Remedium desperatio

— Тогда начинай, — предложил Гарри. — Что именно, Поттер? — Можешь появление первого мага на Земле опустить и начать сразу с того, какого боггарта ты ко мне привязался? — Много чести, Поттер, я просто присматриваю, чтобы ты не влип в неприятности. — Вот как? В таком случае ты напрасно стараешься, Малфой. Я не способен оценить твой благородный порыв, так как попросту не верю тебе. Я пока что прекрасно помню все те гадости, которые ты сделал или наболтал своим поганым языком мне и моим друзьям. Я помню, как ты постоянно пытался подставить меня, как оскорблял Гермиону или Рона, придумывал мерзкие стишки и как заявил, что грязнокровки, маглолюбцы умрут первыми, хотя нет — вторыми, первым был Диггори. Твои слова, узнаешь? Слишком много грязи ты на нас вылил, чтобы я мог поверить в то, что ты изменился и воспылал дружбой ко мне. Драко недоуменно смотрел на Поттера, он никак не ожидал такого красноречия от него. Нет, он уже смог убедиться, что Поттер в некоторых жизненно важных ситуациях бывает весьма красноречив, но в быту… — Война изменила многих, Поттер, — лениво сказал Драко. — В чем-то ты, конечно, изменился, Малфой. Думаю, никому не пойдет на пользу угроза Азкабана, Поцелуя или жизнь под одной крышей с Волдемортом. Но я не это имел в виду. Тебе вовсе не нужно притворяться моим другом и пытаться защищать меня от неких неведомых опасностей. Мне это не надо, как, впрочем, и тебе. — Что нужно мне, я сам в состоянии решить, а ты как был тупым идиотом, шагу не умевшим ступить без своей грязнокровной подружки, так и остался. Гарри подкинулся с кровати и направил палочку на Драко: — Закрой свой грязный рот, Малфой! — А то что? — А то я сам тебе его закрою! И самое лучшее, что ты можешь сделать, раз тебе так не терпится меня отблагодарить, это забрать свое барахло и свалить в другую комнату! — Не получится, Поттер, — усмехнулся Драко, — я буду жить в той же комнате, что и ты. — Зачем? — Я уже объяснил тебе, и даже такой тупица, как ты, мог это понять. — Трудно, знаешь ли, поверить во вдруг неожиданно проснувшуюся в тебе благодарность. Малфой сверлил Гарри тяжелым взглядом. — Трудно, говоришь, Поттер? Но тем не менее это так. Нет, я не возлюбил грязнокровок, нищебродов и магглов, в этом я не изменился — ты прав. Я просто благодарен тебе за спасение моей семьи от Азкабана и нашего поместья от разграбления министерскими работничками под видом различных проверок. После твоей пламенной речи в Визенгамоте, видимо, никто не посмел к нам заявиться. — Прекрасно, — хмыкнул Гарри, — ты мне благодарен, я это понимаю и принимаю, но ты мог всё это сказать и в Англии. Для чего было переться за мной в Румынию и вселяться в одну комнату? — Я бы и не поехал, — помолчав, нехотя сказал Драко, — если бы твои подружка с дружком отправились с тобой. Гарри удивленно уставился на Малфоя: — А они тут причем? Драко возмущенно закатил глаза: — Поттер, ты мастер влипать в неприятности, кто-то же должен тебя из них вытаскивать. Гарри засмеялся: — Малфой, тебя что, соплохвост покусал? Половина моих неприятностей — твоя заслуга. Драко слегка искривил губы в улыбке и самодовольно сказал: — Верно, но во вторую половину ты вляпывался без моей помощи. — Ну да, ее мне обеспечивали Волдеморт и Ко. Драко помрачнел и отвернулся — прошлый учебный год стал переломным для него: родной Мэнор превратился, по сути, в пыточный застенок с легкой руки Темного Лорда, устроившего из имения Малфоев свою штаб-квартиру; в Хогвартсе было не лучше — там правили бал брат и сестра Кэрроу, любители разбрасываться Crucio. Драко тогда многое переосмыслил и понял. От восхищения Темным Лордом не осталось и следа, на первое место вышло элементарное желание выжить, страх за свою жизнь и жизни родителей. Уроки, полученные Драко, были