***
Осень — странное время года, если уж на то пошло. В солнечные дни улица переливается тёплыми оттенками жёлтого и оранжевого, изредка радуя глаз красными пятнами, а в пасмурные дни ты словно в дешёвом ужастике, где хруст костей под ногами имитируют звуком опавших листьев. Сейчас уже ничего не помогает поднять настроение, если только облетевшие ветки не являются для вас чем-то приятным. Серость и скука. И Нурлан ходит по костям. Где-то в подсознании звучит непрерывный крик о том, что происходящее совсем не нормально, но крик слышит только сам Нурлан, сильнее стискивая зубы и сжимая в ладони лямку портфеля. Костяшки на руках белеют, а немного отросшие ногти неприятно впиваются в кожу, кое-где даже оставляя после себя царапины. Сейчас Нурлан почти чувствует себя в безопасности, находясь в нескольких километрах от собственной комнаты, где в последнее время витает лишь напряжение и смех. Дурацкий тихий смех, преследующий Сабурова всё время, и даже сейчас он эхом отдаётся в голове, заставляя закусывать губы, чтобы не оборачиваться по сторонам. Нурлан не боится увидеть смеющегося, Нурлан знает, что этого не произойдёт, и просто идёт дальше, всё ещё пиная листья. Крик подсознания громкий, но тихий смех его всё равно заглушает.***
В школе шумно, но это даже не новость. Ну знаете то время перед первым уроком, когда все вроде ещё спят, а вроде уже энергия прёт из всех щелей, особенно у младших классов, снующих под ногами и вынуждающих закатывать глаза после каждого «простите». Нурлан прислушивается к гулу, чтобы смех в голове затих. Хотя бы на секунду. «Пожалуйста.» Сабуров размашистыми шагами подходит к своему шкафчику, пытаясь выудить из памяти пароль. Глупые четыре цифры затерялись где-то под воспоминаниями о холодных пальцах, что обхватывают по ночам запястье, и о тяжести вдохов, когда на грудь кладут голову. Высыпаться в таких условиях проблематично, сами понимаете, так что Нурлан просто прислоняется лбом к прохладной металлической поверхности немного деформированного шкафчика. Мысли немного поясняются, и там наконец-то всплывает этот дурацкий набор цифр. Где-то в подсознании мелькает мысль о том, что что-то происходит. Что-то на уровне пробежавшихся по шее мурашек и встрепенувшегося шестого чувства. Сабуров медленно, стараясь не подавать вида, открывает «тюрьму» для учебников и достаёт всё необходимое. Жаль только, что казах не хранит там алкоголь или успокоительное. Глаза быстро пробегаются по беснующейся толпе, не сразу замечая нечто инородное — чёрную фигуру, что стоит неподвижно. Нурлан напрягается, когда замечает взгляд светло-голубых, почти стеклянных глаз на себе, и делает шаг назад, упираясь спиной в твёрдую поверхность, когда на лице этого человека появляется хищная ухмылка. Сабуров смотрит не отрываясь, как и человек в том конце коридора. Улыбка на пугающем лице становится всё шире с каждой секундой, а жизнь Нурлана как будто лишается этих самых секунд. Хочется бежать, но дикий страх не даёт даже моргнуть хоть на мгновение. Глаза уже начинают болеть, как вдруг бледные губы этого человека, всё так же улыбаясь, шепчут «дыши». Нурлан вздрагивает и словно выходит из оцепенения, когда мимо в очередной раз пробегает ребёнок и тихо извиняется за что-то. Задел, наверное. Нурлану всё равно на ребёнка и его извинения. Нурлану всё равно на всю эту толпу. Нурлану всё равно на воздух, который он наконец начал вдыхать. Нурлану теперь есть дело только до этих голубых глаз, которые так же ярко светились неделю назад в углу его комнаты. Теперь списать это на помутнение от сна не выйдет. Нурлан сглатывает и опять переводит взгляд на то самое место. Никого. Совершенная пустота и неугомонная толпа.***
