— Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. — К чему вновь повторяете Вы эти слова, мессир? — К жизни, Маргарита, к жизни, — Сатана даже не поворачивает головы на свою собеседницу, сверля равнодушным взглядом стену.

Гермиона Лодж из породы тех богатеньких сучек, которые демонстративно воротят свои идеальные носики от всего, что не Гуччи, Прада или, на худой конец, не Шанель. Элис — саутсайдская девочка до мозга и костей даже спустя годы, а Гермиона — золотая девочка, «малышка на миллион». Идеальная девочка, которая с охотой позволяет неидеальной Купер вжимать её в стену пропахшего сыростью грязного переулка где-то на окраине южной части Ривердейла.

— Мне холодно, — роняет два слова в пустоту черноволосая девушка, обращаясь то ли к чашке с чаем, над которой идёт пар, то ли к мужчине напротив.

Хайгарденская Роза видится Джейме Ланнистеру всплеском чего-то настоящего среди пёстрого карнавала лжи Королевской Гавани. Пропасть между ними шире, чем Закатное море, но Маргери улыбается Ланнистеру, именно ему, совершенно по-особенному, и Джейме думает, что, возможно, даже одной руки будет достаточно, чтобы построить мост, по которому Маленькая Королева сможет перейти разделяющие их, бушующие волны своей лёгкой танцующей походкой.

— Я ждал, — два слова звучат сильнее, чем прозвенело бы громкое «я люблю тебя».