тяжелыми, но они же и заставили его кардинально пересмотреть свои приоритеты и измениться в конечном итоге. И он действительно был благодарен Поттеру! Ну и что, что словами он не мог это нормально выразить, но ведь главное — дела! И неужели этот тупица не понимает, что такое для Драко поехать за Поттером в чужую страну, чтобы присматривать за ним там. Мало того, что Драко намного удобнее чувствовал бы себя в комнате с любым рейвенкловцем, так он пожертвовал своим комфортом ради того, чтобы быть рядом с Поттером и успеть выручить его, когда он влезет в очередную неприятность. Но кто это ценит? Ровно в одиннадцать вечера погас верхний свет и зажглись небольшие магические светильники над изголовьями кроватей. Гарри сразу погасил свой и, завернувшись в одеяло, закрыл глаза, пытаясь уснуть; в голову лезли мысли о том, что еще может учудить домовой, а также — не забыть купить комнатные тапки, а то идти из ванной босиком по каменному полу было не слишком приятно. Малфой на своей половине тихо пошуршивал страницами книги: то ли читал, то ли нервное. Ужасно не хватало полога, возвышающегося над кроватью, сейчас бы закрыл его, зачаровал, и ни звука тебе, ни света. Гарри и не заметил, как под этот мерный шорох заснул. *** Поттер давно уже спал, когда Драко отложил книгу, тихонько сходил в душ и тоже лег. Но сон никак не шел, этому мешал то ли льющийся в окно лунный свет, отсутствие полога и штор очень удручало, то ли воспоминания. Драко прекрасно помнил тот тошнотворный ужас за себя и родителей, который он испытывал перед судом, сравнимый лишь со страхом перед Темным Лордом. Он не сомневался, что отца приговорят к Поцелую и тот, чтобы спасти хотя бы жену и сына, даст доступ в имение, в которое иначе посторонним не попасть, пожертвует любыми имеющимися богатствами. Была, конечно, вероятность, что его тоже приговорят к Поцелую, но он не сомневался, что отец отдаст всё и приложит к этому свою жизнь, лишь бы спасти семью. Больше всего было жаль мать, она ведь даже не являлась Пожирателем, не пытала никого, не ходила в рейды, но, естественно, ее тоже приговорят к Азкабану, просто для профилактики, лет пять, но дадут. Драко старался не думать, какой приговор для него лучше: Поцелуй или пожизненное заключение. Их держали в одиночках внизу где-то в казематах Аврората, они встретились в коридоре, когда их вели на суд, и отец, несмотря на грозные окрики авроров и угрожающе направленные на него и жену с сыном палочки, обнял их, прижимая к себе крепко-крепко, потом взял за руки, и так они и шли в зал номер десять для слушания самых серьезных дел. Они не виделись две недели, ровно столько прошло после финальной битвы, битвы за Хогвартс. Коридор, по которому их вели, был очень мрачен и напоминал подземелье; в держателях, закрепленных на грубых каменных стенах, горели факелы, освещая массивные деревянные двери с железными засовами и обитыми железом замочными скважинами. Освещение в зале, в который их привели, было тусклое, факельное. Тогда казалось, что это последний свет, который Драко увидит в своей жизни… еще бы немного, еще чуточку подождали, еще бы один раз увидеть солнце и просто подставить лицо дождю. На нижней площадке зала стояли три кресла с цепями на подлокотниках, готовые по желанию председателя ожить и прикрутить обвиняемых. Драко было не до разглядывания зала, но он все равно заметил, что от площадки трехсторонним амфитеатром поднимаются ряды кресел: справа и слева от обвиняемых предназначенные для зрителей, напротив — для судебной коллегии. На месте Верховного судьи Визенгамота, которое после смерти Дамблдора почему-то оставалось свободным, сидел Кингсли Шеклболт. Краем уха Драко слышал, что тот вроде бы стал Министром магии, возможно, его выбрали также и Верховным чародеем Визенгамота. Их