Богдан на пару секунд замирает и, поворачивая шею, смотрит с налетом непонимания наряду с дурно скрываемым удивлением. Они через все это, кажется, уже проходили. Раз по двадцать, умноженные на сто. Скажет, что доволен, Бабич не поверит (и правильно сделает, разумеется). Скажет, что нет, посыпятся как из рога изобилия едкие замечания, в которых среди чужих мелких соринок в своем собственном глазу Андрей никогда не видит бревна.

Перед глазами Максима — потемневшее от наступившей ночи незашторенное окно, в правой руке — молчаливый и прохладный телефон.

Максима невозможно понять, угадать, раскусить. Он кажется совершенно открытым, обычным, простым, как три копейки, но именно эта открытость и вечный позитивный подъём мешали Косте копнуть глубже.