В классе тихо — на математике иначе не бывает, но и смех в голове затих. На стене размеренно тикают часы, под каблуками учителя скрипит старая половица, а за окном непроглядная белёсая неизвестность, которую каждый учащийся уже знает наизусть, словно таблицу умножения. Нурлан сидит и не смеет пошевелиться — боится обернуться и увидеть на себе взгляд стоящего позади человека в чёрной толстовке. Его никто не видит. «Почему его никто не видит?» Паника подступает всё ближе, и нервы сдают всё сильнее. Стопа начинает отбивать на полу мотив какой-то песни, а правая ладонь сжимает левое запястье, потирая его. Хочется кричать или спрятаться как можно дальше. В детстве все считают, что самое безопасное место в мире — под одеялом, но Нур никогда так не думал. Как может быть безопасным место, которое находится буквально над местом жительства чудовища из страшилок? Мысли Сабурова и сейчас ушли не так далеко, ведь единственное отличие в том, что его монстр не ограничивался своим подкроватным царством, а свободно разгуливал где хотел. Жить становится в разы страшнее, когда даже твоя собственная комната превращается в поле борьбы. Слева неожиданно раздаётся звук удара — ворон врезался в окно. Нурлан вздрагивает, вырванный из собственных мыслей, но вновь замирает, мгновенно бледнея, когда чувствует обвивающие его плечи холодные руки и замораживающее шею дыхание. Пока весь класс перешёптывается о случившемся, Сабуров лишь начинает неконтролируемо дрожать в руках загадочного человека. — Математика такая скучная, правда? — от этого голоса сердце пропустило удар и, кажется, покрылось коркой из склизкого страха. Всё тело сжалось, а ухо покраснело от ледяного дыхания. Сабуров нервно сглатывает и старается смотреть прямиком на учителя в немом крике о помощи. Одна из обнимающих его рук отлипает от плеча и мертвенно-бледная ладонь проходится по выступающему кадыку, царапая ногтем чувствительную кожу. — Нурлан, — голос учителя как будто вытаскивает парня из оков айсберга, заставляя судорожно выдохнуть, когда холодное тело позади пропадает, — ты в порядке? Бледный какой-то. — Всё хорошо, — брюнет выдавливает улыбку, а учитель лишь сдержанно кивает, поджав губы, и продолжает урок. «Я всегда готов тебя повеселить». Чужой голос в голове вновь сменяется смехом.***
Ночью тяжело, днём ещё сложнее, ведь нельзя оглядываться, как параноик и залипать в одну точку — тебя посчитают сумасшедшим. А потом наступает ночь, и всё повторяется заново. Нурлан сидит на кровати опустив голову и разглядывает собственные стопы. Занятие совсем неинтересное, особенно во втором часу ночи, глаза поднимать совсем не хочется. Не хочется видеть тот взгляд на себе, Нурлану хватает просто его чувствовать. Тишину комнаты нарушают лишь постоянные щелчки выключателя напольного светильника. Сердце бьётся в такт, как будто даже оставаясь спокойным, но стоит звуку сбиться — ускориться или напротив стать реже, как пульс резко возрастает, и иллюзия спокойствия проходит. Глаза всё так же бегают по ногам, изредка метаясь до часов, что висят на стене напротив. Обычный белый циферблат в чёрной оправе, ничего вычурного или цепляющего глаз. Сейчас Нурлан жалел об этом как никогда — время течёт медленнее, когда нечем заняться. Монахам, должно быть, либо очень скучно жить, либо они нашли себе альтернативное развлечение. Мысли крайне мерзкие, но нужно же чем-то развлекаться, пока твою спину сверлит как обычно нечитаемый взгляд.***
В школе пусто и холодно, особенно если сидеть на подоконнике возле старого окна с деревянной рамой, где щелей больше, чем обычно позволяют иметь себе окна. Ветер на улице гоняет опавшие листья, заставляя убирающего их мужчину тихо ругаться себе под нос. Нурлан ёжится и втягивает ладони в рукава толстовки, пряча покрасневшие кончики пальцев, но уходить не хочется. Тут не чувствуется той напряжённой атмосферы, что и витает в его собственной комнате, а холод объясняется халатным отношением к детям. Позади слышатся неторопливые шаги, но поворачивать голову, да и вообще двигаться, не очень хочется. — Интересно? — едва знакомый голос доносится в паре метров от Сабурова, и тот лишь неопределённо пожимает плечами. — Уроки закончились два часа назад. Ты вообще домой не собираешься? — А тебе какое дело? — Нурлан всё так же неотрывно смотрит на вихрь листьев. Зрелище должно быть увлекательным, однако уже жухлый цвет, напротив, удручает только сильнее. — Волнуюсь за тебя. — Да о чём ты вообще.? — Нурлан хмурит брови и уже хочет спрыгнуть со своего места, как таинственный собеседник сам подходит к подоконнику, упираясь на дерево локтями. Мгновенно становится холоднее, когда Сабуров видит знакомую чёрную ткань, светлые волосы и бледную кожу. Сердце пропускает удар, когда голубые глаза перемещаются с наблюдения за ухищрениями дворника на