подтолкнули к креслам. Драко взобрался на холодное и страшно неудобное сиденье, оказавшееся неожиданно высоким, и когда они сели, цепи, как змеи, подползли к ним и защелкнули кандалы вокруг запястий и лодыжек на каждом из них. Рядом вскрикнула мать, в ушах зашумело, то ли это был шум крови, то ли шум толпы — праздных зрителей, которые пришли порадоваться их унижению, на душе стало ужасно тоскливо, противно и мерзко. Готовясь к худшему, Драко безнадежным взором окинул зал — судя по всему, слушание происходило при полном составе Визенгамота, по крайней мере казалось, что судей в мантиях сливового цвета с вышитой буквой «В» не меньше пятидесяти. Шеклболт лично вел заседание суда; Драко сидел со студеной пустотой в груди и не вслушивался в то, что говорил он и другие маги — все равно ничего хорошего не услышал бы. Насторожился он только, когда уловил знакомую фамилию. Из-за того, что они сидели спиной к залу, им не было видно ни зрителей, ни Поттера, который шел от дверей. — Мистер Поттер, вы вызвались выступить свидетелем по делу Малфоев. Это так? — Да, — совершенно спокойный Гарри невозмутимо стоял под взглядом всего Визенгамота и глядящего ему в спину семейства Малфоев. — Вы пришли сюда по доброй воле или под чьим-то принуждением? — Абсолютно по доброй воле, мало того, я готов принять Веритасерум, а также дать свои воспоминания, чтобы доказать это. В зале стало настолько шумно, что председателю пришлось несколько раз стукнуть молотком, призывая к тишине. Драко мельком глянул на мать — скорбная складка у губ, отцовского лица не видно — и опустил голову. — Мы слушаем вас, мистер Поттер. — Прежде чем начать, могу ли я обратиться к уважаемому Визенгамоту, господин председатель? — Гарри пристально смотрел в глаза Шеклболту. Удивительным образом слово «уважаемому» в устах Поттера прозвучало синонимом презренному. В зале волной прошелся заинтересованный шум, и до Драко долетело несколько отчетливых выкриков, видимо, общественности было очень любопытно, что ж там такое хочет сказать Герой Совету Мудрейших. Гарри холодно смотрел на судей: — Вот мы снова встретились в том же зале, господа, и при полном, хоть и измененном, составе Визенгамота, только я не сижу там, — Гарри, не оборачиваясь, указал рукой себе за спину, — но точно так же у подсудимых нет защитника. Хотя, возможно, Пожирателям его не положено? — вопросительно уточнил он и, увидев утвердительные кивки некоторых судей, спросил: — Но миссис Малфой — не Пожиратель! Где ее защитник? Кто-то из древних магов, брызгая слюной, стал кричать, что таким, как она, не положен защитник. — Вы «объективны», как всегда, вы все, представляющие собой самый мудрый, самый честный магический суд! — голос Поттера уверенно перекрыл карканье старца, недовольно севшего на место и замолчавшего. — Я нахлебался в свое время вашей мудрости и честности, поэтому сам буду защитником Малфоев. Никто из них не будет осужден без доказательств и прямых улик! На зал упала мертвая тишина, только чуть поскрипывали зачарованные перья. Тихо звякнуло звено цепи, прикрепленной к запястью миссис Малфой, она подалась вперед, с жадной надеждой ловя слова Поттера. — Они Пожиратели! — выкрикнул полный маг среднего возраста, обращаясь не столько к Гарри, сколько к зрителям. — Пожиратели в первую очередь — рабы! И рабское клеймо не слишком-то дает возможность сопротивляться хозяину, особенно когда этот самый хозяин угрожает твоей семье! — жестко и уверенно парировал Поттер. — А не надо было руки под метку подставлять! — выкрикнул тот же маг с видом непогрешимого в своих убеждениях человека, и зал одобрительно загудел. — Многие совершают ошибки молодости, в которых потом раскаиваются. Что сделали бы вы, — Гарри совершенно невоспитанно ткнул пальцем в сторону крикливого мага, и