Remedium desperatio

Гарри казалось, что его качает на волнах, он слышал жужжание знакомых голосов, и это мешало ему, а еще то, что он не понимал ни слова. Он немного повернул голову, отчего сразу накатила тошнота, и посмотрел сквозь ресницы: за столом сидели Малфой и ведьма, мирно беседуя и попивая чай, или что они там пили. Картинка расплывалась, из чего он сделал вывод, что чем бы ни было зелье, которым его напоили, но явно не улучшающим зрение, либо же прошло слишком мало времени, чтобы оно подействовало. Гарри вслушивался в чужой язык, но все, что он уловил, это «Поттер», несколько раз сказанное Малфоем. — … не знаю, что это было, сынок, но колдовство страшное и очень-очень темное. Как только бедный мальчик выдержал? Драко знал, что порой Поттеру приходилось нелегко, и каждый год, проведенный в Хогвартсе, это доказывал. Оказывается, Поттер и в самом деле каждый год встречался с Темным Лордом, сражался с ним. Странно… Да, он и сам порой очень даже усложнял жизнь Избранного, но он-то считал, что тому нравится быть в центре внимания, вся эта слава, сыплющаяся на него, поощрения от Дамблдора, он только на последнем курсе понял, что это не так. Но вот о чем сейчас говорила ведьма, он понять не мог. Какая пустота, какое колдовство? Колдовства было достаточно, это понятно, но никаких следов на Поттере он не видел, о чем и уведомил старуху. — Его и не видно, — негромко сказала она, — оно оставило след внутри него. — И что ж это может быть? — скептически осведомился Драко. — Не понимаю… За свои сто пятьдесят лет жизни я никогда не сталкивалась с таким. Это жуткая темная магия, она марает душу. А его душа самое чистое и светлое, что мне когда-либо приходилось видеть. Драко покусал губы; темного колдовства много, да Поттер сам на шестом курсе как-то кинул в него темным заклятьем, если бы не Снейп, Драко сейчас тут бы не сидел. А у Пожирателей так вообще, что ни возьми — темное заклинание! Он отхлебнул травяного отвара, взял в вазочке и захрустел saratele — соленой палочкой, посыпанной маком, были также с посыпкой из кунжута и тмина, но Драко больше нравились эти. Ведьма неожиданно сжала свою руку на его запястье, Драко вздрогнул и недоуменно посмотрел на нее: — Послушай, сынок, ты должен помочь ему. Драко осторожно высвободил свою руку и недовольно сказал: — А я чем занимаюсь, по-твоему? Ведьма придвинулась к Драко и начала пристально вглядываться в его глаза, доставляя этим жутчайший дискомфорт, он вжался спиной в спинку стула и попытался отвернуться, но она схватила его узловатыми темными пальцами за подбородок и не дала это сделать. — За всю свою жизнь, — повторила она, — я не видела никого чище и светлее, и это надо сберечь. Его надо сберечь. Драко вывернул свое лицо из ее цепких рук: — Да на Поттера особо никто сейчас не покушается, но я все равно приехал, чтоб присмотреть за ним. А что еще я могу? — В нем было что-то… что-то… не знаю, — она осмотрелась по сторонам, — очень плохое, очень злое, оно исчезло, но остались грязные следы от того колдовства, понимаешь? — Понимаю, — покорно сказал Драко, не понимая ни слова. — Я убрала их, иначе они могли притянуть к себе похожее зло, понимаешь? — Ага, — Драко куснул новую палочку. — Потому что его душа неспокойна, в ней есть безысходность, смертельная печаль, пустота. Я сделала, что смогла — очистила с нее всю грязь, что ее марала, и сейчас она сияет чистая и нетронутая, словно новорожденная, но зло не дремлет! — вскричала она, и Драко невольно оглянулся на Поттера, не проснулся ли тот? Все это напоминало ему сценку из уроков «Грозного глаза» Муди, он передернулся — не самые приятные воспоминания, особенно, если учесть, кем тот оказался. — Но там, — она больно ткнула Драко пальцем в грудь, — все равно пустота, и только любовь, верная, преданная и взаимная — истинная может ее заполнить. И ты должен проследить, чтобы ничто другое его не замарало. Драко сглотнул: что за бред?! Сам не