Катастрофа

      Лихт не мог в это поверить.       Просто не мог и всё тут.       Каждый в Восьмой бригаде старался его как-то подбодрить, утешить, отвлечь от этого, но у них не получалось. Их слова и действия просто напросто не воспринимались мозгом учёного, потому что он всё ещё был там, в том самом дне. В дне Катастрофы. ___       В тот день между доппельгангером Бёрнса и Джокером шла ожесточённая битва, которая должна была длиться ровно до того момента, пока один из них не погибнет.       Вокруг них бушевало жаркое пламя, куски земли и асфальта отлетали в разные стороны, а потоки горячего воздуха так и норовили сбить с ног.       Виктор не мог ничего сделать. Его вмешательство ничем не помогло бы курильщику. Даже наоборот, оно бы только отвлекло его от дела, потому что зная, что учёный рядом, он будет сдерживать себя, а это явно не поможет битве.       В глазах зелёноглазого мелькали искры. Это были не искры восхищения, хотя, наверное, они там тоже присутствовали. Это были искры страха за чужую жизнь и пламени, которое мелькало и появлялось то там, то тут, обдавая жаром то или иное растение, а может и двух сражающихся мужчин.       Но в какой-то момент что-то пошло не так. Казалось, битва была выиграна. Джокеру нужно было сосредоточить карты в одной единственной точке, в том месте, где у всех огневиков было ядро. Он уже практически сделал это, но тут доппельгангер решил атаковать его не с помощью пламени, а просто рвануть напрямик и ударить того прямо в грудную клетку одним из своих рогов.       Из рта курильщик тут же выплюнул кровь. Он не мог пошевелиться, так как это бы лишь усилило кровотечение, хотя, о каком кровотечении может идти речь, если у тебя буквально пробита грудная клетка? Но это сейчас его не волновало. Ему нужно было покончить с этим демоном, иначе он продолжит бесчинствовать, возможно даже нападёт на стоящего не так далеко от них учёного, а это будет означать, что он сейчас зря старается оставаться в сознании как можно дольше. Он не мог так поступить.       Собрав последние силы и сжав покрепче все оставшиеся карты, он со всей дури ударил демона в грудную клетку пламенем. Как и ожидалось, после всего того, что произошло, он всё же добился успеха. Доппельгангер в ту же секунду начал рассыпаться, развевая остатки своего праха по ветру.       В тот же момент Джокер упал, не в силах больше держаться на ногах. из его грудной клетки до сих пор лилась кровь, а на лице застыла довольная ухмылка. Он смог. Несмотря ни на что, он сделал это.       У него осталось всего несколько секунд. Несколько секунд до того момента, как наступит полная неизвестность. Как же он хотел в это оставшееся время зарыться руками в вечно растрёпанные и такие мягкие чужие волосы. Стереть чужие слёзы с лица, которое стало таким родным. Но у него не получится это сделать. Тело начинает потихоньку становиться всё тяжелее и тяжелее, глаза постепенно погружаются во тьму. Губы, с которых не спадает дурацкая ухмылка тихо, без каких-либо звуков, что-то говорят и тут же замирают.       Они говорят те самые слова, которые никто из них никогда не говорил друг другу, потому что они знали, что эти слова им говорить необязательно. «Я люблю тебя» — вот те слова, которые он сказал на прощание.       Лихт же в то самое время не мог поверить своим глазам. Всё произошло так быстро, так неожиданно, что осознание пришло лишь спустя время. Лишь на тех самых словах.       Из глаз уже лились нескончаемые потоки горьких слёз, которые градом падали на землю. В горле застрял огромный ком горечи, ярости и отчаянья, которые никогда не смогут угаснуть. В груди застрял немой крик, который никак не мог оттуда вырваться, потому что мозг учёного был целиком и полностью поглощён мыслями. Мыслями о том, что такого не может быть, что это всё чёртов дурацкий кошмар, и что он сейчас просто проснётся рядом с любимым человеком.       