тот, а вместе с ним несколько других магов, отшатнулся испуганно, словно Поттер держал в руке палочку, — если бы Волдеморт решил избрать своей резиденцией ваш дом? Вы думаете, он вас спросил бы об этом? Или вы полагаете, что он спросил разрешения мистера Малфоя въехать в его имение? Мы говорим о Волдеморте, чье имя до недавнего времени вы боялись даже произнести! И вы считаете, что могли бы оказать ему сопротивление, особенно если бы он угрожал жизни ваших близких?! — Я бы сражался! — громко сказал маг, чувствуя поддержку зала и суетливо одернув мантию, стараясь не смотреть на Поттера, приосанился. — Сражался?! — Гарри произнес это таким тоном, что тот втянул голову в плечи. — Тогда почему я не видел вас в битве против Волдеморта и его сторонников? Никого из вас, — он обвел рукой сидящих перед ним чародеев Визенгамота, — за исключением мистера Шеклболта. Где были вы все, когда так нужна была ваша помощь? Когда Хогвартс наравне с учителями защищали и погибали дети. Где были вы? Драко слушал и думал с тоской, что такое обличение судей вряд ли поможет хоть немного оправдать его самого и родителей. Как бы наоборот не получилось настроить против них весь Визенгамот. Гарри смотрел на магов и голос его становился тише: — Вы хороши толпой сражаться с ребенком. Я помню, как сидел там, — он вновь показал рукой назад, — а вы в полном составе рассматривали мое дело, хотя это было всего лишь использование магии несовершеннолетним. Во-первых, я имел право использовать магию для защиты своей жизни и жизни кузена от дементоров; во-вторых, даже если я злоупотребил волшебством в пятнадцатилетнем возрасте, суд не должен был собираться в полном составе в зале для судов над опасными преступниками ради дисциплинарного слушания, да еще и при участии Министра магии. Но ведь Фадж все это и организовал, он хотел, чтобы я был осужден. И подстроенно это было заместителем Министра, тоже судьей Визенгамота, Долорес Амбридж. Именно она послала дементоров в Литтл Уингинг, где я проживал со своими родственниками. В зале стояла звенящая тишина. Поттеру удалось показать толпе, рассевшейся в ожидании, не только то, что и высокие суды могут ошибаться, но и то, что ошибки могут быть весьма преднамеренными, если у судов нет желания найти истину, а только стремление осудить. Малфои, как и все зрители, застыли и внимали Гарри, сумевшему своей речью захватить зал. — Год назад Министерство было тайно захвачено Волдемортом, часть работников оказалась под Imperio, часть — преданными сторонниками Волдеморта. И как же, позвольте узнать, вы с ними сражались? — Но откуда мы могли знать?.. — начал маг с рыжими усами. — А вы ничего и не хотели знать! — перебил Гарри. — Дамблдор несколько лет перед этим твердил, что Волдеморт вернулся, но вы и слышать не хотели. Так о какой объективности может идти речь?! Вы считаете себя вправе судить других? Слушая Поттера, Драко поверить не мог, что тот пришел их защищать, ему казалось, что это не Поттер, а кто-нибудь под оборотным, но он не мог представить, кто бы из их знакомых мог решиться на такое, да еще и в подобном тоне разговаривать с самыми уважаемыми магами. Потом Поттер сказал, что готов принять Веритасерум, ответил на все положенные процедурой вопросы и разразился еще одной речью. Драко удивлялся только тому, откуда Поттер все это мог знать. Но тот заявил, что мистер Малфой в принципе никого не убивал за время служения Волдеморту, а год назад вообще лишился волшебной палочки, поскольку ее забрал Волдеморт, что Драко «не узнал» его с друзьями, когда их поймали егеря и привели в Малфой-мэнор, что он забрал палочку у Драко и именно с ее помощью победил Волдеморта в последней битве, что Нарцисса Малфой спасла Поттера от смерти в Запретном Лесу, солгав Волдеморту. В речи Поттера они