столкнувшись с ней ни разу, в любовь он не особо верил, допускал, что она есть: любят же его родители друг друга, но сам он… И как он должен определить, истинная любовь свалится на Поттера или нет? — Поттер вообще-то взрослый парень, — осторожно сказал Малфой, — думаю, он и сам разберется со своими любовями. — Нет! — резко сказала ведьма, глаза ее яростно засверкали. — Никакая грязь не должна больше прилипнуть к нему! Он достоин самого лучшего, и ты проследишь, чтобы он это получил! — Я? — каркнул Драко. — Чего я-то? Да и как я это сделаю? Он стал выходить из себя: похоже, старуха просто сумасшедшая. — Будь рядом с ним, оберегай его. Я вижу в нем что-то, из-за чего к нему тянутся нечистоплотные люди, корыстные. — Слава. — Что? — Это его слава, — вздохнул Драко. — В Британии он известный человек, победивший великого Темного Лорда. — Вот оно что, — ведьма пристально смотрела на Малфоя. — Поэтому мы сюда и приехали, — пояснил Драко, — тут его никто не знает, тут он может быть обычным. — Ты должен ему помочь, — горячо воскликнула ведьма и крепко схватила Драко за руки. — Для того я сюда и приехал, — Малфой недовольно вырвал руки, — но разбираться с его поклонниками у меня нет желания. — Глупости! Ты должен! — Чего это вдруг? — вскинулся Драко, одно дело оборотни, и совсем другое — нормальные маги или чародейки. — Пусть опыта набирается, он взрослый парень. — Нет! Им захотят воспользоваться, его душа слишком ранима. Драко закатил глаза, о Мерлин, старуха точно сумасшедшая, это ж надо додуматься: если Поттер устроит себе веселый перепих, то это нанесет неизгладимый вред его сияющей душе. Тьфу ты! Драко шумно, совсем неаристократично, отхлебнул из чашки и скосил глаза на Поттера, вроде тот шевельнулся, он сказал об этом ведьме, и она тут же подошла к кровати. *** — Мальчик, — ласково позвала она, — как ты себя чувствуешь? Подошедший Драко сунул Поттеру в руку сережку-переводчик и очки. Гарри, не глядя на Малфоя, но в душе кипя от ненависти, надел то и другое. — Что вы мне дали? — резко спросил он, садясь. Кажется, тошнота отступила, по крайней мере он больше не чувствовал головокружения, он вообще не чувствовал ничего, в смысле ничего плохого, всё было как обычно, даже зрение. Злость на ведьму и Малфоя поднималась темной волной. — Какого боггарта, Малфой?! Зачем ты притащил меня к этой чокнутой старухе? — Она очищала твою душу от какой-то грязи, — хмыкнул Драко, глядя на Поттера, выбирающегося из мягкой перины. — Чего?! Что за бред еще! — И я о том же, но она сказала, что на тебе было что-то типа очень темного проклятия, которое исчезло, но остались следы, пятнающие твою совершенную душу, — скривился Драко. Гарри побледнел и резко обернулся к нему: — Что? — Не знаю я «что»! Повторяю то, что она сказала. — Что именно она сказала? — Поттер гневно смотрел на Малфоя, раздувая ноздри. — Я только что сказал, — недовольно пробурчал Драко. — Что к твоей чистейшей душе, — на этих словах он закатил глаза, — была прицеплена какая-то дрянь — очень-очень большое зло, это ее слова, не мои, потом это зло исчезло, остались только следы, вот их она и почистила. — О Мерлин, — Гарри опустился возле кровати на корточки, схватившись за голову. Ведьма тут же присела возле него, пытаясь заглянуть в лицо. — Не бери в голову, Поттер, — небрежно сказал Драко, — по-моему, у нее давно уже с мозгами не все в порядке. — Ты не понимаешь, — Гарри откинул голову на край кровати. — Чего? — Ничего, — буркнул Поттер, вставая. Ведьма поднялась вместе с ним, одной рукой взяла его за руку, вторую положила ему на грудь: — Все хорошо, с тобой теперь будет все хорошо, твоя душа чиста, — она очертила круг в районе солнечного сплетения, — но пустоту заполнит только настоящая любовь. У Гарри аж зубы заломило от любимого слова Дамблдора. Любовь… Когда-то ему казалось, что он влюблен в Чжоу, потом в Джинни, но все проходит. Где же та любовь? Смех, да и только. Ведьма усадила