Но это было не так. Всё это было взаправду. Весь этот кошмар и бред, которые произошли за довольно короткое время, были реальностью. Той реальностью, в которую Лихт не хотел верить. ___       В тот день люди из Восьмой нашли учёного рядом с телом Джокера. Они долго пытались уговорить его пойти с ними обратно, в их штаб, но у них это плохо получалось, поэтому им пришлось с горем пополам сделать это силой. Не дойдя до штаба, Виктор потерял сознание.       Проснулся он спустя лишь три дня. На тумбочке в его комнате стоял поднос с едой, скорее всего приготовленной лейтенантом. Но учёный не хотел есть. Ему было всё равно на голод. Сейчас, в данную секунду, в данный день, в данный момент, его мир погрузился во мрак, стал темнее, чем был до этого.       Прошло ещё два дня, с момента смерти дорогого Лихту человека. Всё это время по ночам ему снились ночные кошмары, в которых он снова и снова оказывался у тела того, кого любил. Он снова видел багровую лужу крови, которая текла из раны. А вокруг были цветы. Много цветов ярко-красного цвета. Хиганбана. Они росли везде и, как будто бы, окружали их, загоняли в угол. Становилось трудно дышать. В груди кончался воздух, а из глаз лились кровавые слёзы, которые превращались всё в те же красные цветы.       На этом моменте он всегда просыпался. Холодный пот лился ручьём и пропитывал одежду. Водные процедуры помогали смыть это всё. Пот, подступающие слёзы и воспоминания о кошмаре. Но смыть тот день они не могли.       Спустя ещё день Лихт перестал есть, а, точнее, стал недоедать. Выходить из комнаты стал только по ночам, и, при этом, был похож на привидение. Он похудел ещё больше, стал избегать людей. Было совершенно ясно, что его полностью сломала чужая смерть.       Никто из Восьмой не знал, что делать. Они знали, что по ночам учёный выходит на крышу, подходит к краю и смотрит вперёд пустым взглядом, а потом спустя несколько минут, в его глазах появляются слёзы. Именно из-за слёз он отходит от края, садится на крышу, утыкается головой в колени и тихо рыдает. Так, чтобы никто не слышал. Хотя они и так слышат, он ведь их товарищ. ___       Он больше не может. Он не может больше так жить. Недосып и недоедание перешли все границы. Его шатало из стороны в сторону при малейшем шаге. Ноги просто не слушались и постоянно подкашивались, из-за чего парень много раз на дню падал, даже если просто хотел элементарно сходить в душ.       Но его это не волновало. Он был слишком сильно сломлен и подавлен. Слишком.       Наступил ещё один день, а, если быть точнее, ещё одна ночь. Учёный вновь вышел на крышу и встал на край. Холодный ветер играл с его каштановыми волосами, как будто бы мягко поглаживая учёного. Во взгляде каштанововолосого вновь была пустота, но не такая, как раньше. Сейчас она больше походила на пустоту со смесью надежды и безумия.       На его глазах вновь появились слёзы, но не они одни появились на лице. Там так же мелькала улыбка. Лёгкая, но при этом такая безумная. Секунда. Ровно секунда сомнений, которые были у него в голове все эти дни. И все они исчезают ровно за такое же время.       Один шаг. Один шаг отделял его от неизбежного, но такого притягательного исхода. И он сделал этот шаг.       И тут наступила очередь неизвестности. Холодный воздух встретил Виктора с распростёртыми объятьями, в то время как тот наслаждался полётом. Для него этот полёт казался вечным. Он вспоминал все хорошие моменты своей жизни. Встреча с Джокером, своё признание, первый поцелуй и их первая ночь. Всё это мелькало в голове так быстро и медленно одновре́менно, что он не успевал радоваться всем нахлынувшим на него воспоминаниям.       Утром Восьмая бригада была тихой. Никто не радовался, Артур и Шинра не спорили между собой, Вулкан не мастерил что-то в мастерской, а капитан Оби не делал привычную ему утреннюю зарядку. Всем было не до того, ведь сегодня погиб их товарищ.