Логика

      Тёплый вечер, нарядный город и множество весёлых людей вокруг, снующих от одной палатки к другой. Как и планировалось, фестиваль звёзд проходил отлично, но только ровно до того момента, пока Миака вдруг куда-то не пропала, стоило её хранителям отвлечься на одно мгновение.       — Миака! Ты где? — обеспокоено кричал Нурико, оглядываясь по сторонам. — Отзовись!       — Вот же! — сквозь зубы ругнулся Таски, лицо его на мгновение стало кислым. — Вот и старайся после эдакого. Уж мне эти бабы!       Некоторое время хранители кружили по ярмарке, по возможности аккуратно расталкивая прохожих локтями, стараясь не наводить суету, но жрицу так и не нашли.       — Что теперь будем делать? — спросил Нурико, когда самые оживлённые места были исхожены вдоль и поперёк. — Вернёмся во дворец?       Таски пожал плечами, посмотрел из стороны в сторону, всё ещё безуспешно пытаясь высмотреть в толпе веселящихся людей Миаку.       — С чего так рано? Я пойду перекушу чего-нибудь, может и нашу мико встречу. Ну, знаешь, где еда, там и она.       Глядя на лицо Таски, ничуть не потерявшее весёлой яркости, Нурико слабо улыбнулся. А затем его желудок издал звук погибающего дракона. Таски ушло захихикал.       — Пожалуй, пойду с тобой, — сказал Нурико, закидывая руки за голову. — Покажу тебе одно местечко, там готовят настолько острую лапшу, что сам Судзаку после неё огнём бы дышал.       — Звучит как вызов, — в улыбке хищно обнажились острые клыки. — Давай наперегонки — кто медленнее свою лапшу съест, тот за обоих заплатит.       — Если бы с нами была Миака, соревноваться не было бы смысла.       — Базаришь!       Хранители сами не поняли, в какой момент соревнование по поеданию лапши превратилось в задушевный разговор в компании быстро опустошающихся кувшинов с вином.       — Просто почувствуй логику, — сказал Нурико, отхлебнул и продолжил, делая взмах рукой после каждого предложения. — Миака влюблена в Тамахоме. Хотохори-сама влюблён в Миаку. Я влюблён в Хотохори.       — И? — спросил бандит, пытаясь проследить за мыслью.       Нурико покривил губы, но продолжил, всплеснув руками:       — Если не считать Тамахоме и Миаку, это какая-то дурацкая цепочка невзаимности! Вот почему в меня никто не влюбится, а?       Таски посмотрел на товарища, грустного, не похожего на обычного Нурико-силача, Нурико-балагура, даже Нурико-кокетку, для которого обиженное личико чаще всего — просто игра на публику. Сейчас его обида была настоящей, хоть и какой-то кукольно-детской, как у ребёнка, которому раз за разом обещают сладостей, но так их и не покупают. Едва ли кто-то мог найти верный ответ на вопрос Нурико, если этот ответ вообще существовал.       — Почём я знаю, — сказал наконец разбойник и сочувственно потряс Нурико за плечо. — Только во всём бабы виноваты, это как пить дать.       Они опрокинули ещё по одной, Нурико поднял взгляд от стола, мутный и неуверенный, моргая глазами по очереди, покачал в пальцах чашку.       — Таски, а ты бы не хотел? — спросил Нурико растянуто, подперев круглую щёку ладонью.       — Конечно хотел, лей давай! — и подвинул опустевшую посудину.       Нурико закатил глаза, вздохнул, но всё же плеснул из кувшина немного в стакан Таски.       — Да я не об этом, кретин.       — А о чём?       — Ну, влюбиться в меня не хотел бы?       Таски непонимающе уставился на парня, сдержавшись от того, чтобы выплюнуть напиток. По остекленевшему и, может быть, испуганному взгляду разбойника Нурико понял, что нет, не хотел бы.       — Почему так? — сокрушённо выдохнул Нурико, уронил голову на руки. — Почему я никому не нравлюсь? Я что, уродина?       — Да чтоб все такими уродинами были, — хохотнул Таски, но Нурико шутку не оценил, даже голову не поднял. — Давай по чести скажу — характер у тебя хреновый.       — А ты как будто святой, — буркнул Нурико, едва выглянув, хмуро свёл аккуратные брови. — Ты ещё и тупой в придачу. Тупой как пень.       — Ну так я и не убиваюсь из-за всяких ерундовин, — разбойник пожал плечами, налил себе ещё. — А безответно влюбиться — вот где тупость несусветная.       — Может ты и прав.       И правда, умнее надо быть. Вместо того чтобы жаловаться, нужно взять и придумать что-нибудь. В одурманенном разуме Нурико зароились идеи, одни наивные, другие жестокие, третьи коварные, какие-то просто невыполнимые. Простота, расчёт и неправдоподобный драматизм смешались в клокочущее варево глупого плана.       Таски с интересом проследил за тем, как его друг, запрокинув голову, выдул остатки напитка прямо из кувшина. Щёки Нурико пылали, он мёртвой хваткой вцепился в рукав разбойника, едва не повиснув на нём, как расшалившаяся кошка.       — А давай, ты украдёшь меня?       — Чавооо?       — Укради меня, говорю, ты же вор-грабитель! — заканючил Нурико, люди начали оборачиваться в их сторону. — Увези в какую-нибудь дикую глушь! Выкуп назначь! Такой огромный, чтобы только Хотохори-сама и смог его выплатить!       — Ты чего городишь, дурёха! — взвился Таски, безуспешно пытаясь отцепить от рукава Нурико, непомерно сильного для своего хрупкого на вид тела. — Чего удумал? С какого демона лысого император должен втюриться после того, как бабла за тебя отвалит?       Взгляд Нурико вмиг побледнел как озеро, подёрнутое тонким хрупким ледком. Его губы задрожали, словно ещё чуть-чуть, и храбрый могучий воин расплачется, как дитя. Он так и не отпустил рукав разбойника, уткнулся лицом теперь в него и застыл на несколько мгновений, спросил тихо:       — А что, всё-таки не полюбит?       Таски ответил не сразу.       — Вот ты чудной. Живёшь при дворе, образованный вроде, а логика как у бабы с базара. По-твоему, раз деньги выложил, так значит теперь взять должен?       — А разве не так браки заключаются у правителей? Всё по расчёту, по деньгам.       Таски был настолько от всего этого далёк, что и вовсе не нашёл никаких слов в ответ. Весь разговор казался ему слишком сложным и невероятно тяжёлым, как и голова Нурико, полная грустных мыслей, в другое время тщательно скрытых от чужих глаз и ушей. Стараясь не двигать рукой, на которой лежала голова товарища, Таски медленно допил остатки. Чертовски неудобно, но если Нурико от этого лежания хоть чуть полегчает, то ладно, пусть хоть до онемения, до иголочек отлежит ему руку, для друга не жалко.       Когда они наконец решили вернуться во дворец, празднество давно подошло к концу, воздух стал прохладным. Таски перехватил руку Нурико удобнее и подтянул его к себе ближе, чтобы ноги в новых изящных туфлях не волочились по пыльной дороге.       — Ты уж звиняй, — сказал он внезапно, пока они, пошатываясь, шли по опустевшим улицам столицы, — но в боевых товарищей не влюбляются.       — Жаль, — Нурико постарался крепче схватиться за плечо разбойника. — Я бы, может, и влюбился бы в тебя.       — Это чтоб император заревновал?       — А ты не такой уж и тупой, оказывается, — Нурико улыбнулся, прикрыв глаза.       Таски только головой качнул и цыкнул.       — Ишь ты! Гремучая смесь базарной бабы и придворного интригана? Ну и поклонники у нашего Высочества!       Нурико засмеялся, Таски подхватил. Из ближайшей подворотни на них залаяла собака, поднимая на уши весь квартал.       Никогда и ни за какие коврижки огненный бандит в Нурико не влюбится, как бы он ни был красив. Не потому что Нурико мужик, не потому что похож на бабу, не потому что характер сложный. Для таких как Таски, влюбиться — всё равно что птице в силки попасть и крыльев лишиться. Свобода для разбойника — хлеб и масло, свобода — вся его жизнь. Не предвкушение встречи с возлюбленной заставляет его сердце трепетать, а пыл битвы и буйный ветер, воинственно хлопающий полами плаща.       Таски не станет влюбляться в Нурико, а Нурико не влюбится в Таски. Но это не значит, что они не могут любить друг друга по-иному.