его за стол и принесла из другой комнаты, видимо, кухни, тарелку горячего ароматного супа с курицей. Драко возмущенно воззрился на нее, значит, как Поттеру, так вкусного супа, а как ему, так сухие палочки! — Кушай, мальчик, силы тебе еще понадобятся. Ты хочешь исправить зрение? — Да, мы ради этого и пришли к вам. Драко перевел. — Хорошо. Меня зовут Мируна. — А меня Гарри Поттер. Ведьма ласково кивнула и отошла к столику с зельями. Пока Гарри с удовольствием ел, Мируна вытащила пузырек с бурой жидкостью, вылила ее в котелок, поставила его на маленький огонь и стала высыпать из разных мешочков и склянок какие-то ингредиенты, на мелких шариках, похожих на сушеные рыбьи глаза, Гарри перестал следить за ней. Это не компот, так что вряд ли он увидит там что-то приятное, а вот аппетит себе отобьет на раз. Гарри доел и уставился на Малфоя, который пристально следил за каждым действием ведьмы. Бывают же интересы у людей! — Вот! — Мируна поставила перед Гарри пузырек с рубиновой жидкостью и небольшую бутыль с зеленоватым отваром. — Эту, — она указала на меньшую бутылочку, — выпьешь и сутки ничего не ешь, и зелий больше никаких не принимай, только воду можешь пить, а с этой, — теперь палец указывал на отвар, — делать компрессы на глаза. Ты будешь делать, — палец перешел на Малфоя. Гарри быстро взглянул на него и усмехнулся, увидев, как тот недовольно скривился. — Думаю, я и сам справлюсь, — сказал он. — Сомневаюсь, Поттер, что тебе будет до смены компрессов. — Кстати, а с нашими мы не должны встретиться? — Должны, — язвительно ответил Драко, — пообедать вместе собирались, да не судьба. Теперь нужно спешить, пока они нас разыскивать не стали. Идти-то можешь? — А чего нет? — встал Гарри и повернулся к ведьме: — Спасибо, госпожа Мируна. — Береги себя, мальчик, — она нежно прикоснулась к волосам Гарри и посмотрела на Малфоя: — И ты его береги! Драко недовольно передернул плечами и направился к двери, а Гарри вытащил мешочек с галеонами. — Сколько я вам должен? После препирательств с ведьмой, которая отказывалась брать деньги, Гарри все-таки оставил небольшую кучку золота на столе и поспешил за Малфоем. *** — Кто ж знал, что наш визит к ведьме так затянется, — недовольно бурчал Драко, — опять шторы не купили. Что за школа? Неужели так тяжело было балдахины над кроватями поставить? С этим Гарри был согласен: балдахин и в самом деле не помешал бы — хоть какое-то уединение. Они выскочили из поселка и сразу увидели возле кладбища своих: те разглядывали надписи и посмеивались. Действительно, «Веселое кладбище». Увидев спешащих к ним Малфоя и Поттера, радостно замахали руками. — Что так долго, и в трактирчик не пришли? — спросил Эрни. — Гарри, все в порядке? — одновременно с ним поинтересовался Энтони. — Да, все хорошо, ребята. Простите, что не успели на обед. — Нам-то что, — пожал плечами Майкл, — это ж вы голодными остались. — Я бы так не сказал, — холодно бросил Драко, поглядывая на Поттера. Они вошли в лес, и пыл, с которым делились впечатлениями Терри и Эрни, слегка поувял — каждый помнил, что случилось здесь в прошлый раз, и несмотря на уверенность Штефана, что оборотни не нападут, остальные в этом сомневались. И конечно, оборотень вынырнул совершенно неожиданно. Не обращая на остальных внимания, он закружил вокруг Гарри. — Знаешь, Карамелька, — Ромулус улыбнулся острозубой улыбкой, — а ты стал пахнуть еще вкуснее. И как только тебе это удается? Гарри, сжимая в руке направленную на оборотня палочку, молчал. — И чего ты такой упертый? Ну хочешь, сначала подружимся? Подумай, ведь я буду замечательным другом. Вас, людей, всегда притягивали наши быстрота и подвижность, жестокость и смелость. — Только не нас, — твердо сказал Гарри, — мы знаем оборотней совсем с другой стороны. И ничего привлекательного я в вас не вижу. — А наш абсолютно тонкий слух, благоразумие, мужество! — продолжил оборотень, не обращая внимания на чужеземные слова. — А