Моя свинья

Тонкая бледная ручка сильнее сжимает поводок и что есть сил тянет на себя. Кожзам на шее натягивается и Микан чувствует, как начинает задыхаться. По телу расходиться приятная дрожь. В глазах темнеет и девушка послушно подаётся вперёд. Связанные ноги и скрученные за спиной руки тут же откликаются острой болью. Тонкая веревка шибари больно натирает кожу при любом движении. Звонкая пощёчина вызывает новую волну экстаза. Следы от веревок, наручников и ошейников служат показателем её никчёмности и принадлежности. Многочисленные кровоточащие раны от кнута напоминают о долгих тренировках. Её буквально выдрессировали заново. Плётка хлещет по бедру и Микан с громким стоном выгибается, настолько, насколько позволяет бондаж. — Нравится тебе, шлюха? Ядовитые оскорбления сыплются одно за другим, заставляя Цумики дрожать от восторга. Грязные слова – лучшая награда для неё. Тихое: "Е-ещё..! Ещё, Сайонджи-сама!" утопает в миллионе хлестких ударов хлыста. Цумики очень больно, и ей это нравится. Потому что Цумики – грёбаная мазохистка. — Сучка. — с отвращением выплёвывает Хиёко сквозь стисинутые зубы. От её едкого презрительного тона Микан улетает и пытается не упасть на холодный и жёсткий пол. Где-то в углу комнаты валяется груда вещей, которую Сайонджи несколько минут жадно и агрессивно срывала с неё, попутно оставляя на теле розовые царапинки от ногтей. Она не любит, когда на Микан надето что-то, кроме шибари. Пальцы расслабляются и поводок выскальзывает из них. Цумики падает на плитку, больно ударяясь затылком, и продолжает биться в приятных конвульсиях. Хиёко резко садится на неё сверху и, опустившись на полусогнутых руках, целует её. Жадно, кусая губы и оттягивая их. По щеке бежит тонкая струйка крови. Микан стонет в поцелуй, прогибает спину, трётся набухшими сосками о кимоно Хиёко. Сайонджи резко отстраняется и Цумики чувствует, как её холодные руки сдавливают её шею. Всё тело дрожит от экстаза, она рефлекторно пытается сделать вдох, но делает только хуже. Руки, неестественно согнутые в локтях и крепко связанные за спиной, ноют. Очень больно. Хватка ослабевает, позволяя Микан нормально вдохнуть. Она дышит глубоко, прерывисто и часто, чувствуя, как щёки наливаются красным. — Что, понравилось, шваль? Оскорбления от Хиёко Микан нужно принимать внутривенно. От грязных слов, вылетающих изо рта её хозяйки, её ведёт. — Приятно, да, потаскушка? Сайонджи встаёт на ноги и Цумики чувствует, как что-то проникает в её рот. Сзади раздается щелчок и медсестра понимает, что говорить она не может. Хиёко любит кляпы. Особенно, когда эти кляпы находятся во рту Микан. В темноте сверкает холодное лезвие и Цумики трясётся от предвкушения. Режущая боль проходит волной по всему телу и между грудей появляется порез. Кровь стекает на пол, образовывая мерзкую липкую лужу. Медсестра громко мычит, потому что закричать от удовольствия ей мешает кляп. Раны расцветают на ногах, на животе, на бёдрах, на груди. Кровавая лужа становится все больше и больше. От этого Микан находится на пике. Умоляющие мычания раздаются, когда Хиёко отбрасывает нож и тот со звонким стуком падает на пол. Микан хочет ещё. Сайонджи ухмыляется, смотря в молящие кофейные глаза. — Хочешь ещё, грязная сука? Цумики краснеет от резкого слова и яростно кивает головой. Хиёко наклоняется, приподнимает подбородок девушки и елейно шепчет: — Тогда попроси как следует. Микан возбужденно вздыхает и не без усилий переворачивается на живот. Ползёт к ногам своей госпожи, стирая колени и грудь в кровь о пол. И, наконец, упирается подбородком в плитку и мычит: — Умоляю... Умоляю, сделайте это, Сайонджи-сама. Из-за кляпа слова смешиваются и проглатываются, получается лишь невнятное мычание. Но этого достаточно. Хиёко грубо хватает её за обе щеки, протыкая кожу ноготками, и приподнимает её голову так, чтобы их глаза были на одном уровне. — И всё-таки, ты невероятно милая... От резкого удара Микан улетает назад, в стену, и медленно сползает по ней, чувствуя, как меж лопатками течёт капелька крови. На глазах выступают слёзы и Цумики кусает кляп, извиваясь на холодной плитке как змея. — ... моя свинья. Краем глаза Микан замечает, как в руках Хиёко мелькает кнут, но все мысли и догадки мгновенно исчезают, когда жгучая боль обжигает бедро. Несколько секунд Цумики дрожит в судорогах, а после чувствует, как что-то вязкое и липкое течёт по ляшкам. Она тяжело дышит, содрогаясь всем телом. Сайонджи толкает её краем ботинка и переворачивает на спину. Следы от бондажа на бледной коже приносят ей эстетическое удовольствие Всё-таки, Микан с каждым днём всё милее. И Хиёко будет бить и унижать её ещё долго. Потому что это – единственное, от чего и Сайонджи и Цумики одновременно ловят настоящий кайф.