — Посмотри на меня. Он поднимает на нее взгляд и прищуривается. — Не боишься, что кто-то увидит? — ехидно выгибает бровь. — Неужели новая ступень в отношениях? — Пожалуйста, спрячь колючки на время, — просит она. — Нам правда нужно поговорить. Клаудия... — Так вот в чем дело, — прерывает ее он. — Клаудия начал что-то подозревать? Не он ли отправил тебя выяснять отношения? — Бенедикт зыркает исподлобья, а Каттлея тяжело вздыхает. Письма писать куда проще, чем общаться с живыми людьми. С небезразличными ей людьми. — Извини, я не должен был срываться, — тихо добавляет Бенедикт и снова ее удивляет. — Я бы предпочла библиотеку, но если тебе важно... — она запинается, сглатывает и продолжает: — Можем поговорить здесь. Бенедикт оглядывает холл и пожимает плечами. — В библиотеке лучше, — соглашается он. — Нога ноет, а диван там удобный. Каттлея скупо улыбается. Он идет на уступки, и это уже огромный шаг вперед. Они идут в библиотеку. Каттлея не сразу замечает, что так и не отпустила его руку. А когда понимает, чуть смущенно улыбается. Жест сам по себе слишком многое говорит, а идти на попятный теперь глупо. Бенедикт не пытается храбриться, он сразу садится на диван, скидывает сапог и закидывает ногу на журнальный столик. Лодыжка опухла. Каттлея стоит пару секунд в нерешительности, а потом все же подходит и легко касается воспаленной кожи. Бенедикт шипит сквозь зубы, и она усмехается. Садится на столик и перекладывает его ногу себе на колени, дует на нее и легко гладит. — Лучше? Бенедикт задумчиво на нее смотрит, прикрыв глаза. — Приятно, — наконец признается он и очаровательно краснеет. Каттлея мысленно засчитывает себе очко. Главное сейчас — не спугнуть. В вопросах отношений Бенедикт совершенный мальчишка, возможно, этим ее и привлекает — порывистостью, искренностью. Каттлея глубоко вдыхает, прежде чем заговорить. — Мы заигрались. — Бенедикт предсказуемо дергается. Он не пытается сбежать, и она не знает, как к этому относиться. Люди не меняются так быстро. — Если тяжело, можем остаться друзьями, — она запинается и почти шепотом добавляет: — Мне тебя не хватает. Он молчит и довольно долго просто смотрит на нее. У Каттлеи впервые не получается прочитать его эмоции. — Играла только ты, — пожимает он плечами. — Не знаю, какого еще ответа сейчас от меня ждешь. — Если сложно сформулировать, можешь воспользоваться услугами куклы, — усмехается она. Едва не отшатывается, когда видит в его взгляде злость и боль. Боли, пожалуй, все-таки больше. — Извини, я не хотела обидеть... — А чего ты хотела? — выплевывает ей в лицо Бенедикт. — Чтобы все осталось как прежде? Чтобы я ушел? Может, чтобы в любви клялся? Вот ты бы посмеялась. — Бенедикт... — начинает она, но тут же прерывает себя на полуслове. Какого черта! — Идиот, — фыркает она. — Правила игры были оговорены с самого начала. Если надоело, мог и нормально сказать. — Для лучшей куклы в городе ты потрясающая дура, — закатывает он глаза, убирает ногу с ее колен и тянется за сапогом, чтобы надеть. У Каттлеи в висках набатом стучат его последние слова. Она не сразу понимает, что он собирается уйти, а когда понимает — иррационально злится. — Перебор, тебе не кажется? — срывается на крик она. — Если тебя заводит истерика, могу наорать! Оскорблять необязательно! — И вот мы снова вернулись к сексу, — Бенедикт приподнимает брови и ухмыляется. — Не буду мешать вам с Клаудией. Можете больше не щадить мои чувства. Каттлея рычит от бессилия, подходит к нему и дергает за куртку. В его глазах удивление и надежда. Ее гнев сходит на нет так же быстро, как и появляется. — Ты бы сначала сообщил о них, что ли, — уже спокойно откликается она. — Обсудили бы, как быть дальше. — Даже звучит глупо, — отмахивается он. — Я не твой заказ, Каттлея. Ни к чему подбирать слова. Я понимал, что вечера в библиотеке закончатся, истерик не закатывал, жить не мешал. К чему этот разговор? — Мне не хватает тебя, идиот, — шипит она. — Нужно проорать на весь офис? Это я тоже могу. Бенедикт ехидно ухмыляется. — Клаудию удар хватит. — Тебя это сейчас интересует? — Почему нет, всегда можно совместить. Она закидывает руки ему на плечи и запускает пальцы в волосы. — Поцеловать меня не хочешь? Бенедикт щелкает ее по носу и опускает взгляд на губы. — Раньше ты не задавала глупых вопросов, — лукаво прищуривается он. — Раньше ты был более догадлив, — подмигивает