склонность к семейной жизни для многих могут быть примером. А какие мы верные… На этих словах он мягко-неслышно скользнул к Гарри и лизнул его щеку длинным влажным и гладким, совершенно собачьим языком. Поттер отшатнулся с удивлением и отвращением. А наглец хмыкнул и легко сделал еще один круг вокруг него, и (Гарри даже ошалел слегка) мазнул сзади по штанам, как ему показалось, рукой. А оказалось — хвостом, который игриво хлопнул Золотого мальчика еще и по бедру. «Частичная трансформация», — машинально отметил Поттер. Дамьян и сам не знал, зачем с утра увязался за другом брата. Идти было бы тяжело, поэтому за поселком в укромном местечке он снял одежду, спрятал ее в дупле старого дуба, насыпал на землю сухой травяной смеси, которую лично собирал и сушил, обратился и хорошенько выкатался в ней, отбивая запах. Теперь учуять его было тяжело даже волку, не говоря уже о человеке. Он просто пах лесом и мог смело затаиться за любым кустом, невидимый для собратьев. В волчьей ипостаси он тоже не был полноценным, но на трех ногах было удобнее поспевать, чем на одной с половиной. Теперь сквозь ветви и листья он мог наблюдать за заигрываниями Ромулуса и ничего не понимал. Маг был самым обыкновенным парнем, как и описал его брат, он не был невероятно красив: брюнет, да еще и в очках, то есть тоже неполноценный. Так что же в нем так привлекло Рома? И зачем он так рискует? Магов было слишком много на него одного, а если они нападут? Дамьян с ненавистью оглядел проклятых чародеев. Он никогда не видел блондинов и теперь внимательно изучил их. Какие-то блеклые — ничего интересного. А этот… хвост распушил и чего ради? Что говорил маг, Дамьян не понимал и Ромулус скорее всего тоже, но, похоже, его это не слишком-то и интересовало. Он кружил вокруг мага, словно тот был течной сукой. Противно! Дамьян беззвучно попятился и, отойдя на приличное расстояние, рванул домой. Нога болела невыносимо, но что-то внутри болело еще сильнее. *** В общежитии Гарри принял душ и переоделся в пижаму. — Хочешь принять зелье сейчас или после ужина? — поинтересовался Драко. — Сейчас, — проронил Гарри и принялся искать в сундуке что-нибудь подходящее на компрессы, ничего не находилось. — Что там еще? — Ничего, — процедил Поттер, — занимайся своими делами. — Поттер, какого дементора?! — Отвали, Малфой. Разъяренный Драко вытащил из шкафа два носовых платка из белоснежного батиста с вышитыми на них монограммами и протянул их Поттеру. — Что это? — Гарри распрямился над сундуком и недовольно посмотрел на Драко. — Твои будущие компрессы. — Какая честь, — саркастически протянул Гарри, забирая платки. — Так и есть, Поттер, цени. — Ценю, — хмыкнул Гарри, залезая в постель и укрываясь одеялом. Он взял пузырек с рубиновой жидкостью и осторожно покачал его. — Поттер, — серьезно сказал Драко, — будет действительно больно, но обезболивающее пить нельзя. Может, лучше пойдешь в Больничное крыло или в этот, как там у них, лазарет? — А какой смысл, если ничего, кроме воды, мне все равно нельзя будет? — А если тебе совсем плохо станет? — А это, Малфой, будут уже твои проблемы. Ведь тебе поручено за мной присмотреть, — Гарри вытащил пробку и залпом выпил зелье, потом быстро намочил во второй жидкости Малфоевские платки и, улегшись поудобнее, наложил их на закрытые глаза. Пока никакой боли и дискомфорта он не ощущал. От компрессов приятно пахло разнотравьем, что слегка компенсировало мерзкий вкус паленых перьев во рту. Лежать без движения было совершенно скучно, и Гарри попытался заснуть, но сон не шел, зато пришло легкое головокружение и жжение в глазах. Постепенно боль в голове нарастала, глаза уже пекло невыносимо, чтобы не стонать, Гарри закусывал губы. Несколько раз Драко подходил и освежал компрессы, но Гарри этого не чувствовал, его то бил озноб, то кидало в жар. Проснулся он глубокой ночью, все тело было липким от пота, но прежней боли уже не чувствовалось, и страшно мучила