самого казаха. Зрачки у парня широкие, а в глубине пляшет что-то озорное. Нурлан немного подвисает, рассматривая своего личного террориста. — Нур, — бледные губы растягиваются в ухмылке, — дыши. Брюнет приоткрывает губы, вспоминая тот самый момент в коридоре, и шумно втягивает носом воздух. Глаза бегают в панике по улыбающемуся лицу напротив и отрываются только тогда, когда на улице раздаётся громкий звук. Дворник психанул и кинул метлу на землю. Карие глаза возвращаются туда, где только что стоял блондин, однако место совершенно пустое. Нурлан думает, что окончательно свихнулся, однако лёгкая наледь на стекле словно подмигивает, постепенно начиная таять и стекать на пол, разбавляя тишину коридора ударами капель.***
Вы когда-нибудь лежали на кровати с открытыми глазами посреди ночи, изучая идеально ровный потолок? Глаза то и дело хотят зацепиться за что-нибудь, но лишь безуспешно мечутся по всей площади, лишь несколько раз тормозя на люстре. Нурлан иногда представляет там петлю, но тут же закидывает эти мысли как можно дальше. — Чего не спишь, Нурик? — голос раздаётся в углу комнаты, в том самом кресле, где ещё вчера безымянный человек играл с выключателем. Нур молчит, а часы тикают, словно отвечая вместо хозяина комнаты. Неожиданно слышится какое-то шуршание, а потом кровать рядом Сабуровым прогибается под чужим весом, и тот мгновенно напрягается, думая, что сейчас вновь будет атакован холодными руками, как тогда в школе. Тело непроизвольно сжимается. Казах втягивает носом воздух, температура которого немного снизилась. Чёртов снеговик. В голове мелькает мысль о том, что сейчас даже почти не страшно. Знаете, как бывает в мультфильмах о Скуби-Ду? Сначала все боятся монстра и убегают, а стоит понять, что под маской лишь человек — страх уходит, и появляется азарт. Нурлан не может сказать, что страх прошёл полностью, но теперь из темноты наблюдают не просто глаза и жуткая улыбка, а человек, до которого можно дотронуться. По крайней мере он точно может это сделать сейчас. Осталось лишь повернуться на бок и протянуть руку. Перед глазами появляется кабинет математики, и ощущение ледяных объятий возвращается, заставляя мурашки пробежать по спине. — Не игнорируй меня, — голос становится громче и начинает звучать будто везде разом. — А то что? — Сабуров сжимает кулак и скашивает взгляд. Перед глазами возникает стандартная картинка из фильма про лучших друзей, когда один из них лежит на кровати второго, закинув руки за голову и рассматривает потолок. Ну только тут они лежат вместе, да и один под одеялом. Нурлан не хочет закрывать глаза, Нурлан хочет смотреть на лежащего рядом парня. Стокгольмский синдром? Недосып? Стресс? Всё вместе и перевязать красной ленточкой, спасибо. Чёрная толстовка на теле задралась, обнажая часть живота, что казался даже бледнее лица, которое было словно в аква-гримме, разбавляемое лишь едва заметными молниями синих вен, обрамляющих весь овал, и только светлые волосы на лбу частично их скрывали. Нур кинул беглый взгляд на ноги парня, обтянутые чёрными рваными джинсами, подмечая, что ростом тот был гораздо ниже. — Ого, он умеет говорить, — стеклянные глаза, смотревшие до этого в одну точку на потолке, словно там была разгадка одной из величайших тайн человечества, сейчас переметнулись на лицо Сабурова. Нурлан заметил там вспыхнувшие искорки веселья, однако сам улыбнуться так и не осмелился. — А ты не умеешь долго молчать. — Ты забавный, — блондин резко принял сидячее положение, перекидывая одну из ног через Нурлана, оседлав его. В голове брюнета возникают мысли о том, что его «друг» очень лёгкий. Парень наклоняется ниже, а Нур выдыхает облако пара. — Спокойной ночи, Нурик, — блондин усмехается, быстро целуя кончик мгновенно замёрзшего носа, и растворяется в воздухе, оставляя после себя лишь замёрзший нос и чувство растерянности.***