выглядели прямо-таки героями, специально затесавшимися в ряды Пожирателей, не иначе, чтоб спасать Поттера, Драко даже неудобно стало, холод души неожиданно стал меняться на тепло надежды. Гарри с готовностью предоставил свои воспоминания, в которые заглянули наиболее недоверчивые судьи. А под конец напомнил, что суд должен быть справедливым и решения его должны строиться не на личных симпатиях-антипатиях, а на твердых доказательствах. И Гарри на каждое обвинение в сторону Малфоев потребует такое доказательство. И случилось невероятное, то, на что они не могли даже надеяться — их отпустили, сняли все обвинения! Цепи разомкнулись, и они оказались на совсем неожидаемой свободе. Визенгамот проголосовал почти единогласно, было несколько воздержавшихся, но никто не поднял руку «против», видимо, побоявшись связываться с Поттером. Как только цепи упали, Малфои встали и обнялись, Драко ощущал дрожь отца и содрогание от слез матери, он прижался к ним, чувствуя, как у самого слезы обжигают глаза. Негромкий голос заставил их оторваться друг от друга: — Эмм… Малфой, твоя палочка… Рядом стоял Поттер и протягивал Драко его волшебную палочку из боярышника. — Мистер Поттер, — в глазах Нарциссы блестели слезы, — не знаю, как благодарить вас за то, что вы совершили! Поттер, вроде это не он только что блестяще выступил в суде, засмущался, порозовел, замотал головой: — Ничего. Ничего не нужно, миссис Малфой. Нарцисса шагнула к нему и, тихо сказав: — Позвольте, — обняла крепко и зашептала: — Спасибо, спасибо, мистер Поттер. Если что-нибудь когда-нибудь вам понадобится, только скажите. Гарри растерянно смотрел поверх ее головы на Драко. Когда наконец удалось оторвать плачущую мать от груди Поттера, Драко увидел, что тот подошел к Уизли, поджидавшим его в нескольких футах от них. Из семейки были папаша, Персиваль, служивший в Министерстве, и дружок Поттера Рон. Последний сразу накинулся на Поттера с воплями: — Гарри, зачем ты спас Хорьков? — Рон! — Рональд! Воскликнули одновременно мистер Уизли и Персиваль. Удивление на лице Поттера видели все оставшиеся в зале: — Привет, Рон. Здрасьте, мистер Уизли, Перси. Ты что, Рон, ни слова не услышал из того, что я говорил? — Гарри! Такая возможность была засадить их в Азкабан, а ты… эх… Поттер растерянно посмотрел на мистера Уизли, тот недоуменно смотрел на него. Гарри пожал плечами и сказал: — Извините, мне пора. Он пошел к дверям, а вслед донесся шепот Перси: — Рон, ты идиот! Кто ссорится с Героем? *** Казалось, только веки смежил, а уже раздался громкий стук в дверь и крик Корнера: — Подъем! Завтрак проспите! Малфой нашелся там же и в той же позе, что и вчера, будто так и читал всю ночь книжку, да вот мантия была не черная вчерашняя, а серебристо-серая. Гарри подскочил и бросился в ванную, очень надеясь, что домовому, занятому на кухне, сейчас не до пакостей. На завтрак снова спустились все вместе. В столовой за одним из столиков как раз устраивался парень, его черные слегка вьющиеся волосы достигали плеч, а такие же черные глаза с огромным интересом следили за вошедшими. Гарри получил свой поднос с завтраком последний. Кюкуй привычно наметал на него тарелок с местной едой, и, проходя мимо незнакомца, Гарри обратил внимание, что у того в тарелках было то же самое. Свои же, кто со смехом, кто с улыбками изучили содержимое его подноса, и Эрни пояснил для тех, кто не знал: — Это ынвыртитэ — калач из слоеного теста. Гарри, ну что ты в самом деле, ведь все же вкусное, и Кюкуй, — тут Макмиллан снизил голос, — не дает тебе действительно чего-то отвратительного. — А это что? — Гарри тыкнул вилкой в кусок чего-то желтого с лежащими возле обгорелыми палочками. — Мамалыга — кукурузная каша с патричьени — сосисками, жареными на углях. А ынвыртитэ может быть с любой начинкой, давай