жажда. Он не знал, был ли это временный перерыв или уже всё закончилось, хотелось, конечно, последнего. Гарри приподнялся, чувствуя страшную слабость, как после длительной болезни, стянул с себя влажную футболку и кинул ее в изножье, переодеваться полностью сил не было. Комната была хорошо освещена лунным светом, и на тумбочке у кровати он увидел стакан с кристально-прозрачной водой. Гарри схватил его слегка дрожащей рукой и с жадностью выпил. Неужели это Малфой позаботился о нем? Он перевел взгляд на него. Малфой спал на спине, беспомощно приоткрыв рот, на припотевшей шее тоненькая светлая прядка завивалась в трогательное колечко. Гарри усмехнулся: упорное нежелание Драко быть кудрявым ангелочком было забавным. Хотя какой уж там ангелочек… Поттер помрачнел, вспоминая, как на шестом курсе в поезде Малфой обездвижил его, а потом сломал ему нос башмаком. Да и когда он был младше, одни пакости только из него и сыпались: что с этой дуэлью ночной и дракончиком Норбертом на первом курсе; что со змеей, вызванной во время схватки в Дуэльном клубе на втором, благодаря чему все решили, что Гарри и есть настоящий Наследник Слизерина; что с Клювокрылом на третьем. Перечислять можно бесконечно. Натуру не исправишь, но горе, постигшее семью Малфоев, видимо, всё же научило не быть такими надменно-высокомерными «МыЛучшеТебя». Поттер вздохнул и перевернулся на другой бок. Сон не шел. Странно было жить, не оглядываясь, не ожидая подвоха. Кончилось время битв, теперь можно передохнуть, но и тут свои минусы. Почему все ждут от него каких-то потрясающих свершений или, на худой конец, горделивой жизни во славе? Почему всем так жаждется видеть в нем великого мага, словно война была выиграна одним лишь волшебством? Подушка нагрелась, и лежать стало жарко, а спать всё еще не хотелось. Зато Малфой дрых без задних ног — вот уж кто не терзается никакими мыслями, всё по полочкам разложено в жизни, наверно… Гарри перевернул пуховую подушку и прислонился щекой к холодку. Мысли кружили в голове, как заведенные, по кругу. Строго говоря, магия решала только, так сказать, технические вопросы. Уничтожить хоркруксы, спрятать следы. Но любая битва решается не волшебной палочкой или мечом. Дружба. Преданность. Бескорыстие. Готовность пожертвовать собой. Не то чтобы Гарри так уж хотелось умереть, но если по-другому не получалось, то он был готов, не хотел, очень не хотел, но понимал всю необходимость этого. Он жертвовал собой ради магического и маггловского миров, ведь Волдеморт и туда добрался. А вот Добби, у Гарри сжалось сердце, Добби готов был пожертвовать собой ради него, Гарри. И его смерть была совсем не нужна. Счет к Беллатрикс Лестрейндж был огромен. И нельзя включить эти качества на время, словно взять их напрокат, вот что важно. Ты либо не пачкаешь себя трусостью, подлостью, предательством, либо ты на стороне врага. Малфой чуть слышно всхрапнул. Тихо отсчитывали время часы, луна осветила стену, на которой вырисовывались красивые тени от ветвей, словно тщательно прорисованная гравюра. Сна ни в одном глазу. Чем Малфой хорош — это тем, что он напрочь не видит в Гарри героя, точнее Героя, судит его как обычного человека, не делая скидок на то, через что тот прошел, в отличие от других, видящих в нем великого мага, который должен все знать и все уметь — сверхчеловека, которым он вовсе не является. Плохо, когда тебя ценят только тогда, когда в тебе нуждаются. Сейчас побыть бы обыкновенным, но и тут не удается! Почему его так хотят видеть прилизанным-причесанным-идеальным? Он же живой человек, не красивая картинка! Почему любой его недостаток вдруг превращает Гарри в какого-то неумеху, тупицу? Любому бы простили непрочитанную брошюру, но если ты Поттер Спаситель, твою мать, гребаного мира, то не имеешь права на недостатки?! Гарри резко сел на кровати и снова перевернул подушку, хорошенько двинув ей в пухлый бок. Посидел, поджав под себя ноги. Луну закрыло ночное