она. Каттлея привстает на мыски и целует его — легко, почти целомудренно. Бенедикт рвано выдыхает, крепче сжимает руки на талии и тащит ее к дивану. — Уж извини, нога и правда болит. — Так и быть, подарю тебе обычные ботинки, — хихикает она. — Я бы попросил... — Не отвлекайся, — перебивает его она и прикладывает палец к губам. — Мое внимание ты уже привлек, — чмокает в кончик носа и усаживается к нему на колени. — Пожинай плоды. Каттлея спускает с плеч лямки платья и наслаждается восхищением, плещущимся в его глазах. Уступить чувствам — плохая идея, но потерять Бенедикта — худшая. Когда-то же она должна сдаться, в конце концов. Бенедикт запускает руки под юбку, медленно скользит пальцами по коже, оглаживает внутреннюю сторону бедер и не отводит от нее взгляда. Каттлея закусывает губу и пытается потереться об его пах, но он останавливает. Похоже, не хочет торопиться, а вот она уже заведена до предела. В любой момент могут зайти... А они здесь... Совершенно в неприличном виде... — Еще только утро, — выдыхает он. — Сможешь отказаться? — она царапает ногтями кожу его головы и закусывает нижнюю губу, наслаждаясь его стоном. Он так отзывчив, что у нее нет ни малейшего шанса прекратить. — Надеюсь, ни у кого не хватит решимости зайти, — качает он головой и накрывает губами ее сосок. Каттлея вскидывается, цепляется за его плечи и выгибается. Он знает, как сделать ей хорошо. С силой проводит руками по спине, она прикусывает щеку изнутри, чтобы не закричать. Каттлея одной рукой дергает его за волосы, а второй сжимает грудь. Из глаз едва ли не искры сыплются. Хорошо до боли, но ей сейчас нужна именно такая встряска, чтобы колени дрожали, а голос срывался. Бенедикт ощутимо прикусывает сосок, и она вскрикивает. Ощущается настолько ярко и остро, что сдержаться не получается. Он резко тянет ее на себя, прижимает так близко, что больно дышать, и впивается в губы. Его руки опускаются на ягодицы, с силой сжимают их, и Каттлея стонет прямо в поцелуй. Бенедикт словно мстит ей не то за ожидание, не то за причиненную боль. А может, хочет сказать, что теперь никуда ее не отпустит?.. Мысли путаются. Бенедикт не дает и секунды передышки, но Каттлея не против. Ей сейчас слишком хорошо, чтобы жаловаться. Она тянется к завязкам на его брюках, но он перехватывает ее руки и сжимает в своих. — Перенесем на более подходящее время? Каттлея изумленно таращится на него. Он ведь хочет, и она хочет... Он ей отказывает что ли? — Неприятное чувство, правда? — усмехается Бенедикт. — Чувство, будто тебя использовали. — Издеваешься? Злость закипает с новой силой. С трудом удается совладать с голосом, чтобы не дрожал. — Теперь ты знаешь, как я себя порой ощущаю, — пожимает он плечами, насколько позволяет поза. Каттлея прищуривается и ерзает на нем. Бенедикт инстинктивно двигается навстречу, и она усмехается. — Красиво отомстил, — бросает она и пытается отодвинуться. Он без труда удерживает ее на месте. — Показал, как от этого на душе паршиво, — он берет ее за подбородок и не дает отвести взгляд. — Давай не будем больше возвращаться к этому вопросу. Каттлея смотрит на привычного и одновременно незнакомого Бенедикта. Это он так повзрослел, или она игнорировала очевидное? Как вышло, что стойкое желание его разгадать возникло только сейчас? Неужели она настолько погрузилась в эмоции заказчиков, что не заметила чувств близких ей людей? О такой профдеформации ее никто не предупреждал. Каттлея и забыла, когда в последний раз ощущала себя настолько нелепо. Она неловко натягивает платье на грудь, словно это позволит ей прикрыть еще и душу, в которую Бенедикт настойчиво пытается заглянуть. Дверь распахивается, и в библиотеку заглядывает Клаудия. — Не убили еще друг друга? Кажется, он и впрямь обеспокоен. Каттлея закатывает глаза. — А если бы я сейчас была голая? Мог бы и постучать. Клаудия переводит удивленный взгляд с нее на Бенедикта, который все еще молчит по непонятным ей причинам, и выдыхает. — Наконец. — Чего? — Каттлея не успевает прикусить себе язык, уж слишком явно в голосе Клаудии мешаются радость и облегчение. — Перестанете делать вид, что между вами ничего не происходит, — довольно заканчивает тот и добавляет: — Скажу, чтобы никто не заходил сюда, пока вы не выйдете. Явно удовлетворенный произведенным эффектом, он уходит. Каттлея бы не удивилась, если бы услышала щелчок