— Как тебя зовут? — Нур откладывает книгу на стол и откидывается на спинку стула, прикрывая глаза. Из окна в комнату поступает тусклый свет — спасибо затянувшим небо бледно-серым тучам. Лампу включать не хотелось, так что глаза сейчас побаливают и постепенно меняют цвет на красный. Было бы забавно, если бы не было так обыденно. Всё это время блондин сидел рядом прямо на столе, рассматривая Сабурова и болтая ногами. Уже действительно нестрашно. Больше нет вечного смеха и горящих ледяных глаз в темноте. Хищная улыбка не преследует повсюду, а к холоду можно привыкнуть. Нурлан не перестал бояться этого человека, Нурлан просто устал и решил плыть по течению. Блондин приподнимает светлые брови и с прищуром вглядывается в лицо собеседника. В светлых глазах плескается какая-то слишком явная радость. — Алексей, — Лёша протягивает руку, но Нурлан слишком медлит, поэтому сам хватает того за ладонь. — Я очень долго этого ждал. Парень спрыгивает со стола, усаживаясь на колени казаха, который слегка растерялся от таких действий. — Чего ты ждал? — карие глаза пробегаются по лицу напротив, подмечая, что Лёша красивый. Очень красивый. — Когда ты заговоришь со мной, — Алексей поправляет капюшон белой толстовки, кривясь от того, что получилось только хуже. — Я говорил с тобой ночью, — Нурлан непонимающе хмурит брови и поджимает пальцы на ногах. Холодно, хотя сердце бьётся в ускоренном режиме. — Это не то, — блондин отмахивается и проводит кончиками пальцев по щеке казаха, получая от этого эстетическое удовольствие. — Там я начинал говорить, а тут ты сам. — Это имеет значение? — брюнет говорит всё медленнее, словно входя в подобие транса. Мысли и воспоминания постепенно уходят, оставляя место лишь образу Лёши перед собой. Странное чувство, но всё как будто в порядке. — Конечно, имеет, если это ты. Ты заслуживаешь всей темноты этого мира, — Алексей проводит носом по мгновенно покрывшейся мурашками шее Нурлана. — Очень сомнительный комплимент, — Сабуров в прострации и почти не осознаёт, что делает, когда рука оказывается на груди Лёши, слегка поглаживая её. Где-то на задворках сознания раздаётся знакомый крик, но его уже никто не слушает. Глушит усталость, холод и пьянящая близость блондина, что преследовал так долго. — Это не комплимент, — парень придвигается ещё ближе. Нур даже думает, что Лёша сольётся с ним. — Это то, что я тебе подарю, ты только задержи дыхание. Вопрос, что начал формулироваться в голове, вылетел оттуда с бешеной скоростью, когда ледяные губы Алексея прикоснулись к контрастно тёплым губам Сабурова. Последний не понял, как это всё произошло. В какой момент он перестал дрожать от любых звуков и привык к присутствию такого, как Лёша? В какой момент чувство страха сменилось на безмятежность? В какой момент поцелуй начал казаться чем-то нормальным и даже желанным? Ответ прост, но его уже никто никогда не даст. — Я буду ждать тебя, — Лёша улыбается и кладёт ладонь на грудь Нурлана. Туда, где медленно бьётся сердце. — Ты только приходи, а то придётся искать тебя, а в темноте это ой как сложно делать. Сабуров не успевает даже моргнуть, как чувствует неожиданную резкую боль, прямо там, где только что была рука Лёши. С последнюю секунду жизни Нур распахивает глаза, когда видит в ладони блондина собственное сердце, от которого идёт пар. — Я никогда не буду стирать эту толстовку, -Лёша широко улыбается и ласково проводит ледяными пальцами по плечу Сабурова, — она будет напоминать мне об этом чудесном дне. Дне, когда ты наконец принял меня и заговорил. На это высказывание Нур не отвечает, лишь его остекленевшие глаза вновь разглядывают потолок без единого изъяна. Часы на стене тикают, словно ничего не произошло, да и серая пелена на небе никуда не делась. Мир продолжает жить, дворник всё так же где-то тихо ругается на ветер, что разносит листья, утром в школьном коридоре будут всё так же бегать неугомонные дети, а трещин в окнах станет ещё больше. — Твоя кровь так красиво смотрится на белой ткани, — нежно поцеловав ещё тёплый лоб казаха, блондин осторожно прикрывает его глаза и отходит в дальний угол комнаты, чтобы вновь присесть в полюбившееся кресло. Осталось лишь немного подождать. Нурлан появится, как и Лёша когда-то. Он ничего не вспомнит, только лишь посмотрит на собственное тело удивлённым взглядом. У Лёши вырвали сердце двадцать лет назад, однако он всем естеством, всей своей пустотой и холодом полюбил мальчика, что переехал в этот дом. Последней в воздухе растворяется улыбка, в то время как смех ещё долго будет витать в этом месте, служа сигнальным маячком для Сабурова. Лёша ждал семнадцать лет. Он готов подождать ещё немного.