облако. Тело устало и требовало отдыха. В голове тихонько раскручивалась спираль боли, глаза начало печь, Гарри намочил в отваре свои компрессы и лег, спустя пару минут он уже спал. *** А в далекой Англии, в своем кабинете о том же самом думала директор Хогвартса Минерва МакГонагалл. Гарри очень бы удивился, если бы знал, насколько хорошо его понимает эта старая, мудрая колдунья. Она никогда не подумала бы о нем, как о глупце, и ей не застила бы глаза его «звездность». Сочувствовала МакГонагалл Герою потому, что его леность и не любопытство, а может, лучше сказать деликатность, ранее были скрыты иными качествами, которые были ярко видны. Прямодушие, открытость, преданность друзьям и ответственность за мир, в который его закинула жизнь. Сейчас же его жизненные обстоятельства больше напоминали послевоенный синдром. Отгремела война, враг сгинул, не нужно жертвовать собой и быть Героем. Просто началась МИРНАЯ жизнь. И то, что он совершенно обыкновенный, вдруг неожиданно вышло на передний план! Как же он справится со всем этим? — Даже не знаю, Альбус, ведь в нем видят могучего волшебника, освободившего мир, а он просто тот, кто победил врага своими качествами души: любовью, прямодушием, порядочностью. Видят ли в нем это? Не уверена. С него так много спрашивают, но дни битв закончились, а в минуты покоя, когда жертвенность Гарри не видна никому, выстоит ли мальчик? — Гарри очень сильный, Минерва. На его плечи сваливалось столько напастей, но он всегда с честью выходил из любых передряг. — Я переживаю за него, Альбус. — Я тоже, моя дорогая, я тоже. Я так виноват перед ним. МакГонагалл вскрикнула: — Что? Нет! Как вы можете винить себя хоть в чем-то? Вы — самый честный и бескорыстный волшебник?! — К сожалению, есть в чем. Я столько сделал ошибок, Минерва, всё на благо старался, но Гарри все равно ухитрился выстоять и победить. Я восхищаюсь им! Он — лучший человек, которого я знал. *** Гарри проснулся, когда комнату освещало яркое солнце, Малфоя не наблюдалось, компрессы высохли и свалились, он нашел их на подушке. На тумбочке снова стоял стакан воды, но Гарри сейчас беспокоила другая потребность. Он встал, в голове немного шумело, но прежней боли не ощущалось, сходил в туалет и ополоснул руки, очень хотелось умыться, а лучше — принять душ, но он только приложил мокрые руки к щекам. Было странно смотреть на себя в зеркало и отчетливо видеть без очков, видеть свои глаза такими открытыми, не через стекла. В животе урчало, но есть не хотелось, он вернулся в комнату, выпил воду, намочил компрессы и снова лег. Незаметно для себя задремал, а когда проснулся в очередной раз, в комнате уже был Малфой, лежал себе тихо на своей кровати, книжку читал, прям Гермиона. — Проснулся? — Драко опустил книгу и посмотрел на Поттера. — Как ты? — Нормально, — со сна голос был чуть хрипловатым, хмыкнул: — Спасибо за заботу. Малфой внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. — Как там остальные? — спросил Гарри. — В порядке. Начинают съезжаться местные студенты. — И как? — Ничем не отличаются от Штефана, по крайней мере внешне, — усмехнулся Драко и добавил: — В обед сможешь на них посмотреть. — Думаешь, мне можно обедать? Драко пожал плечами: — Думаю, да, но можешь сходить к целителю. — Не хочу, — скривился Гарри и встал. Он взял в шкафу чистые вещи и отправился в душ. Каким же наслаждением было постоять под упругими теплыми струями. Когда Гарри вышел, Малфой сидел возле стола и что-то быстро писал на пергаменте, при виде Поттера, он свернул свиток и спрятал в тумбочку. — Ну что, готов? — Да, — Гарри сел на свою постель, — но Мируна сказала, что сутки нельзя ничего принимать, кроме воды. — Как хочешь, — Драко пожал плечами, — я пошел на обед. Гарри взял брошюру о местной магической живности и, облокотившись на изголовье, стал лениво перелистывать ее, хорошо, что она была на английском. А с румынским что-то нужно наконец делать. Только ж разве