попробуй. — Гарри, — тут же обратился к нему Энтони Голдстейн, — возьми мой трайфл. Видишь, какая большая порция. Гарри посмотрел на прозрачную стеклянную креманницу, заполненную уложенными слоями кусочками бисквита, пропитанных кремом, фруктами и взбитыми сливками — безумно аппетитный традиционный английский десерт. — Спасибо, Энтони, мне и этого хватит. Не беспокойся. — Но, Гарри… — Не нужно. Под конец трапезы к ним подошел незнакомец, надо отметить, что все то время, которое он завтракал, он постоянно поглядывал на новичков. Гарри сидел к нему спиной и не видел, что тот наибольшее внимание уделял Малфою, он завороженно смотрел на его платиновые волосы, серебристую мантию и снова возвращался взглядом к волосам. Вообще-то он уделил самое пристальное внимание всем трем блондинам: Энтони и Эрни тоже досталось. — Доброе утро. Меня зовут Штефан Копош, — Эрни с Терри Бутом переглянулись и одновременно заулыбались, — директор Батори сказал, что приехали англичане, будут учиться и жить с нами. Это же вы? Все ответили утвердительно и тоже поздоровались. Парень удивленно взглянул на Гарри, и до того дошло, что он отвечал по-английски, в отличие от остальных. — Директор сказал, чтобы я вам тут все показал. Если вы свободны, то после завтрака я могу вас провести по территории, рассказать, где тут что. — Лучше проведи нас после завтрака в Век Урсул, — сказал Малфой. Они встали из-за стола и начали представляться, Эрни и Терри были последними, они пожали Штефану руки и со смехом назвали себя. Тот несколько секунд непонимающе смотрел на них, а потом хлопнул себя по лбу ладонью и воскликнул: — Эрни! Терри! Не узнал вас сразу, простите. — Неудивительно, Штеф, столько лет прошло, — сказал Бут и пояснил для остальных: — Мы учились вместе в начальной школе и жили в одной комнате в общежитии. — Так что, Штефан, мы можем на тебя рассчитывать? — уточнил Малфой, взмахом головы поправляя челку. — Рассчитывать… — Копош растерянно смотрел на блестящие волосы Малфоя. — Да, — Драко щелкнул пальцами перед носом Штефана. — Ты нас отведешь в Век Урсул? — Конечно отведет, — сказал Эрни, — давайте, собираемся через десять минут внизу. Гарри был очень доволен: хотелось посмотреть на магическую деревеньку, открытую для магглов, а также купить все необходимое. Но ему нужно было решить еще один вопрос, поэтому, когда они поднялись к себе, Гарри, попросив всех подождать, наложил на стеклянную стену заглушающее. — Эмм… тут такое дело, — начал он. — Не мямли, Поттер, — закатил глаза Драко. Гарри гневно взглянул на него и продолжил: — Мне нужно всем вам кое-что сказать, только… — Не волнуйся, Гарри, — спокойно сказал Энтони, — мы все уже обещали МакГонагалл, что сохраним твое пребывание здесь в тайне, так что можешь рассказывать нам все, что угодно, мы не выдадим тебя. — Вы что, дали ей Непреложный обет? — с ужасом посмотрел на него Поттер. — Нет, конечно, просто магическую клятву, типа той, что наложила Гермиона Грейнджер на список ОД. — О! — Гарри помнил, что Мариэтта Эджком, предавшая ОД, долго еще красовалась с жуткими фурункулами, которые складывались в слово «ябеда». Он рассказал про лингвистический артефакт и про то, что ему нужно выучить румынский. — Надеюсь, вы поможете мне с языком, — закончил он. — Ну конечно, Гарри, — воскликнул Энтони, — Драко вообще мог бы с тобой разговаривать в комнате все время по-румынски. На это Гарри скептически поморщился, а Малфой сделал вид, что его имени только что никто не произносил. *** От ворот школьной территории вниз вела ровная, выложенная камнем дорога, по обе стороны которой стеной стоял густой лес. Создавалось ощущение прогулки по Запретному Лесу Хогвартса, правда, несколько необычная компания все меняла. Впереди шли Малфой с Корнером и их гидом, за ними — Эрни с