замка в двери. К счастью, Клаудия растерял пока еще не всю свою адекватность. — Похоже на благословение, — криво усмехается Бенедикт. Каттлея передергивает плечами, скатывается с его коленей, на этот раз он не мешает. Она встает, поправляет платье, приводит в порядок волосы, не глядя на него. Каттлея не готова посмотреть ему в глаза. Не знает, как реагировать. Не может понять, что происходит у нее внутри. Бенедикт не торопит. Возможно, и он чувствует нечто подобное. — Каттлея, — он встает, подходит к ней и берет за руку, когда она уже думает уйти. — Нам нужно поговорить. — Не после этой ли фразы мы сюда пришли? — она давится нервным смешком. — Содержательный вышел диалог. — Я больше не могу и не хочу здесь прятаться, — снова повторяет он. Как будто она не поняла этого раньше. — Ты готова выйти за пределы библиотеки со мной? — Я тащила тебя за руку сюда, — фыркает она. — Думаешь, у кого-то еще остались сомнения? Каттлея понимает, что сама себя топит. Она вышла за пределы зоны комфорта и ведет себя как глупая девчонка. Бенедикт улыбается. Он тоже это понимает, отчего ситуация раздражает еще больше. — Мне плевать, что думает редакция, — он интонационно выделяет последнее слово. — Пора делать выбор. Я больше не могу ждать. Она закрывает глаза и глубоко вдыхает. Как получилось, что они с Бенедиктом поменялись ролями? Когда он успел взять лидерство? Он все для себя решил, а она боится... Непривычно чувствовать себя уязвимой. Она теряет слишком многое, если проиграет, но едва ли остался шанс победить. Бенедикт разбередил чувства, о которых она давно забыла, едва ли выйдет притвориться, что ничего не изменилось. Сохранить хорошую мину при отвратительной игре уже не выйдет. Хуже уже не будет, у Бенедикта все козыри на руках. Так стоит ли тогда прятаться за привычное? — Уверен, что тебе это нужно? Каттлея понимает, что хватается за соломинку, но если уж сжигать пути к отступлению, то с уверенностью. — Чего ты боишься? — Когда все серьезно, рано или поздно кому-то становится скучно. Бенедикт смотрит на нее несколько секунд, а потом неожиданно смеется. — Я предполагал многое, но совершенно точно не это, — обнимает ее и прижимает к себе. — Неизвестность всегда пугает, но если не рискнуть, ты так и будешь бояться всю свою жизнь. Он прав. Она знает, что прав, но сделать последний шаг, разделяющий их, все равно сложно. — Когда станет совсем плохо, я буду писать тебе письма, — хмыкает она. — А сапоги на каблуках давай оставим для спальни. Есть у меня парочка идей... Он не дает ей закончить, заглядывает в глаза и целует. Так, как никогда не целовал. Возможно, у них и не получится, но Каттлея никогда не узнает наверняка, если не попытается. — Если мы сейчас не остановимся... Ее прерывает Айрис, ворвавшаяся в библиотеку. — Каттлея, заказчик хочет именно тебя. Вечером будите миловаться. — Бенедикт пытается закрыть Каттлею собой, чтобы она привела себя в порядок, а Айрис только фыркает. — Если вы думаете, что хоть кто-то сомневался в том, чем вы тут занимаетесь, то спешу огорчить. Как школьники прячетесь, честно слово. Айрис исчезает так же быстро, как и появляется. Каттлея усмехается и тянется за поцелуем. — Слишком много благословений для одного дня, не находишь? — Мы бы и без них справились, — улыбается он и целует в кончик носа. — Иди, а то разговор снова затянется. Каттлея закатывает глаза и уходит, пока они оба не передумали. Она понятия не имеет, как далеко они зайдут, но отступать уже поздно. Пожалуй, можно опробовать другие темные закутки редакции, раз уж библиотека потеряла актуальность... Азарт накрывает с головой, и она усмехается. Одна игра закончилась, чтобы началась другая, вероятно, еще более увлекательная. — Здравствуйте, я Каттлея Бодлер. Кому вы хотите написать письмо? — она улыбается заказчику и слушает сбивчивый ответ. У нее нет проблем с выражением чужих эмоций, поэтому она лишь кивает на его рассказ и бойко печатает слова, которые хотела бы услышать его девушка. Она легко улыбается, когда он рассыпается в благодарностях и оплачивает письмо. Каттлея думала, что стала куклой, чтобы дарить людям радость. Оказывается, она и сама в ней отчаянно нуждалась, только боялась в этом признаться. Возможно, когда-нибудь она признается Бенедикту, что он заставил ее посмотреть на свою жизнь с другой стороны. Возможно, когда-нибудь, когда будет готова.