выучишь чужой язык в кратчайшие сроки? Минут через двадцать в дверь легонько постучали, и голос Энтони Голдстейна спросил: — Гарри! Гарри, к тебе можно? Поттер сел на кровати: — Конечно, Энтони, заходи. Появился сияющий Голдстейн: — Рад видеть тебя, Гарри. Ну как ты? — Нормально, Энтони, — улыбаясь, ответил Гарри. Энтони поставил на стол тарелку с бутербродами и чашку с горячим чаем: — Драко вчера сказал, что ты принял зелье для улучшения зрения и тебе нельзя сутки есть. — Было дело. — Но ведь оно очень болезненное, — обеспокоенно уточнил Энтони, присаживаясь возле стола. — Терпимо, но есть мне нельзя еще с часик. — Ну ничего, часик — это меньше, чем до ужина. Чай наш, английский, подогреешь его потом. — Ладно, спасибо. Чем вы там занимаетесь? — Да всё как обычно. Приехали новые ребята, уже познакомились с некоторыми. — И как? — с улыбкой спросил Гарри. — Нормально, сам увидишь за ужином. Ты же пойдешь? — Пойду. Они поболтали еще немного, когда вернулся чем-то недовольный Малфой, молча достал свой пергамент и, присев к столу, продолжил писать. Энтони оглянулся на него и придвинул свой стул поближе к кровати Поттера. — Энтони, давай ты меня начнешь учить румынскому. — Давай, — радостно откликнулся Голдстейн, — сейчас, я только принесу какую-нибудь книгу на румынском. Он вышел, а Гарри подумал, что книга — это, пожалуй, рановато, для начала неплохо было бы выучить буквы хотя бы. Учитель из Энтони получился очень добросовестный, он так дотошно, подробно и терпеливо все объяснял, что Гарри освоил не только алфавит, но и выучил несколько простых слов и фраз. Потом перекусил бутербродами и выпил остывший чай под укоризненным взглядом Энтони. — Я бы мог тебе его подогреть, — сказал он. Малфой закончил свою писанину и, свернув пергамент в трубочку, снова завалился на кровать с книжкой, периодически хмыкая. И Гарри не знал, это он посмеивается над его потугами в изучении языка или читает что-то смешное. Прозанимались они почти до самого ужина, Энтони предложил пойти пораньше, чтобы ознакомиться с обстановкой — новые люди все-таки. *** В столовой было весело, до ужина оставался еще примерно час, но студенты уже вваливались в помещение группками — посвежевшие, довольные, хлопали друг друга по плечам, рассказывали про случившееся на каникулах. В углу кто-то показывал заинтересованным колдографию с симпатичной ведьмочкой «можешь себе представить — четвертый размер и без магии!», там компашка живо обсуждала новый дизайн «Чистомета», выпущенного компанией к новому сезону игр, здесь парни сгрудились вокруг рассказчика, размахивающего руками и с энтузиазмом повествующего о чем-то смешном — время от времени от них неслись взрывы смеха. Гарри вздохнул, скучая по своим друзьям, сейчас бы сели рядом и он рассказал бы Рону и Гермионе про поход с Малфоем к ведьме. Местный сплетник и балабол Раду Эминеску, тоже желая быть в центре внимания, разносил по округе последние новости: новый препод по Чарам — тот еще щеголь, носит дорогущие зачарованные ботинки, каждый час меняющие фасон и цвет, а у тех какой-то сбой, и пару раз они превращались в котурны, вот смех-то. За одним из столов вытащили маленькие шахматы и огрызались на дающих советы «знатоков», Гарри вспомнил, как они с Роном частенько сражались в гриффиндорской гостиной; за другим показывали разученное заклинание, при котором в волосах собеседника, незаметно для него, распускаются мелкие цветочки, а Эрни Макмиллан зачем-то живо заинтересовался, как оно произносится. И вот они, приметы осени: небо нахмурилось мгновенно, а по стеклу окон зазмеились тоненькие ручейки дождя. Едва тронутые желтым и красным листья поблекли, и без того уже неяркая зелень потускнела. Закончились каникулы, завтра новый учебный год, с другими людьми, в другой школе. Гарри очень надеялся, что сможет здесь прижиться. В столовой стало еще уютней, когда в камине затеплился небольшой огонек — не для тепла, а так, для души.