Терри, и замыкали шествие — Гарри с Энтони. Белобрысый Малфой в центре, а по бокам два жгучих брюнета, почти одинаковых, смотрящихся на расстоянии как близнецы, напомнило Гарри то время, когда Малфой точно так же ходил в сопровождении Кребба и Гойла. — Энтони, вот мне интересно, а откуда Корнер знает румынский язык? МакГонагалл сказала мне, что его учат все чистокровные наследники, но ведь он-то полукровка. — У Майкла мать румынская ведьма, — с улыбкой ответил Голдстейн, — его отец — маггл, ну вот как ваш Криви и Скиттер вместе взятые. Вспоминать погибшего Колина было больно. — Фотокорреспондент? — выдавил Гарри. — Что-то такое, — озадаченно кивнул Энтони. — Так вот, он приехал в Румынию, чтобы сделать серию репортажей и уже здесь познакомился с матерью Майкла. Он рассказывал, без подробностей конечно, что мама его была сиротой к тому же, — Энтони замялся, — и я так понял, ей здесь было несладко, поэтому она согласилась уехать с его отцом в Англию. — А он похож с тем парнем, Штефаном. — Тот парень, Гарри, типичный румын, а Майкл наполовину, но, видимо, кровь матери сильнее, так что да — похож. — А Рон, хоть и чистокровный, но вроде, кроме английского, никакой язык больше не знает. — Тебе ж МакГонагалл объяснила — это касается наследников, а у Рона твоего вроде же есть старшие братья. — Целых пятеро. — Ну вот видишь! Наверняка его старшие самые учили языки различных магических сообществ. Гарри задумался, а ведь и вправду получается, что учили: Билл работал в Египте, а Чарли вон после школы поехал в Румынию в драконий заповедник. Вряд ли там говорили на английском. Они вышли из леса, и открытое пространство просто ослепило солнцем и зеленью склонов. Внизу уже видна была деревенька. — Ух ты, а что там? — Гарри показывал рукой на местечко сбоку деревеньки, заполненное яркими и красочными то ли щитами, то ли какими-то разукрашенными картинами. Только почему на открытом воздухе? — Это Чимитирул Весел — Веселое кладбище, Гарри, — обернулся Эрни. — Кладбище? — Гарри не верил своим глазам. — Оно совсем не похоже на место скорби. — А оно им и не является. Это действительно место веселья. Хочешь посмотреть? — Конечно! Когда они подошли ближе, оказалось, что кладбище намного больше, чем представлялось сверху. — Оно огромное, — благоговейно прошептал Гарри. — Да, — ответил Бут, — по числу надгробных памятников оно занимает второе место в мире после знаменитой египетской Долины царей. Они смотрели на ярко разукрашенные веселыми картинами и смешными стишками памятники. — Здесь… — Гарри задумался, подбирая слова, способные метко выразить все, что он чувствовал. — Весело, — подсказал Энтони. — Радостно, — одновременно с ним сказал Эрни. — Спокойно, — тихо сказал Малфой. Все разбрелись по кладбищу, читая надписи на надгробиях. — Что здесь написано? — спросил Гарри у оставшегося рядом с ним Голдстейна. — Под этим тяжелым крестом лежит моя теща. Если бы она прожила на год дольше, то здесь лежал бы я, а читала бы она! — прочитал Энтони. Гарри рассмеялся: — А здесь? — Огневиски — чистый яд. Он приносит слезы и мучения, а мне — смерть. Я пил огневиски, с ним в руках и умер. — А это не так весело. — Да уж. — Но как же магглы? Они не задаются вопросом, что за огневиски такое? — Они видят какой-то маггловский напиток. — Понимаю, — Гарри вспомнил, что в Годриковой Лощине памятник ему и его родителям магглы видели совсем по-другому. Они ходили по кладбищу, рассматривая кресты: с лицевой стороны изображалась история жизни, а с обратной — смерти. Деревянные барельефы представляли покойного собственной персоной в несколько шаржированном виде — каждый крест на кладбище — история жизни и смерти погребенного под ним мага. Вволю находившись по кладбищу и начитавшись эпитафий, все наконец собрались идти в деревню.